Каким-то образом весть о приключениях Степана молниеносно разнеслась по переполненному пенсау, и обитатели соседних комнат с невероятной быстротою наполнили нашу неуютную спальню. Возникло нечто вроде стихийного симпозиума на тему "Спонтанная страсть и её печальные последствия". Причём оппоненты спорили до хрипоты, до конца отстаивая свою точку зрения.
– Такие страстные порывы надо тушить вручную, собственными руками, – гремел бас Федора, бывшего пожарника из Ровно.
И он наглядно показал, как это, по его личному мнению, нужно делать.
– И тогда всякие глупые мысли никогда не будут лезть в вашу пустую, безмозглую голову. Излишнюю озабоченность как рукой снимет. За это могу поручиться собственной головой. Даю правую руку на отсечение! – заверил Федя, дружески похлопывая Степана по плечу.
Несомненно, бывший борец с огненной стихией имел громадный опыт в этом нелегком, ответственном, но очень полезном деле.
– Не тушить, а душить! И душить в зародыше! – резким голосом, похожим на скрип не смазанной телеги, возражал ему Иван Сергеевич, бывший работник государственной безопасности, уволенный за злоупотребление служебным положением и алкоголем.
Неожиданно он плутовски ухмыльнулся, хитро по-ленински прищурил глазки и весомо высказался:
– Вспомните бессмертные строки Александра Сергеевича Пушкина: "Души прекрасные порывы!"
– Но ведь другой великий поэт говорил, что "если чувствам ходу не давать, они мельчают от переполненья", – попытался защитить Степана учитель словесности из Омска Петр Игоревич.
– Ой-ой! Только не надо цитировать Вильяма! – перекосилось лицо Ивана Сергеевича, будто он хлебнул глоток неразведённого уксуса. – Гений, который написал "Отелло", был бы со мной вполне солидарен!
– Нет, нет! Вы абсолютно неправы! – вступился за Петра Игоревича Саид – студент-недоучка из Душанбе, выдворенный из университета за аморальное поведение. – Всем истинным влюблённым присущи страстные душевные порывы и ради возлюбленной своей они готовы на безумные поступки. Один великий восточный поэт как-то сказал.
И юноша нараспев с вдохновением продекламировал стихи на неизвестном мне языке.
– Чего, чего?!! – с удивлением уставились все присутствующие на жизнерадостного низкорослого таджика.
– На русский язык это можно перевести приблизительно так:
"Ради родинки смуглой твоей, одного благосклонного взгляда,
Я отдам Самарканд с Бухарой и в придачу богатства Багдада", -
растолковал почтенной публике свои вирши вечно улыбающийся Саид.
– Ха-ха-ха! – снова истерически захохотал Володя и, с трудом успокоившись, беззаботно подметил: – По сравнению с твоим расточительным восточным шейхом, наш Степан – просто скряга! За час любовных утех он отдал всего лишь старенький "Зенит" и какие-то паршивые ручные часы!
– А телесные повреждения?! А изорванная одежда?! А моральные страдания?! – возмутился Иван Сергеевич. – На Западе, при знании местных законов, за всё это можно привлечь хулигана к ответственности и получить солидную денежную компенсацию!
– Опомнитесь, дядя Ваня! – иронично скривил губы Володя. – Мы – нелегальные иммигранты! И находимся на территории Португалии незаконно!
– Ничего! Пусть это будет ему горьким уроком! На ошибках учатся! – оптимистично заверил Фёдор.
– А после ошибок лечатся! – ехидно захихикал Володя.
– Не тело бренное нужно лечить, а душу бессмертную, – подал свой веский голос монаха-расстриги Викентий, отлученный от церкви за богохульство и вольнодумство. – Прелюбодеяние – одна из восьми греховных страстей, которая отдаляет нашу душу от Бога. Преклони колени, сын мой, перед Творцом нашим! Молитвами святыми и слезами раскаяния очисти себя от скверны порочной!
