Понсон дю Террайль
Грешница
(Полные похождения Рокамболя-4)
В десять часов вечера г-жа Шармэ возвратилась уже домой.
- Господи, - шептала она, - прости меня и дай силы довести до конца начатое… я должна его спасти!..
Вскоре после ее прихода раздался в прихожей звонок, затем явился в будуар маленький грум г-жи Сент-Альфонс и подал Баккара письмо; она с нетерпеливою поспешностью открыла его и прочла:
"Милая моя!
Вооружайся!.. Граф приехал; он влюблен в тебя до безумия.
Из тщеславия он держал в клубе какое-то пари, и, предупреждаю тебя, сегодня вечером он явится к тебе каким-нибудь странным образом. В его присутствии я высказалась о тебе, как о женщине в высшей степени романтической и способной на все для человека, который, для того чтобы ей понравиться, не пощадит никаких средств.
Сент-Альфонс".
Письмо это, возвратившее Баккара всю энергию, было немедленно сожжено.
- Хорошо, - сказала она груму, - можете идти. Затем она позвонила горничной и велела помочь ей раздеться. Завернув волосы в фуляровый платок, надев ночной капот и атласные туфли с красными каблуками, она отправилась в нижний этаж своего дома, в кабинет барона д’О, выходивший в сад. Она предполагала, что молодой иностранец явится к ней через сад, с помощью лестницы, приставленной к наружной стене, поэтому она и сошла в нижний этаж, чтобы освещенным окном привлечь внимание этого искателя приключений.
Действительно, спустя четверть часа в саду послышался шум и затем легкий стук в окно.
Это был, конечно, иностранец - молодой повеса.
Баккара взглянула в окно и совершенно хладнокровно проговорила:
- Войдите, граф, не стесняйтесь. Если вы решились перелезть через забор, то, должно быть, с тем, чтобы пробраться и в окно.
Граф растерялся, но так как в голосе Баккара не слышалось ни гнева, ни насмешки, то он решился спрыгнуть в кабинет.
Она заперла окно, задернула занавески и, указав незнакомцу на стул, сама грациозно уселась на диване.
- Граф, - проговорила она, - я знаю о цели вашего рискованного посещения…
- Сударыня, я…
- Пожалуйста, не удивляйтесь, а лучше выслушайте меня. Вам двадцать лет, не правда ли?
- Да, - отвечал граф, улыбаясь.
- Мне, - продолжала Баккара, - двадцать семь; я прочла уже книгу жизни; вы только начинаете ее читать. Это преимущество дает мне право говорить с вами как с учеником; вы согласны с этим?
Граф поклонился.
- Так слушайте меня. Вам указали на меня как на женщину, ни во что не верующую, ничего не любящую и от которой погибают несметные богатства. На это вы отвечали: мне двадцать лет, я богат - и эта женщина должна меня полюбить!.. Не правда ли?
- Правда, - отвечал граф.
- Вы ошиблись, - решительно произнесла Баккара. - Я не могу вас любить и не хочу разорять.
- Простите, меня, - прошептал граф после короткого молчания, - но я вас люблю!..
- Дитя, - произнесла она с горькой улыбкой, - взгляните на меня хорошенько: я бедная женщина, разбитая жизненными невзгодами, состарившаяся от разрушительного действия необузданных страстей, женщина, играющая роль выше своих сил, которая просит вас как благородного дворянина сжалиться над ней…
Глаза Баккара оросились слезами.
- Вы правы, - сказал глубоко тронутый граф, - я действительно ребенок, который по своей глупости, быть может, огорчил вас.
- Граф, - прервала его Баккара, - можете вы мне поклясться честью дворянина в том, что все, что будет сказано здесь сегодня ночью, останется между нами тайною до гроба?
- Клянусь, - спокойно отвечал граф.
- Наружность ваша говорит в вашу пользу: я вижу вас в первый раз, но что-то мне говорит, что вы благородный, прямой человек и что сделаетесь моим другом.
