Снег
Метель кружится, засыпая
Глубокий след на берегу.
В овраге девочка босая
Лежит на розовом снегу.Поет густой, протяжный ветер
Над пеплом пройденных путей.
Скажи, зачем мне снятся дети?
У нас с тобою нет детей.Но, на привале отдыхая,
Я спать спокойно не могу:
Мне снится девочка босая
На окровавленном снегу.
Февраль, 1944
"У Кинешмы и Решмы…"
С. Кара
У Кинешмы и Решмы
Особая краса.
Ложится на орешник
Тяжелая роса.
И песня долго-долго
Тревожит тот покой,
Плывет над самой Волгой,
Над медленной кодой.
Она почти сквозная,
И я, ее любя,
За тыщу верст узнаю
И вспомню про тебя.
А здесь, у переправы,
У смертной полосы,
Обугленные травы
Чернеют от росы.
Пусть битвы будут долги.
По пеплу черных трав
Приду на берег Волги
Сквозь сорок переправ.
1943
Победитель
Без малого четыре года
Гремела грозная война.
И снова русская природа
Живого трепета полна.Там, где мы брали кровью, с бою,
Противотанковые рвы,
Цветы, обрызганы росою,
Встают, качаясь, из травы.Где ночь от ярких молний слепла,
Кипела в заводях вода, -
Из камня, щебня и из пепла
Встают родные города.И вот дорогою обратной,
Непокоряемый вовек,
Идет, свершивши подвиг ратный,
Великий русский человек.Он сделал все. Он тих и скромен.
Он мир от черной смерти спас,
И мир, прекрасен и огромен,
Его приветствует сейчас.А сзади темные могилы
Врагов на дальнем берегу -
О нашей доблести и силе
Напоминание врагу.
Май, 1946
"В моей душе живут два крика…"
В. И. Пророкову
В моей душе живут два крика
И душу мне на части рвут,
Я встретил день войны великой
На полуострове Гангут.Я жил в редакции под башней.
И слушать каждый день привык
Непрекращающийся, страшный,
Войны грохочущий язык.Но под безумие тротила,
Сшибающего наповал,
Ко мне поэзия сходила
В покрытый плесенью подвал.Я убегал за ней по следу,
Ее душой горяч и смел.
Ее глазами зрел Победу
И пел об этом, как умел.Она вселяла веру в душу
И выводила из огня.
Война, каменья оглоушив,
Не оглоушила меня.И я запомнил, как дрожала
Земля тревогою иной.
В подвале женщина рожала
И надрывалась за стеной.Сквозь свист бризантного снаряда
Я уловил в какой-то миг
В огне, в войне, с войною рядом
Крик человека - первый крик.Он был сильнее всех орудий,
Как будто камни и вода,
Как будто все земные люди
Его услышали тогда.Он рос, как в чистом ноле колос.
Он был, как белый свет, велик,
Тот беззащитный, слабый голос,
Тот вечной жизни первый крик.Года идут, и ветер дует
По-новому из-за морей.
А он живет, а он ликует
В душе моей, в судьбе моей.Его я слышу в новом гуде
И сам кричу в туман и снег:
- Внимание, земные люди!
Сейчас родился Человек!
1960
"…Это было ночью…" (Л. Пантелеев)
…Это было ночью, в убежище. После бесконечно долгой, томительной и одуряющей тишины, оживляемой лишь тяжкими старческими вздохами, кашлем и зловещим постукиванием метронома, - вдруг весело и победительно запели фанфары, объявляя конец воздушной тревоги. И маленькая девочка, задремавшая на коленях у матери, откликнулась на эту благую весть и вымолвила слово, означавшее для нее и выход из этого мрачного, холодного подземелья, и возвращение в теплую постельку, и сладкий безмятежный сон…
- Отбой! - сказала Ирочка Т.
В этот день ей исполнилось полтора года. И слово, которое она сейчас сказала, - первое слово, произнесенное ею в ее маленькой, но уже такой неудобной жизни…
(Из ленинградских заметок Л. Пантелеева)
Самсон
Я в Петергофе не был никогда.
И вот сейчас брожу среди развалин,
Где красный щебень по земле развален,
Где на столбах обвисли провода;
Где голые, безрукие деревья
Стоят, как привиденья из поверья;
Где старый храм с глазницами пустыми,
Где пахнет мертвым запахом пустыни,
Где дикая ночная тишина
Назойлива и смысла лишена.
Мне кажется, когда глаза закрою:
Песчаный берег, залитый волною,
Граненые хрустальные стаканы,
Прозрачное холодное вино,
До синих звезд летящие фонтаны…
В мечтах и снах нам многое дано.
Когда жива мечта, я не поверю
В ничем не поправимую потерю.
Пусть в явь земную переходит сок!