– Да бросьте Вы Ваш "опиум для народа", батюшка! – цинично забрюзжал Салех Баятов, оставшийся не у дел преподаватель научного коммунизма, изгнанный из Баку за нелояльность к новой власти. – Жизнь человеку дается только одна! А этому парню будет хоть что-то вспомнить перед тем, как он сгинет, сгниет и распадется на атомы.
– Всякому рабу Божьему в конце жизненного пути воздастся по заслугам, – мягко улыбнулся бывший священник. – Душа после смерти попадает именно туда, куда она и заслуживает сообразно воззрениям и Вере оного человека. А где же окажется душа атеиста? Если поразмыслить логично, она попадет в "Никуда" и будет пребывать там вечно! А Вам не кажется, милейший, что это "Никуда" и есть самый глубинный и ужасающий круг Ада?
Постепенно страсти улеглись, и искатели лучшей доли разбрелись по своим душным комнатушкам. И лишь Степан так и остался сидеть неподвижно на ветхом стуле с выражением лица городничего из финальной сцены "Ревизора".
Утром судьба увлекла меня в далекий город Фамаликау, и я уехал поднимать строительную индустрию Португалии до высшего мирового уровня.
Три года спустя, возвращаясь из отпуска, я случайно оказался на том же самом перекрестке улиц старого Лиссабона. Джульетта все так же стояла в кругу своих легкомысленных подруг под бдительным надзором сурового "ассирийца". Только гигант ещё более обрюзг, а его благородный нос был каким-то странным образом уродливо деформирован. По-видимому, перебитая в драке переносица срослась неправильно и обезобразила лицо верзилы, сделав его внешний вид ещё более грозным и устрашающим. Я бы даже сказал зверским. Да и формы Джулии расплылись и округлились, а взор стал циничным, оценивающим и вызывающим. Наши взгляды встретились, и она подарила мне дерзкую и многообещающую улыбку. И я увидел ее мелкие, утратившие белизну и тронутые кариесом зубы.
"Ведь женщины как розы. День настанет,
Цветок распустится и вмиг увянет", -
вспомнил я гениальные слова Шекспира, развернулся и решительно зашагал прочь.
2. Невеста
Дорога серебристой змеей причудливо вилась среди ухоженных ферм и усадеб, изумрудно-зеленных полей и густых эвкалиптовых рощ. Какая-то неведомая, чудовищная сила как будто расчистила обычно забитую транспортом оживленную муниципальную магистраль. И наша "Тойота" одиноким призраком неслась навстречу поднимающимся из-за горизонта отрогам живописнейших мглистых гор.
У меня возникло серьезное подозрение, что той неведомой силой, опустошившей дороги и улицы Португалии, был предстоящий матч очередного тура национального чемпионата по футболу. В столице в споре Грандов решался самый животрепещущий вопрос общественной и политической жизни страны: кто станет чемпионом. И хотя до начала баталии оставалось еще более часа, все дееспособное население Лузитании забросило свои текущие дела и припало к экранам телевизоров, смакуя прелюдию к предстоящему спектаклю, и живо обсуждая и взвешивая шансы маститых претендентов.
Несмотря на то, что мой патрон никогда не был фанатичным поклонником кожаного мяча, но и он отдал дань всеобщему помешательству, выжимая из автомобиля всю скорость, на которую тот был способен. Ему не терпелось поскорее добраться до любимого кафе, где он мог бы откровенно выразить друзьям и приятелям свое веское мнение о перспективах развития португальского футбола. С калейдоскопической быстротой мимо окон "Тойоты" мелькали перекрестки, развилки, указатели и дорожные знаки.
Дорога серпантином запетляла между изумительными по красоте лесистыми холмами, и предательский комок ползучей тошноты подступил к моему пересохшему от жажды горлу. Я раздраженно покосился на шефа.
– У-у-у! Шумахер недоделанный! – мелькнула в голове неприязненная мысль.
– Спокойнее, спокойнее! Я вовсе не спешу в гости к Всевышнему! Его ведь может весьма огорчить мой неожиданный, незапланированный визит. Особенно перед самым началом такого важного матча. Недаром на моей Родине говорят: "Нежданный гость – хуже татарина", – проинформировал я патрона.
