Звездочету
Еще придут такие ночи -
Травой окопы зарастут, -
И, разбирая звездный почерк,
Забудут все, что было тут.Поймет ли это, кто здесь не был,
А нам, встававшим в полный рост,
Земля была дороже неба
И сухари нужнее звезд.
1945
"Чтоб стать мужчиной - мало им родиться…"
Чтоб стать мужчиной - мало им родиться,
Как стать железом - мало быть рудой:
Ты должен переплавиться. Разбиться.
И, как руда, пожертвовать собой.Готовность к смерти - тоже ведь оружье.
И ты его однажды примени.
Мужчины умирают, если нужно,
И потому живут в веках они.
1941–1943
Высота
М. Г. Фомичеву
Комбату приказали в этот день
Взять высоту и к сопкам пристреляться.
Он может умереть на высоте,
Но раньше должен на нее подняться,
И высота была взята,
И знают уцелевшие солдаты -
У каждого есть в жизни высота,
Которую он должен взять когда-то.
И если по дороге мы умрем,
Своею смертью разрывая доты, -
То пусть нас похоронят на высотах,
Которые мы все-таки берем.
1944
"…Фотокорреспондент Толя Григорьев…" (Б. Галанов)
…Фотокорреспондент Толя Григорьев снимает пулеметный расчет, в упор скосивший целую роту автоматчиков. Он суетится, неутомимо щелкает затвором - забегает то сбоку, то сзади, то вдруг бросится на землю и нацелится спереди, в упор. Но съемки, по-видимому, не задаются. Все выглядит как-то буднично, негероично.
- Переживайте… - молит Толя пулеметчиков. - Изображайте, волнуйтесь. Немцы от вас в пятидесяти метрах… В пятнадцати… Представляете, в пятнадцати… Измените свой вид.
- А у нас вид не менялся, - флегматично цедит сквозь зубы сержант-украинец. - И когда немец был еще в четырехстах метрах, и когда на пятнадцать подошел. В нашем деле волноваться не приходится. У нас главное, чтобы спокойствие…
(Из фронтовых записей Б. Галанова)
"..Как завороженный стоял я перед домом…" (Д. Драгунский)
…Как завороженный стоял я перед домом, только что очищенным от гитлеровцев. Взгляд прилип к надписи. Я тогда не знал, что в Берлине насчитывается десяток улиц, носящих имя Вильгельма Первого и Второго, и мне казалось, что это именно та самая улица…
Когда я учился в Военной академии имени Фрунзе, немецкий язык в нашей группе преподавала Майя Михайловна Забелина… Как-то на одном из очередных занятий Майя Михайловна неожиданно вручила каждому из нас зачетную работу… На листе бумаги аккуратно были написаны десять вопросов на русском языке. На них надлежало ответить по-немецки… Через несколько дней состоялся разбор, и мне досталось больше всех.
- Какой позор! В одном слове "Вильгельмштрассе" - три ошибки!..
В таком духе она отчитывала меня несколько минут. Потом, немного сбавив "разносный" тон, она перешла на более спокойное поучение:
- А если вдруг вспыхнет война с Германией, как же вы будете воевать? Как будете допрашивать военнопленных? Нет, только представьте себе - три ошибки в слове "Вильгельмштрассе"!
Жирная "двойка" стояла на моей контрольной работе.
Вот почему, оказавшись на улице Вильгельмштрассе, я не мог удержаться от смеха…
И не думал я, не гадал в тот апрельский день, что предстоит мне еще раз встретиться с моей учительницей Забелиной… Она была довольна встречей. Особенно ее тронул мой рассказ о Берлине, о случае на Вильгельмштрассе у дома № 76. Выслушав его, она "учительским" тоном произнесла:
- Ну что ж, слушатель Драгунский, оценку за контрольную работу я готова исправить. Отныне считайте, что у вас "пятерка". Три балла прибавляю сразу за успешное практическое применение языка. Но скажите все-таки по буквам, как пишется слово "Вильгельмштрассе"…
(Из воспоминаний дважды Героя Советского Союза Д. Драгунского)
Первый день
П. Чувизову
Отбоя нет от толп народных
Верст семьдесят подряд,
Как будто здесь не марш походный,
А вышли на парад.
А нам нельзя и раскричаться:
У нас в зубах песок.
А нам нельзя и целоваться:
Песок к губам присох.Мы отвечали, как умели,
Восторгам шумных сел.
Но только танки там шумели -
Водитель молча вел.
Еще мы павших не забыли,
И больно нам кричать.
Пусть нас простят. Мы победили.
Нам можно помолчать.