Я вижу ясно, как на поле сечи
Идет, крутые разгибая плечи,
Неистовый, разгневанный Самсон.
1944
Стихи о необходимости
На тихих клумбах Трептов-парка
Могил в торжественном покое
Давно горят светло и ярко
Пионы, астры и левкои.И за судьбу земли спокоен,
Ее простор обозревая,
Стоит под солнцем русский воин,
Ребенка к сердцу прижимая.Он родом из Орла иль Вятки,
А вся земля его тревожит.
Его в России ждут солдатки,
А он с поста сойти не может.
1957
"Фанерные звезды истлели…"
Фанерные звезды истлели.
Им вновь загореться нельзя.
Покоятся в вечной постели
Мои боевые друзья.И низкие, близкие тучи
Вечернюю теплят зарю.
И песней своею горючей
Я с прошлым своим говорю.На всех перекрестках планеты,
Как рыцари, в землю легли
Любви и Свободы поэты.
Но к звездам идут корабли.Едина дорога Победы,
Как врезанный след борозды,
К созвездию призрачной Леды
От пепла фанерной звезды.
1962
Георгий Суворов
Георгий Кузьмич Суворов родился в 1919 году в Хакасии. Он рано лишился родителей. Окончив школу, Суворов учился в педагогическом техникуме. В начале войны служил в Панфиловской дивизии. В боях под Ельней был ранен. После госпиталя, весной 1942 года, Суворов попал на Ленинградский фронт. В одной из гвардейских частей, оборонявших город, он командовал взводом противотанковых ружей. Его стихи начали печататься в армейской печати. Познакомившийся с ним в эти дни Николай Тихонов вспоминает: "Он писал стихи в блиндажах, в окопах, перед атакой, на отдыхе под соснами, расщепленными осколками бомб и снарядов. У него не было времени отделывать стихи, не было времени думать об отвлеченных темах. Он писал свои строки, как дневник о непрерывной борьбе с врагом, писал с предельным волнением патриота, настоящего сына замечательной Родины, с упорством молодого большевика, с пером подлинного энтузиаста". Суворов участвовал в боях по прорыву блокады Ленинграда.
Георгий Суворов погиб 13 февраля 1944 года во время наступления при переправе через Нарву. Первый сборник его стихов "Слово солдата" вышел в 1944 году, уже после гибели поэта.
"Еще на зорях черный дым клубится…"
Еще на зорях черный дым клубится
Над развороченным твоим жильем.
И падает обугленная птица,
Настигнутая бешеным огнем.Еще ночами белыми нам снятся,
Как вестники потерянной любви,
Живые горы голубых акаций
И в них восторженные соловьи.Еще война. Но мы упрямо верим,
Что будет день - мы выпьем боль до дна.
Широкий мир нам вновь раскроет двери,
С рассветом новым встанет тишина.Последний враг. Последний меткий выстрел.
И первый проблеск утра - как стекло.
Мой милый друг, а все-таки как быстро,
Как быстро наше время утекло!В воспоминаньях мы тужить не будем,
Зачем туманить грустью ясность дней?
Свой добрый век мы прожили как люди -
И для людей…
1944
"…Там в горах…" (Н. Кравцова)
…Там в горах во время войны наши части геройски сражались с отборными войсками альпийской дивизии "Эдельвейс"… Наши разведчики, пробираясь вблизи от немцев узкими тропками над глубоким ущельем, иногда срывались и падали в пропасть. У них был уговор; если сорвался, разбивайся молча, не кричи, чтобы не выдать товарищей. И никто не крикнул. Ни разу…
(Из воспоминаний Героя Советского Союза Н. Кравцовой)
"Час отдыха!.. О, редкий тихий час…"
Час отдыха!.. О, редкий тихий час
Среди боев, снегов и бездорожья…
В лесу, у стога сена, у остожья
Мигал огонь, как робкий синий глаз.Как будто бури миновали нас,
И враг, охваченный смертельной дрожью,
В седой ночи у горного подножья
Устраивал себе звериный лаз.Покоя час!.. Кто верит здесь в покой? -
Едва зарница алою рукой
Раскинет день широкий над лесами,Ударит гром, и загудит тайга,
Тревога нас поднимет на врага
И до зари… Покой не дружит с нами…
1942
"…Ночевал в лесу, в блиндаже…" (П. Бляхин)
1 марта 1942 года .