Паулу непонимающе взглянул на меня, затем отмахнулся, как от назойливой мухи, и еще глубже вдавил педаль акселератора в корпус микроавтобуса. Меня, как мешок с навозом, швыряло из стороны в сторону на нескончаемых изгибах пустынной автотрассы. Комок тошноты поднимался все выше и выше, и я явственно почувствовал, что нынче огорчу моего нетерпеливого патрона до полной невозможности.
– Кажется, сейчас я представлю шефу полный, развёрнутый отчёт о том, что изволил откушать сегодня за завтраком и обедом, – с тоской подумал я и приготовился к неизбежному. Оказывается, чтобы подхватить морскую болезнь, совершенно не обязательно выходить в необозримую морскую даль на неустойчивом, утлом суденышке.
Неожиданно из-за придорожных кустов появилась кавалькада семенящих четвероногих созданий и бросилась наперерез ревущей от натуги "Тойоте". За какую-то долю секунды я успел заметить, что это была торжественная процессия, предваряющая шумную и весёлую собачью свадьбу. Впереди, гордо подняв острую морду, величественно бежала рослая невеста, а чуть сзади мелко трусила свита разношерстных претендентов на ее лапу и сердце.
Дико завизжали тормоза. Безжалостная сила инерции бросила наши тела вперед. И если б не ремни безопасности, то мы бы продолжили наше путешествие сквозь лобовое стекло над дорожным полотном на захватывающем бреющем полете. Послышался звук сильного удара и душераздирающий вопль жертвы. Микроавтобус на неподвижных шинах, виляя из стороны в сторону, проехался метров двадцать по раскаленному асфальту и, наконец-то, остановился. За его кормой остался двойной черный змееобразный след и облачко зловонного сизого дыма от подгоревшей резины покрышек.
Я с удивлением прислушался к моим ощущениям. Дыхание было спокойным, сердце билось ровно. По-видимому, я даже не успел толком испугаться и осознать весь трагизм и ужас произошедшего. Обернувшись к патрону, я увидел, как обильный пот ручьями струиться по его побледневшему от страха лицу. Дрожащими руками он отстегнул ремень, выскочил из автомобиля и с нескрываемым ужасом взглянул на капот "Тойоты". Затем Паулу оббежал автомашину, промчался по её тормозному пути и застыл как вкопанный, потрясенный открывшимся перед ним зрелищем. Я трусцой последовал за шефом, чтобы стать очевидцем кошмарных последствий фатального столкновения.
На асфальте, грациозно раскинув лапы, безмятежно почивала экс-невеста, так и не успевшая стать добропорядочной женой и любящей матерью.
Свадьба совершенно неожиданно расстроилась и преобразилась в скорбную поминальную панихиду. Вокруг безвременно усопшей суки траурно склонились молчаливые и угрюмые бывшие женихи. И только один пес, видно самый сострадательный и впечатлительный, оглашал окрестности заунывным воем, от которого кровь стыла в жилах. То ли он горестно оплакивал судьбу своей несчастной возлюбленной, то ли печальную участь своей правой лапы, которую переехала задним колесом "Тойота".
Я украдкой взглянул на перекошенное от ужаса лицо моего шефа. Небритые щеки и подбородок его тряслись, округлившиеся карие очи наполнились горючими, обильными слезами.
– Кто бы мог подумать, что Паулу такой сердобольный, сострадательный и чувственный парень! – искренне удивился я.
За год моей работы у патрона я видел слезы на его глазах всего лишь два раза: когда он положил на цыпленка слишком много пири-пири, и когда на его ногу упала увесистая эвкалиптовая доска.
– Моя… моя дорогая… – с трудом проглотив слюну, наконец, выдавил из себя Паулу. – Моя дорогая, новенькая "Тойота".
