Я знал, что в окрестностях Эрмосильо есть много ферм, но нигде не виднелось ни огонька, и я боялся заблудиться в темноте.
Впрочем, как и все люди, ведущие скитальческую жизнь, полную лишений и всевозможных случайностей, я привык к ним и довольно философски отнесся к постигшей меня неудаче. Путешественнику, в особенности в Америке, приходится полагаться во всем только на себя и не рассчитывать ни на какую постороннюю помощь.
Итак, потеряв всякую надежду на приют и ужин, я вздохнул и подчинился своей участи. Ехать дальше было невозможно: в темноте я рисковал сбиться с дороги. Мне оставалось только отыскать подходящее место для ночлега, где нашлось бы немножко травы для моей лошади, такой же голодной, как и я сам.
Но даже и это скромное желание не легко было исполнить. Кругом меня расстилалась сожженная солнцем пустыня, покрытая мелким, как пыль, песком. Наконец я увидел какое-то жалкое деревцо, под которым росла тощая трава.
Я собирался уже сойти с лошади, как вдруг до меня донесся стук копыт.
Я замер на месте.
Встретить всадника в этих пустынях, да еще ночью, не особенно приятно.
Конечно, он может оказаться и честным человеком, но, по большей части, оказывается негодяем.
Я зарядил револьвер и ждал.
Мне пришлось ждать недолго.
Через пять минут всадник уже подскакал ко мне.
- Добрый вечер, кабальеро! - сказал он.
Голос и манера его были так дружелюбны, что мои подозрения тотчас же рассеялись.
Я отвечал на его приветствие.
- Куда едете вы так поздно? - спросил он.
- Мне и самому очень интересно было бы узнать это, - ответил я. - Теперь так темно, что я, кажется, заблудился и решил остановиться на ночлег под этим деревом.
- Не особенно удобный ночлег, - отвечал, покачав головой, незнакомец.
- Да, не удобный, - отвечал я. - Но, за неимением лучшего, приходится удовольствоваться им. Я умираю от голода, лошадь моя страшно устала, и мы оба предпочитаем лучше отдохнуть здесь, чем ночью, в темноте, разыскивать приют, которого нам, по всей вероятности, и не удастся найти.
- Гм! - сказал незнакомец, взглянув на моего мустанга, который опустив голову, старался поймать кончиками губ несколько сухих травинок. - У вас, как кажется, очень породистая лошадь. Может она, несмотря на усталость, проехать еще мили две?
- Она в состоянии проехать и два часа, если нужно, - улыбаясь, ответил я.
- В таком случае, следуйте за мной, - весело проговорил незнакомец. - Обещаю вам обоим приют и сытный ужин.
- Очень рад и благодарю вас, - отвечал я, пришпоривая лошадь.
Она, казалось, поняла, в чем дело, и пошла довольно крупной рысью.
Мой спутник был человеком лет сорока, с умным открытым лицом. На нем был костюм землевладельца. Широкополая фетровая шляпа его была украшена широким золотым галуном; плащ спускался с плеч и закрывал круп лошади; на ногах были ботфорты с толстыми серебряными шпорами, а на левом боку, как и у всякого мексиканца, висел кинжал.
Между нами завязался живой разговор. Не прошло и получаса, как на некотором расстоянии от нас выплыло из темноты большое, величественное здание. Это была асиенда, в которой, по словам моего проводника, я мог рассчитывать на радушный прием и хороший ужин.
Моя лошадь заржала и прибавила шагу, а я мысленно возблагодарил свою счастливую звезду.
При нашем приближении какой-то всадник, стоявший на карауле, окликнул нас, а семь или восемь чистокровных ищеек бросились к моему спутнику и с громким лаем и радостным визгом запрыгали около него.
- Это я! - крикнул он караульному.
- А, Весельчак! Наконец-то! - отвечал тот. - Вот уже больше часа, как вас ждут.
- Скажите хозяевам, Черный Лось, что со мной приехал путешественник. - Да не забудьте прибавить, что он француз.
- Как вы узнали это? - спросил я несколько обиженно: мне казалось, что по выговору меня не отличишь от испанца.
- Черт возьми! - воскликнул мой спутник. - Да ведь мы почти соотечественники.
- Каким же это образом?
- Я канадец. Как же мне было не узнать вашего акцента?
Разговаривая, мы подъехали к асиенде, около дверей которой толпились люди.
Как кажется, известие о том, что я француз, произвело некоторое впечатление.
Двенадцать слуг стояли с факелами, при свете которых я увидел человек семь или восемь мужчин и женщин, спешивших к нам навстречу.