…Ночевал в лесу, в блиндаже с железной печкой. Представь себе такую картину: посредине землянки горит печка, вокруг на соломе сидят бойцы, в уголочке коптит маленькая коптилка. Отдыхают, едят, разговаривают, смеются. Боец принес немецкую гармонь и утешил нас чудесным вальсом "Синий платочек". Сыграл еще "Два загадочных письма". Здесь все звучит совсем по-другому, и я слушал с большим наслаждением, вспоминая далекую жизнь в Москве… А где-то над нашими головами шумел лес, гудели самолеты, изредка вздрагивала земля от разрывов вражеских мин, и высоко в небе, как всегда, плыла чудесная луна, сверкали звезды… Потом я бродил по лесу. Это совершеннейшая фантастика. Лес прорезает дорога. По бокам глубокие снега, узкие тропинки. По снегу лунные пятна. Тихо, бесшумно к позициям подходят стрелки. В тени под деревьями стоят кони, повозки, машины. Тут и палатки, блиндажи. Из маленьких труб валит дым, искры летят. Изредка промчится связной на коне. Где-то хлопнет выстрел, другой. Взорвется снаряд, мина, и эхо тысячекратно повторяет, перекатываясь по лесу. Вот прошли раненый и сестра с сумкой. Проехали сани. Прошел разносчик пищи с термосом на спине. Он понес суп на передовую линию и вовремя доставит его бойцам. Десятки, может быть, и сотни метров будет ползти по снегу. Это тоже отважный воин, которого красноармейцы уважают, ценят: горячая пища на снегу - очень большое и важное дело…
(Из письма П. Бляхина)
"Метет, метет… И нет конца метели…"
Метет, метет… И нет конца метели,
Конца тяжелым, белым хлопьям нет.
Метет, метет… И заметает след
К моей солдатской полумерзлой щели.Метет, метет… И не увидишь света.
И не увидишь друга в двух шагах.
Вот через этот безответный мрак
Я двинусь в путь, лишь тьму прорвет ракета.
"Ухожу. Вернусь ли я - не знаю…"
Ухожу. Вернусь ли я - не знаю.
Встречу ль вновь когда-нибудь тебя?
Ухожу туда, где умирают,
Молча ненавидя и любя.Ухожу. Будь верной в дни тревоги.
Ну, чего ж еще тебе скажу…
Нелегки солдатские дороги, -
Вот и все, родная. Ухожу…
"Пришел и рухнул, словно камень…"
Пришел и рухнул, словно камень,
Без сновидений и без слов,
Пока багряными лучами
Не вспыхнули зубцы лесов.Покамест новая тревога
Не прогремела надо мной…
Дорога, дымная дорога -
Из боя в бой, из боя в бой…
1944
"Мы вышли из большого боя…"
О. Корниенко
Мы вышли из большого боя
И в полночь звездную вошли.
Сады шумели нам листвою
И кланялися до земли.Мы просто братски были рады,
Что вот в моей - твоя рука,
Что, многие пройдя преграды,
Ты жив и я живу пока.И что густые кудри ветел
Опять нам дарят свой привет,
И что еще не раз на свете
Нам в бой идти за этот свет.
Леонид Шершер
Леонид Рафаилович Шершер родился в 1916 году в Одессе. Отец его - служащий. Стихи начал писать еще в школе, печатался в "Пионерской правде". С 1935 по 1940 год учился в ИФЛИ, редактировал очень популярную среди студентов той поры факультетскую стенную газету "Комсомолию". В 1940 году был призван в армию. Служил вначале в артиллерийской части, а затем в театре Красной Армии. В августе 1941 года Шершер добивается перевода в газету авиации дальнего действия - "За правое дело". С фронта он писал: "От работы я получаю огромное удовлетворение. Люди, с которыми мне приходится встречаться, потрясающи по своей простоте, отваге, человечности. Газету нашу за последнее время начали очень хвалить, да и, объективно говоря, есть за что - много лучше она стала за это время". Работая в газете, Шершер неоднократно участвовал в боевых вылетах в качестве стрелка-радиста, чаще всего в составе экипажа дважды Героя Советского Союза А. Молодчего. Печатался в годы войны в "Известиях", "Комсомольской правде", "Новом мире".
Леонид Шершер погиб 30 августа 1942 года во время боевого вылета.
"…Утром мы снова идем…" (В. Гроссман)
…Утром мы снова идем на аэродром. День боевой работы. И теперь я вижу нового человека Немцевича - сурового, собранного, резкого и деловитого.
Опускается самолет, вернувшийся с боевого вылета. Подходит, вернее, подбегает к нам человек с красным, безумным, пьяным от радостного возбуждения лицом и кричит: "Товарищ командир полка, разрешите доложить, во славу моей Советской Родины только что сбил своего первого "Юнкерса-88"!" Один миг я уловил выражение его глаз, и точно на миг для меня, человека земли, стало понятным то, что происходит там, в небе, во время воздушного боя. Какие чудные страсти там, какое опьянение!.. Летчик этот - майор Рязанов, он дрался в Испании, сегодня его первый полет за время нашей войны, его первая победа.
При мне вылетели на задание командир эскадрильи Поппе, Смирнов, Левша, Шорохов, Мануйленко, Михайлин, Матюшин. Рев, заведены моторы, пыль, ветер, какой-то особенный самолетный ветер, плоский, прижатый к земле…
(Из фронтовых записных книжек В. Гроссмана)
Ветер от винта
Как давно нам уже довелось фронтовые петлицы
Неумелой рукой к гимнастерке своей пришивать,
Золотые, привыкшие к синему птицы
По защитному небу легко научились летать.
Хоть клянусь не забыть - может, все позабуду на свете,
Когда час вспоминать мне о прожитых днях подойдет,
Не смогу лишь забыть я крутой и взволнованный ветер
От винта самолета, готового в дальний полет.
Не сумею забыть этот ветер тревожной дороги,
Как летит он, взрываясь над самой моей головой,
Как в испуге ложится трава молодая под ноги
И деревья со злостью качают зеленой листвой.
Фронтовая судьба! Что есть чище и выше на свете!
Ты живешь, ощущая всегда, как тебя обдает
Бескорыстный, прямой, удивительной ясности ветер
От винта самолета, готового в дальний полет.
Тот, кто раз ощущал его сердцем своим и душою, -
Тот бескрылым не сможет ходить никогда по земле,
Тот весь век называет своею счастливой звездою
Пятикрылые звезды на синем, как небо, крыле.
И куда б ни пошел ты - он всюду проникнет и встретит,
Он могучей рукою тебя до конца поведет -
Беспощадный, упрямый в своем наступлении ветер
От винта самолета, готового в дальний полет.
Ты поверь мне, что это не просто красивая фраза,
Ты поверь, что я жить бы, пожалуй, на свете не мог,
Если б знал, что сумею забыть до последнего часа
Ветер юности нашей, тревожных и дальних дорог.
А когда я умру и меня повезут на лафете,
Как при жизни, мне волосы грубой рукой шевельнет
Ненавидящий слезы и смерть презирающий ветер
От винта самолета, идущего в дальний полет.
1942
В день Победы
Да будет веселым день нашей победы!
Мы снова сойдемся в круг -
Друг налево, и друг направо,
И прямо напротив друг.Когда этот час неизбежный настанет,
Я встану, подняв стакан:
"Не все здесь с нами. Одни убиты,
Лечат других от ран".Но я от имени всех живущих
И тех, кто погиб в бою,
В слове, простом и взволнованном слове
Прославлю страну мою.Что я скажу, как сумею найти я
Лучшие в мире слова!
Я даже не крикну, а тихо скажу вам:
"Да здравствует наша Москва!".Мы в окна посмотрим - увидим: снова
Звезды горят на Кремле,
Весна начинается, пахнет весною
По всей молодой земле.Вот они, школы, где мы учились,
Сквер, куда шли гулять.
Вокзалы, с которых мы провожали,
Зовут нас теперь встречать!А если мне суждено в сраженьи
Погибнуть до этого дня -
Ты тогда поднимись со стаканом
И это скажи за меня.Сделайте все, что я не успею
Сделать в моей стране.
А любимую пусть никто не целует,
Пусть помнит она обо мне!
1941
Семен Гудзенко
Семен Петрович Гудзенко родился в 1922 году в Киеве. В 1939 году, после окончания школы, поступил в ИФЛИ. В первые дни войны ушел добровольцем на фронт. Рядовым бойцом отряда лыжников участвовал в боях под Москвой, партизанил в тылу врага. Зимой 1942 года был тяжело ранен. После госпиталя до конца войны служил во фронтовых редакциях. Награжден орденом Красной Звезды и медалью "Партизан Отечественной войны". Писать стихи Гудзенко начал еще в школе, первые стихи были напечатаны во фронтовых газетах в 1941 году. Но сам Гудзенко считал началом литературной деятельности 1943 год, когда появились стихи, о которых на первом творческом вечере Гудзенко Илья Эренбург сказал: "Эта поэзия - изнутри войны. Это поэзия участника войны. Это поэзия не о войне, а с войны, с фронта". Первая книга "Однополчане" вышла в 1944 году. "Многие из сверстников обязаны именно ему, - вспоминает о Гудзенко Павел Антокольский, - больше, нежели любому из старших товарищей, тем, что их первые стихи появились в редакциях журналов и газет, что были опубликованы их первые книги. В незаметной, иногда совсем неблагодарной, но тем более благородной этой работе Гудзенко был своего рода полпредом целого поэтического поколения. Но он был полпредом поколения и в своей поэзии".
Семен Гудзенко умер 16 февраля 1953 года, словно подтверждая написанные им вскоре после войны строки:
"Мы не от старости умрем -
от старых ран умрем".