- Я понимаю: для вас, Артур, многое из моих действий непонятно и кажется неблаговидным. Кое–что я вам объясню. Наш начальник Автандил никакой не грузин, и Сталина он никогда не играл, а просто придумал себе такую роль и дурачит нас, простодушных русских. На самом же деле он обыкновенный чечен и близко связан с семьей главы столичной администрации. Но главная его тайна: он и есть вожак той самой мафии, которая в Москве занимается торговлей живого товара. Очистив его сейф, мы лишили чеченских террористов очередного денежного вливания и возможности закупить партию оружия. Мы на эти деньги будем развивать производство и улучшать жизнь рабочих. Так что действие наше скорее похоже на подвиг, чем на кражу. Ну, а уж каким образом я достала шифры его сейфа - это вопрос особый. Вам же я хочу дать денег на покупку машины и квартиры.
Она достала из сумки упаковку, на которой крупно и ярко красовалась цифра "100 000"! И подвинула на край стола:
- Вот - берите. Надеюсь, нам еще с вами придется поработать. А теперь наша дежурная машина отвезет вас на дачу.
Катерина поднялась из–за стола, протянула ему руку:
- Я рада, что вы пришли к нам в милицию.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
На следующий день Екатерина появилась в милиции в седьмом часу утра. Вслед за ней прибыл и Артур. И едва он вошел к себе, майор открыла дверь и сказала:
- Будьте на месте, без вызова в кабинет Автандила не входите.
Сама она прошла к полковнику, закрыла дверь изнутри. Тот лежал в комнате отдыха, тяжело дышал и к майору даже не повернулся. Едва слышным голосом спросил:
- Это ты, Кэт? Иди сюда.
Она подошла и села рядом с изголовьем. Положила руку на лоб больного.
- Что с вами?
- А-а, шакал бакинский! Ой–ой–ой, что наделал, что наделал! У меня так болит сердце. И голова. Все болит.
- Да что случилось? Говорите же!
- Ты спрашиваешь - да?.. Чечен - человек, ингуш плохой, но тоже человек. Осетин совсем плохой, но тоже человек. Грузин еще хуже, но и он человек. Баку, Ереван - там нет человеков, там живут шакалы. Ай–яй!.. Ну, ладно. Не буду говорить. Ничего не скажу. И ты не говори, что мне плохо. И Старроку, нашему генералу, не говори. Лечи меня здесь, а ему скажи: болен Автандил, поехал домой. И больше никому и ничего. Нам нельзя дэлать шум. Позови Тихого и дай ему вот это… Достал из–под подушки бумажку, протянул майору.
- Пусть накроет этот адрес и заберет оттуда всех дэвочек. Там их сто. Спрячьте их в другом пансионате - в нашем. И мы снова их будем продавать. В Иран пошлем. В Париж и Турцию. Балшие дэньги возьмем. Да? Ты меня слышишь?..
Майор удивилась: "Что он говорит?.. Он бредит и в беспамятстве выбалтывает сокровенные мысли". Катя догадывалась, что он и сам участвует в торговых операциях, но всегда молчал об этом!
Достала из сумочки миниатюрный магнитофон, положила на стол. Автандил заплетающимся языком продолжал:
- Кривой нос - знаешь? Да?.. Вы его привезли. И других привезли. Знаешь?..
- Знаю, знаю. Старый такой. Нос тонкий, горбатый и - набок.
- Набок пошел. Так, так. Он главный у них. Даст дэнег Старроку, и его выпустят. Слышишь?..
- Старроку?.. Как это Старроку можно дать дэньги? Он генерал, начальник милиции.
Полковник приподнял голову, выпучил темные, как ночь, глаза, захрипел:
- Дэвка! Ты как говоришь? Если ты майор - мало давай. Если генерал - много давай. А если нэт дэнег - можно жить? Да?.. У нас в горах нэльзя жить. А в Москве можно? Да?..
И уронил голову на подушку.
