III. Экономическая власть и господство
Другая идеологическая редукция может состоять в том, чтобы сделать из картины простой товар. Но нет, речь здесь не идет о расширенном воспроизводстве капитала и капиталистического класса, речь идет о производстве касты, осуществляющемся благодаря коллективной знаковой игре и производству этих знаков в разрушении экономической стоимости. По всей системе потребления распространяется, превращая ее в идеологический инструмент, нечто относящееся к такому избыточному обмену и к такой аристократической модели, пусть даже в ослабленном и свернутом виде. Может показаться абсурдным говорить о "демократизированной" кастовой логике. Между тем, именно исходя из этой модели агонистического обмена организовывается потребление, то есть исходя из обмена различиями, из различительного материала и, следовательно, из виртуального сообщества, которое, пусть даже от него ничего не остается, - а от него и вправду ничего не остается - все-таки связывается с функцией аристократического паритета. Различие - ведущее различие - между аристократическим потлачем и потреблением состоит в том, что различия сегодня производятся в промышленных условиях, они бюрократически программируются в форме коллективных моделей, а не в форме личных взаимоотношений вызова и обмена. К сфере массовой культуры относится лишь симулякр соревнования, который функционирует в статусной конкуренции. Такая конкуренция уже не имеет той реальной функции, которая была ей присуща еще при Веблене: крупные динозавры wasteful expenditure превратились в бесчисленных индивидов, которые оказались обречены на некую пародию жертвенного уничтожения, они мобилизованы в качестве потребителей самим порядком производства.
"Трата", следовательно, радикально поменяла свой смысл. Остается, впрочем, учесть тот момент, что именно в силу оживления в массовом потреблении коллективного фантома потерянных (избыточных) ценностей эта практика все еще может индивидуально испытываться в качестве чего-то благодетельного, в качестве свободы или осуществления, играя при этом роль идеологии. Даже симулякр различительного аристократического кода действует в качестве мощного фактора интеграции, контроля, в качестве причастности к самому "правилу игры". Престиж постоянно преследует наши промышленные общества, (буржуазная) культура которых всегда остается лишь призраком аристократических ценностей. Повсюду осуществляется коллективное воспроизводство магии кода, направляющееся от экономической стоимости к ее границам, воспроизводство магии избирательного и избирающего сообщества, спаянного одним и тем же правилом игры и одними и теми же знаковыми системами. Повсюду этот процесс переходит границы классов, и, будучи распространенным на всю протяженность общества - независимо от экономического статуса и классового положения, он играет на руку господствующему классу. Он оказывается краеугольным камнем господства. И он не остановится сам собой в результате действия логики производительных сил, действия "диалектического" процесса капитала или же под напором всей традиционной критики политической экономии.
Только критика политической экономии знака может проанализировать то, как современный способ господства может схватывать и интегрировать одновременно все способы производства, играя с ними, - не только способ капиталистического производства, но и все "предшествующие", "архаические", инфра- или трансэкономические способы производства. То, как он вновь изобретает (или воспроизводит) в самом сердце экономики логику и стратегию знаков, каст, сегрегации, дискриминации, феодальную логику личных отношений или же логику обмена / дара, логику взаимности или агонистического обмена - все для того, чтобы в каждом пункте одновременно и разыграть, и возвеличить "современную" социально-экономическую логику класса. Но, быть может, экономическая эксплуатация и "классовое" господство являются, в сущности, лишь "исторической" переменной, некой побочной ветвью в гигантской генеалогии форм социального господства. Быть может, современное общество вновь становится обществом, где господство будет осуществляться преимущественно через знаки. Отсюда вытекает требование "культурной революции", которая затронула бы весь процесс производства идеологии, причем ее теоретические основания может предоставить лишь политическая экономия знака.
