- Не правда ли, экзотическое имя? А?.. Королевское. Это у нас мама фантазерка: имен надавала. Старшего брата Эдуардом обозвала. Хорошо хоть меня пощадила, но тоже - по имени двух русских цариц нарекла.
Проезжали мимо метро "Рижская", но Катерина машину не остановила, а лишь сказала:
- Вон там на проспекте Мира наш дом.
Машина входила в узенький переулок, когда откуда–то из–за угла раздалась дробь автоматной очереди. Три пули попали в боковое окно заднего сиденья, но стекла не пробили. Филипп наддал газу, и они вылетели на проспект Мира. У подъезда дома вышли из машины, осмотрели следы от пуль: на счастье, они даже не прогнули пуленепробиваемое стекло, а лишь оставили след в виде звездочек со множеством лучей. Катерина, казалось, была спокойна, и лишь слегка побелевшие щеки и подбородок выдавали ее волнение. Негромко проговорила:
- Все как на войне.
Жили они на третьем этаже девятиэтажного кирпичного дома–башни. Входные двери в подъезд были тяжелыми, в просторном коридоре у стола сидела женщина. Дежурная. А в застекленной кабине - парень в пятнистой форме бойца–омоновца. Завидев майора, поднялся, принял стойку cмирно. Катя с ним поздоровалась. А когда вошли в лифт, Артур спросил:
- А часто они… по вам стреляют?
- Да нет, так нагло - впервые.
В квартире у двери лежал огромный лохматый пес - московская сторожевая. Завидев Катю, лениво поднялся, замотал хвостом. Тянулся мордой к хозяйке, а смотрел на Артура и был недоволен, неохотно отстранился.
И когда они раздевались в просторном, но скромно отделанном и обставленном коридоре, к ним вышла молодая женщина, приветливо поклонилась Артуру.
- Здравствуйте! Я Катина мама, Валентина Павловна.
Катерина представила:
- Наш новый сотрудник, Артур.
И предложила идти в комнату вслед за ее мамой. Валентина Павловна казалась совсем молодой и больше походила на сестру Катерины или на ее подругу. Девичья фигура, прическа под мальчика, скорая летящая походка. Она все время оборачивалась, спрашивала:
- Надеюсь, вы не на минутку, как всегда залетает в родное гнездо вот эта птичка, - кивнула на дочь. И продолжала: - Я только что сварила борщ, Эдуард с прогулки вернулся. Мы на славу пообедаем. - И потом, когда расположились в креслах: - А где Филипп? Надеюсь, он не ждет тебя там в своей машине?
Артур подумал: "Знала бы она, какой опасности подвергались ее дети всего лишь несколько минут назад".
Катерина сказала:
- Да, конечно, мы с тобой пообедаем.
Катерина была спокойна, и только легкий румянец да тревожные интонации голоса выдавали только что пережитый ею стресс.
Вошли в большую комнату: здесь на средине ковра в металлической коляске сидел мужчина лет тридцати, чисто выбритый, тщательно причесанный, в зеленой рубашке с короткими рукавами. Он смотрел на Катерину и, кажется, не замечал вошедшего с ней Артура. А Катерина подошла к нему, обняла за шею и крепко прижалась щекой к его щеке. Потом отстранилась и, кивая на Артура, сказала:
- Это Артур. С ним мы провернули нынче крупную операцию.
- Суданец?.. Ну, и как вы разобрались с чеченской ма- фией?
Он протянул руку Артуру:
- Эдуард.
И продолжал:
- Я тебе говорил: ваш Автандил никакой не грузин, а чеченец. Это они сейчас захватывают милицию и торгуют живым товаром. У грузин на это кишка тонка. Грузины не так спаяны и трусоваты. Им, как азикам, на рынках укропом торговать.
