Пока догорает азбука - Алла Горбунова 3 стр.

"серого озера мреет гладь…"

серого озера мреет гладь
муторно бежит ветерок по траве
ноябрьский лес из болота растёт

между стволов как руны туман
частокол зубьев стволов слом
бурелом дреколье тревожный сон

страшно заиньке спать под кустом
страшно белочке спать в дупле
страшно лисёнку спать в норе
страшно рысёнку спать на суку

оттого что никто не придёт
не войдёт в комнату не зажжёт свет
не стряхнёт с мёртвых листьев снег

не подстелит соломку в дупло
не подложит подушку в нору
не отведёт прицел

только бежит ветерок по траве
только озера мреет гладь
только бы спать до весны

баю-баиньки по голове
поскорее меня погладь
спи мой прекрасный усни

"В свой день рожденья вещь должна принести дары…"

В свой день рожденья вещь должна принести дары
этому дню, который закончится, как докажет её вину.
Она делает торт, устраивает пир, и
каждому гостю этого дня дарит какую-нибудь херовину.
И какой-то двурушник в день рождения вещи единственной среди всех
споёт песнь, созидающую, как слёзы, отрицающую, как смех,
что звучит, ночь пряча, ночь проча,
день для,
но в нём, как тот торт,
делят ножички ночи
дань дня.

Мнимый свет в умноженном лесу

Зеркало-Эхо № 1:

Пеночки в светлом лесу жёлтые груши клевали,
в зеркале песни лес отражался, и в нём
пеночки жёлтые груши клевали и пели.

(Etc.)

Лес отражался и множился дальше и глубже
в коридоре зеркал:
свет его, цвет его, зелень и кислые груши.

Так он сужался к концу, как в подзорной трубе.

Зеркало-Эхо № 2:

Лес – след
будущего, след сотворённой звезды
до того, как она родилась в первом зеркале песни.

(Etc.)

След, сотворивший причину себя
в грядущем.

В эхолалии зеркал
родилось Божество.

И по первому лесу идущий
попадает в другой, третий, четвёртый и так без конца,
приближаясь

к мнимому свету,
мнимому звуку, который
многомерной стеклянной розой

раскрывается в первом единственном светлом лесу
в удаляющейся перспективе, -

мнимый Рай,
ради которого мы вошли
в Лес Первый.

"свечение поздней осенью…"

свечение поздней осенью:
урбанистические поля
в ковше экскаватора
светится земля

на отвалах и стройках
светится земля
в коготках землеройки
светится земля

удобренная перлитом
осыпанная перламутром
соль её – белоснежные литеры
подземная утáенная премудрость

белые шарики пенопласта
прозрачные плёнки полиэтилена
желатиновые облатки
шприцы разносившие вич по венам

поставляемо тело снега
как соль выступая из ран земли
для проникающих в её недра
пусть мокрый снег любрикантом будет

о, кровь шахтёров, лопата, киркá
под автостоянкой бывшей газоном
ты так близка и так далека
в котловане на кладбище на промзоне

с раннего ýтра и дотемна
на техногенных полях
себя изблевавшая глубина
светится земля

Поминальный концерт для груш и колокольчиков
(колокольчики по Марии)

1. не звон колокольный церковки в шушарах,
и будто бы школа наша на кладбище прямо, и мы выходим,
нет, не звон церковный, а
колокольчики по Марии.

2. все мы стоим, как первоклассники, как на линейке,
подтянутые, с цветами, ещё в школьной форме:
Чистякова и Поляков, Солуян, Троцко, -
колокольчики по Марии.

3. отрешённо, по-детски, и собранно, как святые
в час суда, на линейке, стоят полевые цветы и
ты в платочке, чтоб скрыть следы от удушья лежишь, и звенят
колокольчики по Марии.

4. прямо в могилу бабушка несёт ранец,
дёрнул тебя за косу сосед-засранец,
следователь на даче, ушли домой понятые,
колокольчики по Марии.

5. помнишь, Маша, как дважды в неделю ходила ты в музыкалку,
в физкультурном зале прыгала со скакалкой,
первая в классе объявила себя лесбиянкой, и ржали тупые, -
колокольчики по Марии.

6. ты в шерстяных колготках, с косой-селёдкой
сходишь в Аид, пока они хлещут водку,
и въезжает твой муж на новом автомобиле в кладбищенский сад -
колокольчики по Марии.

7. в этом саду средь тетрадей твоих и игрушек
пронумерованные накренились груши
к твоему рту, обрываясь, звенят, золотые
колокольчики по Марии.

