К трем часам утра, когда заведение закрывалось, начиналась завершающая часть нашей работы, заключавшаяся в выкидывании последних гуляк из заведения, затем в вытаскивании вконец упившихся на улицу, предварительно очистив их карманы. Закончив, мы становились у стойки и делили добычу. Затем кто-нибудь из барменов доставал бутылку и пускал ее по кругу, после чего мы начинали расходиться по домам. Выходя на улицу, я всегда стоял несколько минут на свежем воздухе, наслаждаясь ночной тишиной и покоем после сцен разгула и буйного веселья. Мне нравились эти минуты, приносившие в душу спокойствие и умиротворенность. Они стали для меня своеобразным ритуалом, даже в те дни, когда было холодно и сыро или шел проливной дождь. Идя домой, я привычно оглядывался по сторонам, держа наготове револьвер, лежащий в кармане сюртука. Шансы быть ограбленным и убитым были достаточно реальны, особенно в районах, где проживали бедняки. Где жил я. Живя на человеческой помойке уже четвертый месяц, я стал уставать от грубости и жестокости окружающих меня людей, от неустроенности быта. Этот суррогат жизни был не для меня. И это был не гонор человека двадцать первого века с высокими запросами, а простое понимание ситуации: подобная жизнь и работа могли удовлетворить только громилу со здоровыми кулаками и куриными мозгами. Приглядываясь к местной жизни и людям, я искал любую возможность подняться наверх, но даже не смог стать равноправным членом банды, так как был "человеком со стороны", не имевший ни преступлений за своей спиной, ни знакомых уголовных авторитетов. Просто кулачным бойцом, которого пригласили за деньги выступать на потеху публике. Не больше и не меньше. Если меня покалечат в одной из схваток, то просто вышвырнут на улицу и возьмут другого. Попыткам вырваться из человеческого болота мешало плохое знание внутренних хитросплетений местной жизни, а также отсутствие связей и денег. Всю свою прошлую жизнь я был солдатом, исполнителем. Мог быстро оценить или проанализировать сложившуюся на месте ситуацию, проявить инициативу в ходе операции, но это был мой предел. Анализ и разработка самих операций, поиск наилучших вариантов никогда не были моей работой. Так же как психология людей, использование их слабостей, что давало возможность ими манипулировать, создавая тем самым для себя благоприятные ситуации и возможности. Единственное, в чем мне повезло, то это в том, что в прошлой жизни работал в условиях, сходных с местной жизнью. Мне даже не пришлось переиначивать свой основной принцип, которым я руководствовался в моей бывшей работе: "Не оставлять врагу ни шанса!".
Искать наиболее быстрый выход из жизненного тупика, в котором я оказался, меня заставляла моя работа, то чем я зарабатывал себе на жизнь. Схватки на арене и работа вышибалы. Если на арене противник у меня был перед глазами, то в кабаке, пьяный или одурманенный клиент мог запросто ударить ножом в спину или проломить голову, как моему предшественнику, чье место я занял. Ему разбили голову кистенем, когда тот вышел подышать свежим воздухом. Убийцу так и не нашли. Предполагали, что это был один из буйных клиентов, который был выброшен им из кабака. Я даже пытался использовать свои знания и возможности, как человека будущего, но, к сожалению, они были настолько специфичны, что не представляли никакого практического применения в этом времени.
Здесь никому были не нужны мои исчерпывающие знания о марках и тактических свойствах оружия будущего, как и мастерское вождение техники, от мотоцикла до вертолета. Единственное, что осталось при мне и не только не потеряло своей ценности, а еще больше набрало вес, то это искусство убивать человека.
