Ирина распласталась на земле и, отвернувшись от Вадима, закрыла глаза.
– Что за глупость ты задумала? – чуть тише проговорил Вадим, продолжая крепко держать девушку за плечи.
– Отпустите меня. Я не хочу больше мучиться! – закричала она, пытаясь вырваться и броситься вниз.
– Прекрати истерику! – приказал Вадим, переводя дыхание. – Успокойся, всё уже позади. Этого больше не повторится. Правда? Обещай, что не повторится! – он погладил её по щеке.
– Почему вы всегда следите за мной? Я вижу это. Я чувствую, – проговорила она сквозь слёзы, не глядя на Вадима Андреевича.
Наступило продолжительное молчание. Вадим убрал свои руки с плеч девушки и сел с ней рядом. Первой заговорила Ирина:
– Странно, что среди поголовного равнодушия вам есть до меня дело. Вы же абсолютно не знаете меня.
Вадим тяжело вздохнул.
– Как его звали? – вдруг спросил он.
– Игорь.
– Кем он для тебя был?
– Мы собирались пожениться… Если бы вы знали, как мне с ним было хорошо. Так бывает, наверное, раз в жизни. Он поехал на Запад за машиной, чтобы потом продать её здесь, в России, и купить для нас квартирку: мы не хотели жить с родителями. Машину-то он купил, а сам не вернулся. Уснул за рулём, – она снова заплакала. – И его родители обвинили меня в его смерти. У меня никого не было роднее Игоря.
Она бросила взгляд на Вадима и добавила:
– Зря вы меня спасли. Мне плохо без него. А так я бы сейчас уже была с ним.
И снова наступило молчание. Так они сидели около часа.
– Надо бы спуститься в лагерь, иначе могут подумать, бог знает что, – выдохнула Ирина.
– Ну-у, зря не подумают, – пошутил Вадим.
Они начали спускаться по пологой стороне откоса.
– Ты когда-нибудь задумывалась о смысле жизни? – спросил Вадим.
– Если бы не задумывалась, то не стояла бы час назад на краю обрыва, – грустно ответила Ира.
– Удивительно, что каждый человек считает, что непременно его горе самое невыносимое, – рассуждал Вадим. – Но не задумывается, что кому-то, может быть, в тысячу раз труднее или горше. Мудрость приобретается именно благодаря душевным страданиям. Каждый человек, рано или поздно сталкивается в своей жизни с тяжким бременем судьбы. И тот, кто уважает родителей и старших, прислушивается к их замечаниям и советам, становится мудрее. Кто не сплетничает, не клевещет и не ругает кого-то за глаза, тому не грозит нажить врагов и подвергнуться позору и разоблачению. Кто не унижает младшего по возрасту или положению, тот не стерпит унижения и от вышестоящего. Кто не злопамятен, тот не мучается ночами, придумывая изощрённую месть. Кто не крадёт, того не одолевают думы, как и где скрыть краденое. Кто не лжёт, тот не боится быть обманутым. А чрезмерная гордость может, в конце концов, оказаться петлёй на шее, – завершил свой монолог Вадим.
– А как объяснить, почему один страдает, а другому хоть бы хны? Почему судьба наказывает не всех одинаково? – запальчиво спросила Ира.
– Во-первых, страдание – это ключ к самосовершенствованию. Это огонь, в котором закаляется наша душа и приобретается знание. Во-вторых, страдает, в основном, человек духовный. Через муки люди учатся анализировать свою жизнь, мысли, поступки и стараются впредь не допускать аналогичных ошибок. Мы привыкли закон Вселенной называть Богом. Так вот, этот Бог наказывает всех без исключения так, как того заслуживает каждый из нас, – продолжал философствовать Вадим.
– Ой ли? Негодяй злоупотребляет служебным положением, проворачивает махинации, обманывает других и при этом богатеет. Мало того, ему везёт во всём. А ему надо ещё и ещё. Он не брезгует ничем. И после всего продолжает преспокойненько жить, улыбаться, ездить по курортам и санаториям. А другой вкалывает всю жизнь, и всю жизнь его унижают. Где здесь логика? Не знаю, может, вы и правы, но почему-то я не видела, чтобы какая-то высшая сила наказывала рвачей, – с горечью произнесла Ира.
