Юрий. Тем лучше. Но слушайте: с самого начала нашего знакомства я не чувствовал к ней ничего особенного, кроме дружбы... говорить с ней, сделать ей удовольствие было мне приятно – и только. Ее характер мне нравился: в нем видел я какую-то пылкость, твердость и благородство, редко заметные в наших женщинах, одним словом, что-то первобытное, допотопное, что-то увлекающее – частые встречи, частые прогулки, невольно яркий взгляд, случайное пожатие руки – много ли надо, чтоб разбудить таившуюся искру?.. Во мне она вспыхнула; я был увлечен этой девушкой, я был околдован ею; вокруг нее был какой-то волшебный очерк; вступив за его границу, я уже не принадлежал себе; она вырвала у меня признание, она разогрела во мне любовь, я предался ей, как судьбе, она не требовала ни обещаний, ни клятв, когда я держал ее в своих объятиях и сыпал поцелуи на ее огненное плечо; но сама клялась любить меня вечно – мы расстались – она была без чувств, все приписывали то припадку болезни – я один знал причину – я уехал с твердым намерением возвратиться скоро. Она была моя – я был в ней уверен, как в самом себе. Прошло три года разлуки, мучительные, пустые три года, я далеко подвинулся дорогой жизни, но драгоценное чувство следовало за мною. Случалось мне возле других женщин забыться на мгновенье. Но после первой вспышки я тотчас замечал разницу убивственную для них – ни одна меня не привязала – и вот наконец я вернулся на родину.
Князь. Завязка романа очень обыкновенна.
Юрий. Для вас, князь, и развязка покажется обыкновенна... я ее нашел замужем, – я проглотил свое бешенство из гордости... но один бог видел, что происходило здесь.
Князь. Что ж? Нельзя было ей ждать вас вечно.
Юрий. Я ничего не требовал – обещания ее были произвольны.
Князь. Ветреность, молодость, неопытность – ее надо простить.
Юрий. Князь, я и не думал обвинять ее... но мне больно.
Княгиня(дрожащим голосом). Извините – но может быть, она нашла человека еще достойнее вас.
Юрий. Он стар и глуп.
Князь. Ну так очень богат и знатен.
Юрий. Да.
Князь. Помилуйте – да это нынче главное! ее поступок совершенно в духе века.
Юрий(подумав). С этим не спорю.
Князь. На вашем месте я бы теперь за ней поволочился если ее муж таков, как вы говорите, то, вероятно, она вас еще любит.
Вера(быстро). Не может быть.
Юрий(пристально взглянув на нее). Извините, княгиня теперь я уверен, что она меня еще любит. (Хочет идти.)
Князь. Куда вы?
Юрий. Куда-нибудь.
Князь. Поедемте вместе на Кузнецкий (два слова на ухо).
Юрий. Извольте, куда хотите (выходят).
Князь. Прощай, Веринька. (Идет и в дверях встречает Александра.) Извините, Александр Дмитрич – а вот жена целое утро дома. (Уходит.)
(Александр входит медленно, смотрит то на них, то на Веру. Вера, опрокинув голову на спинку стула, закрыла лицо руками.)
Алекс<андр>(про себя). Он был здесь, она в отчаяньи – (глухо) я погиб.
Вера(открыв глаза). А! опять передо мною.
Алекс<андр>. Опять и всегда, как жертва, на которую ты можешь излить свою досаду, как друг, которому ты можешь вверить печаль, как раб, которому ты можешь приказать умереть за тебя.
Вера. О, поди, оставь меня... ты живой упрек, живое раскаяние – я хотела молиться – теперь не могу молиться.
Алекс<андр>. Если б я умел молиться. Вера, то призвал бы на твою голову благодать бога вечного – но ты знаешь! я умею только любить.
Вера. Я ничего не знаю... уйди, ради неба, уйди.
Алекс<андр>. Ты меня не любишь.
Вера. Я тебя ненавижу.
Алекс<андр>. Хорошо! это немножко легче равнодушия – за что же меня ненавидеть... за что?.. Говори за что!..
Вера. О, ты нынче недогадлив... ты не понимаешь, что после проступка может оставаться в сердце женщины искра добродетели; ты не понимаешь, как ужасно чувствовать возможность быть непорочной... и не сметь об этом думать, не сметь дать себе этого имени...
Александр. Да, понимаю! несносно для самолюбия.