Хозяин асиенды, высокий мужественный человек лет пятидесяти, со смелым энергичным лицом, подошел ко мне. На его руку опиралась дама, которая в молодости была, наверное, замечательной красавицей; даже и теперь, несмотря на то, что ей было около сорока лет, она поражала своей красотой. Около них, с любопытством разглядывая меня, остановилось несколько прелестных детей.
Немного позади стояла дама лет семидесяти и почтенный, уже совсем седой старик.
Я одним взглядом окинул эту семью; в ней было что-то патриархальное, возбуждающее невольное сочувствие и уважение.
- Я очень счастлив, сеньор, - сказал хозяин, беря мою лошадь под уздцы и помогая мне сойти с нее, - что мой друг Весельчак убедил вас приехать ко мне.
- Должен сознаться, сеньор, - улыбаясь, отвечал я, - что это удалось ему без большого труда. Я не отговаривался и с глубокой признательностью принял его предложение.
- Теперь уже поздно, и вы утомлены, - продолжал хозяин. - Если вы позволите, я проведу вас в столовую. Мы собирались ужинать, когда нам сказали о вашем приезде.
- Благодарю вас, сеньор, - отвечал я, наклонив голову. - При таком радушном приеме я совсем забыл о своей усталости.
- Сразу видна французская вежливость! - сказала, улыбаясь, хозяйка.
Я предложил ей руку, и мы вошли в столовую, где на огромном столе стоял обильный ужин, аппетитный запах которого напомнил мне, что я постился в продолжение двенадцати часов.
Все уселись вокруг стола; нас было, по меньшей мере, человек сорок.
Вместе с хозяевами ели и слуги. На асиенде еще соблюдался этот старинный, уже выходящий из употребления обычай.
Когда все немного подкрепили свои силы, разговор, вначале довольно вялый, заметно оживился.
- Ну что же, Весельчак? - спросил седой патриарх моего спутника, который сидел рядом со мной и энергично работал ножом и вилкой. - Выследили вы ягуара?
- Даже не одного, а целых двух, генерал, - отвечал Весельчак.
- Ого! И вы вполне уверены, что их два?
- Не думаю, чтобы я ошибался. Спросите хоть у Чистого Сердца. Он знает, что я пользовался довольно большой известностью в западных прериях.
- Весельчак не мог ошибиться, - сказал хозяин дома. - Он для этого слишком опытный охотник.
- В таком случае, нужно собрать загонщиков и поскорее избавиться от этих опасных соседей. Как ты думаешь, Рафаэль?
- Я уже позаботился об этом, отец, и очень рад, что вы согласны со мною. Черный Лось, должно быть, успел все подготовить.
- Да, все готово, - отвечал Черный Лось. - Можно отправиться на охоту когда угодно.
Дверь отворилась, и в комнату вошел новый посетитель. Рафаэль и его жена встали и пошли к нему навстречу.
Меня несколько удивила такая предупредительность, тем более, что гость был индеец. Я хорошо знаю краснокожих, не раз живал вместе с ними, и мне стоило только взглянуть на костюм посетителя, чтобы узнать, что он принадлежит к племени команчей.
- О! Орлиная Голова! Орлиная Голова! - радостно кричали дети, окружив его.
Он поочередно перецеловал их всех и дал им какие-то игрушки, которые так искусно умеют делать индейцы. Потом он, улыбаясь, подошел к столу, очень любезно раскланялся и сел между хозяином и хозяйкой.
- А мы рассчитывали, вождь, что вы придете до захода солнца, - дружески сказала хозяйка. - Нехорошо с вашей стороны заставлять себя ждать.
- Орлиная Голова ходил по следу ягуаров, - ответил индеец. - Теперь моей дочери нечего бояться. Они убиты.
- Как! Вы уже убили ягуаров? - воскликнул Рафаэль.
- Да, мой брат может взглянуть на них. Шкуры очень хороши, они лежат во дворе.
- Вы, должно быть, всегда будете нашим Провидением, вождь! - сказал дон Рамон, протягивая ему руку.
- Мой отец говорит хорошо, - отвечал Орлиная Голова. - Владыка жизни вложил в его уста эти слова. Семья моего отца - моя семья.
После ужина Рафаэль проводил меня в прекрасную комфортабельную спальню. Я лег в постель и тотчас же заснул.
На другой день хозяева стали уговаривать меня отложить на время мое путешествие и погостить у них. Нужно сознаться, что я очень охотно согласился исполнить их просьбу. Уже не говоря о том, что мне жаль было расстаться с людьми, так радушно принявшими меня, мое любопытство было возбуждено всем виденным накануне, и мне очень хотелось пробыть на асиенде еще несколько дней.
Прошла целая неделя.
Рафаэль и все его семейство были ко мне необыкновенно внимательны, и я чувствовал себя прекрасно в их мирном доме. Но любопытство, возбужденное во мне в первый день приезда, не уменьшилось, а увеличилось.