Катя подумала: "А он, все–таки, талантливый человек, этот ряженый полковник. Чечены говорят по–другому, а этот вошел в роль грузина и усвоил их интонацию голоса, акцента, и даже длинные речевые обороты говорит по–ихнему. Правда, он жил в горах на границе с Грузией, общался с грузинами и даже, как рассказал однажды, любил грузинку, но отец ему сказал: брось паршивую овцу! Грузины трусливый народ, куста боятся, полюби чеченку!.." И он взял замуж чеченку, но всю жизнь помнил волоокую грузинку.
Катя начинала понимать, что тот, кривоносый, которого они привезли в милицию, - главарь мафии. И с ним конкурирует Автандил, который тоже главарь мафии, но уже другой. В Москве на рынке живого товара действуют две кавказские мафии, а сколько тут и других подобных торговцев, она еще не знала. И пока Автандил бредит и не ведает, что говорит, спросила:
- В Москве много таких мафий?
- Много. Ой, много: пять или шесть.
И застонал:
- О–о–о… Собака бешеный! Ударил бутылкой на голова и забрал дэньги, все забрал!.. Но как узнал шифры сейфа? Как узнал?
"Ага! - обрадовалась Катя, - кривоносого подозревает".
Автандил продолжал:
- Тихому скажи: пусть спрячет кривой нос. Он еще вернет мне доллары, все вернет! Остальных убрать!
Катя тихо спросила:
- Как убрать?..
Автандил снова приподнял голову, очумело вращал глазами. И, не видя майора, повторял:
- Убрать, убрать. Старрок знает, как убирать.
И стал говорить быстро–быстро, и на родном чеченском языке.
Катя пошла в свой кабинет, налила в стакан холодного кофе, накапала снотворного и принесла Автандилу. Он выпил и вновь забылся - на этот раз уже надолго. Катя вызвала Тихого и Артура. В кабинет вошел высокий, плечистый подполковник - тот самый, который руководил арестом главарей мафии на Тверском бульваре и которому она дала деньги. Почтительно поклонился Екатерине и оставался стоять посреди кабинета. Вошел и Артур. Катя предложила им сесть. Подполковнику подала бумажку, на которой был записан адрес пансионата, где ожидали отправки в арабские страны сто русских девушек.
- Поднимите своих людей, возьмите три автобуса и увезите девушек в наш пансионат. Организуйте сильную охрану. На помощь можно вызвать человек двадцать из моего фабричного отряда.
- Будет сделано! - сказал подполковник.
Это был недавно демобилизованный из армии офицер тридцати шести лет, Федор Владимирович Тихий, главный соратник Екатерины. По ее заданию и под ее руководством он создал в милиции Русский отряд и только ему поручал особо важные дела. Людям этого отряда он дополнительно платил, помогал обустроиться в Москве, приобрести квартиры, собрать возле себя других русских мужиков, которые остались без работы. Так он постепенно и тайно создавал свое боевое ополчение и бдительно следил за тем, чтобы в их ряды не проник предатель. Это была еще одна форма поднимающегося в русском народе сопротивления тем, кто его вымаривал, выполнял волю заокеанских хозяев, решивших под корень извести весь русский народ, а на место его поселить кавказцев, азиатов, африканцев, которых легче превратить в рабов, добывающих нефть, газ, золото и бриллианты для "золотого миллиарда" - будущих хозяев жизни на планете Земля.
Подполковник стремительно направился к выходу и тут столкнулся с главным начальником милиции генералом Старроком. Но тот даже не кивнул офицерам, устремился к майору и схватил ее руку, стал целовать. Подполковник выскользнул из кабинета, а вслед за ним - Артур. Генерал, подсевший к майору, осыпавший ее комплиментами, не заметил ухода офицеров - они его, видно, не интересовали. И верно: его интересовала одна Катя. Он даже не спросил, где Автандил. Склоняясь к уху майора, заговорил:
- Вы мне нужны, но только…
Тронул ее гимнастерку:
- …не в этой робе. Наденьте свое лучшее платье.
Катя кивала головой. Она думала, что опять предстоит операция, опять надо дефилировать по Тверскому бульвару и сверкать голыми коленками, но - Старрок?.. Раньше он не вмешивался в подобные дела. Катя по многим признакам видела и знала, что Автандил несет ему деньги, и очень большие, но чтобы генерал сам вот так… давал задания! Ни–ни!..