1945
Письмо
Возможно, будет мрачная погода,
Тебе покажется, что мало строк,
Что я тебе за целые полгода
И полстраницы написать не смог…Не доверяй погоде и досаде
И хоть открытку в ящик оброни…
Торопимся к берлинской автостраде
И письма пишем не сходя с брони.
Апрель, 1945
"Мы в землю стольких положили…"
Мы в землю стольких положили,
Мы столько стойких пережили,
Мы столько видели всего -
Уже не страшно ничего…И если все-таки про войны
Я думать не могу спокойно,
И если против войн борюсь -
Не потому, что войн боюсь,
А если даже и боюсь -
Не за себя боюсь - за тех,
Кто нам теперь дороже всех,
Кого пока что век наш нежил
И кто пока еще и не жил,
Кто ни слезы не уронил,
Кто никого не хоронил.
1956
Николай Фомичев
Николай Петрович Фомичев родился в 1917 году в селе Калитинка, Рязанской области. В 1933 году переехал в Москву, здесь окончил школу, поступил в институт. В 1939 году был призван в армию. С первых дней войны на фронте. Летом 1942 года тяжелоконтуженый попал в немецкий плен. В плену, в тюрьмах и лагерях, начал писать. Его стихи и песни нелегально распространялись среди советских людей, томящихся в фашистской неволе. В 1945 году был освобожден из плена и вернулся на Родину. Первая книга "Забыть нельзя" вышла в 1960 году. В предисловии к ней С. С. Смирнов писал: "Николай Фомичев - человек уже зрелый и много испытавший. Он один из тех, кто в первые годы войны, сражаясь на фронте с оружием в руках, волею судеб оказался в страшном фашистском плену - среди "мрака и тумана" фашистских лагерей. Все прошел пленный № 4466, бывший студент, а потом солдат Николай Фомичев: голод и унижения, побои и вечное ожидание смерти, невыносимый труд и бесчеловечные пытки. И только сила духа советского человека, неугасимая вера в свой народ и армию, вера в дело коммунизма помогли ему, как и многим его товарищам по несчастью, с незапятнанным достоинством и честью пройти через все эти испытания".
"Сегодня враг…"
Сегодня враг
Пять раз
Атаковал,
Хоть был отбит,
Но снова
Танки лезут…
Стук,
Грохот,
Точно лупят
В сто кувалд
По листовому
Толстому железу.То наши пушки
Рурскую броню
Коверкают
Последними снарядами.
Их нет уже!..
Фашисты
На стерню
С лобастых танков,
Как лягушки,
Прядают.Стальные чудища
Над нами тарахтят -
Окопы мнут…
Но мы народ живучий:
Рвем гусеницы
Связками гранат
И жжем броню
Бутылками с горючим!..
…………..
Очнувшийся
Ворочался впотьмах,
Солено-кислым
Щекотало глотку…И видел глаз
В зеленых небесах
Багровую
Ущербную луну,
Как на лужайке - всю в крови пилотку…
1942
Укрепрайон
Из показаний бывшего коменданта концлагеря Саксенхаузен
… Прокурор . Какие виды уничтожения применялись в вашем лагере?
Кайндл . Вплоть до осени 1943 года уничтожение заключенных в Саксенхаузене производилось путем расстрелов или повешения. Для проведения массовых расстрелов русских военнопленных использовалось особое помещение, замаскированное под кабинет врача, в котором были установлены приспособления для измерения роста, таблицы для проверки зрения, и, кроме того, там находились эсэсовцы, переодетые в белые халаты врачей. Во время мнимого измерения роста заключенного убивали выстрелом в затылок через отверстие в измерительной планке. В соседнем помещении, откуда стреляли, проигрывали пластинки, чтобы музыкой заглушить выстрелы… Кроме кабинета врача, было еще одно место для расстрелов, передвижная виселица, позволявшая одновременно казнить трех-четырех заключенных… В середине мая 1943 года я ввел газовые камеры в качестве средства массового уничтожения… Так как наличных сооружений не хватало для уничтожения в предусмотренных размерах, я провел совещание, в котором принял участие и главный врач Баумкёттер, который сказал мне, что в результате отравления людей синильной кислотой в особых камерах наступает моментальная смерть. Тогда я решил, что сооружение газовых камер для массового уничтожения будет целесообразнее и даже гуманнее…
(Из показаний бывшего коменданта концлагеря Саксенхаузен штандартенфюрера СС Антона Кайндла на процессе по делу о злодеяниях в концлагере Саксенхаузен. Берлин, 1947)
В лазарете
М. Л.
Любовь к родному краю погаси я -
Не стоило б
Друзей обременять…Далекая, любимая Россия!