Эдуард был офицером и командовал в Чечне танковой ротой. Его танк наехал на фугас, и его сильно тряхнуло. У него что–то лопнуло в спине, он был доставлен в госпиталь в Москву, пролежал там три месяца, немного подлечился, но врачам не удалось его радикально вылечить. Предлагали операцию на позвоночнике, но он отказался и вот уже полгода как передвигается в коляске. Коляска изготовлена по особому заказу, но и она не доставляет особой радости. Эдуард заочно учится в радиотехническом институте, читает газеты, книги, включает магнитофон, но всегда жадно вслушивается: не раздадутся ли шаги за дверью? Ждет свою любимую сестренку Катерину и сильно за нее волнуется. Много раз ей говорил: "Брось ты свою милицию, будем жить на мою пенсию и твою фабричную зарплату".
Эдуард поехал на кухню, - видно, захотел помочь матери. Пришел Филипп, но лишь заглянул в комнату и тоже пошел к матери. Он–то был и совсем спокоен, будто автоматные очереди барабанили по стеклу его автомобиля каждый день. "Вот парень! - с завистью подумал о нем Артур. - А я?.. Не мечут ли мои глаза страх и тревогу?"
Он очень бы не хотел показаться Катерине трусом. И, может быть, потому неуместно часто и, как думалось ему, неестественно глупо улыбался.
И Катерина это заметила. Спросила:
- Теперь настала ваша очередь улыбаться. Вам, я вижу, весело.
- Нисколько. Мне даже как будто бы страшновато. Хорошо, что стекла машины у вас такие. А если бы…
- Если бы… нас бы уже не было. Но по мне так это и хорошо. Я боюсь жизни долгой и немощной. Будешь ходить с палочкой, кряхтеть и пугать своим видом детей. Мне только жаль девочек, которых мы спасаем от рабства. Я за время работы в милиции шестьсот юных москвичек вырвала из рук мафии. Почти половина из них трудится на моей фабрике, для остальных мы строим большой корпус. Вот только денег пока на строительство не хватает. А так–то, если бы не было земных забот, хоть завтра готова к Богу полететь.
- А вы верите в загробную жизнь? - спросил Артур.
- Верю!
- Вам легче умирать будет. А я вот не верю. - И, помолчав: - Я вас немощной не представляю.
- Вы думаете, я себя представляю такой?
С минуту сидели молча, как старички, задумчиво смотрели себе под ноги.
- Хотела бы вас спросить: не жалеете ли вы, что приняли мое предложение и пошли к нам на работу?
- Нет! - решительно возразил Артур. - Работа эта больше мужская, чем женская. Но если уж вы ее не боитесь…
Катя снова задумалась. И потом:
- Как не боюсь, - боюсь, конечно, да война ведь… Это только глухой и глупый обыватель не видит, что война у нас полным ходом идет - и на многих фронтах. С нами, русскими, кто только теперь не воюет, да автоматные очереди, которыми нас с вами угостили, не все слышат. Москва окружена. Я вчера прочла небольшую книжицу, там сказано, что в Москве и под Москвой проживают сотни тысяч кавказцев. Теперь еще и корейцы, вьетнамцы, китайцы появились. И никто из них, - или почти никто, - не работает на заводах, фабриках, в мастерских. Что они делают, чем занимаются - никто вам не скажет. Только нам, работникам милиции, кое–что открывается. Еще недавно они продовольственные рынки оккупировали, теперь и другие рынки появились. Мы с вами на рынке живого товара воюем. Тут девушек, подростков и даже детей продают.
Она так и сказала: "Воюем". Катя сидела в кресле у окна, смотрела на детишек, игравших в зеленом и хорошо ухоженном скверике. Возле них бегали собачки, важно ходил, задрав крючковатый хвост, английский дог, а на лавочках сидели возле детских колясок молодые мамы. Артур тоже сидел поблизости от окна и мог наблюдать эту идиллическую картину. Подумал: вот там когда–нибудь так же будут играть дети Катерины…
Его размышления прервал мобильный телефон, лежащий на столе. И по первым же словам, раздавшимся в аппарате, по выражению лица девушки, которое вдруг стало озабоченным, Артур понял, что случилось что–то серьезное.
Катя решительно поднялась с кресла:
- Мы должны быть на работе. Поедемте.
И уже в коридоре, одевая плащ, крикнула:
- Филипп! Едем.
Брат выходил из кухни недовольный, ворчал:
- Не дадут и поесть.