Генерал горячо шептал:
- Сегодня вечером у меня на даче будет ужин. Встречаем…
Он достал из кармана бумажку, прочитал:
- Хакера. Вы знаете, что такое хакер?
- Какой–то компьютерный жулик. Из банков деньги ворует.
- Именно! Взломщик! Авантюрист! Но какой?.. Такого хрякера…
- Хакера, - поправила его Катя.
- Ну, да - хакера нет в целом мире. Недавно объявился на малазийских островах и выпотрошил десятки американских банков, но этот… этот… Ну, ладно. Я молчу. Катя, милая! Вам же цены нет! Вы сильнее всех харкеров в мире. Если уж нужно очаровать?.. - да вы хоть дьявола… Помните у Достоевского: красота спасет мир! Нам для милиции нужны деньги. Ну, что ему стоит. У нас есть счет в банке. Скажем ему - и пусть валит. Но для начала его надо обаять, захомутать. Вам стоит качнуть коленками…
- Господин генерал! Ваши комплименты… мне не нра- вятся.
- Не буду, не буду. Но скажу честно: Красноярская ГЭС - и та слабее. Словом, нынче вечером, ровно в семь - заезжаю за вами, и мы вместе едем ко мне на дачу. И там разыграем водевиль. Харкер прилетит из Нью - Йорка. Он там работал в военной лаборатории. Он уже такой, что за пояс заткнет того… малазийского. А теперь прикиньте: хрякер у нас в кармане. Служит мне и вам. А?.. Вы такое можете представить?!.
Старрок был одесским евреем, а в московскую милицию попал по какому–то великому блату. В его речь то и дело вкрапливался одесский акцент. Был разговорчив до болтливости; часто забывал, что он важный начальник, что должность обязывает больше молчать и слушать других. Когда же попадал в общество, где была Катерина, он и совсем забывался, говорил без умолку.
- Катя, Катюшенька! Великий человек к нам плывет в руки - смекаешь?.. Что же ты молчишь?
- А почему он к нам плывет, а не туда, наверх, где Федеральная служба безопасности. В нем, как я понимаю, должны быть заинтересованы высшие силы.
- Ты много задаешь вопросов. Там, в Америке, у меня друзья: Сеня Фихштейн и Миша Кахарский. А здесь у нас банкир Роман, и другие банкиры. Эти три хороших парня, кстати, мои земляки, все из Одессы, и если уж им надо было попасть к Гайдару или Черномырдину, или даже и туда повыше, в Кремль, им не надо выписывать пропусков. И говорить они будут с любым чиновником - ну, вот так, как я с вами. Хорошенькие ребята? Да?.. Так вот мы с ними договорились и решили: пусть этот хакер сидит у нас в кармане и делает то, что мы ему скажем. Тебя мы тоже берем в компанию. За тобой сила. Качнешь коленками и… Ну, ладно, ладно. Больше не буду.
- Для этой цели найдите молодую. А я старушка…
- Старушка!.. Бог мой Яхве! Двадцать три года! Старушка!
- Ну, ладно, - прервала поток его красноречия Катерина. - Без четверти семь я буду сидеть в своем автомобиле у главного входа в милицию.
- Договорились!
Генерал подхватился и, как ветер, вылетел из кабинета.
Ехали в сопровождении охраны: впереди и сзади по два автомобиля. Старрок недавно был заместителем министра - там его охранял целый взвод парней; он же, этот взвод, перешел с ним и в районную милицию, куда генерала свалили за какие–то грешки. Поговаривали, что он был очень охоч до женщин, цеплялся за каждую юбку, а если кто сопротивлялся, увольнял с работы. Младший офицер из его охраны, желавший ему насолить, выслеживал моменты его любовных утех и миниатюрным фотоаппаратом снимал их в замочную скважину. И однажды утром, когда сотрудники пришли на службу, они в вестибюле увидели выставку порнографических "шедевров". Лица женщин были заклеены, и ни одна из них не была посрамлена. Зато Старрока фотограф как косой скосил: генерала перевели в районный отдел милиции.