Идущая на помощь детям мать!
Жить без тебя - как столбовой дорогой
Шагать к несчастью,
Сеять, во не жать;
И церковь посещать без веры в бога,
И яблони в чужом саду сажать.
Каким бываешь безобразным, глупым,
Когда улыбку обрубила плеть…Лежу на нарах незарытым трупом,
А хочется
в родной земле истлеть.
1942–1943
Очевидец
С. А.
Сам с собой
Возбужденно толкую -
Без пера и бумаги
Пишу.
Лишь согретую сердцем
Строку я
В самодельный блокнот заношу.Всё в стихи
Я хочу переплавить:
Пытки ночью,
Расстрел поутру…
Пусть топорно!
Успею поправить,
Если в лагере сам не умру.Верю:
Стих мой,
Со временем споря,
Из неволи
Вернется домой -
Очевидец великого горя,
Преступлений свидетель живой.
Рурский поселок Гербеде
"Коверкая русские слова…" (А. Пахомов)
….Коверкая русские слова, тонким голосом переводчик закричал:
- Ахтунг! Сэшас по приковору германского командования повешут драй русские криггенфангене!.. Они признались, что коммунисты и комсомольцы. Эти слодеи, убив часового, хотели бежать. Но их поймайли. Они будут повешены, как слотей немецко народа…
Наступила гнетущая тишина.
Под одну петлю палач пододвинул скамейку. Ткнул под бок приговоренного. Несчастный с завязанными руками с трудом забрался на скамью. Как рыба на суше, глотая воздух, он поднял голову.
Пленный, мой сверстник, прощально взглянул на нас.
- Товарищи! - глухо выкрикнул он, но его услышали все. Голос прозвучал слабо, бессильно. - Советских людей покорить не удастся. Боритесь с фашистской мразью. Запоминайте морды палачей!..
(Из воспоминаний А. Пахомова о концлагере 304-Н Цейтхайн)
Александр Межиров
Александр Петрович Межиров родился в 1923 году в Москве в семье юриста. В автобиографии он пишет: "…Судьба людей моего возраста связана с Великой Отечественной войной. В сорок первом году, через несколько недель после выпускного вечера, я ушел на фронт. Воевал солдатом и заместителем командира стрелковой роты на Западном и Ленинградском фронтах, в Синявинских болотах". В боях под Ленинградом А. Межиров был ранен и контужен. "Война потрясла меня до глубины души, - вспоминает он те годы. - Вмерзший в лед блокированный Ленинград. Окопы на Пулковских высотах. Рубежи под Синявином, в болотах, где нельзя рыть землянки, потому что под снегом незамерзающая вода. Костры и шалаши. Засыпая у костров, мы во сне инстинктивно ползли к огню, чтобы согреться, и вскакивали, когда загорались шинели. Было тяжело, но ощущение духовного подъема всего народа придавало силы, чтобы жить и бороться".
Первая книга "Дорога далека" вышла в 1947 году.
"Наедине с самим собой…"
Наедине с самим собой -
Шофер, сидящий за баранкой,
Солдат, склоненный над баландой,
Шахтер, спустившийся в забой.Когда мы пушки волокли
Позевывающей поземкой,
Команда - разом налегли -
Старалась быть не слишком громкой.С самим собой наедине,
Я на лафет ложился телом,
Толкал с другими наравне
Металл в чехле заиндевелом.Когда от Ленинграда в бой
Я уходил через предместье, -
Наедине с самим собой,
И значило - со всеми вместе.
Возраст
Наша разница в возрасте невелика,
Полдесятка не будет годов.
Но во мне ты недаром узрел старика, -
Я с тобой согласиться готов.И жестокость наивной твоей правоты
Я тебе не поставлю в вину, -
Потому что действительно старше, чем ты,
На Отечественную войну.
Разговор о Родине
Что означает Родину любить?
Во-первых -
Отовсюду к ней тянуться,
Чтобы в конечном счете к ней вернуться, -
Не перервать связующую нить.А во-вторых -
Так делать, чтобы всем
На ней живущим
Было жить привольно:
Не холодно, не голодно, не больно -
Ну, словом, чтобы жизнь, а не ярем.И в-третьих -
Надо говорить о ней
Как можно меньше слов, звучащих громко, -
Чтоб не смутить риторикой потомка
И современность выразить верней.Ну и в последних -
Чтоб в последний бой
Шагнуть, если потребуется это,
Как в то незабываемое лето,
Без разговора
Жертвуя собой.
"…Вечером в клуне…" (Г. Занадворов)
27 июля 1943 года.