Вера. Если б не ты, не твое адское искусство, если б не твои ядовитые речи... я бы могла еще требовать уважения мужа и по крайней мере смело смотреть ему в глаза...
Александ<р>. И смело любить другого...
Вера(испугавшись). Нет, неправда, неправда, такая мысль не приходила мне в голову.
Александр. К чему запираться? – я не муж твой, Вера; не имею никаких прав с тех пор, как потерял любовь твою... и что ж мне удивляться!.. я третий, которому ты изменяешь – со временем будет и двадцатый!.. Если ты почитаешь себя преступной, то преступления твои не любовь ко мне – а замужество; союз неровный, противный законам природы и нравственности... Признайся же мне, Вера: ты снова любишь моего брата?..
Вера. Нет, нет.
Алекс<андр>. Если хочешь, то я уступлю тебя брату, стану издали, украдкой смотреть на ваши свежие ласки... и стану думать про себя: так точно и я был счастлив... очень недавно...
Вера. Да ты мучитель... палач... и я должна терпеть!..
Алекс<андр>. Я палач? – я, самый снисходительный из любовников?.. я, готовый быть твоим безмолвным поверенным – плати только мне по одной ласковой улыбке в день?.. многие плотят дороже. Вера!
Вера. О лучше убей меня.
Алекс<андр>. Дитя, разве я похож на убийцу!
Вера. Ты хуже!
Алекс<андр>. Да!.. такова была моя участь со дня рождения... все читали на моем лице какие-то признаки дурных свойств, которых не было... но их предполагали – и они родились. Я был скромен, меня бранили за лукавство – я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло – никто меня не ласкал, все оскорбляли – я стал злопамятен. Я был угрюм – брат весел и открытен – я чувствовал себя выше его – меня ставили ниже – я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир – меня никто не любил – и я выучился ненавидеть... Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с судьбой и светом. Лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубину сердца... они там и умерли; я стал честолюбив, служил долго... меня обходили; я пустился в большой свет, сделался искусен в науке жизни – а видел, как другие без искусства счастливы: в груди моей возникло отчаянье, – не то, которое лечат дулом пистолета, но то отчаянье, которому нет лекарства ни в здешней, ни в будущей жизни; наконец я сделал последнее усилие, – я решился узнать хоть раз, что значит быть любимым... и для этого избрал тебя!..
Вера(смотря на него пристально). О боже!.. и ты надо мной не сжалился.
Александр. Бог меня послал к тебе, как необходимое в жизни несчастие. Но для меня ты была ангелом спасителем. Когда я увидал возможность обладать твоей любовью – то для меня не стало препятствий; всей силой неутомимой воли, всей силою отчаянья я уцепился за эту райскую мысль... Все средства были хороши, я, кажется, сделал бы самую неслыханную низость, чтоб достигнуть моей цели... но вспомни, вспомни, Вера, что я погибал... нет, я не обманул, не обольстил тебя.. нет, было написано в книге судьбы, что я не совсем еще погибну!.. Да, ты меня любила, Вера! никто на свете меня не разуверит – никто не вырвет у меня из души воспоминаний о моем единственном блаженстве! О как оно было полно, восхитительно, необъятно... видишь, видишь слезы... не изобретено еще муки, которая бы вырвала такую каплю из глаз моих... а теперь плачу, как ребенок, плачу... когда вспомнил, что был один раз в жизни счастлив. (Упадает на колени и хватает ее руки). О, позволь, позволь мне по крайней мере плакать.
Вера. Послушай, Александр, послушай... что же мне делать?.. мне жаль, но я не люблю тебя, не могу, не могу больше любить, – я всегда ошибалась – мы не созданы друг для друга... что же мне делать...
(Александр встает.)
Послушай, забудь, оставь меня... или нет, я уеду, далеко, далеко... не обращай на меня вниманья, – я не ангел – я слабая, безумная женщина... я тебя не понимаю... я тебя боюсь!.. презирай меня, если тебе от этого будет легче – но оставь, не мучь...
Александр. Хорошо, хорошо, Вера... я тебя оставлю – ты меня не увидишь... но я, моя мысль, мой взор, мой слух будут вечно с тобой – когда ты будешь весела и довольна, то я об себе не напомню, но в минуты печали я буду тебе являться – и ты утешишься, видя, что есть на свете человек, который несчастнее тебя!..