А Валентина Павловна, схватив Катеньку за руку, запричитала:
- Ну, что там твоя милиция! Не сгорит же она без тебя!..
Подъехал Эдуард. Катя склонилась к нему:
- Простите меня. Что–то там случилось.
Артур заметил: обратно ехали каким–то другим путем, кружили по переулкам. Ничего не спрашивал, но понял: Филипп выбирал безопасную дорогу. Сердце зашлось тревогой: война! Он призван на нее солдатом, и теперь опасность для него будет постоянной. Смотрел на сидевшую рядом с братом Катерину: профиль ее лица был спокоен и невозмутим. Подумал о силе духа этого юного и такого хрупкого существа. Знает, что со всех сторон подстерегает опасность, и совершенно о ней не думает. Чувства страха и сомнений она, казалось, не знает.
Удивляло Артура ее молчание. Ну, сказала бы ему что–нибудь! Что–то же произошло там в милиции? Наконец, и он не посторонний в ее делах.
Не знал Артур, что Катерина опасалась вести с ним деловые разговоры там, в милиции, и в собственной квартире, и даже в салоне автомобиля. Везде могут быть наставлены "жучки" для подслушивания. Дела они ведут сверхсекретные, а противник, с которым они имеют дело, вездесущ и коварен.
Но Катя вдруг к нему повернулась, вынула из кармана плаща пачку долларов и, подавая, сказала:
- Это ваша доля.
- Доля?..
Катя прижала к своим губам указательный палец: дескать, молчи и ни о чем не спрашивай.
Артур сунул деньги в карман. Мельком взглянул на пачку банкнот и понял: сумма большая. И хотя деньги ему, ох, как нужны, но тревога царапнула сердце: если деньги, то тут что–то нечисто. Однако откинулся на спинку сиденья, принял абсолютно равнодушный вид. И для себя решил сохранять такое же олимпийское спокойствие, и даже величие, которое все время читал на лице Екатерины.
У дверей кабинета Автандила стояли двое часовых, Катю они не смутили. Она кивнула им и открыла дверь. Тут ее ждал незнакомый Артуру подполковник. Она подала ему руку и, кивнув на Артура, сказала:
- Я ему доверяю.
А потом тихо, шепотом:
- Что произошло?
Подполковник тоже заговорил тихо и будто от кого–то отворачиваясь и как бы машинально оглядывая стены, потолок:
- Автандил допрашивал двух грузин… ну тех, которых взяли во время вашей последней операции. Один ему сказал: "Ты, шайтан, предал нас!" И ударил по голове вон той хрустальной вазой. Автандил потерял сознание, но ненадолго. А когда сознание вернулось к нему, сказал: "Не надо звать "скорую помощь". Позовите Катю".
Подполковник снова кинул тревожный взгляд на стены, потолок. Артур понял: высматривает "жучков". Очевидно, здесь налажена слежка всех и за всеми. И еще подумал: надо быть осторожным. Молчать как рыба.
Катерина потушила свет, метнулась к окну и задернула наглухо плотные шторы. В кабинете воцарилась темнота. Подошла к подполковнику, в ухо ему зашептала:
- Идите к полковнику, не дайте ему подняться с дивана. Мне нужно десять минут.
И - к Артуру:
- Встаньте у двери кабинета, никого не впускайте.
Распоряжения ее тотчас были исполнены, а она подошла к сейфу. Через минуту дверца его издала негромкий и будто бы недовольный визг и изнутри сейфа, осветив кабинет, вырвалась яркая полоска. Артур видел, как майор выгребала из сейфа пачки банкнот, как она затем открыла находящийся внутри потайной ящик, выгребла и из него содержимое и уж затем тихо притворила все дверцы.
После этого вышла в коридор и отпустила часовых. Сама же прошла в свой кабинет, взяла там большую наплечную сумку и сложила в нее все содержимое сейфа. Вручила эту сумку Артуру, сказала:
- Идите к себе.
Сама же прошла в комнату, где лежал и слегка постанывал Автандил. Завидев ее, тихо, скрипучим голосом проговорил:
- Вас так долго не было.
Показал на голову, где в седых редких волосах запеклась кровь.
- Это они… твои шакалы хотели со мной покончить.