…Вечером в клуне у Л. Тишина. Я смотрю в щель двери. Пасмурно. Темно. Ветви качаются, будто кто-то идет. Шуршат лишь в соломе сзади невидимые совсем Л. и М. Только порой потрескивают контакты и регуляторы. Л. ловит.
Голос его слишком громок для тишины.
- Станций много, но тихо: не разберешь ничего. Вот, вот, сейчас…
Смотрю в щель, думаю, что мы плохие конспираторы. А он особенно.
Предупреждаю.
- Да если кто подслеживать будет, я ему горло перегрызу.
Опять тихо. Вдруг почти крикнул:
- Шш-шш! "…Повернуть это оружие против…" Исчезло. Совсем четко было. Это не немцы. Это наши…
Пора домой. Больше не слышно ничего.
- Дайте хоть шум наш послушаю…
(Из дневника Г. Занадворова, расстрелянного на оккупированной территории полицаями)
Десантники
Воз
воспоминаний
с места строну…
В городе, голодном и израненном,
Ждали переброски на ту сторону,
Повторяли, как перед экзаменом.
Снова
Повторяли все, что выучили:
Позывные. Явки. Шифры. Коды.
Мы из жизни
беспощадно вычли
Будущие месяцы и годы.
Скоро спросит,
строго спросит Родина
По программе, до сих пор не изданной,
Все, что было выучено, пройдено
В школе жизни,
краткой и неистовой.
Постигали
умных истин уймы,
Присягали
Родине и знамени.
Будем строго мы экзаменуемы, -
Не вернутся многие с экзамена.
"…В одну из первых же "налетных" ночей…" (М. Галлай)
…В одну из первых же "налетных" ночей - кстати, с 22 по 31 июля их было семь: немцы прилетали весьма аккуратно - фигура у телефона привлекла мое внимание своей необычной хрупкостью. Невысокий, худощавый, узкоплечий мальчик - именно мальчик - уговаривал кого-то на другом конце провода передать в 177-й полк, что младший лейтенант… Дальше дело не шло, потому что человек на том конце провода никак не мог разобрать фамилии своего собеседника…
Глядя на эту картину, в подумал: неужели такие дети тоже должны воевать?..
Когда мы разговорились с Талалихиным, выяснилось, что хотя по возрасту он действительно очень молод - ему не было и полных двадцати трех лет, - но как воздушный боец имеет все основания смотреть, скажем, на меня сверху вниз. На гимнастерке под комбинезоном у него оказался орден Красной Звезды… Оказалось, что Талалихин и вправду уже успел повоевать…
Разговор был обычный - летчицкий. И ничем особенным он не блистал. Но когда ночью седьмого августа Талалихин, истратив безрезультатно весь боекомплект ("маловат калибр пулеметов…"), таранил тяжелый бомбардировщик "Хейнкель-111" - это был первый ночной таран Отечественной войны, - никто из нас как-то не удивился. Такой парень только так и мог поступить, оставшись безоружным перед врагом. И в течение многих лет, когда кто-нибудь при мне говорит о том, что принято называть политико-моральным состоянием воздушного (или любого иного) бойца, перед глазами у меня неизменно возникает невысокий, хрупкий мальчик со спокойными глазами и душой настоящего воина - Виктор Талалихин…
(Из воспоминаний Героя Советского Союза М. Галлая)
Защитник Москвы
Вышел мальчик из дому
В летний день, в первый зной.
К миру необжитому
Повернулся спиной.
Улыбнулся разлуке,
На платформу шагнул,
К пыльным поручням руки,
Как слепой, протянул.
Невысокого роста
И в кости не широк,
Никакого геройства
Совершить он не смог.
Но с другими со всеми,
Не окрепший еще,
Под тяжелое Время
Он подставил плечо:
Под приклад автомата,
Расщепленный в бою,
Под бревно для наката,
Под Отчизну свою.
Был он тихий и слабый,
Но Москва без него
Ничего не смогла бы,
Но смогла ничего.
Музыка
Какая музыка была!
Какая музыка играла,
Когда и души и тела
Война проклятая попрала.Какая музыка
во всем,
Всем и
для всех -
не по ранжиру!
Осилим… Выстоим… Спасем…
Ах, не до жиру - быть бы живу…
Солдатам головы кружа,
Трехрядка
под накатом бревен
Была нужней для блиндажа,
Чем для Германии Бетховен.И через всю страну
струна
Натянутая трепетала,
Когда проклятая война
И души и тела топтала.Стенали яростно,
навзрыд
Одной-единой страсти ради
На полустанке - инвалид
И Шостакович - в Ленинграде.