8. одна за другой – они исполняют гамму -
бабушка бьётся у гроба, застыла мама,
груша-до, груша-ре, груша-ми, звенят, золотые
колокольчики по Марии.

9. а когда груша-си оборвётся мышиным писком,
прямо в гроб к тебе забежит шушарская крыска,
заколотят крышку, отстучат до, ми, ре, и
колокольчики по Марии.

колокольчики по Марии
по Марии
Марии

[тающий звон колокольчиков]
…

"звёзды в красном смещении…"

звёзды в красном смещении
расширяют небесную лоцию,
взрываясь в крови́.
но никто не поднимет
семь покрывал -
семь небес, -
они алые,
синие -
всю небесную революцию
украшенные
смещающимися херувимами
и прочими ангелами
на пустоте скинии.

"и плоть смотрящих на меня из глины…"

и плоть смотрящих на меня из глины
истаивала, как солончаки.

в глазах их, как земля
перебродившая, седых, как паутина,
разбитых, как морена,
проплывали

как бельма, голубые ледники.

но вспышкой в редкий миг светоявленье
вдруг озаряло расстоянье, расширенье
зрачка -

меня несло подземное теченье
два тектонических толчка -

швырнув на полюс притяженья
и насадив, как мотылька,
на острие зрачка.

"иные из беспощадных дарят человеку…"

1

иные из беспощадных дарят человеку
его смерть, как яйцо Кощея

в ларце – как подношение
(как решение):
не пощаду твою, но свободу:

она была
в зайце и в утке
на вершине дуба шумела

криком утиным была
и заячьим бегом
и шумела на дубе
и в речные пески шумера
вплеталась стеблями
на дне озера распускалась
растворялась в слезах
как в мёртвом море кумрана

2

белый кочан – голова твоя
руки – грабли, а сердце -
жёваный хлебный мякиш

кто ты таков, что тебе преподносят
не жалость, но храбрость

и вот собралась она вся
на конце иголки

гранула Бога
что тебе отдают в твою волю -

делай с ней, что хочешь

"Ксения женщина красивая но утопленница…"

Ксения женщина красивая но утопленница
работает в клинике медсестрой
ставит мне каждое утро капельницы
горячий укол глюконата кальция
ампулы вскрыты распороты розы бутылок
оборваны нити мицелия утренних звёзд
за МКАДом в лесу наставлены дупла как дула

"воздух полон невидимых лестниц патриарха Иакова…"

1

воздух полон невидимых лестниц патриарха Иакова;
ангелы называют котёнка Мхерст, Мхерстик
(Мой Страх, Mein Herz)
голубые жигули в цветах едут в весну,
в сумеречное лето.

2

мироздание в виде полуразобранной пирамиды маджонга,
расположенной в космосе:
точки и символы, четыре ветра, три дракона,
слива, орхидея, хризантема и бамбук,
весна, лето, зима и осень.

"спускается и обретает тяжесть…"

спускается и обретает тяжесть
огонь с высот огня к деревьям и воде
текучие тела подвластные влеченьям
их осязаемость животный запах страсть
с тех пор как звёзды пали и символы поблёкли
и всё покоится на антиподах и дрожит
воздух от крика демонов и плача
о смерти богов

в каждом цветке и дереве пылинки
тысячи дьяволов в солнечном луче
в каждой барочной складке рёвом ветра
пыланьем пламени чернеющий во мраке
он воет в волке каркает в ворóне
шипит в змее в плоде в траве в песчинке
и в хульной песне нисходя к воде
он превращается

"кровь пили ночью буквы рассвета…"

* * *

кровь пили ночью буквы рассвета
дышал сон в оленьем плену
и дымилась весна над лугами
приходили нищие братья
и уходили в леса народы
и обращались во рвах и тюрьмах
в рубахах исклёванных птицами
ждали разбредшись спасения
от мора пришедшего с ветром
тысячи лет проходили
и равенство звёзд было познано

* * *

что искал ты когда копытца в траве
наполнялись водой журавлей
вдоль борозд в поле стояли
соляные ангелы и накрыты были
в час красной свадьбы столы
и кинжалы кромсали цветы
ты искал меня но я не был зван
был там безымянный палец
и он рассказывал что заклятые словом
камни молили у ночи о сне
и их отпустила объявшая сила

* * *

некто стучал в калитку забора ночи
"всё это кончится как высыхает
лицо от слёз в материнских коленях
в подземной раковине где сердце"
ветер тачает тебе сапоги и паяет рот
стала земля покорной но не точи́т
медовой струи из улья что прóклят
все камни заснули погасли лампы
в дворцах и трущобах угольщиков
в цвели предутренней небо и воды
и потерянное слово открывает путь

III. Короны и молнии

(куплеты Вольных Земель)

1

Собрались котомка, сыр и сухарь
в Вольные Земли.
Там беженцы под сенью теней,
туда бегут каторжники с галер,
ни одна тварь не посмеет туда пронести ублюдочный Закон.