- Располагайте мной, приказывайте… для вас я готов на все…
- Посмотрим, - сказала Баккара, - потому что я потребую от вас, быть может, слишком большой жертвы…
- Жизнь моя принадлежит вам!..
- О нет! Я попрошу у вас гораздо меньшего… Друзья ваши и вы, граф, жестоко ошиблись, предполагая, что я могу любить вас или даже позволить вам любить себя. Я ничего не могу для вас сделать, - почему - это моя тайна.
Граф побледнел, и на лице его отразилось сильное недоумение. Баккара заметила это.
- Послушайте, - сказала она, - хотите ли вы действительно быть моим другом?
- Неужели вы сомневаетесь в этом?
- И будете мне во всем повиноваться?
- Что только прикажете.
- В таком случае я решусь на то, что в глазах света и ваших товарищей я буду вашей любовницей, и вы будете здесь как у себя дома.
- Я вас не понимаю, - сказал граф.
- Это, конечно, удивляет вас, что женщина хочет быть скомпрометирована, оставаясь в душе и на деле добродетельною, между тем как все женщины делают это наоборот. Но объяснить эту странность я вам не могу, ибо это моя сокровенная тайна, которую впоследствии я вам, быть может, и открою.
- Я слепо буду повиноваться вам, потому что в вашем кротком взгляде, в вашем взволнованном голосе я угадал страшное горе. Душой я еще действительно ребенок в сравнении с вами, но сумею преобразиться в человека с сильною душою, если это нужно будет для оправдания вашего ко мне доверия и доказательств вам искренней дружбы. Впрочем, кто может знать, - проговорил он трепетным голосом, - быть может, когда-нибудь…
- Бедное дитя, - прервала его Баккара, грустно покачивая головой, - если я сохранила еще наружную оболочку молодости и обманчивую внешность жизни, полной аромата, то - увы! - сердце мое уже очерствело, душа истомилась - и я неспособна более любить. Будьте моим другом и не просите у меня ничего более.
Молодой граф встал перед нею на колени, молча взял руку и поцеловал ее. Баккара в это время наклонилась и с материнским чувством поцеловала его в лоб.
- Теперь, - проговорил граф, вставая, - считайте меня своим верным рабом, который по одному вашему знаку пойдет в огонь и в воду.
- Благодарю, - прошептала она, - я чувствую, что вы меня угадали. Подождите меня здесь одну минуту, - прибавила она, удаляясь.
Она пошла в свой будуар и через несколько времени вернулась, держа в руках бумагу.
- Потрудитесь принять этот вексель в сто тысяч франков на имя моего банкира, - обратилась Баккара к графу.
- Зачем? - спросил он, отступая на несколько шагов назад.
- Вы ведь должны будете присылать мне подарки, так как в глазах света я буду…
- Вы смеетесь надо мной.
- Нисколько. Примите только этот вексель.
- А потом?
- Завтра вы пришлете мне подарок… ну, хоть пару лошадей, браслет, ожерелье, которое я вечером надену.
- Я не возьму от вас этих денег. Я буду счастлив, если…
- Вы забываете, - прервала его Баккара, - что предложили быть мне другом и что при этом условии я не могу принять от вас даже булавку.
- Это правда, - сказал граф Артов, немного подумав, - простите меня…
Затем он взял вексель из рук Баккара и спрятал его в бумажник.
- Итак, при людях я буду обращаться с вами так, что все будут уверены, что вы вскружили голову непобедимой Баккара.
Слова эти напомнили графу о пари, которое он держал в клубе несколько часов тому назад.
- Ах да! - проговорил он. - Я должен предварительно испросить у вас прощения и затем признаться кое в чем, лично вас касающемся.
- Прощаю заранее. Говорите.