Разогнав пинками незадачливых женихов, он низко склонился над телом трагически погибшей невесты. Хлюпая носом и смахивая крупные слёзы, патрон принялся тщательно изучать ошейник жертвы инцидента. И, вдруг, сквозь слезы застилавшие глаза и струившиеся по небритым щекам шефа, пробилась теплая и кроткая улыбка облегчения. Прорвалась, словно лучик весеннего солнышка сквозь сплошные массивы обложных, дождевых облаков.
– Что? Что случилось? – с величайшим усилием прохрипел я.
– Адрес… На ошейнике есть адрес хозяина суки, – умилённо промурлыкал шеф и внезапно грозно взревел: – Теперь этот ротозей за всё мне заплатит! Как за мои ужасающие моральные страдания, так и за помятый бампер машины!
Я попросту опешил от неожиданности. Вот тебе и сердобольный патрон!
Но тут из-за изгороди соседней фермы показался рослый, не в меру упитанный и чересчур воинственно настроенный хозяин вновь представившейся суки. На Паулу неслись как минимум 120 взбешенных и разгневанных килограмм живого веса. Но не так-то и легко было смутить моего бойкого и задиристого патрона. И хотя мой шеф был на голову ниже и в два раза легче своего дородного оппонента, он смело наскочил на груду разъяренного и грозно колыхающегося сала. Налетел как молоденький петушок на важного, надутого индюка, почитаемого старосту густонаселенного птичьего двора.
Паулу и фермер так дико кричали и так отчаянно махали руками перед физиономиями друг у друга, что я даже начал опасаться, как бы они не подхватили простуду или бронхит от созданного ими же сильного сквозняка. Но ни к рукоприкладству, ни к мордобою, к моему глубочайшему разочарованию, дело так и не дошло. Через полчаса страсти постепенно улеглись, и переговоры перешли в более спокойное и конструктивное русло.
– О Раulo! – вдруг раздался низкий, басистый голос с другой стороны автострады.
Мой шеф круто развернулся на каблуках, и его лунообразный лик озарился счастливой и блаженной улыбкой.
– О Реdro! – заорал он в восторге и бросился через дорогу к усатому гражданину в оранжевом комбинезоне и строительной каске.
Сколько бурных чувств и искренней радости было в этой волнительной и эмоциональной встрече! Они обнимались, целовались и неистово хлопали один другого ладонями по мускулистым плечам. Да так рьяно, что облако выбитой из одежды пыли постепенно сгустилось и окружило давно не видавшихся старых товарищей.
– Наверное, это своеобразны экономичный португальский способ чистки грязной и запыленной одежды, – решил было я. – Дешево, надежно и практично.
Напрягая мой слух и скудные знания португальского языка, я вскоре выяснил, что Паулу и Педру вместе работали во Франции и не виделись около семи-восьми лет.
Только сейчас я заметил, что на развилке дороги велись интенсивные дренажные работы. Мои соотечественники усердно рыли неглубокие канавы и аккуратно укладывали в них керамические сточные трубы. Я уже собрался было пойти поговорить с земляками, как вдруг Педру посмотрел на меня снизу-вверх и поинтересовался у своего давнего приятеля:
– Ucraniano? (Прим. Португальцы называли всех гастарбайтеров из бывших республик СССР "ucranianos", так как украинцев среди них было большинство).
Лицо Паулу еще шире расплылось в самодовольной улыбке, и он надулся, как банный мыльный пузырь:
– Engenheiro! В моей бригаде два инженера, два учителя, один дантист из Минусинска, чемпион Омска по армрестлингу и ещё два рэкетира! Все парни как на подбор! А теперь все стали отличными "estucadores"! (Прим. Штукатур, порт.)
– Два рэкетира?! – выпучил от удивления глазёнки усатый дорожник. – А это ещё что ещё за птицы?!
– Не могу тебе сказать точно, но думаю, что в Украине это ученый со степенью не ниже докторской, – просветил своего старинного друга мой заносчивый патрон.
У Педру от удивления челюсть отвисла. Затем его лицо осунулось и помрачнело. Видно, ему стало невыносимо обидно, что такой бездарь и недоучка, как Паулу, сумел набрать такую образованную и интеллигентную команду.