2

Вольные Земли – вечное странствие,
земля – море,
вольная земля пиратов.
Там пропадают без вести
(по-немецки они – Land Verschwinden).

3

Там не живут долго и счастливо:
в Вольных Землях
никогда не кончается
грай воронов над станицами,
Гражданская война.

"от собственной божественности отрекался снова и снова…"

от собственной божественности отрекался снова и снова,
огородные пугала, до пят укрытые волосами,
уходили на волю полей,

каменные кувшинки опускались на дно озёр,
разбивались сосуды, пока шёл он тропами своих желаний среди эонов
в вечный позор.

сверху вниз сквозь него текло азотнокислое семя
в нечистый голод земли на костяницу хлебов,
сожжённых пожаром,

и завлекало киборгов и мутантов фальшивым спасеньем,
и он отдавался рыцарям тени в сортирах /
в кошмарах.

он желал быть вещью, принадлежащей какому-нибудь садисту,
наручники времени, случайный секс и безвестность,
и голод малых сих -

превыше горней славы аметиста,
сапфира высоты надежд небесных
и гиацинта кротости святых.

даже звёзды в небе умирают,
что он может сказать на прощание
огородным пугалам, каменным кувшинкам, разбитым сосудам?

вы были ошибками и свободны,
никому не нужны и прекрасны,
бесцельны и безусловны.

и сосуды себя не склеят, каменные кувшинки
не всплывут со дна, и огородные пугала, до пят укрытые волосами,
будут вечно бродить в полях.

Музыка системы "Периметр"

Ты слышишь беспредметную
непритязательную музыку.
Прогноз погоды по радио,
воображаемая камера
над Ледовитым океаном,
Таймыром, плато Путорана.
Ты слышишь её в тумане
над изрезанными холмами,
ты видишь посёлки и города.
Ты летишь над картой,
за камерой вслед, туда,
где Енисей впадает в Карское море,
в державу камня и льда,
где избушки полярных станций,
и над Эвенкией всходит весеннее солнце.
Дружелюбные народы
на бесчисленных землях
приглашают тебя к себе,
и музыка плывёт в облаках
до самых гор Бырранга.
Это поёт во сне Мёртвая Рука
– Dead Hand, Мёртвая Рука -
стерегущая девочек и мальчиков,
мониторящая сеть датчиков,
уровень радиации, сигналы телеметрии.
Моя любимая музыка -
лёгкая бесчеловечная
музыка системы "Периметр".

"Голубиная лапка…"

Голубиная лапка
стирает заповеди, высеченные в камне.
Утро наступает, чтобы вернуть
блеск, шелест, звон, капли, запах, ветер.
Мириады образов:
светлых, как капустницы,
с синими очами на крыльях, как павлиний глаз,
узорных, как махаоны,
мрачных, как траурницы, -
выпущенные в мир, разбросанные, как манна в пустыне,
отрясающие сладость в чаши отчаяния, -
лето кончается. Созвучия
возвращаются в колыбель глухоты. Цвета сливаются в белой радуге.
Мы откладывали гроши
на чёрный день, держали зубы на полке.
И был чёрный день. Он длился семь тысяч лет.
Но белый день хуже чёрного дня.
Жалую вас вечной волей. Её одну
возьмёте вы, такими уйдёте, жившие ради жизни,
пока я следовал путями своих инстинктов в сладостных оковах времени.

"в центре циклонападает давление, замедляется пульс, отпускает нервы…"
(циклон)

в центре циклонападает давление, замедляется пульс, отпускает нервы,
морская звезда в глазу бури, длинные рваные воронки ветров,
улыбающийся лик туземного бога на коре хлебного дерева,
капельки латекса проступают на кожуре плодов.
буря сжимает кулак – ветра собираются к центру циклона:
один видел царевича в шлеме с пером в алмазной траве,
другой видел, как князь седьмого чина, раздоров и войн Аббадона
снял в баре девушку с татуировкой "Fuck you" и ирокезом на голове,
третий видел девушку с бритым лобком, дрочащую на куче
костей мертвецов, а четвёртый видел прямоходящих волков,
кричащих "Хайль Гитлер", и они спорят кто круче, среди дождевых облаков.

