- Сеньоры кабальеро, друзья мои, - так начал он громким голосом, - человек, которого я вовсе не знаю, осмелился предложить моей дочери золото, которое он выиграл в банк. Донья Анита, как и следовало ожидать, с презрением отвергает подобный подарок, особенно когда он идет от какого-то неизвестного, с которым она не желает иметь дела. Она просит меня раздать вам это золото, к которому она не желает даже прикоснуться. Она хочет таким образом в вашем присутствии публично выразить то презрение, которое она питает к человеку, осмелившемуся глумиться над ней.
Импровизированная речь асиендадо была покрыта яростными аплодисментами и криками собравшихся под окном леперос. В глазах их засветилась жадность.
Анита чувствовала, что горючие слезы готовы хлынуть из ее глаз. Несмотря на все свои усилия казаться спокойной, она чувствовала, что сердце ее готово разорваться от сознания бессильной досады и горя.
Не обращая никакого внимания на дочь, дон Сильва приказал слугам бросать золото на улицу.
И вот на толпу этих бедняков из окон пролился в буквальном смысле слова золотой дождь. Калле-де-ла-Мерсед немедленно приняла самый необычный вид. Отовсюду сбегались люди, влекомые этой манной нового рода.
Золото все сыпалось. Казалось, что конца ему не будет. Беднота бросалась за ним то в одну сторону, то в другую, как степные шакалы бросаются за добычей. Сильные давили слабых.
В самый разгар этой свалки на улице показался скакавший во весь опор всадник.
Он, очевидно, был смущен представившейся его глазам сценой и на минуту остановился, затем дал шпоры своему коню и, щедро оделяя ударами хлыста направо и налево, пробил себе дорогу через бившуюся, загородившую всю улицу толпу к дому асиендадо, в который он и вошел.
- А вот и граф де Лорайль, - лаконично обратился к своей дочери дон Сильва.
Действительно, минуту спустя граф вошел в гостиную.
- А! Вот что! - воскликнул он, остановившись на пороге. - Что же это значит, дон Сильва? Право, я не понимаю, что за мысль развлекаться швырянием в окно миллионов на потеху леперос и прочему сброду.
- Это вы, дорогой граф? - спокойно проговорил асиендадо. - Милости просим, я к вашим услугам, еще несколько горстей - и все.
- Я в вашем распоряжении, - смеясь, ответил граф. - Признаюсь, это очень оригинально. - Затем он подошел к молодой девушке и приветствовал ее с самой изысканной вежливостью: - Сеньорита, не будете ли вы столь добры, не разрешите ли вы эту загадку, которая меня чрезвычайно интересует?
- Спросите у моего отца, сеньор, - отвечала донья Анита с такой сухостью в голосе, что дальнейший разговор стал для графа невозможен.
Тем не менее он сделал вид, что не заметил этого тона. Он с улыбкой поклонился и опустился на диван.
- Ну, я подожду, - небрежно промолвил он, - время терпит.
Асиендадо, говоря своей дочери, что тот, кого он прочил ей в мужья, красив, как бог, нисколько не льстил ему. Графу Максиму Гаэтану де Лорайлю было около тридцати лет. Роста он был немного выше среднего, белокурые волосы говорили о его северном происхождении, черты его лица были приятны, взгляд выразителен. Все в нем говорило о его аристократическом происхождении, и если слова дона Сильвы оказались бы так же справедливы по отношению к моральным качествам графа, как они были справедливы по отношению к его наружности, то мы должны были бы признать, что граф де Лорайль олицетворял собой тип рыцаря без страха и упрека.
Наконец асиендадо разбросал все золото, принесенное Кукаресом, приказал вслед за этим выкинуть на улицу и стол, затем запереть окна. После этого он; потирая руки, подошел и сел рядом с графом.
- Ну вот! - проговорил он радостно. - Теперь я весь к вашим услугам.
- Сначала один вопрос.
- Говорите.
- Простите меня, вы знаете, что я иностранец и в качестве такового желаю ознакомиться со многими вещами.
- Я слушаю.
- С тех пор как я живу в Мексике, я видел множество самых оригинальных обычаев. Я пресыщен совершенно неожиданными явлениями, встречами, случаями, но признаюсь, то, что я видел сейчас, превосходит все виденное мною до сих пор. Так вот, я хотел бы знать, что это, обычай, что ли, которого я еще не знаю?
- Что такое, о чем вы говорите?
- Да о том, что вы делали, когда я вошел, об этом разбрасывании полными пригоршнями золота в виде благодатного дождя на этих бандитов и бродяг всякого рода, которые собрались тут перед вашим домом. Надо сказать, слишком роскошная поливка для такой сорной травы, - вставил, наконец, граф остроту, которой сам же первый и рассмеялся.