- Это ваши шакалы, а не мои, господин полковник.
- Ах, Катэрин, нэпутевая девка! Знаешь, что я тебя люблю, и позволяешь себе дэрзости. Будэшь дальше злить начальника - накажу.
- Испугали! Да я и генерала нашего не боюсь, не то что вас. Лежите спокойно, не то "скорую" вызову; она в больницу отвезет. А там, на больничной койке, вас быстро шакалы достанут.
- Нэ надо "скорую"! И никого нэ надо! Пусть никто нэ знает, что шакал по голова ударил. Никто! - слышишь? Народ ваш русский худой, смеяться любит. Покажет пальцем, говорить будет: вон полковник, которого чечен хрустальным горшком на голова бил. Дырку у черепа дэлал. Ты этого хочешь?
- Слышу, слышу. Раскудахтался. Эти ваши грузины разболтали, что и не грузин вы никакой, а чечен из приграничного с Грузией района. Там вы их язык узнали и теперь выдаете себя за грузина.
Автандил поднял голову над подушкой, страшно вращал глазами:
- Я - чечен, да? Ты, дэвка, с ума спятил! Исчо кому не скажи. Чечен!.. Чечен живет в горах. Шакалы они - не люди. А я полковник русской милиции. Да?.. Тэбе не надо об этом говорить. Ты знаешь, какой я человек? Такой чечен бывает?..
- Ладно, ладно. Лежите. Вам нельзя волноваться.
Катя спокойно подошла к аптечке, достала вату, бинты, спирт и какие–то пузырьки. Действовала она быстро, уверенно, словно фронтовая сестра. Промыла рану, перебинтовала и дала выпить лекарство; то была львиная доза снотворного, после которого минут через десять Автандил погрузился в царство, где не было тревог и человек испытывает блаженство небытия.
Пришел подполковник, и майор попросила его снова поставить у дверей кабинета часового - на этот раз одного. Самого же пригласила в кабинет Артура. Здесь она тоже потушила свет и зашторила окна. Несколько пачек долларовых банкнот отдала подполковнику, одну пачку - Артуру. Ему сказала:
- Возьмите мою машину, поезжайте домой. Когда потребуетесь - позову.
Протянула ему мобильный телефон.
- Это вам мой подарок.
Позвонила в гараж, попросила подогнать к подъезду ее автомобиль. На официальном бланке написала доверенность на вождение.
При выезде из Москвы Артура остановили два автоинспектора, долго проверяли документы. Выписанную майором доверенность на машину понесли в стеклянную будку и там долго держали, а когда вернулись, инспектор спросил:
- Вы какой национальности?
- Русский.
Инспектор пристально посмотрел Артуру в глаза. И взгляд его говорил: "Врешь ведь". Артур спокойно выдерживал эту экзекуцию и так же спокойно, и даже с оттенком удовольствия, спросил:
- Почему это вас интересует?
- А потому что, если вы кавказец, вынуждены будем звонить, наводить справки.
- Почему вынуждены?
- А потому и вынуждены! - закипал раздражением автоинспектор. - Сейчас среди кавказцев появилось много охотников обзавестись удостоверениями - вот такими, как у вас.
Артур продолжал:
- Так то же кавказцы, а я‑то при чем?
Автоинспектор вернул документы, отступил на шаг и взял под козырек:
- Извините, товарищ лейтенант! Такова наша служба.
Артур тронул автомобиль. С чувством удовлетворения и какого–то еще неосознанного, но приятного воодушевления, думал: "Не знаю, сколько она дала мне денег, но, кажется, я скоро куплю собственную машину".
Его еще тревожила та легкость, с какой валились на него деньги, но Катя и подполковнику ссудила пачки долларов, и себе взяла, - верилось, что они поставлены в такие условия, что иначе и быть не могло, что пройдет немного времени и он поймет природу таких поступков Катерины. Где–то в глубине его души теплилась вера в непогрешимость такой девушки, какой была Екатерина, - он даже на мгновение не мог подумать о неблаговидности ее поступков.
Есть люди, которым мы верим сразу, с первой встречи, и готовы убеждать других в их непогрешимости. Таким человеком была для Артура Катя. И эта вера в ее святость и непорочность точно заря взошла над ним и освещала розовым светом все вокруг. Он еще не мог признаться себе, что в его сердце залетела искра большого чувства, называемого любовью; не мог потому, что уже любил девушку, и хотя у них не было еще объяснений, но он верил, что чувства их взаимны, что само небо создало их друг для друга. Девушкой этой была Таня Морева. Он сейчас вдруг подумал, что хорошо это, что он до сих пор не признался ей в любви. Недаром же говорят, что с такими делами не стоит торопиться. Надо много и много изучать человека, а уж потом предложить ему самого себя. Вот сейчас Таня с легкостью божьей птички полетела за олигархом и, как сказал ему дедушка по телефону, еще не появлялась на даче.
Ехал он по Ярославскому шоссе, скорость держал небольшую, соблюдал осторожность. Ему хотелось бы остановиться, посчитать деньги, которые он рассовал по карманам: сколько там и как он ими распорядится, но он этого не делал, боясь привлечь к себе внимание посторонних.
На усадьбе у них был капитальный кирпичный гараж, и он завел в него машину, закрыл как следует и поднялся к деду. Петр Трофимович по обыкновению сидел за своим столом, работал. Артур поздоровался с дедом, подсел к нему и тут вдруг понял, что о деньгах говорить не сможет. В самом деле, как это он полезет в карманы и станет извлекать оттуда пачки долларов? Да Петр Трофимович и не станет слушать никаких объяснений.
Сказал деду:
- Я устроился в милицию. Мне уже звание присвоили.
И показал удостоверение.
- Так быстро? - удивился Петр Трофимович.
- Вот так, дедушка. Нашелся человек, который представил меня начальству. И оно расщедрилось: присвоили мне звание, положили хорошую зарплату. Я теперь буду получать семь тысяч рублей в месяц. Считайте, что с нуждой покончено. Беру вас на свое содержание. Ну, а как олигарх? Сделал он что–нибудь для вас?
- Да, звонила Таня, сказала: олигарх дал распоряжение оплатить переиздания всех моих книг тиражом по десять тысяч каждая. И книги привезут мне, и я буду ими распоряжаться. Все это похоже на сказку, но, кажется, все так и будет. Деньги имеют магическую власть. Они могут создавать государства, а могут их и разрушать.
- Я рад за вас, дедушка. Считайте, нам с вами повезло.
- Да, да - нам повезло, но вот государству нашему, народу русскому не везет. Мы продолжаем вымирать, и процесс этот все нарастает. Если мне дадут книги и удастся наладить их продажу, я буду отдавать свои деньги детским домам.
- Вот подождите, дедушка, я укреплюсь в милиции и заставлю всех олигархов вернуть народу отнятые у него деньги. Я каким–то одиннадцатым чутьем слышу грядущие перемены, и они будут благими и светлыми.
- Дай–то Бог, дай–то Бог!..
Артур спустился вниз и стал считать деньги. В одной пачке было три с половиной тысячи долларов - это, как сказала Катя, его доля от операции на Тверском бульваре. В кармане была и еще пачка. Огромность суммы поразила Артура: десять тысяч долларов! Он эту пачку сунул за книги в шкафу, а три с половиной тысячи положил в карман и направился к деду. И заговорил так:
- Дедушка! Позволь мне поговорить с тобой, как мужчина с мужчиной. Мы провернули операцию по изъятию денег у главарей мафии. И там, в милиции, чины милицейские часть денег оставляют себе на подпитку бойцов, которые получают мизерную зарплату, а иногда по несколько месяцев и совсем ее не получают. Мое начальство вручило мне вот эту сумму…
Вынул из кармана пачку долларов, положил на стол. Петр Трофимович долго вертел перед глазами туго стянутую упаковку, шевелил губами, - видимо, считал. Потом сказал:
- По нашим временам это большая сумма.
- Да, дедуль. Я сам удивился. Но… начальство. Оно так распорядилось.
Петр Трофимович трогал пальцами волшебную пачку, качал головой.
- Хорошее у тебя начальство, щедрое. Мне за мою долгую жизнь такие начальники не попадались.