Опасность обострила чутье мистера Лоу, и теперь он живо осознавал странность ситуации, в которую попал, находясь рядом с этой напряженно сидевшей возле него дамой, которую он встретил оскорблениями и которой теперь, по всей видимости, был обязан жизнью. Во всем этом было многое, чего он не понимал, многое, что ему было необходимо узнать, и о чем он не знал, как спросить.
- Я теперь твой должник, - неуверенно заговорил он.
- Это тебе, конечно, очень неприятно.
- Я не могу быть настолько неблагодарным, чтобы согласиться с тобой.
- Не можешь? Боже! Какой ты стал чопорный, Джон.
Он видел, как легко она называет его по имени, и в то же время не мог заставить себя назвать по имени ее.
- Разве чопорность в том, чтобы признать, что кому-то должен. Будем надеяться, что по крайней мере для тебя не будет никаких… никаких неприятных последствий.
- А какие тут могли бы быть последствия?
- Ты сказала мне, что твой… муж является участником заговора.
- И из этого ты сделаешь вывод, что мое уважение к тебе больше, чем к графу Орну.
- Я не могу позволить себе никаких выводов в том, что касается тебя.
- Ты и раньше их никогда не делал, не так ли? - голос ее стал твердеть.
Он на мгновение задумался, а потом уверенно ответил:
- Никогда.
- Правда? Никогда? Ну что ж, тебе виднее.
- И, во всяком случае, я не настолько тщеславен, чтобы сделать такой вывод, который ты сейчас предположила.
- Ладно, не переживай. Моя неверность, которая заключается в помощи тебе, не мучает мою совесть. И, кстати, я не впервые помогаю тебе. Ведь я охраняла, насколько было в моих силах, честь твоей жены в Со. К счастью, Маргарет Огилви для нее только имя, и она раньше не встречала меня, а то моя задача не была бы столь простой.
Она остановилась в испуге.
Отведя в сторону кожаную занавеску, она выглянула из кареты.
Они подъезжали к площади перед Пале-Роялем, и возле высоких железных ворот она вновь увидела голубые одежды отряда лучников. Она предположила, что они выставлены у дворца парламентом из-за них.
Но мистер Лоу отверг эту возможность.
- Это невероятно, - сказал он. - Но на всякий случай позволь мне выйти у бокового входа во дворец на улице Ришелье.
Она потянула шнурок, в окне показалось лицо кучера, и она отдала ему приказание. Они резко взяли направо и остановились точно у двери, через которую Дюбуа в те дни, когда он довольствовался ролью сводника, приводил во дворец девочек, чтобы молодому герцогу было с кем скоротать время.
Лакей опустил лесенку, но мистер Лоу не торопился выйти.
- Поспеши, - торопила она его, - пока тебя не увидели.
- У меня нет слов… - начал он.
- Тем лучше. У тебя для них нет времени.
- Они подождут до нашей следующей встречи.
- А она потребуется?
Он отпрянул.
- Я многое хотел бы от тебя узнать.
- Но счастливее ты от этого не станешь, - она легонько коснулась его руки. - До свиданья, Джон. Поверь, я была рада, что смогла помочь тебе. А теперь иди.
Он посмотрел на нее внимательно, и в глубине ее глаз он различил печаль, которая ободрила его настойчивость. Он был глубоко тронут.
- Позволь мне еще раз повидать тебя.
Она покачала головой.
- Вряд ли представится случай для этого. Ведь я - перелетная птица. Недавно приехала и скоро опять уезжаю. Благодари Бога, что я оказалась в Париже сейчас. Меня послало тебе провидение. Это все, - она отняла свою руку. - Расстанемся друзьями, Джон, ради прошлого, - ее голос дрогнул.
- Друзьями! - повторил он с оттенком горечи в голосе. Потом он, наконец, назвал ее по имени: - Маргарет! - он прижал ее пальцы в перчатке к своим губам, потом быстро вышел из кареты и исчез в маленькой боковой двери дворца.
Лакей убрал лесенку и занял свое место сзади. Карета поехала прочь от дворца. За кожаными занавесками в ней очень прямо сидела женщина и смотрела перед собой глазами, ничего не видящими от слез.
Глава 12
Вправление мозгов
Первым делом мистер Лоу разыскал аббата Дюбуа и поведал ему свои новости. Он негодовал на аббата, что его люди не смогли узнать о готовящемся заговоре. Выслушав рассказ, его преподобие задумался.
- Кто вас предупредил? - спросил он.
- А это имеет какое-либо значение?
- Мы должны быть уверены, что все это правда.
- Если бы я в этом не был уверен, то не бежал бы сейчас черным ходом и не пришел бы сюда.
Маленькие глазки впились в него. Аббат почесал впалую щеку и сказал:
- Нет, нет, нет. Я думаю, этого не может быть. Здесь вы, конечно, в безопасности. Но вы не сможете находиться здесь до бесконечности. Да и не захотите. Нет. Но прежде чем вы выйдете отсюда, мы должны узнать точно, что же решил парламент. В этом деле есть что-то большее, чем просто ваше преследование. Дайте мне подумать.
Только через несколько часов Дюбуа попросил у регента аудиенции и повел к нему не только мистера Лоу, но и герцога Сен-Симона и канцлера д'Аржансона. Оба они были срочно вызваны в Пале-Рояль от имени регента.
Его Высочество только что отобедал, точнее сказать, выпил чашку шоколада, составлявшую весь его обед. И то он позволял ее себе только после того, как основная работа дня была позади. Сегодня госпожа де Парабер задержала его в кабинете, где он занимался живописью, чтобы отвлечься. По поводу недавней кончины ее мужа господина де Парабера Сен-Симон сказал, что это было самое значительное дело, которое он когда-либо совершил. Его величественная вдова несла свое вдовство с показным смирением.
На зеленой тарелке лежали три апельсина, а рядом стояла ваза из голубой дельфтской керамики - Его Высочество пытался нарисовать этот натюрморт. Возможно из-за того, что ему это не совсем удавалось, он не слишком неохотно оторвался от своего мольберта, увидев входящих посетителей.
- Что случилось, аббат? - проворчал он. - Мне никогда не дадут отдохнуть?
Госпожа де Парабер заерзала в своем кресле.
- Возможно, - предположила она, - кто-нибудь из этих господ скажет, была ли я права по поводу этой тени.
- Это вряд ли. Но, впрочем, господа, - он указал кистью на стол, - скажите, какого цвета тень, отбрасываемая этой вазой?
Мистер Лоу взял на себя смелость ответить вопросом на вопрос.
- А разве бывает у тени другой цвет, кроме черного?
Регент пожал плечами и бросил грустный взор на мистера Лоу.
- Невежество умного человека! - вздохнул он.
- Именно так, - сказал Дюбуа. - Умные потому и умные, что являются невеждами в вещах, узнавать о которых у них нет времени. Господин Ла в настоящее время находится в тени гораздо более глубокой, чем Ваше Высочество в состоянии изобразить.
Регент отложил кисть и палитру и повернулся к ним.
- Будь по-вашему. Давайте поговорим о том, в чем вы разбираетесь. Очевидно, вы пришли с новостями; мой опыт заставляет предположить, что они, видимо, неприятные. Так?
Мистеру Лоу как главному участнику происходящего выпало ознакомить Его Высочество со случившимся. На жизнерадостном лице регента проступила гримаса ужасного отвращения.
- Невероятно, - сказал он. - Кошмарно! Я бы не поверил, если бы два дня назад не произошло следующее. Я получил послание от де Мема с требованием о приостановке моего указа о денежном обращении. Он предупреждал меня, что парламент не будет его рассматривать до моего ответа. Я ответил ему, что ничто не порадовало бы меня больше, чем если бы они так и просидели в его ожидании, обрастя мхом. Конечно, барон, господин де Ноай не простил вам потери поста председателя в Совете финансов, а господин де Орн являлся ко мне жаловаться на вас, что вы, дескать, его ограбили. Парламент, в свою очередь, имеет основания вас не любить, видя, что ваши финансовые планы угрожают его могуществу. Но то, что вы сейчас рассказали, говорит об их безрассудной смелости. У вас есть какие-нибудь доказательства, что они собирались вас именно убить?
- Да, они из верного источника, который я не могу назвать.
- И они действительно нагло собирались нарушить мою волю, отменить мои указы и представить мне все как fait accompli? - регент оперся локтем о колено, держась рукой за подбородок и нахмурившись. - Невероятно! - снова повторил он.
Госпожа де Парабер рассмеялась:
- А вы не находите, что невероятным всегда является то, что случается? И потом в этой истории все довольно вероятно. Ваша чрезмерная доброта, Филипп, попустительствовала этим господам.
- Да? - с кривой усмешкой он посмотрел на нее. - Маленькая черная ворона наслушалась Сен-Симона.
- Нет, нет, - запротестовал герцог. - Госпожа говорит об очевидном для всех кроме вас, Ваше Высочество, - с фамильярностью, присущей ему с тех времен, когда они с регентом были друзьями детства, он продолжал: - Ваша доброта лишила вас в глазах мятежников всякого авторитета. То, для чего раньше достаточно было бы складки на лбу, теперь потребует использования артиллерии.
- Они опьянены тщеславием и самонадеянностью, - пробасил д'Аржансон. - Они начали атаку и смелеют по мере своего продвижения.
Сен-Симон продолжал:
- Они ощущают себя парламентом в английском стиле, представляющем ассамблею, выбранную всем народом.
- С правом, - напомнил регенту мистер Лоу, - требовать ответа даже у короля, как и произошло с Карлом Первым.
- Peste! Вы не очень тактичны, - упрекнул его регент. Но тут Сен-Симон поспешно вставил, чтобы замять возникшую неловкость:
- Они будут оправдывать себя тем, что действовали в интересах Франции. Все обвинения сразу можно будет снять, так как они скажут, что хотели блага своему народу.
- Это потребует от вас твердости, монсеньер, - сказал Дюбуа.
Парабер засмеялась:
- Одолжите ему свою, господин аббат.
Но Его Высочество не был настроен шутливо.
- Замолчи! Тихо! - приказал он ей. На его лице читались усталость и раздражение. - Ради Бога, что делать? Созвать Генеральные Штаты?
Совет дал д'Аржансон:
- "Вправления мозгов" будет достаточно, Ваше Высочество.
Он напомнил об этой мере, которую использовал иногда покойный король, чтобы призвать парламент к выполнению своих обязанностей. Король приходил на заседание парламента в запыленном костюме для верховой езды и с хлыстом в руках, подчеркивая этим свое неуважение. Сейчас, по мысли д'Аржансона, наступило время протрезвить особо горячие головы.
Они начали обсуждать план "вправления мозгов". Вспомнили, как важна в этом деле неожиданность, и что в связи с этим лучше провести заседание не в королевском дворце в Версале, а в Тюильри.
Последнее было важным, чтобы раньше времени не напугать членов парламента. Пусть они думают, что им предстоит обычное заседание. И только в последний момент неожиданный вызов заставит их - полторы сотни членов парламента, одетых в красные мантии - пройти пешком по улицам мимо шеренг вооруженных солдат, чтобы показать им силу королевской власти.
Через два дня в Тюильри все состоялась так, как было задумано у регента в кабинете. Наследник трона был одет в горностаевую мантию, в руке он держал скипетр. Его окружали принцы крови, бастарды и пэры. От имени короля выступил канцлер д'Аржансон. Он сказал, что его задача прочистить мозги некоторым чересчур обнаглевшим господам в мантиях.
Голос его резонировал, тон был резким. Он начал с того, что напомнил членам парламента, что они являются судейской, а не законодательной палатой, и что присвоение себе не данных им прав, то есть их узурпация, является серьезнейшим преступлением. Он напомнил им, что границы их полномочий установили еще короли Франциск I и Карл IX, а совсем недавно их подтвердил последний король Людовик XIV, который, как они, наверное, еще не забыли, обходился с ними без лишних церемоний. Потом он с неприятной усмешкой указал, что для изменников в государстве существует Бастилия.
Далее он объявил им, что их решение аннулировать указ регента о передаче собираемых налогов в банки, было отменено регентским Советом, и что любая попытка с этим не считаться является нарушением закона и повлечет суровое наказание.
Король, гремел он, требует от них прекратить злоупотреблять правом вето, великодушно пожалованным им регентом. Если они не желают снова лишиться его, то пусть пользуются им в пределах своей компетенции, то есть ограничат себя субъектами права Его Величества, а не пытаются вершить дела государства.
Он закончил зловещим предупреждением, что отсутствие понимания и уступчивости повлечет для них самые строгие наказания, причем персональные, и если что-либо подобное повторится, то Его Величество не будет обращаться с ними с такой мягкостью и уступчивостью, как в этот раз.
Они еще имели вызывающий и независимый вид, но резкие, презрительные слова д'Аржансона, а также угроза Бастилии и высокомерные, не скрываемые усмешки пэров быстро лишили их остатков храбрости, и они склонили головы, уныло подчиняясь.
Канцлер не входил в детали вылазки, готовившейся против мистера Лоу, он вообще не упомянул имени шотландца. Но члены парламента прекрасно поняли, что именно из-за него они подвергаются нынешней унизительной процедуре "вправления мозгов".
Поняв это, они, с одной стороны, возненавидели мистера Лоу еще сильнее, но с другой, стали по-настоящему бояться его. Они поняли, что он каким-то образом был предупрежден об их заговоре и имел достаточное влияние на регента, чтобы тот подверг их постыдному наказанию.
Опасаясь худшего, они отправили своего вице-председателя Бламона принести от их имени мистеру Лоу извинения в том, что они, будучи введены в заблуждение своими советниками, приняли неверное решение, о котором теперь глубоко сожалеют.
К господину де Бламону они присоединили старого маршала де Вильруа, участвовавшего в заговоре из-за того, что ему была ненавистна мысль, что французскими финансами будет управлять какой-то иностранец, и герцога Омона, близкого к Менам. Принеся от имени парламента свои извинения, они попросили мистера Лоу использовать свое большое влияние на регента, чтобы содействовать его примирению с парламентом.
Мистер Лоу, который спокойно возвратился в Отель-де-Невер после двух ночей, проведенных у аббата в Пале-Рояле, принял депутацию с ледяной вежливостью. Тоном, выражавшим прямо противоположное тому, что он говорил, мистер Лоу поблагодарил их за этот визит и уверил, что постарается выполнить их поручение относительно регента. Когда они вышли от него, призрак Бастилии продолжал пугать их с не меньшей силой, чем прежде.
В действительности причиной его тона было то, что они явились в крайне неудачный момент. За несколько часов до этого дома он имел ссору с возмущенной Катрин, которая желала знать, где он провел две ночи. Его ответ был коротким и простым:
- В Пале-Рояле.
Губы ее недоверчиво скривились.
- А графиня Орн? Она там тоже была?
Он никогда не выказывал раздражения, которое в нем вызывали ее постоянные и беспочвенные упреки. Также он не выказал его и сейчас, хотя это раздражение было гораздо сильнее, чем обычно.
- Если ты спросишь меня конкретно, что тебя интересует, я отвечу. Но на риторические вопросы, вызванные твоим плохим настроением, я отвечать не буду.
- Конечно! А визит ее сиятельства сюда? Это тоже риторика?
- Она принесла мне крайне важную информацию.
- Женщина, о которой ты говорил, что с ней незнаком?
- Это так и было.
- Знаешь что, все твои ответы можно назвать одним коротким словом: ложь.
Он вздохнул.
- Интересно, можно ли сравнить счастье, которое другие получали от твоей женственности, с моими частыми сожалениями, что ты не мужчина?
- Счастье от моей женственности? Что ты имеешь ввиду? - краска возмущения залила ее от шеи до бровей. - На кого ты намекаешь?
- Напомню хотя бы о том, кого мы раньше упомянули, о графе Орне.
- Граф Орн? Но ты ведь знаешь, что граф целовал у меня только кончики пальцев, - ее красивое лицо с тонкими чертами было искажено гневом. Она даже топнула ногой. - Ты нарочно сказал это, чтобы отвлечь меня от твоей… твоей злонамеренности, твоей лживости, от твоих отношений с этой женщиной, про которую ты говорил, что с ней незнаком. А она сразу назвала тебя Джоном и увезла в своей карете, куда ты сел тайком, выйдя через черный ход. Ты, наверное, думал, что я не знала. Куда же она увезла тебя? Ты ответишь мне? Или предпочтешь рассказать графу Орну?
- Я уже ответил тебе. В Пале-Рояль.
- Да ты смеешься. Боже милостивый! Ты хочешь отплатить мне тем же? Я, кажется, начинаю понимать тебя.
- Я был бы рад, если бы смог вернуть тебе твой комплимент.
- А может быть, - в ярости продолжала она, не обратив внимания на его слова, - эта женщина, с головой, похожей в капюшоне на морковку, тебе нравится? Ну, и иди к ней тогда. А я знаю, что мне делать. Я имею право на такую же свободу.
Он хотел было сказать ей то, чего, благодаря разумной скрытности графини Орн, она не знала, что графиня и есть леди Маргарет Огилви, из-за которой он некогда убил Красавца Уилсона.
Но он во время понял, что если она узнает, то ее ревность многократно усилится и поведение ее может стать непредсказуемым. Поэтому он промолчал, и ей оставалось только строить дикие предположения об его неверности, к чему, как сказал бы Уилл, ее делало склонной его ледяное спокойствие.
К счастью для него, в те дни его мысли были поглощены множеством дел, и он отвлекался как от домашних несчастий, так и от ноющей боли, которую возродила в нем короткая встреча с Маргарет Огилви.
Глава 13
Предательские замыслы
Небольшая группа обиженных дворян собралась в библиотеке особняка господина де Ноая в Венсене. Это были основные участники парламентского заговора: председатель де Мем и вице-председатель Бламон, потрясенные случившимся до глубины души и все еще опасавшиеся ареста, старый маршал де Вильруа, убежденный, что и его тоже ожидает арест, молодой герцог д'Омон, представлявший интересы Менов, и граф Орн, расстроенный сильнее всех.
Они были близки к полному отчаянию. Ноай уверенно сказал, что заговор постигла неудача, потому что среди участников находился предатель.
- Бог мой, как вы проницательны! - передразнил его граф. - Наша вина, что мы этого сразу не предвидели. Ведь нас было так много, что это был просто секрет Полишинеля.
- Много? - сказал де Мем. - Нас было меньше десятка, тех, кто действительно знал. Кроме тех, кто тогда присутствовал, а также вице-председателя Бламона и советника Бомануара, только герцог и герцогиня Мен знали об этом, а они не могли предать нас.
- Это может быть как настоящее предательство, так и просто болтливость, - сказал д'Омон.
- Это, - дрожащим голосом произнес старый маршал, - слишком слабо сказано - болтливость.
- Не важно, как это назвать, - ответил д'Омон.