Шутника с фотоаппаратом скоро раскрыли, потребовали от него назвать имена всех женщин, но он сказал:
- А уж их я вам не назову под страхом расстрела. Мало вам того, что вы их унизили и оскорбили, так вы еще хотите и куска хлеба лишить.
Куска хлеба лишили фотографа: его уволили. И когда Старрок занял кабинет районного начальника милиции, здесь прошел слух, что тот фотограф приходил в отдел кадров и просил принять его на работу хотя бы дворником. Ему отказали. Но через месяц прошел другой слух: парень этот обслуживает здание милиции в качестве сантехника. И будто кому–то он сказал: "Я этого одессита все равно добью". И всем рассказывал, что Старрок до милиции работал то ли администратором, то ли конферансье в одесском ансамбле.
При первой же встрече с Катериной генерал приоткрыл рот от изумления. Спросил:
- О-о, вы - майор?
- С вашего разрешения, господин генерал! - съязвила Катерина.
Старрок конвульсивно потянулся к майору, но та на него так посмотрела… он отстранился.
И сейчас, когда Катя сидела в одном с ним автомобиле и в смотровое зеркало видела сопровождавшую их кавалькаду, она покачивала головой и почти вслух произносила: "Боже мой, мать Россия! Каких захребетников посадила ты себе на шею!"
Катя много читала, хорошо знала русскую литературу, имела феноменальную память. Любила народную речь, многих удивляла несвойственной девушке глубоко русской лексикой. Она разглядывала физиономию генерала, машину с охранниками, идущую сзади, покачивала головой:
"Сколько же здоровых, крепких русских парней охраняют этого гунявого жулика. И сколько же тысяч, а может, и миллионов ребят брошено на охрану новых хозяев жизни?.."
Приехали в загородный домик генерала. Трехэтажный кирпичный особняк мало чем отличался от разбросанных там и тут на зеленых полянках особняков, выросших, как грибы–поганки, в ближних и дальних пределах Подмосковья за время господства демократов. Забор был высокий, кирпичный и увенчанный острым металлическим частоколом; ворота открывались автоматически, повинуясь какому–то сигналу. У входа прогуливался молодой человек с собакой. Кате опять пришла мысль, не дававшая ей покоя: "Батюшки! И здесь охрана, охрана…" Она вспомнила чьи–то рассказы, что у генерала несколько квартир в Москве, и та, в которой он живет, имеет шесть комнат, и там тоже охрана, и постоянно живут две служанки. А для своей старой и больной жены он купил дом в Тель - Авиве. Старший сын Старрока живет в Америке, младший в Англии; отец им регулярно посылает деньги. Наверное, ведь и им купил квартиры, и они там живут безбедно. Вот она "демократическая" революция, которую во второй раз в России совершили иудеи. И как много нужно средств, чтобы все эти "революционеры", как и в семнадцатом году, так и теперь, вдруг зажили так широко и богато!
На втором этаже в большой комнате Старрока и Катю встретила Лида - особа лет восемнадцати–двадцати, которую генерал называл хозяйкой. При появлении в дверях Катерины она оживилась и потянулась к ней в объятия: они были знакомы. Старрок дернул Лиду за рукав:
- Накрывай стол. Сейчас к нам явится важный господин. Такой важный, что ты никогда не видела.
И почти тотчас же открылась дверь и в сопровождении двух офицеров в комнату вошел бородатый мужчина непонятного возраста. Пружинная походка, гибкое тело выдавали человека молодого, физически крепкого. Русые волосы, как у женщины, волнами лежали на плечах. Но особенно замечательными были его глаза, большие, как блюдца, и синие, пронзительно синие - и смотрели на каждого так, будто перед ними было существо, сошедшее с летающей тарелки. Он не мигал, не моргал и никаких движений глазами не делал. Стоял у дверей и медленно, лениво переводил взгляд с одного человека на другого.