Дон Сильва поддержал его.
- Нет, это вовсе не обычай, - отвечал он.
- Вот как! Стало быть, вы позволили себе королевскую забаву расшвыривать на ветер миллионы? Ах! Нужно быть таким Крезом, как вы, чтобы позволять себе подобные забавы.
- Нет, нет, вовсе нет, вы ошибаетесь, дорогой граф.
- Однако я сам видел целый поток золотых.
- Это верно, но то были не мои деньги.
- Вот это здорово! Теперь я уже ничего не понимаю, вы все увеличиваете мое любопытство.
- Я и удовлетворю его сейчас.
- Я весь превращаюсь в слух, так как для меня это не менее увлекательно, чем сказки из "Тысячи и одной ночи".
- Гм! - проговорил асиендадо, тряхнув головой. - Между прочим, вас это касается ближе, чем, быть может, вы предполагаете.
- Неужели?
- А вот сейчас увидите.
Донья Анита глядела на отца умоляющим взглядом, она не знала, что ей делать. Увидев, что отец хочет обо всем рассказать графу, она почувствовала, что будет не в силах сдержаться, поэтому в нерешительности, слегка пошатываясь, поднялась с места.
- Сеньоры кабальеро, - проговорила она слабым голосом, - мне нездоровится. Простите меня, но я вынуждена вас оставить.
- Действительно, донья Анита, - воскликнул граф, бросаясь к ней и подавая руку, чтобы поддержать. - Позвольте мне проводить вас до вашего будуара.
- Благодарю вас, граф, но я в силах сама дойти. Искренне благодарю вас за любезность, но позвольте мне самой…
- Как вам будет угодно, сеньорита, - промолвил граф, в душе задетый этим отказом.
Дон Сильва подумал было заставить ее остаться, но бедная девушка бросила на него такой полный мольбы взгляд, что он почувствовал себя не в силах подвергать ее дальнейшей пытке.
- Ну, ступай, ступай, - проговорил он.
Донья Анита поспешила воспользоваться этим позволением. Она бросилась вон из комнаты и прибежала в свою спальню, где упала в кресло и залилась слезами.
- Что это с доньей Анитой? - с участием спросил граф, когда она вышла.
- А-а, разные мигрени, нервы, и не знаю что еще там, - отвечал асиендадо, пожимая плечами. - Все молодые девушки таковы. Через десять минут все, глядишь, и пройдет.
- Ну, и дай Бог! А то, признаюсь, меня это беспокоит.
- Ну, теперь мы одни, может, вы не хотите, чтобы я объяснил загадку, которая, по-видимому, заинтересовала вас.
- Напротив, объясните, объясните! Со своей стороны, и у меня много важных и интересных новостей.
ГЛАВА III. Два старых знакомых читателя
Приблизительно в пяти милях от города Гуаймаса находится деревушка, или пуэбло, Сан-Хосе-де-Гуаймас, известная вообще под именем Ранчо .
Это жалкое поселение занимает незначительную площадь, крест-накрест пересекаемую двумя улицами, на которых расположены кое-как слепленные мазанки индейцев племени яки, большое число которых ежегодно отправляется в Гуаймас и нанимается на службу привратниками, плотниками, комиссионерами и так далее, а также заполняет ряды тех искателей приключений без всякого ремесла и профессии, которыми со времени открытия золотых россыпей в Калифорнии кишат берега Тихого океана.
Дорога из Гуаймаса в Сан-Хосе идет по бесплодной песчаной равнине, на которой растут только искалеченные кактусы, представляющиеся ночью одетыми в белое призраками, так как ветви их обильно покрыты пылью.
В тот день, когда начинается наш рассказ, к вечеру, по этой дороге ехал всадник, закутанный до самых глаз в сарапе. Размеренным галопом приближался он к Ранчо.
Небо темно-синего цвета было усеяно звездами; луна, поднявшаяся из-за горизонта, освещала молчаливую равнину и отбрасывала на голую землю длинные тени от фантастических кактусов.
Всадник, стремясь поскорее достичь цели своей поездки и окончить путь, далеко не безопасный в такой поздний час, непрерывно погонял своего коня и голосом, и шпорами. Последний, впрочем, почти не нуждался в таких побуждениях, так как скакал весьма добросовестно.
Всадник уже миновал бесплодную равнину и въезжал в густую заросль перуанских акаций, окружавшую Ранчо, как вдруг его лошадь шарахнулась в сторону, попятилась назад и стала бить всеми четырьмя ногами, заложив уши назад и испуская дикое храпение.