– Я думаю, что видела, и не раз. И попытаюсь тебе это доказать. Есть две категории так называемых злодеев. Одни, в первую очередь, вредят себе, а уж потом окружающим. Это – пьяницы, наркоманы, проститутки, заядлые курильщики и подобные им. Этих судьба наказывает самих. Бьёт до тех пор, пока бедолага не уразумеет. Иногда это длится, увы, до самой его смерти. А вот другие, которых ты назвала рвачами, зло приносят сначала окружающим, а уж потом оно рикошетом возвращается им. Правда, они этого, к сожалению, не понимают: таких людей судьба не наказывает за содеянное напрямую. Зачастую они избегают правосудия. Но за их грехи расплачиваются их собственные дети или близкие люди. Рано или поздно, прямо или косвенно, но это обязательно происходит. Ты ещё не устала от моего монолога? – учтиво спросил Вадим.
– Нет, – отозвалась Ирина. – Только никогда так глубоко не вникала во всё это.
– Точно так же и с добром, – продолжал Вадим.
– Что, наказывается и оно?
– Да, если тебя не просят, не зовут – не лезь. Твоё добро может обернуться другому злом. Добро, оно только тогда во благо, когда в нём есть нужда. Нужно помнить одно: поступай с людьми так, как желаешь, чтобы они с тобой поступали. Или не желай другому того, чего не желаешь себе. Если хочешь, чтобы тебя любили, люби всех, невзирая на их национальность, кошелёк, цвет кожи или принадлежность к какой бы то ни было религии. Нет разницы, кем себя человек называет, важно лишь то, как он поступает. Если хочешь видеть на лицах улыбку, улыбайся сама. Если желаешь уважения, уважай всех, несмотря на возраст.
– Неужели всё так просто? – удивилась Ира.
– Да, для тех, кто знает это и стремится жить согласно этому. А что касается страдания, то оно не может быть вечным. Когда-нибудь приходит счастье и покой, – продолжал убеждать Вадим.
– Я боюсь снова быть счастливой, – грустно произнесла девушка.
– Зря. Попробуй даже в самом отвратительном разглядеть прекрасное. И тогда ты начнёшь ценить не только свою жизнь, которая, поверь, стоит того, но и уважать жизни других людей. Для тебя станет большим счастьем видеть улыбки и радость на лицах окружающих, дарить им частицу своей души. Кто перешагнул через своё горе, тот хорошо понимает муки других и может помочь. Ты видела вчера парня в джинсовых шортах?
– Арама? Его нельзя не заметить! – воскликнула Ирина.
– Почему? – оживился Вадим.
– Это какой-то сгусток энергии. Он знает столько анекдотов, песен, шуток и историй… Но, мне кажется, он не простачок. В нём есть что-то такое… – задумчиво проговорила Ира.
– …Что притягивает к нему других и располагает к доверию? – продолжил Вадим.
– Да.
– Три года назад он не был таким. Он походил на потерянного человека. Парень просто тихо умирал. Арам родом из Спитака. Он не сам пострадал во время землетрясения, тогда он служил в армии в Казахстане. Под обломками здания погибла его семья. Вся. Представляешь? Только старая тётя в Ереване и осталась… А теперь Арам – заводила в нашей компании, душа коллектива. В прошлом году он спас на море тонущего ребёнка. От счастья мать мальчика зацеловала нашего Арама. А теперь ему из Украины постоянно приходят от них письма и посылки. Недавно он был у них в гостях. Вот так-то.
– Как же мне теперь жить? – спросила Ирина как бы у себя самой.
– Однажды внук спросил у деда: "Ты, когда спать ложишься, бороду кладёшь на одеяло или прячешь под него?" Дед всю ночь мучился, искал ответ, но так и не нашёл. А к утру помер. Так что не мучь себя. Живи и радуйся, что солнышко сегодня светит, море плещется под ногами и птички поют, – улыбнулся Вадим.
Они продолжали идти по берегу. Поднимали и разглядывали ракушки, ещё о чём-то беседовали и смеялись. А навстречу им уже бежал Арам, размахивая над головой рубашкой. Купаясь в море, он заметил их и решил присоединиться.