IV. Символическая стоимость и эстетическая функция
Как же во всей этой операции обстоит дело с символической стоимостью, с собственной стоимостью "произведения искусства"? Символическая стоимость нигде больше не обнаруживает себя. Она подвергнута отрицанию, она отсутствует. Параллельно преобразованию меновой экономической стоимости в стоимость / знак идет редукция символической стоимости к стоимости / знаку. И с той и с другой стороны экономическая меновая стоимость и символическая стоимость теряют свой собственный статус и становятся сателлитами стоимости / знака. На уровне картин, используемых в качестве суперзнаков, символическая стоимость растворяется в эстетической функции, то есть, скрывшись за знаковой операцией, она теперь выполняет лишь хитрую работу референта-алиби, возвышенной рационализации избыточной операции.
Картина, символическая работа которой подверглась отрицанию, играет роль:
- различительного материала, поддержки "благородного" и избирательного обмена;
- "эстетической" универсальной ценности: картина удваивается идеей Живописи, служащей для абсолютной легитимации избыточной операции.
Но этот абсолют является алиби. Действительная ценность картины, как мы видели, - это ее генеалогическая ценность (ее "рождение": подпись, аура последовательных переходов из одних рук в другие, то есть ее "родословная"). Точно так же, как в примитивных обществах предмет наделяется все большей и большей стоимостью в цикле последовательных даров, картина циркулирует как свидетельство благородного происхождения от одного наследника к другому, наделяясь в своей истории все большим престижем. Здесь налицо некий вид прибавочной стоимости, произведенной в самой циркуляции знаков, которую нужно решительным образом отличить от экономической прибавочной стоимости. Такая прибавочная стоимость производит не доход, а легитимность, и именно с ней пытается посредством экономического жертвоприношения породниться любитель искусства на аукционе. Следовательно, для членов касты есть лишь те реальные стоимости, которые производятся и обмениваются внутри касты (то же самое верно в отношении буржуа у Гобло, для которого оригинальность, добродетель, гений и тому подобные "универсальные" ценности не значат ровным счетом ничего по сравнению с "отличием", специфической классовой - или кастовой - ценностью).
Каста партнеров на самом деле знает о том, что действительный статус, настоящая легитимность, воспроизводство социального отношения и, следовательно, укрепление господствующего класса "в самом его существе" разыгрывается в аристократической манипуляции произведениями искусства как материалом обмена / знака. В глубине души она презирает "эстетику", "искусство", символическое, "культуру", которые могут сгодиться разве что в качестве "универсальных" ценностей массового потребления. Эстетическое наслаждение, торговля произведениями искусства, так называемые "абсолютные" ценности - все это предоставляется тем, кто не имеет доступа к привилегированному потлачу.
Процесс идеологии во всей его целостности разыгрывается, следовательно, посредством одновременного действия:
- системы ограниченного обмена, выполняющегося на ограниченном корпусе по модели паритетного аристократического соревнования;
- системы обмена универсальных ценностей, доступных всем, выполняющегося по модели формального равенства.
В этом смысле, если оставаться в области живописи, было бы интересно сопоставить взаимные функции института рынка и аукциона с функцией института музея. Можно было бы подумать, будто музей, исключая произведения из параллельного частного рынка с целью их "национализации", возвращает им характер некоей коллективной собственности и, соответственно, их "подлинную" эстетическую функцию. На самом же деле музей работает как залог аристократического обмена. Двойной залог:
- так же, как для организации кругооборота капиталов и частной спекуляции необходим золотой запас, общественная гарантия, обеспечиваемая Банком Франции, так и для того, чтобы мог функционировать обмен / знак картин, необходим фиксированный музейный запас. Музеи в политической экономии живописи играют роль банков;
- не довольствуясь ролью органического залога спекуляции на искусстве, музей выполняет роль инстанции, гарантирующей универсальность живописи и, следовательно, эстетическое наслаждение (являющееся, как мы видели, социально незначимой ценностью), принадлежащее всем остальным.
V. Заключение
Мы хотели выявить в аукционе и рынке искусства некое ядро стратегий стоимости, особое пространство-время, особый стратегический момент и матрицу идеологического процесса, который всегда является производством стоимости / знака и кодированного обмена. Эта экономия ценностей, которая выходит за границы экономического исчисления и которая охватывает все процессы превращения стоимостей, все переходы от одной логики стоимости к другой, производимые обществом и локализуемые определенными местами и институтами, то есть все связывание и сопряжение различных систем обмена и способов производства, эта экономия стоимостей является политической экономией. Критика этой общей политической экономии стоимости является единственной критикой, которая сегодня способна вывести анализ Маркса на глобальный уровень. Эта единственная критика, которая способна теоретически показать то потустороннее пространство стоимости, на котором может практически основываться свержение этой политической экономии.
NB Конечно, другие предметы, отличающиеся от живописи, также могут анализироваться в тех же самых терминах, например знание. Институциональное пространство-время соревнующегося сообщества в таком случае будет представлено экзаменом или, скорее, конкурсом. Именно здесь происходит это "пресуществление профанного знания в знание священное", это "бюрократическое крещение знания" (Маркс), функцию которого Гобло проанализировал на примере бакалавриата как социального кастового порога. То же самое действие по превращению знания как универсальной ценности в знание как стоимость / знак, как свидетельство благородного происхождения сопровождается той же самой легитимацией, тем же самым отличением "своих", присутствующих на этой белой мессе, на этом таинстве. Также можно было бы проанализировать конгресс (ученых, интеллектуалов, социологов) как место передачи, воспроизведения наследственной интеллигенции и привилегированного сообщества, осуществляемого на основе соревновательного разгула знаков. Конгрессы примерно так же служат развитию знания, как скачки и пари служат развитию лошадиной породы (впрочем, лошади и скачки как параллельный рынок избыточных стоимостей сами могли бы быть неплохим предметом исследования).
К общей теории
I
"Идеологический генезис потребностей" постулирует существование четырех различных логик стоимости:
- функциональной логики потребительной стоимости;
- экономической логики меновой стоимости;
- различительной логики стоимости / знака;
- логики символического обмена;
которые руководствуются, соответственно, следующими принципами: полезностью, эквивалентностью, различием, амбивалентностью.
В "Аукционе произведения искусства" на примере перехода от экономической меновой стоимости к меновой стоимости / знаку исследовался частный случай стратегии стоимостей. Отправляясь от этого исследования, было бы соблазнительно составить общую гипотетическую картину взаимопревращений всех форм стоимости, которая могла бы послужить ориентировочной таблицей для общей антропологии.
Потребительная стоимость (ПС):
1. ПС - ЭМС
2. ПС - МСЗ
3. ПС - СО
Экономическая меновая стоимость (ЭМС):
4. ЭМС - ПС
5. ЭМС - МСЗ
6. ЭМС - СО
Меновая стоимость / знак (МСЗ)
7. МСЗ - ПС
8. МСЗ - ЭМС
9. МСЗ - СО
Символический обмен (СО):
10. СО - ПС
11. СО - ЭМС
12. СО - МСЗ
Во всем этом еще нет никакой попытки теоретического объединения различных логик - это лишь разграничение различных областей и выявление переходов от одной области к другой.
1. ПС - ЭМС: Это поле процесса производства меновой стоимости, формы / товара и т. д., описанное политической экономией. Продуктивное потребление.
2. ПС - МСЗ: Это поле производства знаков при помощи разрушения полезности (расточительность, избыточная стоимость). "Непродуктивное" потребление (также потребление времени в отличительной праздности и в досуге), в действительности производящее различия. Это функциональное различие, играющее роль статусного различия (стиральная машина-автомат и машина-полуавтомат). Это рекламное наделение стоимостью, преобразующее потребительные блага в стоимости / знаки. Это исключенные из своей объективной практики техника и знание, внедренные в "культурную" систему дифференциации. Следовательно, это и есть везде обнаружимое поле потребления, определяемое нами в качестве производства знаков, систем и игры знаков. Это поле, естественно, покрывает и производство знаков, исходящее из экономической меновой стоимости (см. ниже пункт 5).
