- Ты прав, - поддержал разговор Гастон, радуясь, что ссоре пришел конец, - город меняется. Совсем недавно король уступил маркизу де Жевр, командующему армией в Шампани, большой участок берега между мостом Менял и мостом Нотр-Дам… - И, указав пальцем в сторону реки, добавил: - Набирая наемников и выплачивая им жалованье из собственного кармана, Жевр изрядно поиздержался на службе у его величества, и Людовик, не имея возможности возместить генералу затраченные средства, пожаловал ему эту прибрежную полосу, с правом построить там две улицы с доходными домами, а потом продать их… Королевскую дарственную зарегистрировали еще в августе, но работы начались совсем недавно. Чтобы дело шло быстрее, маркиз оставил армию и теперь сам руководит стройкой. Что ни говори, а строительство - один из самых надежных способов обогащения, и Кристоф Мари с успехом это доказал, построив свой мост и продавая участки под застройку на острове Сен-Луи.
И с некоторым раздражением комиссар заключил:
- Эти финансисты сначала всего понастроят, а потом приберут к рукам весь город.
- Не только финансисты, но и дворяне, - уточнил Луи. - Не забывай, наш добрый король Генрих первым стал продавать участки на площади Рояль под постройку доходных домов!
- Ты прав, королям тоже нужны деньги, - философски за метил Гастон. - Я неправильно выбрал себе ремесло…
Луи вспомнил комедию Корнеля, прочитанную два месяца назад во дворце Рамбуйе, где один из персонажей упоминал "город дивный, словно чудный куст, возросший из сухой канавы". Слова эти вполне подходили к нынешнему Парижу, где повсюду, будто яркие цветы из неприметных канав, вырастали новые дома и дворцы.
Миновав Сенной мост, у которого обычно выгружали фураж, и мост Мари, они добрались до здания Арсенала, где недавно разместились тюрьма и чрезвычайный суд, созывавшийся для ведения политических процессов. Свернув на улицу Сен-Поль, кучер неожиданно врезался в толпу и, пролагая дорогу карете, принялся хлестать кнутом направо и налево, осыпая бранью всех, кто попадался ему на пути.
Тем временем Гастон решил спросить друга, почему ему в голову пришла столь нелепая идея по поводу убийства Бабена дю Фонтене.
- Послушай, Гастон, - отвечал Луи, - полагаю, ты согласишься, если я скажу, что убийство комиссара полиции не является обычным преступлением? Следовательно, тот, кто его совершил, имел для этого очень серьезные причины, а значит, и способ убийства он вполне мог выбрать самый необычный. Ты исключил все вероятные гипотезы, и мне ничего не оставалось, как выдвинуть гипотезу невероятную.
- Ерунда. Впрочем, скоро мы все узнаем. Но если ты окажешься прав, значит, мне предстоит расследование, результаты которого предсказать практически невозможно. Никто мне не поверит! А как обстоят твои дела?
- Если ты намекаешь на замок, владельцем коего я стал совсем недавно, скажу коротко: это развалины, для восстановления которых потребуется сто тысяч ливров, и таких денег у меня нет. А если ты спрашиваешь о моей женитьбе на Жюли де Вивон, то о ней не может идти даже речи, пока у меня не будет прочного положения. Возможно, мне самому придется стать финансистом, - мрачно добавил он.
- Готов ссудить тебя деньгами: я очень удачно продал свой патент лейтенанта, - предложил Гастон. - Завтра мне принесут десять тысяч ливров, я просто не знаю, куда их девать…
- Спасибо, но я должен найти выход сам. Весной я думаю поехать в Мерси, чтобы составить собственное представление о своих владениях. Послушай, мы уже подъезжаем, так что давай-ка поговорим о другом… Я хочу объяснить тебе, куда мы едем.
В эту минуту они пересекали улицу Сент-Антуан, в конце которой высился мрачный массивный силуэт Бастилии, где все еще томились враги Ришелье, и в частности, маршал де Бассомпьер.
- Что ты знаешь о монастыре, куда мы сейчас направляемся?
Гастон смутился. Для него все монастыри были одинаковы. Впрочем, он не отрицал, что обитель миноритов изрядно отличалась от прочих известных ему монастырей.
- Ну, там много ученых, математиков, философов, но ведь они - прежде всего люди Церкви, а потом уж ученые. Они не раз противостояли королю, и мы внимательно следим за тесными связями, которые они поддерживают с Испанией и Римом. Впрочем, несмотря на их загадочную деятельность, ни в чем определенном мы их упрекнуть не можем. По край ней мере пока…
Луи покачал головой.
- Совершенно верно. У Венсана Вуатюра с ними множество разногласий, а двадцать лет назад у Теофиля де Вио их было и того больше. В то время они предложили ввести святую инквизицию, как в Испании, и тогда ее суду подлежали бы люди свободомыслящие, вроде Вио или Геза де Бальзака. Но какими бы фанатиками они ни были, ученые среди них есть воистину блестящие. Знаешь ли ты, что пятнадцать лет назад Декарт поселился в монастыре миноритов только для того, чтобы иметь возможность поработать с отцом Мерсенном, которого считают самым крупным математиком Европы?
Тем временем карета, въехав в ворота монастыря, обогнула церковь, окруженную строительными лесами.
Едва они ступили на монастырский двор, как к ним метнулся монах-привратник с пронзительным взглядом и военной выправкой.
Предупреждая его вопросы, Гастон надменно заявил:
- Я - комиссар полиции Гастон де Тийи и хочу поговорить с кем-нибудь из высших начальников по делу чрезвычайной важности и не терпящему отлагательства.
На лице привратника мелькнула тень неудовольствия, вызванного напористостью гостя, но он, как положено монаху, смиренно поклонился, а затем, сделав прибывшим знак следовать за ним, провел их в длинный узкий зал, соседствовавший с двором. Там он, извинившись, попросил их немного подождать и, еще раз поклонившись, исчез.
Стены зала, где ждали наши друзья, были расписаны сельскими пейзажами и крупными цветами, выделявшимися на необычном алом фоне. Рисунки покрывали все четыре стены сплошь, без единого просвета, создавая удивительное впечатление - угнетающее и расслабляющее одновременно. Разглядывая непривычную роспись, Гастон ощущал, как бесконечные картинки на алом фоне буквально подавляют его. Не выдержав, он произнес:
- Интересно, откуда такая страсть к цветам? У меня создается впечатление, что они…
- Странные, не так ли?
Слова принадлежали высокому монаху с аскетической внешностью. Как долго он стоял у них за спиной? На его высохшем лице с заострившимися чертами выделялась тонкая полоска усов, переходящая в короткую седую бородку. На лице Луи отразилось изумление: такую бороду носили обычно военные, а не монахи, и точно такая же была у Ришелье! Бросив взгляд на руки монаха, Фронсак увидел тонкую белую кисть с длинными пальцами: рука человека, привыкшего к перу, или дворянина, привыкшего держать шпагу.
Экзамен, молчаливо учиненный ему Луи, не ускользнул от монаха, и он с улыбкой произнес:
- Я настоятель этого монастыря. Что вам угодно, господа?
Гастон выступил вперед:
- Мое имя Гастон де Тийи, я комиссар квартала Сен-Жермен-л'Оксеруа, а это шевалье де Мерси, помогающий мне расследовать уголовное преступление, - заявил он со своей обычной резкостью. - Нам нужны сведения о духовом оружии, созданном в вашем монастыре отцом Дироном для кардинала Ришелье…
- Отец Дирон сейчас в Риме, - монах на мгновение запнулся, - но если вы желаете, я могу проводить вас к отцу Нисрону, работавшему вместе с отцом Дироном.
- Хорошо, - ответил полицейский, в упор глядя на собеседника.
Не моргнув глазом настоятель сделал гостям знак следовать за ним. Они молча прошли по лабиринту коридоров и лестниц и наконец очутились под самой крышей. На просторном монастырском чердаке стояли странные механизмы, вокруг которых хлопотали несколько послушников. Работами руководил молодой монах, худой, бледный, с тонким лицом, обрамленным узкой полоской угольно-черной бородки, и живыми черными глазами. Обеими руками он поддерживал какого-то человека, раненного или страждущего, а помогавший ему монах ощупывал тело несчастного.
Заметив пришельцев, молодой монах выпустил из рук раненого, и тот с металлическим звоном упал на пол. Брови Гастона поползли вверх, он весь напрягся. Несчастная жертва не шевелилась; похоже, травма была серьезной. Не обращая внимания на упавшего, монах, усмехаясь, направился навстречу непрошеным гостям. Когда он подошел, Луи обнаружил, что тот не так уж и молод, как кажется, и, скорее всего, ему уже давно за сорок.
- Удивлены, что я бросил своего пациента? - насмешливо спросил он.
Гастон и Луи не понимали, в чем причина его усмешки и саркастического тона. Оглядевшись, они заметили, что другие монахи также с трудом сдерживают смех. Откуда такое жестокосердие у служителей Господа? Луи с изумлением отметил, что это неподобающее поведение вызывает смех даже у отца настоятеля.
- Подойдите поближе, господа, - произнес без тени смущения бесстыжий монах.
Приглашение тем не менее прозвучало на удивление дружелюбно, и друзья повиновались. Наклонившись к лежащему на полу раненому, служитель Господа задрал ему рубаху, и на месте живота все увидели железную крышку! С помощью маленьких крючков монах открыл ее.
Внутри механизм состоял из множества ремешков и колесиков.
- Это всего лишь автомат, - произнес он, выпрямляясь. - Не пройдет и нескольких дней, как он у нас будет ходить.
Гастон и Луи застыли от удивления. Они слышали о таких аппаратах, но никогда их не видели. Не зная, что сказать, они молчали, и отцу настоятелю пришлось напомнить о цели их визита:
- Отвлекитесь от ваших игрушек, отец Нисрон, это комиссар полиции, и он желает знать, что стало с духовыми мушкетами отца Дирона. Мы не обязаны отвечать, ибо на нас их юрисдикция не распространяется, но скрывать нам нечего. Вы можете откровенно разговаривать с ними в моем присутствии.
Нисрон с очевидным изумлением разглядывал гостей, а потом, скривившись, не мигая, произнес:
- Я плохо разбираюсь в чудесном оружии отца Дирона, но готов сообщить все, что знаю. Что вы хотите узнать?
Луи заговорил первым:
- Нам известно, что Ришелье получил от отца Дирона духовой мушкет, и я знаю, что он был совсем небольшим. Нас интересует, существует ли еще одно, более мощное ружье, способное выстрелить пулей большего размера.
Сверкнув глазами в сторону настоятеля и заметив ответный кивок, позволявший ему говорить, черноглазый монах начал:
- Отец Дирон действительно сконструировал огромный мушкет, способный стрелять пулями более дюйма в диаметре.
- Не могли бы мы осмотреть этот мушкет?
Снова обмен взглядами, но на этот раз в глазах монахов мелькнула тревога. Ответа не последовало.
- Должен ли я сделать вывод, что у вас его больше нет? Вопрос, заданный Гастоном, прозвучал сухо и неприятно. Отец настоятель отвел гостей в угол комнаты, где помощники отца Нисрона не могли их услышать.
- Мы его одолжили, - с наигранной улыбкой произнес он.
- Одолжили?
- Мы смиренные служители Церкви, и у нас есть свои власти, - извиняющимся тоном произнес настоятель. - К нам пришли и велели отдать мушкет, подкрепив слова приказом инквизиции. И мы его отдали.
И он снова улыбнулся, подчеркивая свою непричастность к исчезновению мушкета.
- Кто к вам приходил?
Нисрон замялся.
- Дворянин, представитель одной из знатнейших семей Лангедока, маркиз де Фонтрай.
Если бы в эту минуту лежавший на полу автомат вскочил и принялся отплясывать жигу, удивление друзей было бы меньшим, нежели теперь, когда они услышали ответ на свой вопрос.
Луи д'Астарак, маркиз де Фонтрай, участник заговора Сен-Мара! Человек, не раз пытавшийся убить Великого Сатрапа! Уродливый и злобный горбун, которому кардинал де Ришелье сказал однажды: "Отойдите в сторону и не показывайтесь! У нас не любят уродов!"
Урод? С этим никто не спорил. Урод, начисто лишенный совести, друг Принца, брата короля и возможного наследника трона Франции!
- Но маркиз де Фонтрай в бегах! - удивленно воскликнул Луи. - Его разыскивают со времен заговора Сен-Мара, и если он приходил сюда, вы обязаны были сообщить об этом!
- Мы не вмешиваемся в дела мирские, - лицемерно прервал его отец настоятель, опуская глаза. - Для нас он всего лишь посланец святой инквизиции.
- Ох, - в сердцах воскликнул Гастон, - у Фонтрая всегда были связи с Испанией! И когда он к вам приезжал?
- Примерно неделю назад, - потупившись, ответил Нисрон, став похожим на школяра, пойманного за кражей варенья.
Воцарилась тишина. Гастон пытался соединить воедино полученные сведения, Луи сурово взирал на обоих священнослужителей. Монах-изобретатель больше не смеялся, отец настоятель помрачнел. Искренность может обойтись им очень дорого, но сокрыть истину - еще хуже, и не столько потому, что они отдали мушкет, сколько потому, что не донесли на беглого преступника Луи д'Астарака. Укрывательство преступника могло обернуться ссылкой, закрытием монастыря или еще чем-нибудь похуже. Отец настоятель поднял глаза и, видимо, прочитав мысли Луи, произнес:
- Мы сказали вам правду, и сказали добровольно. Теперь ответьте нам: обязаны ли вы передать полученные от нас сведения вашему начальству?
Гастон чуть не поперхнулся от возмущения. Они еще и отпущение хотят получить! Он приготовился дать монахам достойную отповедь, но Луи опередил его:
- Можете рассчитывать на нашу скромность, отец мой.