1996 г.
Новогоднее пожелание
Тихо падал снег. Ночные улицы Новосибирска пестрели и переливались огнями гирлянд и неоном реклам. С витрин магазинов улыбались румяные Деды Морозы и Снегурочки. Зажигались в домах свечи и ёлочные огни. То тут, то там слышались песни и музыка. Кто-то ещё спешил купить подарки своим близким, забегал в бакалею и кондитерскую…
В областной больнице дежурные врачи и медсестры скромно встречали Новый год.
Захватив с собой чашку с чаем, молоденькая медсестра Ольга достала из своей сумки блокнот с ручкой и, покинув весёлую компанию, вышла в вестибюль. Села за стол дежурного, включила настольную лампу и принялась писать поздравительную открытку другу. Сегодняшнюю ночь ему также выпало провести на дежурстве в "скорой помощи". Выводя красивым почерком слово за словом, Оля поглядывала через окно на ночной город и улыбалась, вспоминая Алёшу…
Её размышления внезапно прервал телефонный звонок, от которого Ольга даже вздрогнула. Девушка подняла трубку.
– Здрасьте. Это больница? – раздался в трубке пьяный мужской голос. – С Новым годом, больница!
– Спасибо, – весело отозвалась девушка. – И вас также с праздником.
– Веселитесь? А я сейчас повешусь.
– Что? – растерялась Оля, продолжая ещё улыбаться.
– Повешусь, – спокойно повторил мужской голос.
– Не поняла… – улыбка исчезла с её лица, на нём появилась обида.
– Ты что, с Луны свалилась? Не знаешь, как это делают?
– Вы так шутите под Новый год? Весьма оригинально. Но мне не смешно.
– Я не шучу. У меня уже верёвка лежит.
– А выпил для храбрости, что ли? – поинтересовалась девушка, принимая разговор за дурацкий розыгрыш.
– А хоть бы и так.
– Глупости всё.
– Что – глупости?
– Да всё, что ты задумал. Тебя как зовут?
– Руслан. А тебя?
– Ольга. Сколько тебе лет, Руслан?
– Много.
– Много – это сколько?
– А какая разница… Всё равно сейчас повешусь.
– Брось ты думать об этом! Знаешь, где находится наша больница?
– Знаю.
– Одевайся, бери денежку на автобус и приезжай к нам. Мы живо излечим твою хандру.
– Не могу. Лучше ты приезжай. Я после смерти всё оставлю тебе: квартиру, машину, видики, доллары. Приезжай, я жду.
– Руслан, я на дежурстве и приехать не смогу.
– Тогда прощай…
– Не дури!
– Вот как сейчас скажешь, так я и сделаю.
– Сначала скажи, с чего это ты решил повеситься?
– У меня много долгов.
– Больше, чем стоят квартира, машина и всё прочее вместе взятое?
– Да.
– А взять негде?
– Увы…
– А когда надо вернуть?
– Завтра. Но я не смогу отдать, и они убьют меня.
– Кто это – они?
– Неважно. Я должен уйти сам.
– Не страшно?
– Страшно. Даже очень.
– Может, подумаешь о своей матери? Тебе не жаль её? Пережить собственного ребёнка – это страшно, говорят. Пожалей её.
– Я ей не нужен.
– А девушка у тебя есть?
– Была.
Ольга вздохнула.
– Не знаю, какие здесь могут быть торги. Разве может быть что-то дороже жизни? Только, наверное, жизнь другого человека. Я не знаю, как тебя убедить. Для меня такой проблемы не возникало. Жизнь дана только раз. Подумай, ведь назад ты вернуться уже не сможешь. Не отчаивайся. Всем бывает тяжело. Я знаю парней, которые прошли ад войны в Афганистане, и то не сломались…
– А я не смог! – закричал Руслан и бросил трубку.
Через минуту он снова позвонил.
– Не надо об Афгане, слышишь? Что ты про него знаешь? Да ни хрена!