3. ПС - СО: Это поле растраты, то есть разрушения потребительной стоимости (или экономической меновой стоимости, ср. пункт 6), осуществляемого не в производстве стоимостей / знаков, а в трансгрессии всей экономики, восстанавливающей символический обмен. Дар, подарок, праздник.
4. ЭМС - ПС: Это процесс "потребления" в его традиционном экономическом значении: обратное превращение меновой стоимости в потребительную стоимость (посредством действия частных покупателей или же посредством производства в производительном потреблении). Пункты 4 и 1 являются двумя моментами экономического цикла классической (в том числе и марксистской) политической экономии, которая не учитывает политической экономии знака. Это также поле закрепления меновой стоимости при помощи потребительной стоимости, поле преображения формы / товара в форму / предмет (см. далее "По ту сторону от потребительной стоимости").
5. ЭМС - МСЗ: Это процесс потребления, как его переопределяет политическая экономия знака. Акт траты как производства стоимости / знака. Это поле избыточной стоимости, связанное с пунктом 2. Но в данном случае осуществляется поглощение формы / товара формой / знаком, преображение всей экономики в знаковых системах и превращение экономической власти в кастовое господство и в кастовую социальную привилегию.
6. ЭМС - СО: Если пункты 2 и 5 описывают преобразование меновой и потребительной стоимостей в стоимость / знак (то есть формы / предмета и формы / товара в форму / знак), то пункты 3 и 6 указывают на трансгрессию двух этих форм (то есть самой экономики) в символическом обмене. Согласно тому переопределению, которое включает в поле (общей) политической экономии также и форму / знак, пункт 9 как трансгрессия формы / знака в символическом обмене дополняет пункты 3 и 6.
Между этими тремя формами, описывающими политическую экономию, и символическим обменом существует не связь, а радикальный разрыв и трансгрессия, или даже деконструкция всех этих форм, являющихся кодами стоимости. Собственно говоря, не существует символической "стоимости", существует лишь символический "обмен", который определяется именно как иное стоимости и кода, как их "та сторона". Чтобы ввести символический обмен, необходимо подвергнуть отрицанию все формы стоимости (предмет, товар или знак). Здесь намечается радикальный разрыв с самим полем стоимости.
7. МСЗ - ПС: Знаки, подобно товарам, являются одновременно и потребительной стоимостью, и меновой. Социальные иерархии, статусные различия, кастовые и культурные привилегии, поддерживаемые знаками, подсчитываются в качестве прибыли, в качестве личного удовлетворения и испытываются как "потребность" (потребность в социальном признании, которой соответствует "полезность" различительных знаков и их "потребления").
8. МСЗ - ЭМС: Реконверсия культурной привилегии, знаковой монополии и т. п. в экономическую привилегию. В связке с пунктом 5 этот пункт описывает полный цикл той политической экономии, в которой непрерывно порождают друг друга экономическая эксплуатация, обосновываемая монополией капитала, и "культурное" господство, обосновываемое монополией на код.
9. МСЗ - СО: Деконструкция и трансгрессия формы / знака в символическом обмене (ср. 3 и 6).
10,11,12. СО - ПС, ЭМС, МСЗ: Описывается единый процесс, обратный по отношению к трансгрессии, описываемой в пунктах 3, 6 и 9, то есть процесс слома и редукции символического обмена, за которыми следует установление экономического порядка. Разбиение символического порядка под прикрытием абстрактной и рациональной инстанции различных кодов стоимости (потребительная стоимость, меновая стоимость, стоимость / знак). Пример: предметы, разыгрываемые во взаимообмене, при условии непрерывности циркуляции, обосновывают социальное отношение, социальный смысл, но сами они в этом постоянном обмене уничтожаются, не наделяясь собственной стоимостью (то есть они не могут быть присвоены); но как только символический обмен прерывается, тот же самый материал предметов абстрагируется в виде полезной стоимости, товарной стоимости или статусной стоимости. Из символического, которым он был, он превращается в утварь, товар или знак - в зависимости от различных кодов, делящих между собой материал, причем все эти коды связаны друг с другом, составляя форму, альтернативную символическому обмену, то есть форму политической экономии.