Генерал подскочил к нему, протянул руку:
- Здравствуйте, Олег Гаврилыч! Вас встретили наши люди, но это не значит, что вы арестованы. Я начальник милиции одного из районов Москвы, и вы - мой гость. Позвольте вам представить…
Подавая Кате руку, гость сказал:
- Я Грех. Вас где–то видел. Но, может, не видел, а хотел увидеть. Это почти все равно.
"Странный!" - подумала Катя.
Гость обратился к хозяину, вежливо заметил:
- Я Филипп Грех. Ваши люди с кем–то меня перепутали. Они называют меня Олегом Гаврилычем.
- Хорошо, хорошо, - заторопился Старрок, - Грех так Грех. У нас тоже есть Грех, но только он не Грех, а Греф. И он тоже, как вы - хрякер, но только в экономике. Он новому президенту план составил, и тоже, как вы: у одних деньги возьмет, другим отдаст. Бедных хочет сделать еще беднее, а богатых еще богаче. У нас уже были такие. И представьте, у них получилось. Может, вы там, в Америке, слышали? Явлинский, Гайдар, Аганбегян.
Лида пригласила гостя к столу. Тут уже были расставлены тарелки, жареная картошка, холодные закуски, вино.
- Да, я летел в самолете и там телевизор. Я видел Грефа. Я тогда подумал: новый президент знает, кто может составить план. В Америке тоже составляют планы, но не такие большие. Как я разумею, Россия теперь вся - со всеми лесами и морями - полетит в космос. И олигархам будет еще лучше. Правда, Гуся сунули к Ибрагиму, но это для острастки; смотрите, мол, и на вас найдется управа! Правда, Ибрагим поставил ему телевизор и жарил картошку с рыбой–фиш, но я бы, все–таки, не хотел сидеть в Бутырке.
- А кто такой Ибрагим? - спрашивал Старрок. - Ах, да!.. Рафик Ибрагимов, начальник Бутырской тюрьмы. Знаю, конечно.
- В Америке на военной базе, где я работал, - продолжал Грех, - спрашивали у меня: "Зачем начальником Московской тюрьмы турка назначили?" Я им говорю: "Ибрагим не турок, его из Казани привезли или с Кавказа".
Грех при этих словах засверкал синими младенческими глазами. И от умиления, что у нас есть свои ибрагимы, на ресницах у него показались слезы.
Надо было видеть, как внимательно и почти самоотверженно слушали человека с необыкновенной фамилией Грех Лида и Катя. Они русские, а все русские страсть как любят необыкновенное. На что уж Катя многое повидала среди наехавших в столицу разных диковинных людей, но и она была зачарована человеком, скрывавшим свой возраст за густым волосяным покровом. Только вот не могла до конца понять: издевается он над ними или и в самом деле такой придурковатый. "Они, что, хакеры, все такие? Но как же они тогда соображают так много в компьютерах?.." - думала она.
А хакер откинулся на спинку стула и, сверкнув звездами–глазами, воскликнул:
- Понять не могу! Зачем вам, русским людям, все эти… грефы, гайдары, явлинские?.. Пусть они едут в Тель - Авив и там составляют планы.
Старрок, только что приступивший к еде, поперхнулся, вытащил вилку изо рта, выпучил на гостя желтые волчьи глаза. Он не знал, как реагировать на эту внезапную оплеуху. "Он же антисемит!.. - стучало в висках. - Ненавистник евреев, - а может быть, он даже уже и фашист?.. Что же я скажу своим шефам? Они так его ждали!.."
- Но вы же сами Греф! - нашелся Старрок.
- Я Греф? Извините, я Грех. И послал меня господь в наказание за ваши грехи. Грех, а не Греф! - слышите?.. А это большая разница. Вы вот потом посмотрите, какой смысл заложил господь Бог в мою фамилию.
Старрок ни с того ни с сего стал блажить:
- А я, по–вашему… тоже из их компании? У меня фамилия–то вон какая!..
Грех совершенно спокойно воспринял контратаку. Тщательно разделал на мелкие кусочки мясо, не спеша ел. Наконец, окатил хозяина синью глаз, спокойно проговорил: