Глава 9
Акции Гамбийской компании
В понедельник, июльским утром мистер Лоу вошел в свой кабинет на улице Кенкампуа. Это была лучшая комната в доме, просторная и обставленная с учетом его утонченного вкуса. Тяжелый обюссонский ковер покрывал пол. Высокие венецианские зеркала были вставлены в бронзовые рамы в стиле рококо. На стене висела копия тройного портрета Карла Первого, который Ван Дейк выполнил по заказу Бернини.
Любовь к Стюартам была вполне естественной для воспитанного шотландца, даже если он сам был родственником Аргайлов. Деревенские сцены Ватто, исполненные в яркой цветовой гамме и полные солнечного света, украшали противоположную стену. Большой письменный стол из палисандрового дерева, покрытый инкрустациями, стоял посредине комнаты. Два окна, выходившие на узкий балкон, были широко открыты, впуская утреннее тепло и уличные шумы.
Основание Банка положило начало деятельности, которой в прошлом на улице Кенкампуа не занимались. Она еще больше усилилась после приобретения Миссисипской компании и роста ее стоимости. С уверенностью предсказывали, что мистер Лоу скоро начнет контролировать и другие подобные колониальные монополии.
Мистер Лоу сел за свой стол. Он был пуст, если не считать подставки для чернильницы из черного оникса и серебра, серебряной чернильницы и подноса с лежавшими на нем острыми перьями. Дверь он за собой не закрыл, потому что следом за ним вошел его брат.
- Доброе утро, Джон.
- Доброе утро, Уилл. Ты захватил книгу записей сделок?
- Как ты просил. Что слышно о Катрин? Есть вести из Со?
- От нее самой нет. Она уехала туда против моей воли. Этого я не ожидал, - он говорил совершенно спокойно. - Но меня держат в курсе событий. Я знаю, что Катрин имеет успех у тамошних остряков.
- Да? Я ее способности, конечно, высоко оцениваю, но вряд ли смог бы назвать ее остроумной.
- Не смог бы? Уилл, прекрасное женское лицо и высокая грудь являются формой остроумия, наиболее ценимой мужчинами. Насколько я понимаю, она не добивается такого же успеха у женщин. Ее поведение с господином де Орном теряет всякое приличие, но, впрочем, непонятно, почему это должно считаться недостатком для beau monde. Возможно, те, кто ее осуждает, делают это из зависти, будучи добродетельными поневоле.
Уильям, будучи пуританских взглядов, посмотрел на брата неодобрительно.
- Неужели ты на самом деле столь терпим?
- У меня нет оснований быть иным.
- А граф Орн…
- Спит с моей женой. Так, что ли? Но я из верного источника знаю, что этого удовольствия он лишен. Госпожа де Орн, которая также поехала в Со, кажется, присматривает за своим мужем в этом отношении.
Уилл побагровел, рот его презрительно искривился.
- Тебя это столь мало волнует. Если бы я был на твоем месте…
- Но пока что ты не женат, Уилл. Ладно, - мистер Лоу махнул своей изящной рукой, - перейдем к делу. Посмотри в своих записях, сколько акций Гамбийской компании было приобретено Орном.
Уилл пододвинул стул к письменному столу, сел и раскрыл свои записи.
- Я знаю, что сначала он купил семь тысяч акций за семьсот тысяч ливров, потом он заложил их за половину стоимости и купил еще одну тысячу акций за четыреста пятьдесят тысяч ливров. На сегодня он владелец восьми тысяч акций, за которые им уплачено миллион с четвертью ливров.
- Так. И за это он должен Банку триста пятьдесят тысяч ливров. Остаток, видимо, представляет все его богатство. Скажи, сколько его пай стоит по нынешнему курсу?
- Около пятисот ливров за акцию. Он может продать свои акции за два миллиона. Недурная прибыль, - Уилл неодобрительно усмехнулся. - Я не понимаю тебя. Нечасто муж делает состояние ухажеру своей собственной жены. Или таково твое представление о том, как защитить ее?
- Ты находишь это забавным? Возможно, так оно и есть. Мне трудно судить. На какую сумму выпущены акции Гамбийской компании?
Уилл сверился с записями.
- На шесть миллионов ливров, по тысяче за акцию.
- И у Орна две трети.
- Да. Так сильно он тебе доверяет.
- А оставшиеся две тысячи акций в чьих руках?
- Ну, почти половина из них у нашего Банка, а остальное раскупила публика.
- И сейчас одна акция стоит пятьсот ливров?
- Около того, если повезет найти того, кто захочет их продать. Ходят слухи о том, что мы собираемся взять компанию под контроль. И теперь владельцы акций их придерживают. А ведь еще недавно они стоили меньше ста ливров штука.
- Надо прекратить эти слухи, - сказал мистер Лоу спокойно, что очень удивило Уилла. Затем он удивил его еще больше:
- Продай сегодня сто акций по четыреста пятьдесят ливров, завтра предложи еще сотню, но уже по четыреста. Потом поглядим.
- Но, - запротестовал Уилл, - если ты хочешь их продать, то зачем сбивать цену?
Мистер Лоу с улыбкой ответил:
- Считай это моей прихотью. И пусть этим займется Макуэртер.
- Макуэртер! - не поверил Уилл. - Но ведь это все равно, что во всеуслышание объявить, что продавец - это ты. Ты понимаешь, что последует?
- Еще как, - мистер Лоу открыл коробочку с нюхательном табаком и протянул ее брату. - Я же сказал, что я хочу прекратить эти слухи. И я этого добьюсь.
- Но это же целое состояние, - воскликнул Уилл с досадой.
Мистер Лоу щелкнул крышкой, закрыв коробочку, и сдул с рукава крошки.
- Ну и что? Несколько миллионов погоды не делают.
То, что последовало затем, не нуждается в многословном пересказе. В среду утром Ангус Макуэртер, известный как человек мистера Лоу, предлагал акции компании Гамбии за триста ливров. В среду вечером по улице Кенкампуа пополз слух, что мистер Лоу не заинтересован в контроле над этой компанией. После этого Макуэртер получил указание продать пятьсот акций по двести ливров.
- Но они у нас тогда кончатся, - запротестовал брат мистера Лоу. - У нас всего несколько штук останется.
Мистер Лоу улыбнулся:
- Все равно продавайте, а то они еще больше упадут.
Глаза его брата округлились. Для него было новостью узнать, что игра на понижение может быть также выгодна, как и на повышение. Эта новинка в биржевой игре, однако, не успела показать себя, так как последний покупатель удрал, едва Макуэртер сделал предложение.
В тот вечер все меняльные конторы на улице Кенкампуа безуспешно пытались сбыть акции компании Гамбии, цена которых упала уже до пятидесяти ливров за штуку. А на следующий день оказалось, что уже и за десять ливров эти акции никто не хотел брать. Таким образом, они практически обесценились.
- Надо полагать, ты удовлетворен, - возмущался Уилл. - А ведь если бы мы продавали их хоть сколько-нибудь разумно, они принесли бы нам от четырех до пяти миллионов.
- Я вполне удовлетворен. Я не продал бы свое удовлетворение и за десять миллионов.
В воскресенье Катрин возвратилась в Париж. С мужем она повела себя так, как будто не помнила, что между ними произошло перед ее отъездом. Ее, правда, удивило, что мистер Лоу тоже воспринял эту вызывающую забывчивость как должное. Она была слегка опьянена своим успехом в изысканной атмосфере Со. Она похвасталась тем вниманием, которое герцогиня Мен ей выказывала. Ее приняли в "Mouche-a-miel", рыцарский орден, основанный герцогиней, и она с гордостью показала золотую медаль члена этого ордена, на одной стороне которого была отчеканена пчела, а на другой - голова герцогини. С не меньшей гордостью она объявила, что сам знаменитый Малезье написал стихи в ее честь.
При этом мистер Лоу не удержался от комментария:
- Я рад, что он смог найти для тебя достаточно похвальных слов, к которым смог подобрать рифмы. Например, слово "честь".
- Честь?
- Ну, если хочешь, другое - "добродетель".
- Какой ты гадкий!
- Я же только порадовался за тебя.
- Порадовался! - это восклицание выражало возмущение, смешанное с беспокойством.
- Без сомнения, добрый Малезье поверил бы тебе. Да и господин Орн постарался бы убедить сомневающихся.
- Ты веришь в эту клевету! - ее глаза казались черными на фоне внезапной бледности лица.
- Я верю в то, что тебе есть за что благодарить графиню Орн, хотя, возможно, ты этого и не замечаешь.
- Я не хочу делать вид, что я не поняла твоих намеков, Джон. Но интересно, существует ли такое оскорбление, от которого ты меня избавишь? - потом, неожиданно отбросив свою иронию, она поразила его искренностью мольбы. - Джон! Я умоляю, прости меня за невнимание к тебе, за то, что я поехала в Со одна…
- Мне непонятно, что разбудило твою совесть?
Она подошла к нему вплотную, желая полного примирения.
- Я не знала, когда уехала, что он поссорился с тобой, что он ударил тебя и отказался принять твой вызов.
- Это не должно было удивить тебя. Именно это ты и предсказывала. Но зачем он рассказал тебе все? Ожидал аплодисментов?
- Ты думаешь, он их дождался?
- А ты сможешь убедить меня, что нет?
- А тебе нужно, чтобы я разубедила тебя?
- У тебя короткая память. Ты, кажется, уже забыла, какие слова сказала мне, когда я просил тебя не ездить в Со.
Она поморщилась, прижав руки к груди.
- Если б ты только знал, Джон, как я сожалею о случившемся.
Манера ее поведения удивила его своей необычностью. Она добавила:
- Я объявила господину де Орну, что надеюсь больше его никогда не встретить.
- Надеюсь на это, - он пошел к выходу. Уже взявшись рукой за дверную ручку, он повернулся к ней и добавил с жесткой улыбкой: - Можешь больше не беспокоиться обо мне в том, что касается господина де Орна. Ему отплачено.
- Отплачено? - переспросила она, но он вышел без объяснений.
Об этом господин де Орн узнал в следующий понедельник, когда возвратился из Со. Дома он нашел письмо из Генерального Банка, в котором его вызывали к директору по очень срочному вопросу.
Подумав о своих отношениях с мистером Лоу, он идти в Банк не захотел. Да и какая там могла быть срочная нужда. Его операции по скупке акций компании Гамбии, за что он испытывал теперь насмешливую благодарность к мистеру Лоу, уже обещали ему богатый доход. Он практически удвоил те деньги, которые выманил у Бернара, другого дурака-финансиста.
Сейчас требовалось только избавить себя от лишних затруднений, для чего он решил воспользоваться услугами брокера, которому можно было дать поручение для Генерального Банка. Человека, которого он пригласил, звали Оке. Это был меняла, работавший как раз на улице Кенкампуа. С ним он и раньше уже имел кое-какие дела.
Перед тем как выслушать распоряжения графа о том, что он собирается передать ему представление своих интересов в Генеральном Банке на сумму около полутора миллионов ливров, Оке приниженно и многословно уверял его, что интересы такого важного клиента, как граф, будут должным образом защищены. Но когда он взглянул на поручение для Банка, выражение его лица сильно изменилось. Однако, зная свое место, он обратился к графу в третьем лице.
- Это все поручения господина le comte?
- Все, - самодовольно произнес Орн. - Сейчас это уже, наверное, кругленькая сумма. Не знаете, как сейчас акции компании Гамбии котируются?
Оке протестующе выдохнул:
- Господин le comte, видимо, отсутствовал в Париже. За эти акции давали меньше тридцати. Но это было два дня назад, в субботу.
- Тридцати? - Орн непонимающе наморщил лоб. Потом лоб разгладился. - А! Тридцати луидоров, да?
Банкир сухо засмеялся:
- Ливров, господин. Тридцати ливров.
Орн замер в оцепенении. Потом лицо его начало багроветь.
- Что вы тут несете? Вы не пьяны случайно?
Оке вытянулся, насколько это позволяло его рыхлое тело. Орн изливал свою ярость.
- Я уехал из Парижа десять дней назад. Они тогда шли по пятьсот и каждый день дорожали. Как же сегодня они могут стоить тридцать? Ты сошел с ума!
- А, ну я же говорил, что господина не было в Париже, и он не знает, что произошло. А всю прошлую неделю цена на акции быстро падала, - он посмотрел на цифры на поручении Орна. - Господин при некотором везении еще может получить за них около тысячи крон.
- Тысячи крон! Да это же шесть тысяч ливров! - лицо Орна стало серым от ярости.
- Честно говоря, этого достичь будет непросто. Они вконец обесценились.
- Обесценились! Боже мой! - хотя его дворянское происхождение и требовало выказывать перед простолюдином бесстрастность, но граф не мог сдержаться при мысли о том, что за несколько дней потеряно богатство в полтора миллиона. - Ох, это невероятно, - он подскочил. - Это невероятно! Как это могло произойти?
- А очень просто. Цена этих акций была высока, потому что все считали, что господин Ла захочет скупить их, чтобы начать контролировать компанию Гамбии, также как он до этого поступил с компанией Миссисипи.
- Но это так и есть, - вскричал Орн. - Я знаю, что он хотел их скупить.
- Господин, без сомнения, прав. Но теперь господин Ла этого делать больше не хочет, и он продал все акции, которыми владел. Это и вызвало такое degringolade.
- Дайте бумагу, - распоряжение для Генерального Банка было выхвачено из рук Оке. - Я вызову вас, когда повидаю господина Ла.
Он выскочил из дома, помчался по улице, размахивая длинной тростью, и, запыхавшись, ворвался в Банк, требуя господина Ла.
Пожилой клерк проводил его наверх, в просторный кабинет мистера Лоу. Однако самого мистера Лоу там не оказалось. В кабинете находился высокий, смуглый господин, очень похожий на мистера Лоу, так же тщательно одетый и обладавший столь же изысканными манерами. Объявив, что он рад служить господину le comte, он поблагодарил его за столь быстрый визит в ответ на письмо.
Орн перебил его:
- Я пришел повидать господина Ла. Будьте добры позвать его.
- Но господина барона здесь нет. Позвольте представиться. Я его брат и заместитель в управлении этим Банком.
- Так вы, значит, вместе воруете в этом притоне?
- Я ослышался?
Орн заговорил о своих акциях компании Гамбии, возмущенно повторяя то, что узнал от Оке, и еще более возмущенно требуя сказать ему, правда ли это, и если правда, то как это такое богатство в полтора миллиона могло исчезнуть за неделю.
Уильям Лоу был спокоен.
- Боюсь, что это еще не вся правда. Исчезли не только ваши собственные полтора миллиона, как вы правильно отметили, но и те триста пятьдесят тысяч, ливров, которые Банк ссудил вам для вашей покупки. Вопрос вашего долга нам, - добавил Уильям Лоу вежливо, - мы и хотели бы обсудить как можно скорее.
Вялый, спавший с лица, Орн уставился на улыбающегося банкира, который только что вежливо объявил его разоренным.
- Вы имеете смелость, - наконец произнес он, - начать после всех этих фокусов издеваться надо мной? Вы имеете наглость заявить, что я ваш должник?
- Вы же не намерены утверждать, что не возвратите Банку взятые у него деньги?
- Черт с ним, с вашим Банком и с его деньгами. Кто мне вернет мои деньги? - на его губах выступила пена, глаза налились кровью. - Что за грабеж! Вы, негодяи, не думайте, что я смирюсь. Я купил акции Гамбийской компании по совету вашего брата. Он уверял меня, что они будут идти вверх. Так поначалу и было.
- В таких вопросах, - услышал он ответ, - непогрешимых людей нет. Все могут ошибиться.
- А то, что он говорил, что развитие Гамбийской компании - решенный вопрос. Это вранье?
- Я не могу отвечать за слова брата. Но думаю, раз он так сказал вам, значит он сам так думал в то время. В финансовом мире изменение намерений вещь вполне возможная, и оно может происходить вследствие различных причин.
- Значит, так вы объясняете этот… этот гнусный трюк.
- Я не думаю, - ледяным голосом сказал Уильям, - что нам имеет смысл продолжать эту беседу.
- Не думаете? - граф уставился на него с посеревшим лицом, перекошенным до неузнаваемости. Потом неожиданно он расхохотался ужасным от ярости смехом. - Сэр, я думаю, вы презабавный подлец. Получается, что меня ваш гнусный банк ограбил на полтора миллиона, а теперь за эту услугу я же вам еще триста пятьдесят тысяч ливров должен. Я вас и вашего проклятого братца еще увижу вздернутыми на дыбе. В этом я не сомневаюсь. А вы, небось, думали, что я позволю ограбить себя так беспардонно?
Уильям встал и открыл дверь.
- Ваш слуга, господин le comte!
Орн так сжал трость, что банкир подумал, он собирается ударить его. Но, видимо, вовремя вспомнив, чего ему уже стоил подобный удар, Орн удержался.
- Скоро услышите обо мне, негодяи, - проревел он. - Регент узнает об этом. Я ему все расскажу. А Его Высочество мой родственник. Вы, подлецы, наверное, забыли об этом. Но я напомню.
Он бросился вон, сел в карету и приказал везти себя в Пале-Рояль.
Он прибыл туда, как ему поначалу показалось, в удачное время. Но он ошибся. Регент, только что закончивший совещание, пожелал видеть его немедленно, и графа провели в кабинет герцога, светлую, уютную комнату, в которой Его Высочество проявлял свои разносторонние таланты: иногда рисовал, иногда сочинял музыку или занимался другими искусствами. У герцога в этот момент находился аббат Дюбуа, ставший государственным секретарем по иностранным делам.
- А, Жозеф! Как твоя служба? - фамильярно приветствовал графа регент.
Орна звали Антуан-Жозеф, но для друзей он был просто Антуан. Употребление Его Высочеством второго имени как бы подчеркивало разницу между ним и товарищами графа.
Негодующе дрожа при одном воспоминании об обмане, жертвой которого он себя считал, нисколько не смущаясь присутствием Дюбуа, граф излил свои обиды перед герцогом.
Регент слушал его со строгим выражением лица, которое постепенно, по мере рассказа, становилось более веселым. Когда история была выслушана, Его Высочество к ужасу Орна расхохотался.
- Corbleau! Неужели, Жозеф, вы говорите правду, что положили в банк миллион ливров?
- Даже Ла этого не отрицает.
- А где вы его взяли, этот миллион. Поведайте мне, как он вам достался?
Дюбуа, чувствовавший себя совершенно вольно, рассмеялся.
- Вы слышите, даже аббату весело.
- Интересно, что он ответит, - задыхаясь от смеха, произнес аббат.
- О, аббат, вы что-то от меня скрываете? Дорогой Жозеф, сбросьте, наконец, покров с этой тайны.
Орн, злобно дыша, уставился на аббата.
- Нет здесь никакой тайны. Я стал жертвой гнусного надувательства.
Его Высочество посмотрел графу прямо в глаза.
- Я хочу знать, как вы получили этот миллион.
Граф с достоинством выпрямился.
- Разве моего слова не достаточно, монсеньер?
- Для миллиона? - насмешливо спросил регент. - Вы, мой друг, свое слово цените так высоко?
- Ваше Высочество изволит насмехаться надо мной?
- Что вы, что вы! Просто вы такие забавные вещи рассказываете. Сначала вы достаете миллион, потом вы говорите, что Ла у вас его украл. Я не знаю, что невероятнее.
Граф тяжело задышал.