– Извини, я не хотела… Отдай им всё, что у тебя есть, – пусть подавятся. Бросай всё и уезжай из города. Не стоит ради каких-то бумажек расставаться с жизнью. Ты сможешь всё начать сначала, раз сумел столько заработать. Не пропадешь нигде. Какая у тебя специальность?
– Электрик.
– А кем сейчас работаешь? Ты бизнесмен, и тебя преследуют рэкетиры? Или это секрет?
– Киллер я. Убийца. Наёмный убийца.
На мгновение Ольга потеряла дар речи. За секунду она прокрутила в памяти весь разговор.
– Чего замолчала? Сразу охота отпала разговаривать? Больше не жаль меня? Ну, так что ты мне ещё посоветуешь?
– Разве… это тоже работа?
– Да. И за неё хорошо платят.
– И… много ты убил человек?
– Достаточно.
– Почему ты стал этим заниматься?!
– Потому что меня научили профессионально делать только это.
– Но ведь ты – электрик…
– Электрики Родине не нужны.
– Так ты решил повеситься из-за того, что много убил людей или… потому, что долг не можешь отдать?
– Долг не могу отдать.
Ольга замолчала, не зная, как дальше продолжать диалог.
– Не молчи, скажи ещё что-нибудь, – раздалось в трубке.
– Что ты хочешь услышать? Слова утешения? Знаешь, Руслан, мне кажется, что тебе действительно лучше покинуть этот мир. Ты выбрал правильное решение, – выдавила из себя Оля.
– Ты считаешь?
Внезапно она вся затрепетала. И не оттого, что замерзла, а потому что осмыслила вырвавшееся из своих уст. "Какой ужас! И это произнесла я – медсестра…" – подумала девушка, а вслух проговорила:
– Зачем было звонить в больницу в такую ночь и сообщать о своём чудовищном замысле, когда люди радуются? – заговорила она повышенным тоном. – Радуются, что начинается новое и, может быть, светлое. Радуются, что кто-то остался жив, кто-то появился на свет, а кто-то впервые сказал: "Я люблю тебя". А ты… Можешь делать с собой, что угодно! А я всё равно счастлива, и ты не испортишь мне праздник. Потому что я люблю своего Лёшу. Ты слышишь? – закричала Оля. – Он мне дорог, потому что он человек! И этому человеку я пишу сейчас поздравительную открытку.
В телефонной трубке раздались гудки. Ольга долго смотрела на фонарь, тускло светивший в вестибюле, и внезапно зарыдала. Слёзы капали одна за другой на лощёный лист, где были написаны такие ласковые и тёплые слова. Ей было сейчас очень скверно.
…А на улице продолжал тихо подать снег. Он кружился и несмело опускался на ступеньки парадного подъезда областной больницы, на фонари и крыши, на прохожих и вечно спешащие автомобили.
1995 г.
Письмо
Однажды я получила письмо от отца, который бросил меня двадцать лет назад. Длинное такое письмо, тёплое, но чужое, как-будто его написал совсем посторонний человек или давно забытый знакомый. Сначала я хотела разорвать его и развеять по ветру, мол, опомнился, когда у меня уже своя семья, но почему-то не уничтожила письмо. Дрожащей рукой вскрыла конверт и начала читать.
Господи, как было больно пропускать через себя эти странные строчки, будоражащие старые раны. Они словно сверлили мою душу со всех сторон. Хотелось бросить лист, убрать далеко-далеко. Но я глотала предложение за предложением. Я не плакала, плакало что-то внутри меня.
Не дочитав письмо, я сунула его в карман плаща и вышла прогуляться. Пришла на набережную – моё любимое место в городе – села на скамейку и задумалась…
Мне многое рассказывали о моём отце. Не всегда это было приятно слышать, порой даже стыдно. Александр Пурлёнис женился поздно, в тридцать пять лет. До этого частенько выпивал, иногда дебоширил, дрался. В студенческие годы участвовал даже в антиправительственных демонстрациях. Он был каким-то неприкаянным, пока не встретил мою мать. Ей тогда было двадцать пять. К тому времени за отцом закрепилась репутация сомнительного и ненадёжного человека. Порядочные люди сторонились его. Маме же нравились неординарные личности, дерзкие балагуры. А отец как раз таким и был. Встречались они недолго. Поженились. Отец очень любил мать, носил её буквально на руках, заботился как о маленькой. Он очень изменился после женитьбы. Совсем бросил пить и стал домоседом. Эту заслугу приписывали его супруге. Возможно, действительно благодаря ей произошла такая поразительная перемена в моём отце. Он даже стал передовиком на заводе.