Де Тийи в растерянности взглянул на друга. Что еще задумал этот сумасшедший? Гастон открыл рот, и Луи вновь опередил его:
- У меня есть еще один небольшой вопрос: как вы думаете, к этому мушкету подходят любые пули?
- Какие угодно! - с прежним оптимизмом ответил Нисрон. - Отец Дирон использовал деревянные пули, а когда я зимой рассказал об этом Фонтраю, он попытался сделать пули из льда! И, представьте себе, они оказались не менее опасными, чем из металла! Тогда я объяснил маркизу, что ледяные снаряды быстро тают и не оставляют после себя никаких следов.
Гастон в изумлении смотрел на Луи. Так, значит, эту гнусную идею Фонтраю подали монахи! Фронсак продолжал вежливо улыбаться, а комиссар чуть не поперхнулся с досады: ну почему он с самого начала не поверил другу? За столько лет он имел возможность убедиться, что Луи всегда прав!
- Полагаю, мы узнали довольно много, - задумчиво произнес Фронсак, - но, возможно, нам придется вернуться для уточнения кое-каких деталей. Разумеется, если мушкет вернут… или же господин де Фонтрай… словом, вы нас известите.
- Отец Нисрон проводит вас, - облегченно вздохнул настоятель, явно довольный завершением беседы и возможностью не давать никаких обещаний.
Помолчав, он добавил, обращаясь исключительно к Фронсаку:
- Спасибо, шевалье. Я признателен вам за вашу скромность и остаюсь вашим должником.
И, не дожидаясь ответа, скрылся в углу за маленькой, едва заметной дверью.
Отец Нисрон сделал гостям знак следовать за ним, и они вновь пустились в путь по коридорам, только теперь в обратном направлении; лабиринт казался бесконечным, и Луи задался вопросом, не пытается ли монах специально запутать их.
Неожиданно они вынырнули в коридор, где каждая стена была расписана по-своему: справа рыдала в пещере Мария Магдалина, слева орел вился над скалами Патмоса, где стоял святой Иоанн.
По мере того как друзья приближались к фрескам, персонажи постепенно исчезали, и они поняли, что пришли в ту самую длинную залу, расписанную пейзажами, где их встретил отец настоятель.
Что за наваждение!
Друзья переглянулись, а Гастон прошептал:
- Черт возьми! Если бы не монастырские стены, я бы сказал, что тут не обошлось без дьявола.
Нисрон открыто забавлялся их недоумением, и в глазах его прыгали лукавые искорки.
- Вы только что увидели мои работы, выполненные в необычной перспективе. Попробуйте теперь отойти немного назад.
Друзья послушались.
Каким-то таинственным образом перед ними вновь появились парящий над скалистыми вершинами орел и Мария Магдалина. Итак, если смотреть вблизи, видны были только пейзажи и цветы, а при взгляде издалека и под небольшим углом пейзажи исчезали, уступив место человеческим фигурам.
- Понял! - воскликнул Луи. - Изображение, создающее иллюзию реальности!
- Не совсем, - покачал головой Нисрон. - Речь идет об анаморфозе, то есть о фигурах, которые кажутся правильными при соответствующем расположении глаз, и видны, только когда смотришь на них под определенным углом. Обе фигуры еще не завершены: я пока не сумел выразить то, что мне хотелось. Многие явления можно рассматривать с точки зрения анаморфозы. Идемте, я покажу вам еще кое-что любопытное.
Открыв дверь, расположенную по левую руку от него, он ввел друзей в комнату, где стояло огромное колесо, подобное тем, что можно видеть на мельницах. На барабане висели портреты французских принцев.
- Станьте здесь, - приказал монах, указывая место в небольшой нише, расположенной напротив барабана, - и смотрите в это окошко.
Он указал им на отверстие, откуда был виден загадочный механизм.
Резким движением он разогнал барабан, тот завертелся с ужасающей скоростью, и неожиданно оба друга увидели, как в центре барабана появляется совершенно иное изображение - портрет нового, неведомого короля.
Друзья растерялись. Что означало это очередное чудо? А Нисрон, видя их растерянность, только усмехался.
- Тут нет никакого чуда, - заявил он, - всего лишь наука, именуемая катоптрикой, или наукой о сферических зеркалах.
Я спроектировал несколько подобных аппаратов, в том числе и аппарат, способный проецировать движущиеся картины на белую стену; получается что-то вроде театра, только двигаются в нем нелюди, а изображения. Правда, отец настоятель сказал, что это изобретение не имеет никакой практической ценности!
Анаморфоза, катоптрика, и никакого чародейства, всего лишь обман зрения. Приходите ко мне, когда у вас будет больше времени, я вам покажу не только эти, но и многие другие чудеса.