Вера. Но зачем же, зачем... попробуй полюбить другую – я знаю много женщин, которым ты нравишься... а меня оставь жить как судьбе угодно!.. что может быть между нами общего – без любви... я тебя прощаю!.. прощаю от всего сердца.
Алекс<андр>. Какое великодушие!..
Вера. Обещаюсь забыть все мучения, которым ты был причиной.
Алекс<андр>. И ты думаешь обмануть меня! и ты думаешь, что я не лучше тебя самой читаю в глубине души твоей? меня обмануть? да знаешь ли, что это почти невозможно... ты выбрала минуту слабости – ты думала, что слезы помешают мне видеть всю тонкость твоего намерения! Я знаю, что ты хочешь избавиться от моего надзора, как от любви моей – чтоб на свободе отдать мое место другому – эта мысль еще не развилась в уме твоем, ты говоришь по какому-то невольному побуждению... но я вижу эту мысль во всей ее ужасной наготе... и этого не будет... нет, что хоть раз мне принадлежало, то не должно радовать другого... а этот другой – мой брат Юрий. Слышишь ли, я и это знаю.
Вера(с гордостью). Такое подозрение слишком обидно... с сей минуты мы чужды друг другу... прощайте, я вас не знаю – позволяю вам мстить всеми возможными, даже низкими средствами.
Алекс<андр>. Как, неужели и ты, и ты не нашла в душе моей ничего благородного...
Вера. Не знаю.
Алекс<андр>. О!..
Вера. Оставьте, оставьте меня... еще одна минута, и я умру.
(Упадает на кресла.)
Алекс<андр>. Я иду... только он никогда не будет твоим – никогда... (Подойдя к двери, оборач<ивается>) слышишь ли, никогда.
Конец 2 акта
Действие третие
Сцена первая
(Дмитрий Петрович входит. Александр его ведет под руку и сажает.)
Александр. Вы нынче что-то необыкновенно слабы, батюшка.
Дмит<рий> Петр<ович>. Старость, брат, старость – пора убираться... да ты что-то мне хотел сказать.
Алекс<андр>. Да, точно... есть одно дело, об котором я непременно должен с вами поговорить.
Дм<итрий> Петр<ович>. Это, верно, насчет процентов в Опекунский совет... да не знаю, есть ли у меня деньги...
Алекс<андр>. В этом случае деньги не помогут, батюшка.
Дм<итрий> Петр<ович>. Что же такое...
Алекс<андр>. Это касается брата...
Дм<итрий> Петр<ович>. Что?.. что такое с Юринькой случилось?
Алекс<андр>. Не пугайтесь, он здоров и весел.
Дм<итрий> Петр<ович>. Не проигрался ли он?
Алекс<андр>. О нет!
Дм<итрий> Петр<ович>. Послушай... если ты мне скажешь про него что-нибудь дурное, так объявляю заране... я не поверю... я знаю, ты его не любишь!
Алекс<андр>. Итак, я ничего не могу сказать... а вы одни могли бы удержать его.
Дм<итрий> Петр<ович>. Ты во всех предполагаешь дурное.
Алекс<андр>. Я молчу, батюшка.
Дм<итрий> Петр<ович>. Видно, я правду говорю – коли ты не смеешь и защищаться!..
Алекс<андр>. Я чувствую, что человеку не дано силы противиться судьбе своей!
Дм<итрий> Петр<ович>. Ты меня выведешь из терпения... ну скажи что ли скорее, что ты еще открыл, – в чем предостерегать!..
Алекс<андр>. Юрий влюблен в княгиню Веру.
Дм<итрий> Петр<ович>. Да, я сам подозреваю, что он не совсем ее забыл... а она?
Алекс<андр>. Она – его любит страстно – о, я это знаю... я имею доказательства... я вам клянусь честью... спасите хоть ее. – Еще два, три дни... и она не будет в силах ни в чем противиться... вы до этого не допустите брата.
Дм<итрий> Петр<ович>. Да, да, – это нехорошо... но Юрий не захочет, не решится.
Алекс<андр>. А минута страсти, самозабвения?.. одна минута?
Дм<итрий> Петр<ович>. Это нехорошо... ты прав... благодарю, что сказал... да что же делать? поговорить разве Юрию.
Алекс<андр>. О, это хуже всего... он уже слишком далеко зашел... надо, чтоб князь уехал... потом брату кончится отпуск... и они никогда, по крайней мере долго не увидятся...