Попытки вытащить из своей памяти исторические факты, знание которых сделало меня ценным для науки и техники этого времени, натыкались на общие знания, имевшие довольно расплывчатый характер. Я знал, что был Генри Форд, изобретатель автомобиля. Но это все, что я знал о нем. Я не знал ни даты, ни места его рождения. Ни где он жил потом, когда ему пришла идея создания автомобиля. Я также знал, что на Аляске, которую два года тому назад купила Америка, нашли золото и алмазы, но где их искать - не знал. То же самое касалось моих знаний о различных событиях и находках в России. Они были отрывочными и бессистемными, почерпнутыми не из академических изданий с четким перечислением дат, событий и имен, а по большей части из художественной литературы. Поэтому даже то, что я знал, представлялось весьма сомнительным знанием. Оставалось только терпеливо ждать и надеяться на удачу. И она пришла, правда, в странном виде, в образе одноногого попрошайки. Все началось со случайно подслушанного обрывка разговора, одноногого нищего с уличным проповедником.
- … нельзя жить во грехе, предаваясь блуду и пьянству, сын мой.
На что нищий, с отрезанной по колено левой ногой и в наброшенной на плечи голубой шинели северян, ответил: - А на фига мне такая жизнь, где нет баб и виски! Оставь ее себе, божий угодник!
Услышанный ответ мне понравился и я решил, что когда буду возвращаться, после выступления на арене, обязательно дам безногому доллар. Уже отдаляясь, я успел услышать продолжение разговора.
- Гореть тебе в аду….!
- Думаешь испугать меня адом?! Не надейся! Я уже живу в аду, кочерыжка чертова!!
Его слова говорили о силе духа и неукротимом характере.
"Настоящий боец!".
Возвращаясь обратно, я остановился рядом с ним. Некоторое время мы мерили друг друга взглядами, пока тот не разозлился: - За показ деньги беру! Кидай доллар и смотри, нет - проваливай!
Я кинул в кепи военного образца монету, продолжая стоять. Он посмотрел на меня более внимательно: - Ты от меня что-то хочешь?
Ничего конкретного от него я не хотел, может быть, только выговориться. Или просто поговорить с человеком, в котором чувствовалась внутренняя сила, несмотря на его незавидное положение.
- Воевал? - я кивнул на шинель.
- Прошел всю Гражданскую и только один раз был легко ранен. А вот на Мексиканской границе получил вот это, - он похлопал ладонью по обрубку ноги. - Теперь приходиться сидеть здесь и клянчить милостыню.
- А что пенсии по инвалидности не получаешь?
- Ты как-то странно говоришь, парень. Слова какие-то ученые. Впрочем, какая разница! Государство за потерю ноги заплатило мне сто девяносто восемь долларов и выкинуло на помойку. Вот такая мне благодарность за восемь лет службы!
- А что на Мексиканской границе делал?
- Бандитов ловил. С индейцами воевал. Почти три года. Есть что вспомнить!
При этих словах его глаза загорелись, лицо преобразилось, помолодело, и я вдруг понял, что этому обросшему щетиной с опухшим лицом мужчине, никак не больше тридцати пяти лет. Тема Мексиканской границы меня не сильно увлекала, но рейнджеры как род войск мне был интересен. Из рассказа Джеймса Богарта, так назвал себя ветеран, я понял, что рейнджеры, это был тот тип бойцов, который и был мне нужен. Не теряющие головы в опасных ситуациях, умеющие обращаться с оружием, а главное знающие, что такое дисциплина. Я уже думал о подобных людях, но как их найти и сделать из них единую команду, не знал, а тут Джеймс возьми и скажи: - Знаешь, парень, ты мне понравился. Давай я тебя познакомлю с моими парнями. В свое время мы воевали вместе в одной роте на Мексиканской границе. Нас тут двенадцать человек. Своего рода братство по оружию. Ты я вижу чужой в этом городе, как и мы. Может быть, если найдем общий язык, мы сможем держаться вместе. Через несколько дней встреча состоялась. Пришло шестеро. Крепкие, сильные, неудовлетворенные своим нынешним положением, эти парни были сплочены и способны на многое, лишь бы нашелся человек сумевший повести их за собой. Наш разговор стал своего рода разведкой боем. Беседуя, мы одновременно прощупывали друг друга, пытаясь понять, кто чего стоит. Судя по тому, что мы договорились о новой встрече, я не разочаровал их, впрочем, как и они меня.