– Зато у меня есть такой экземпляр, который тебе даже в сладких снах не снился!
Педру театрально щелкнул пальцами и причмокнул губами:
– О Stepan!
Из толпы работающих землекопов вышел здоровенный детина с огромными мускулистыми ручищами. Я чуть было не подпрыгнул от изумления. Да ведь это же Степан из Тернополя, с которым я две недели прозябал в одном номере лиссабонского пенсау в ожидании трудоустройства! Но вот только с тех самых пор он заметно окреп, возмужал и солидно прибавил в весе. Однако серо-голубые очи гиганта как будто потускнели и утратили им присущий живой, изначальный блеск. Да и его когда-то румяное личико зримо осунулось и посерело, как после затяжной первомайской попойки.
Степан туманным, ничего не видящим взором только скользнул по моей особе и вопросительно уставился на своего строгого, набычившегося начальника. А тот быстро достал из багажника "Бедфорда" пятилитровый стеклянный бутыль вина в плетенной из тростника защитной оболочке. Garaffa (Прим. Бутылка, порт.) была начата, но добрая половина её содержимого всё ещё кокетливо плескалась внутри посудины. Паулу и Педру по очереди заглянули в горлышко сосуда, будто ожидая, что сейчас оттуда появится джинн и тут же исполнит их самые сокровенные и дерзновенные пожелания.
– Пить будешь? – спросил Педру у великана. – А не то вылью!
В глазах Степана появился благородный, негодующий блеск. Он выронил тяжелую кирку из мозолистых рук и не спеша взял предложенную ему "garaffa" за горлышко. Исполин сделал несколько "профессиональных" круговых движений, основательно взбалтывая содержимое бутылки. И вдруг гигант замер и призадумался. По-видимому, он еще не привык пить без веских причин или какого-либо искусственно надуманного повода. Глаза его забегали в поисках чего-то существенно-важного и остановились на распластанных на асфальте останках невесты. Великан торжественно поднял бутылку, и губы его скорбно прошептали:
– Упокой Господи душу её.
И ловким, сноровистым движением бугристой руки богатырь поднес узкое горлышко бутылки к своим бледно-розовым пухлым губищам. Кадык его задергался, и рубиновая жидкость стала переливаться из одного сосуда в другой, то есть прямиком в объёмистый желудок гиганта. Португальцы смотрели на это представление как завороженные. Ни разу не прервав питиё, Степан, наконец-то, оторвал от уст пустую флягу, размашисто вытер губы рукавом и довольно крякнул. Затем он недоуменно покосился на своего шефа и в глазах его четко вырисовался немой, но чрезвычайно актуальный, насущный вопрос:
– А закусить?
Но португальцы уже восторженно обсуждали увиденное, дивясь природному дарованию могучего и талантливого "ucraniano".
– Я думаю, что мой чемпион по армрестлингу Виталий тоже так сможет, – как-то не очень уверенно заявил Паулу и, кисло кивнув подбородком в мою сторону, с сожалением добавил: – Василий, понимаешь ли, не пьет.
– Да Степан и полную бутыль, не отрываясь, выпьет! Хочешь, поспорим? – расхрабрился сверх меры взбудораженный Педру.
Но, так и не дождавшись ответа на дерзкий вызов, он, как благородный рыцарь, величественно повернулся к Степану, холодновато улыбнулся и властно скомандовал:
– Иди, работай!
Степан, кряхтя, подобрал кирку и уныло побрел на свое рабочее место. Там он стал ритмично, с частотой одного удара в пять секунд, долбить неподатливый каменистый грунт.
– Так он после выпитого еще и работать будет? – захлопал ресницами потрясенный Паулу.
– Конечно уже не так хорошо, как до этого, но до конца смены безусловно выдержит, – заверил его Педру.
Степан успел выдолбить в твердой породе солидную яму и Педру, подскочив к гиганту, переместил его на метр вперед в направлении будущей сточной канавы. А деградирующий потомок Котигорошка с остекленевшими глазами всё так же бесстрастно продолжал выворачивать грунт на новом месте.