"чёрная магия белый шум…"

чёрная магия белый шум,
мощность сигнала равна бесконечности:
странные сэмплы и ритмы в потоках помех,
поиграем на нервах, на клеммах
большого сопротивления,
пусть генерируются случайные числа,
пусть сыплются из подола белоснежки ложные яблоки айвы.
лежит кореянка в траве в провинции Пхёнан-Намдо,
губы её как гибискус: расцвели на рассвете, опадают с заходом солнца.
она шепчет: "пророки питаются акридами и диким мёдом,
слова их пророчеств в белом шуме едва различимы, вот: "бойся…", "сгорит…",
в электромагнитную радугу вливаются волны,
фантомные тела, шумовые реки и государства; чёрный король говорит мне:
"в подземном царстве
есть Мулен Руж, бульвар Клиши, как в Париже, и чайна-таун;
каждый мужчина ищет свою сокрытую под землёй невесту".
если вывернуть звук наизнанку, останется шум:
насилие -
под лязг самурайских мечей расцветает анальное барокко,
рёв реактивных двигателей, дисторшн.
хрипит женщина, совершившая сеппуку:
"он полюбил девушку из города Хиросима,
костянистую, как ягода кизила, и не отходил от неё, как Дьявол
не отходит от кизилового дерева", и шепчет: "прежде
кизилы были самыми большими деревьями в Иерусалиме",
а другая орёт: "мне заменили тело
на совокупляющихся, хлопающих крыльями птиц и животных,
на оси позвоночника установили
песочные часы".
произвольные голоса
имеют одинаковую мощность сигнала на всех частотах,
красным барбарисом расцветают взрывы -
бесконечная мощность сигнала,
чёрная магия белый шум.

"Били молнии в море, били по лицам возлюбленных…"

Били молнии в море, били по лицам возлюбленных,
повреждали трансформаторы, создавали помехи,
а ныне, гляди -
море, где мать заблудилась, поднимается к солнцу.
Падает свет с солнечных гор в безвременье матерей.
Горы на солнце, чтобы любить и разрушать
возлюбленному возлюбленную.
Высветлена земля насквозь лучами рентгена:
в желудке её кости динозавра, в кишках кости мамонта.
Остов её – бригантина акульих зубов.
Там и ты на самой высокой из солнечных гор
возьмёшь меня за волосы,
там и я под одеялом бессмертным и лёгким
желаю быть разрушенной
в тёмную пору любви.

"Там ходили мы и плавали…"

Там ходили мы и плавали
в море холода, море дождей, море зноя.
Сколько шёпотов у ночлега -
столько историй издалека в дом наш в Гемских горах
принесли бродяжки, вручая свои дары:
окаменелости, карбоновые кислоты
помнят полёт и потерю себя в полёте.
В месте пустом для падших небесных тел
у базальтовых озёр Радости и Зимы
там сидели мы и плакали.

"Только с теми, кто выжжен, как я…"

"Только с теми, кто выжжен, как я,
я могу говорить", -
ходят по волчью ягоду волки,
выжженные дотла,
просят детишек у матушки бузины,
волчата с неба посыплются -
метеоритный дождь.
А в доме висельника только и разговоров,
что о колдуне,
поднимающем мёртвых.
Так что ж -
ни греха, ни спаса.

"над тюремной башней – огни святого Эльма…"

над тюремной башней – огни святого Эльма.
на ветровом стекле боинга "City of Edinburgh"
в пепле вулкана Галунггунг с острова Ява.

электрометеоры: короны и молнии.

коронованный эпилептическими волнáми,
заброшенный в космос на электрическом стуле,
ты, украденный эльфами с галактики Андромеды, -

нелегал, визионер, проститутка и гастарбайтер.

беженцы и джинны и нарядные трансвеститы
окружают тебя на Елисейских полях Магеллановых облаков.

ты забыл свой гендер,
ты только помнишь своё предложение -
своё "уникальное-предложение-этому-мирозданию":

Anal, Role play, Fisting, Rimjob, Toys, Bondage,
Shibari, Spanking, Deepthroat, Squirt, Electrosex, Psy humiliation.

ты спишь в самолёте, садящемся без двигателей в Джакарте,
ты идёшь по сломанному мосту из Бруклина в Санкт-Петербург

сквозь проточный туман.

"спит король под горой…"

спит король под горой,
спит Суворов в дремучем лесу
среди мхов и болот, где в пещере горит лампада.

любимых народом героев скрывают горы,
холмы, пещеры замков;
мечи их в скале, их кони жуют пшеницу.

пещеры Ирландии, замки Уэльса,
горы Тюрингии, горы Зальцбурга.

но герои вернутся
в день, когда засохшая груша принесёт плоды,
птицы на это укажут.

они проиграли свои последние битвы,
они погибли, но мы никогда
не поверим в это.