Банды, делившие город, представляли собой дикую, своенравную и жестокую вольницу, а границы их владений были расплывчатыми и неопределенными.
Стоило только в пределах подобной границы появиться заведению, вроде лавки или бара, как тут же появлялись сборщики дани от соперничающих банд. Затем следовали выяснения отношений, начиная от мелких стычек и доходя иной раз до настоящих войн, длящихся неделями, со строительством баррикад на улицах и применением огнестрельного оружия. На время подобных военных действий организовывались, так называемые штабы, где заседали главари со своими подручными. Обычно штабы располагались в задних комнатах лавок или магазинов, владельцами которых часто являлись сами главари. Обычные проблемы, главари банд, также делал и Мясник, разрешались в облюбованном кабаке, в кругу ближайших подручных. Там они все вместе надирались, попутно решая назревшие проблемы своей криминальной империи. Свидетелем пары подобных собраний был и я. Вначале я только удивлялся простоте и безалаберности подобных сборищ, потом понял, что это просто банда - сборище головорезов, но никак не вооруженная группировка наших дней, имеющую свою иерархию и четкую структуру. К тому же для главарей это был своеобразный способ играть в демократию, показывая всем, как прост и доступен для народа их лидер. Не забывал Мясник также поддерживать боевой дух бандитов, бросая в толпу воинственные лозунги, типа: - Пора бы дать по паре хороших пинков Ирландцу и Дикому Джиму Мортону! - на что толпа бандитов в ответ ревела в пьяном азарте: - Мы их в бараний рог скрутим! Только прикажи!
Но это были только слова. Уже почти полтора года между бандой Мясника и его ближайшими соседями Ирландцем и Диким Джимом Мортоном не было серьезных конфликтов. Из подслушанных разговоров я узнал, что некоторые приближенные Мясника винят его в трусости, дескать, разжирел, сидя на одном месте и теперь боится потерять то, что имеет, но мне казалось, что он не так прост, как кажется, просто выжидает подходящего момента. И я решил создать для него этот момент. Именно он должен стать моей ступенькой наверх. План был простым и ясным. Убрать главаря одной из группировок. Главари банд в то время еще не научились прятаться от всего мира в личных апартаментах, отделенные от всего мира пуленепробиваемыми стеклами и армиями телохранителей, поэтому вычислить их не представлялось сложной задачей. Я рассудил так: смерть главаря принесет сумятицу и раздоры, а с ней борьбу за власть. Нам только и останется, выждав время, предложить свои услуги одной из враждующих сторон, потребовав в качестве награды за помощь кусок территории. Судя по тому, что я видел и слышал, подобный план был вполне в духе этой эпохи. Единственный вопрос, который я сразу не мог решить: ставить Мясника в известность или нет. Потом все же решил: не стоит. Победителей не судят. Не откладывая, я начал собирать информацию. Ирландец Патрик Салливан не сильно отличался от своих подчиненных. Не боялся крови, не чурался предательства и громко смеялся, забивая до смерти поверженного врага ногами, в тоже время он должен был быть более жесток, силен и хитер, чем обычный бандит. У Ирландца также был телохранитель. Большая двухметровая жирная свинья по имени Кабан Донни. Насколько я мог судить, из Кабана был такой же телохранитель, как из обычного кабана.
"И визжать они будут одинаково, когда их будут резать, - подвел я итог профессионализму телохранителя.
Как не легко было наблюдать за передвижениями Ирландца, все это потребовало намного больше времени, если бы у меня к этому времени не появился помощник. Джек Крыса. Он появился в моей жизни совершенно случайно, по непонятной прихоти судьбы. Большинство из посетителей кабака, где я работал вышибалой, пили, снимали шлюху и исчезали в ночи, чтобы больше никогда не появиться и только небольшая часть из них являлись своего рода завсегдатаями. Появлялись, если не каждый день, то пару раз в неделю обязательно. Одним из таких посетителей был Джек Крыса, невысокий тщедушный человечек с худым и бледным лицом, развлекавший посетителей тем, что за десять центов откусывал голову живой мыши, а за двадцать пять - крысе. Его представления, как и он сам, вызывали у меня только отвращение и брезгливость. Я не предполагал, что мне придется с ним когда-либо общаться, не случись в один из вечеров происшествия, связавшего нас самым странным образом. Трое загулявших мастеровых стали требовать от Джека, чтобы тот съел мышь, которой только что откусил голову, предлагая ему за это доллар. Когда тот наотрез отказался, двое из них схватили его за руки, а третий стал пихать трупик мыши ему в рот. Пьяным посетителям кабака представление понравилось, а вот мне нет. Не долго думая я треснул дубинкой по голове мастерового с мышью в руке так, что тот рухнул без сознания на заплеванный пол. Не успели посетители поднять недовольный крик, как моя дубинка с силой въехала в солнечное сплетение одному из ремесленников, державших Крысу. В следующую секунду тот рухнул на колени, скрюченный болью. Толпа, лишенная спектакля, зашумела. Я думал Крыса, улучив момент, сбежит, но вместо этого, тот сбил растерявшегося мастерового с ног, после чего принялся пинать его подкованными сапогами. Народ снова оживился, принявшись подбадривать его криками. Но Крысе не пришлось долго торжествовать, он был схвачен за шиворот одним из моих коллег и выброшен на улицу. Вслед за ним в темноту вылетела троица пьяных мастеровых. После чего сумасшедшее веселье закружилось с прежней силой. Крысы потом долго не было, я уже думал, что после этого случая, он уже вряд ли явиться, но через неделю он появился снова. Правда, теперь у него из-за голенища сапога торчала рукоять ножа, а в глазах появился странный блеск. Как оказалась, эти перемены в нем не ограничились только этим.
Этой же ночью возвращаясь с работы, я услышал чьи-то негромкие шаги за своей спиной, резко обернулся. За мной шел Крыса. После короткого и странного разговора, я понял, что он считает себя должником по отношению ко мне. Попытка вразумить его ничего не дала, и я решил оставить все как есть. Единственное что я для себя точно выяснил, что с головой у Джека далеко не все ладно. Впрочем, это не мое дело решил я: пусть живет, как считает нужным. Но когда мне понадобилась помощь, я сразу вспомнил о нем. Хотя бы потому, что доверить такое дело я мог доверить только человеку, которого хорошо знал, а таких у меня не водилось. И я не прогадал. Этот маленький невзрачный человечек оказался отличным агентом по наружной слежке. Правда, ему не хватало воображения, но зато он обладал цепкой памятью и был отличным исполнителем, выполняя мои инструкции четко и неукоснительно, вплоть до мельчайших деталей. Когда с помощью Крысы я набрал достаточно информации на Ирландца и выбрал место нападения, я несколько дней изучал планировку места, пути отхода и готовил необходимую маскировку, а затем мне только осталось дождаться подходящего дня для осуществления моего плана. Местом покушения должен был стать отдельный кабинет ресторана под названием "Последний приют", который главарь ирландской группировки регулярно посещал два раза в месяц. Если судить по итогам двух раз, Ирландец в течение двух - трех часов будет ужинать, в компании с кем-нибудь из ближайших подручных, а затем, ближе к полуночи закажет девочек. За ужином Ирландец здорово надирался со своим собутыльником, что давало мне шанс убрать их быстро и без шума. К тому же имея за спиной большой опыт в подобных делах и специфическую подготовку, я вполне мог рассчитывать на подобный успех. После недели ожидания Крыса, наконец, принес мне весть - главарь со своим ближайшим помощником занял кабинет в "Последнем приюте". Услышав, что его собутыльником будет Зуб Майкл, первый претендент на "трон" после смерти Ирландца, я мог только порадоваться такому удачному стечению обстоятельств.