Сухой звук взводимых курков показал, что всадник был предусмотрительно вооружен пистолетами. Приготовив оружие, он стал пристально вглядываться вперед.
- Не бойтесь ничего, кабальеро, только, если это возможно, возьмите немного вправо, - раздался из темноты спокойный, располагающий к доверию голос.
Незнакомец вгляделся и увидел почти под ногами своего коня человека, который стоял на коленях и держал в руках голову лошади, лежащей поперек дороги.
- Что вы здесь делаете, черт возьми? - спросил его незнакомец.
- Вы видите, я прощаюсь с моим бедным товарищем, - отвечал с глубокой скорбью в голосе стоявший на коленях, - нужно долго прожить в пустыне, чтобы понять, что значит такой друг, как это бедное животное.
- Это правда, - заметил всадник, соскочив на землю. - Он уже издох? - прибавил он.
- Нет, еще нет, но, к сожалению, он уже потерян для меня.
И владелец издыхавшего коня вздохнул.
Первый незнакомец нагнулся к лошади, трясущейся от нервной дрожи, открыл ей глаза и внимательно посмотрел в них.
- С вашей лошадью чемер , - сказал он решительно через минуту, - дайте, я попытаюсь ее вылечить.
- О, вы думаете, ее можно спасти?
- Надеюсь, - лаконично ответил первый незнакомец.
- Боже мой! Если вы сделаете это, то я до конца дней своих буду вам обязан. Бедный Негро был верным другом во всех моих скитаниях.
Незнакомец смочил виски и ноздри лежавшей лошади водой с ромом. Несколько минут спустя животное как бы очнулось, мутные глаза прояснились, и оно сделало попытку встать.
- Держите ее крепче, - заговорил нежданный ветеринар.
- Ничего, ничего, я держу. Что ты, что ты, моя бедная животина, что ты, мой добрый Негро, мой дружище. Лежи, лежи спокойно, это ведь для тебя же, - заговорил владелец Негро, лаская своего друга.
Умное животное, казалось, понимало, что происходит, оно поворачивало голову к своему хозяину и издавало легкое жалобное ржание.
В это время всадник порылся у своего пояса и вновь наклонился над лошадью.
- Теперь держите ее особенно крепко! - заметил он ее владельцу.
- Что вы хотите делать?
- Я хочу пустить ей кровь.
- Да, да, все правильно, я знал об этом. К несчастью, сам я не решался пустить ему кровь, я боялся, что убью его вместо того, чтобы спасти.
- Вы готовы?
- Да, начинайте.
Животное внезапно сделало конвульсивное движение, почувствовав прикосновение холодной стали, но хозяин сжал его в своих объятиях и удержал на месте.
Оба человека с минуту с беспокойством смотрели на рану. Кровь не выходила. Наконец в углу раны показалась капля черноватой крови, затем вторая, третья, а потом полилась непрерывная струйка черной, пенистой крови и смочила пересохшую дорожную пыль.
- Лошадь спасена! - воскликнул всадник, отирая свой нож и вкладывая его в ножны.
- Я у вас в долгу и постараюсь отплатить вам, честное слово Весельчака! - с чувством проговорил владелец лошади. - Вы мне оказали услугу, которая не забывается.
И повинуясь порыву сердца, он протянул руку человеку, так кстати появившемуся на его пути. Первый незнакомец ответил на это горячее выражение чувств. Этого было вполне достаточно. Два человека, за минуту до того еще не знавшие друг друга и даже не подозревавшие о существовании один другого, стали друзьями. Их связала одна из тех услуг, которые в Америке не имеют цены.
Тем временем черная кровь мало-помалу перестала течь, струя стала алой и более обильной, прерывистое, хрипящее дыхание лошади сменилось легким и спокойным. Когда первый незнакомец нашел, что спустил крови достаточно, он закрыл ее.
- Ну, что вы думаете делать теперь?
- Право, не знаю, помощь ваша была для меня так драгоценна, что я и впредь не отказался бы воспользоваться вашими советами.
- Куда же вы направлялись, когда с вами случилось это несчастье?
- В Ранчо.
- Ну, и я еду туда же. До Ранчо всего два шага. Садитесь сзади меня на круп моей лошади, а вашу мы поведем на поводу и таким образом доберемся, если вы согласны.
- Лучшего я не желаю. Вы думаете, моя лошадь может меня не выдержать?
- Быть может, она и выдержит, так как это благородное животное, но это было бы неблагоразумно, вы рискуете совсем потерять вашего друга. Будет лучше, если вы последуете моему совету, поверьте мне.
- Да, но я боюсь…
- Чего? - живо перебил его собеседник. - Разве мы не друзья отныне?
- Это правда… Я согласен.