Там, кстати, они и познакомились с моей матерью, когда она готовила репортаж о предприятии.
А потом родилась я.
Рассказывали, что Александр Пурлёнис был от счастья на седьмом небе. И кажется, счастлив больше, чем моя мать. Возился всегда со мной, купал, гулял, развлекал. Коллеги говорили ему, шутя, что он помешался на мне. Все разговоры, с чего бы они ни начинались, заканчивались его фразой: "А мой Людок…" – и так далее. По выходным, когда мама была занята стиркой и уборкой, отец отправлялся с коляской на набережную. Здесь его и видели чаще всего.
Я росла любознательной, подвижной. Мне всегда было интересно то, чем занимался отец. Мы вместе ремонтировали велосипед, вместе ездили на рыбалку и за янтарём, вместе собирали яблоки и поливали помидоры в огороде.
А мама была журналисткой. Её частенько не бывало дома. Отец с этим, кажется, мирился. Однажды она уехала на Памир, и больше я никогда её не видела. Говорят, пропала без вести.
Отец несколько лет ждал её. Сильно тосковал. В те годы мы жили очень дружно. Теперь я вспоминаю это как сказку. Мы всегда и везде были вместе. Он многое мне рассказывал и объяснял. Когда было трудно в семье с деньгами, мы собирали пустые бутылки в парках, на берегу моря. Тайком, конечно, чтобы никто не застал нас за таким занятием. Нередко бывало, что мы на последние деньги ходили в кино, хотя до получки оставалось ещё около недели. Но мы никогда не голодали, отец всегда находил какой-нибудь дополнительный заработок. И тоже тайком, потому что за это лепили выговоры и лишали премий. Он не баловал меня покупками всяких красочных, но ненужных мелочей. Он никогда не наказывал меня. Отец разговаривал со мной, как со взрослой, и мне это нравилось. Он говорил мне: "Людочка, ты должна мне помочь. Я один не справлюсь". И мы с ним чуть ли не горы сворачивали. Отец рассказывал мне всякие истории, некоторые из них я до сих пор помню. В отпуск мы тоже ездили вдвоём. Пешком прошли Арбат, были в Зимнем дворце, бегали по сочинским морским камушкам и ловили медуз в Геленджикской бухте; поднимались, считая ступеньки, на ледовый стадион Медео в Алма-Ате; плавали на катере по Телецкому озеру на Алтае.
А потом что-то произошло. Я до сих пор не знаю, что именно и почему. И тётя Кристи с дядей Валдысом не знают или хранят какую-то тайну. Но однажды отец исчез, отвезя меня на каникулы к своей сестре. Исчез, не сказав ни слова и не попрощавшись. Дома о нём почти сразу перестали говорить, как будто его никогда здесь не было.
Я ждала отца долго. Просыпалась среди ночи, заслышав малейший шум в прихожей. Мне казалось, что сейчас распахнётся дверь в моей комнате, и он шепнёт: "Привет, Людок! Ты готова к путешествию?" Но это был всего лишь спаниель Арчи, перебиравший в прихожей наши башмаки. Если бы не Арчи, я, наверное, сошла бы с ума, ожидая возвращения отца…
Я возненавидела его за предательство. А именно это подсказывало мне моё детское сердце. И никто не пытался меня в этом разубедить…
Присев на скамейку, я достала письмо и стала читать его дальше. Было пасмурно. Над головой кружились чайки, прохаживались по берегу, кричали, плескались у воды и вновь взмывали в небо. Пирс выглядел пустынным.
"…до сих пор помню, как мы с тобой ловили лягушек в огороде, – писал отец. – Как ты смеялась, пытаясь подражать их прыжкам. Ты уже многое тогда понимала. Я думал, что ты меня понимала как взрослая. Но ошибся. Горько ошибся, оставив тебя у тёти Кристи…"