Жирная свинья по имени Кабан Донни даже не смогла взвизгнуть, когда широкое лезвие ножа перерезало ему горло. Укладывать эту тушу на пол помог мне Джек Крыса, который самым наглым образом увязался со мной. После попытки его отослать, я решил, дальше разговаривать - время терять, а будет мешаться под ногами - просто убью. Шепнув ему: - Остаешься здесь - там сам разберусь, - я уже сомневался в действенности своих слов, как он мне вдруг кивнул головой в знак согласия. Откинув плотную штору, я вошел в кабинет. Взгляды двух мужчин излучали довольство жизнью. Не знаю за кого они меня приняли, но ни один, ни другой не выказали ни малейшей тревоги до того момента, пока нож не ушел почти по самую рукоятку в горло Зуба. Только тогда стул Ирландца отлетел в сторону, а он сам вскочил на ноги. Его решимость и смелость делали ему честь, но кидаться на незнакомого человека с кулаками, да еще в пьяном виде… Его размашистый удар пришелся в пустоту, зато мой кулак выбил на какое-то мгновение из Ирландца сознание и воздух. В следующий миг я оказался за его спиной. Резкий рывок, хруст шейных позвонков, судорожная конвульсия. Вместе с движением рук, моя память неожиданно выдала намертво заученные слова - команду: "…резко скрутить голову резким движением рук. Левая толкает затылок от себя, правая тянет подбородок на себя и вверх…". Отпустил руки. Тело Ирландца мешком свалилось на пол. Зуб к этому моменту перестал хрипеть. Тело выгнулось в последний раз дугой, после чего неподвижно замерло. Убедившись, что оба мертвы, я уже начал разворачиваться к выходу, как штора, загораживающая вход, поползла в сторону. Я уже был готов встретить нового врага, как на пороге появилась фигура Крысы. С трудом подавил в себе желание свернуть ему шею. Тот молча оглядел кабинет, после шагнул к трупу Ирландца.
- Куда лезешь, урод! - зашипел я на него. - Нам уходить надо! И как можно быстрее!
- Уходи, Джон. Мне кое-что надо сделать, - его голос был странно - спокойным, без малейшей примеси каких-либо чувств.
- Что ты тут забыл?
- Подожди меня у черного входа. Если хочешь.
Я посмотрел на нож, торчащий в горле Зуба, потом на неподвижное лицо Крысы и после секундного колебания, буркнул: - Жду десять минут, Джек.
Он появился с раздутой сумкой в руках. Где он ее взял и что в нем лежит я не стал спрашивать, только бросил достаточно выразительный взгляд на Крысу. Ответом мне был пустой, ничего не выражающий взгляд. Выразив свое неудовольствие тем, что плюнул ему под ноги, после чего развернулся и шагнул в темноту узкой и грязной улочки.
Когда наемный экипаж скрылся за углом, мы обошли дом, где на втором этаже жил Мясник, и зашли с черного хода. Дверь никогда не запиралась, но за ней незваного гостя ждал сюрприз в виде парочки головорезов. Но мы были свои, поэтому нас пустили без лишних вопросов. Только я успел добраться до середины лестницы, как Джек Крыса, идущий за мной, схватил меня за руку и остановил. Я уже занес руку, чтобы отвесить ему затрещину, как он сказал, что лежит в кофре. Будничным, спокойным тоном. Я замер, глядя ему в глаза, одновременно пытаясь понять, что это: правда или просто шутка сумасшедшего. Его глаза были пусты и холодны.
"Не шутит. И этот кофр…. Блин!".
На что я привычен к различным видам человеческой агрессии, в чем бы она не выражалась, но глаза маньяка для меня были нечто новое. Даже мурашки пробежали по спине. Если до этого я был напряжен, то сейчас был взведен не хуже часовой пружины.
- Иди вперед, Крыса. Я за тобой.
Ни слова не говоря, тот пошел вверх по лестнице, а уже за ним следом двинулся я.