Больной, ослабевший конь с трудом поднялся, и два человека, встретившиеся таким удивительным образом на дороге, двинулись дальше вместе на одной лошади, как условились.
Минут через двадцать они достигли первых домов Ранчо.
При въезде в селение первый незнакомец остановил своего коня и обратился к спутнику.
- Где вас ссадить? - спросил он.
- Мне все равно, - отвечал тот, - я всегда сумею найти дорогу. Поедем сначала туда, куда нужно вам.
- Ах! - сказал, почесав затылок, первый всадник. - Что касается меня, то я, собственно, никуда не еду.
- Как, вы никуда не едете?
- Право, никуда. Вы сейчас поймете. Еще сегодня я сошел на берег в Гуаймасе. Ранчо для меня только первый этап в путешествии, которое я намерен предпринять в глубь страны и которое продолжится, вероятно, очень долго.
При свете луны, которая осветила в этот момент лицо незнакомца, его спутник с изумлением глядел несколько секунд на его благородные, задумчивые черты, на которых горе успело уже провести глубокие морщины.
- Так что всякое помещение для вас будет хорошо?
- Ночь уже отчасти прошла. Мне хотелось бы достать только кое-какой кров для себя и для лошади.
- Отлично, если вы положитесь на меня, то через десять минут будете иметь и то, и другое.
- Согласен.
- Я не могу обещать вам роскошных хором, мы пройдем в пулькерию , куда я и сам обыкновенно направляюсь, когда бываю в этих местах. Вам, быть может, местное общество покажется несколько пестрым, но что же делать, мы ведь в пути, к тому же, как вы говорите, ночь уже наполовину прошла.
- Ну, Бог не без милости. Вперед!
Поводья лошади взял теперь второй ездок, просунув свои руки под локти первого, и направил ее к дому, расположенному недалеко от противоположного конца той улицы, на которую они въехали. Плохо прилаженные окна этой лачуги горели в ночной темноте, как устья плавильной печи. Крики, смех, песни, визг и топот неслись из нее и показывали, что, если остальное пуэбло было погружено в глубокий сон, здесь жизнь кипела и била ключом.
Наши незнакомцы остановились перед дверью этого странного притона.
- Хорош ли ваш выбор? - спросил первый всадник второго.
- Великолепен, - ответил тот.
Тот, кто правил теперь лошадью, слез с нее и несколько раз ударил в изъеденную червями дверь.
Долго не было слышно никакого ответа. Наконец изнутри послышался хриплый голос. В то же время оргия словно по волшебству сменилась могильной тишиной.
- Кого Бог принес?
- Друзей и мирных людей! - ответил незнакомец.
- Гм! - отвечал тот же голос из-за двери. - Это не имя. А какова погода?
- Один за всех, все за одного. Кормуэль дует и сдувает рога с быков на вершине Серро-дель-Гуэрфано.
На этом странный разговор кончился, дверь немедленно отворилась, и путники вошли в нее.
Сначала они ничего не могли разобрать в густой, дымной атмосфере, наполнявшей пулькерию, и двинулись наудачу.
Провожатый первого всадника был, по-видимому, своим человеком в этом вертепе, так как хозяин и многие из посетителей немедленно его обступили.
- Сеньоры кабальеро, - сказал он, представляя своего спутника, - этот сеньор - мой друг, прошу его любить и жаловать.
- Он будет принят так же, как и ты, Весельчак, - отвечал человек, казавшийся хозяином этой норы. - Лошади ваши уже отведены в стойло, где получат по мерке альфальфы . Что же касается вас, то прошу не стесняться, дом в вашем распоряжении, располагайтесь, как вам угодно.
Во время этого потока приветствий нашим незнакомцам удалось пробить себе дорогу через толпу посетителей. Они прошли через всю обширную комнату и не без труда нашли себе уголок за столом. Хозяин тотчас же выставил перед ними пульке, мескаль, чингирито, каталонское рефино и херес.
- Черт возьми, сеньор трактирщик, - смеясь, воскликнул тот, кого звали Весельчаком, - ты довольно щедр сегодня.
- Разве ты не знаешь, что у меня ангелочек, - серьезно ответил хозяин.
- Как, твой сын Педрито…
- Умер! Я изо всех сил стараюсь принять сегодня гостей получше, чтобы достойно отпраздновать вступление на небо моего бедного дитяти. Оно не успело еще согрешить, но уже стоит ангелом пред Господом!
- Это правда, - сказал Весельчак, чокаясь с так мало огорченным отцом умершего малютки.
Трактирщик залпом проглотил стакан рефино и отошел.
Незнакомцы, свыкнувшись немного с окружавшей их атмосферой, огляделись кругом.
Пулькерия представляла удивительный вид.