Мне почему-то казалось, что окружавшие меня люди были далеко не всегда так счастливы, как теперь, что каждому из них пришлось многое пережить и перестрадать.
Почему на их лицах появляется иногда такое скорбное выражение? Откуда взялись эти глубокие морщины? Наверное, их провело не время, а какое-нибудь тяжелое горе.
Эта мысль преследовала меня и, несмотря на все усилия, я никак не мог отделаться от нее.
Прошло еще некоторое время, и я стал близким человеком в этой милой семье. Все полюбили меня, горячо принимали к сердцу мои дела и откровенно говорили со мною о своих. Но интересовавший меня вопрос до сих пор остался неразрешенным. Несколько раз собирался я задать его и - не смел. Я боялся быть нескромным, боялся разбередить еще незажившие раны.
Раз вечером я и Рафаэль возвращались с охоты. Мы были уже недалеко от дома, когда он вдруг остановился и положил руку мне на плечо.
- Что с вами, дон Густавио? - спросил он. - Вы выглядите таким мрачным и озабоченным. Может быть, вы скучаете в нашем обществе?
- Вы, конечно, и сами не верите тому, что говорите, - отвечал я. - Напротив, никогда в жизни не был я так счастлив, как теперь!
- Так оставайтесь с нами! - воскликнул он. - У нашего очага всегда найдется место для друга.
- Благодарю! - отвечал я, крепко пожимая ему руку. - Очень бы желал остаться, но не могу. Я похож на Вечного Жида. Какой-то голос постоянно твердит мне: "Иди! Иди!" И я покоряюсь своей участи.
- Послушайте, дон Густавио! - сказал он. - Скажите мне, что тревожит вас? Мы все заметили это, но не осмеливались напрашиваться на вашу откровенность. А теперь я наконец решился и прошу вас объяснить мне, в чем дело.
- Извольте, я исполню ваше желание, - ответил я. - Верьте только, что не пустое любопытство, а глубокое участие к вам руководит мною.
- Смелее, смелее, - улыбаясь, сказал он. - Исповедуйтесь мне, и я заранее обещаю вам полное отпущение грехов.
- Мне и самому гораздо приятнее высказать вам все.
- Говорите. Я слушаю.
- Мне почему-то кажется, что вы не всегда были так счастливы, как теперь; что это счастье куплено ценой долгах страданий!
Печальная улыбка показалась у него на губах.
- Простите меня! - воскликнул я. - Вот этого-то я и боялся! Ради Бога, прекратим этот разговор и забудьте о моей нескромности!
Я был страшно недоволен собою.
- Нет, - отвечал Рафаэль, - ваш вопрос не кажется мне нескромным. Вы сделали его из участия к нам, и ваша проницательность доказывает, что вы любите нас. Вы не ошиблись, мой друг: мы все перенесли много горя. Если желаете, я расскажу вам все, и вы убедитесь, что счастье досталось нам очень дорого. А теперь пойдемте домой; нас, наверное, уже ждут.
После ужина Рафаэль велел поставить на стол бутылку с вином и ящик с сигаретками. Слуги приготовили все и ушли.
- Ну, мой друг, - сказал он, - вы сейчас узнаете все. Мой отец, мать, моя дорогая жена, Весельчак, Черный Лось и Орлиная Голова участвовали в той ужасной драме, которую я расскажу вам. Если я что-нибудь забуду, они помогут мне.
И Рафаэль рассказал мне все, что вы прочитали в этой книге.
Страшные, потрясающие события, которые передавал мне человек, сам игравший в них такую выдающуюся роль, в высшей степени заинтересовали меня. На вас, читатель, они, конечно, не могли произвести такого сильного впечатления. Они много потеряли в моем изложении: в них нет той живости, которая составляла их главное достоинство.
Через неделю после этого я распрощался с моими радушными хозяевами. Но вместо того, чтобы отправиться в Гуаймас, как и предполагал раньше, я принял участие в экскурсии, которую задумал Орлиная Голова, и уехал вместе с ним. Много интересного видел я во время пути и, если вы не очень скучали, читая мою книгу, я, может быть, когда-нибудь расскажу вам и об этой поездке.
Note1
Альгвасил - судебный пристав, судебный исполнитель
Note2
Бутака - складное кресло
Note3
Чимборасо - потухший вулкан в Андах на территории Эквадора, покрытый вечными снегами
Note4
Скваттеры - так называли колонистов, поселившихся в Северной Америке
Note5
Карай - Черт! (исп.)
Note6
Взгляни на меня благосклонным оком, Владыка жизни, Ты дал мне мужество открыть мои жилы!" (индейск.)