Дм<итрий> Петр<ович>. Бедная женщина!..
Алекс<андр>. О, если б вы видели, как она страдает в борьбе с собою... но я знаю... еще несколько дней... и она погибнет!..
Дм<итрий> Петр<ович>. Я хвалю тебя, Александр!.. ты всегда был строгих правил, хотя не очень чувствителен... но как же быть?
Алекс<андр>. Предупредить князя! – сказать ему просто!..
Дм<итрий> Петр<ович>. Рассорить его с женой?..
Алекс<андр>. Он благоразумный и добрый человек… скажите ему только, что Юрий влюблен в княгиню... это ваш долг, долг отца и честного человека... объясните ему, что вы нимало не подозреваете его жены... но что, живя в одном доме, ее репютация может пострадать – брат может проболтаться, похвастаться двусмысленным образом – из самолюбия... мало ли!.. одним словом, князь должен уехать...
Слуга(вход<ит>). Князь Лиговский.
Дм<итрий> Петр<ович>. Надо подумать... как же так опрометчиво поступать – надо бы подумать.
Алекс<андр>. Минуты дороги... вы видите, сама судьба его вам посылает.
(Входит князь.)
Князь. А я сейчас с Кузнецкого моста, покупал всё жене наряды к празднику... столько хлопот, что ужасть... вот эти молодые люди не знают, что такое жениться.
Дм<итрий> Петр<ович>. Приятно со стороны смотреть, как вы любите вашу супругу, князь.
Князь. Я жену очень люблю – однако видите, я со всем тем муж благоразумный, – хочу, чтоб меня слушались, и в случае нужды имею твердость – о, я очень тверд! Как вы нынче в своем здоровье?
Дм<итрий> Петр<ович>. Благодарю... я нынче что-то слаб... и к тому же расстроен... ох, дети, дети!
Князь. Расстроены... помилуйте, вы, кажется, так счастливы детьми.
Дм<итрий> Петр<ович>. Это правда... но иногда и самые лучшие дети делают глупости.
Князь. Да помилуйте!.. вы несправедливы. Какие же глупости... но извините, это слишком нескромно...
Дм<итрий> Петр<ович>. Ничего, князь – напротив... это дело даже больше касается до вас, нежели до меня.
(Александр делает знак отцу и уходит.)
Князь. До меня?..
Дм<итрий> Петр<ович>. Мой долг повелевает мне сказать... но я не знаю, как решиться.
Князь. Разве это что-нибудь...
Дм<итрий> Петр<ович>. Вот видите, я не знаю, как вы примете.
Князь. Да разве?..
Дм<итрий> Петр<ович>. Успокойтесь – это еще не опасно.
Князь. Слава богу... так еще не опасно – уф!..
Дм<итрий> Петр<ович>. Мой сын Юрий...
Князь. Юрий Дмитрич? он со мной никаких не имел сношений!..
Дм<итрий> Петр<ович>. Я не говорю, чтоб он имел сношение с вами – или с кем-нибудь из вашего дома, – но ваша жена... еще до замужства... ее красота, любезность!..
Князь. Вот видите, Дм<итрий> Петрович... я этих достоинств еще сам в ней хорошенько не рассмотрел... не потому говорю так, что она моя жена – но ведь я не поэт! о вовсе не поэт!.. я женился потому, что надо было жениться – женился на ней потому, что она показалась мне доброго и тихого нрава – люблю ее потому, что надобно любить жену, чтоб быть счастливу!.. я вас прервал, пожалуста, продолжайте!
Дм<итрий> Петр<ович>. Это не так легко, князь.
Князь. Прошу вас, для меня себя не принуждайте.
Дм<итрий> Петр<ович>. Одним словом, мой сын Юрий был влюблен в вашу супругу до ее замужства, – и, кажется, был несколько ей приятен.
Князь. О, я уверен, что теперь эта страсть прошла.
Дм<итрий> Петр<ович>. К сожалению не прошла! со стороны моего сына.
Князь. Тем хуже для него.
Дм<итрий> Петр<ович>. Я боялся, чтоб это и вам было неприятно! – по долгу честного человека решился вас предупредить, на всякий случай...
Князь. Лишь бы жена была мне верна – больше я и знать не хочу!
Дм<итрий> Петр<ович>. Я не сомневаюсь в добродетели княгини.
Князь. И я также.
Дм<итрий> Петр<ович>(со вздохом). Вы очень счастливы...