- Дело в том, что я был настолько самоуверен, что поклялся, что вы будете моей…
- Ну, что же, - сказала Баккара, улыбаясь, - будьте уверены - я вас не выдам.
- Это еще не все, если позволите, я скажу остальное.
- Я вас слушаю.
Тут граф подробно рассказал сцену, происходившую между Шерубеном и им.
Баккара слушала его спокойно, но когда он произнес имя Шерубена, она вдруг побледнела.
- Я начинаю думать, - проговорила она трепетным голосом, - что вас привело сюда само Провидение.
Молодой граф в недоумении пожал плечами.
- Держите пари, - сказала она повелительным тоном.
- Но если я буду держать пари, - возразил граф, - и если он проиграет, в чем я теперь не сомневаюсь, я убью его!.."
- Ну и что же, - отвечала Баккара торжественным тоном, - быть может, этот человек заслуживает того.
- Однако, мой друг, - продолжала Баккара, - уже полночь, а улица наша довольно пустынна. Итак, нам пора распроститься.
Она дружески протянула ему руку, позволила поцеловать себя в лоб и проводила молодого графа до садовой калитки, которую сама отворила.
- Я жду вас завтра утром, к завтраку, - сказала она, - приезжайте открыто, на своих лошадях. До свидания.
- Странная женщина, - проговорил граф про себя. - Я явился к ней как отчаянный искатель приключений, а выхожу искренним другом, готовым для нее в огонь и в воду… Неужели я в самом деле люблю ее?..
Баккара возвратилась к себе в будуар и увидела маленькую жидовочку, спящую на кушетке крепким сном.
- Боже, - подумала она, - эта ужасная способность покрыта такою непроницаемостью, в ней столько неопределенного, в ответах этой малютки столько противоречий, что, кажется, я никогда не открою всей истины. Она сказала мне уже, что сэр Вильямс меня ненавидит, что он питает злобу к маркизу, Фернану, Леону и в особенности к своему брату Арману; она мне, наконец, сказала, что есть еще человек, который хочет погубить г-жу Ван-Гоп, и что человека этого зовут Шерубен; но она не открыла мне пути, которым этот отвратительный сэр Вильямс хочет достигнуть осуществления своих коварных замыслов и козней… Боже, дай мне силы разрушить этот лабиринт несчастий!.. Надо, однако, во что бы то ни стало узнать, что может быть общего между таким ангелом, как маркиза Ван-Гоп, и таким мрачным существом, как Шерубен. Де Камбольх дрался с ним, и, узнав это, маркиза чуть не лишилась чувств… Чем это объяснить?.. Я положительно становлюсь в тупик-Баккара подошла к спящей девочке и положила ей руку на лоб.
- Я хочу, чтобы ты видела и говорила, - сказала она вдохновенным голосом.
Оскар де Верни, т. е. господин Шерубен, расставшись с Рокамболем на бульваре, направился к своему дому в улице Пепиньер.
- Я играю в весьма рискованную игру, - говорил он про себя, - если Баккара меня не полюбит, то этот дьявол убьет меня; если же я выиграю это пари, то буду обладать пятьюстами тысячами франков.
При этом лицо его осветилось самодовольной улыбкой.
- Ну, а если мне не позволят держать это пари? - продолжал он, нахмурившись. - Черт возьми! я сделал непростительную глупость, поступив в общество червонных валетов… положим, что у меня не было средств к жизни… Я работаю добросовестно, спрашивается, по какому праву они вмешиваются в мои личные дела и налагают на них запрещение?..
Придя домой, он отворил окно своей маленькой гостиной, выходившее в сад, и начал напевать какую-то арию.
Сквозь деревья виднелся флигель, занимаемый госпожой Маласси. Лишь только Шерубен пропел несколько слов, в окне флигеля показался свет.
Молодой человек тотчас же спустился вниз, прошел через двор и сад и вошел в тихо отворившуюся дверь флигеля. В прихожей было совершенно темно, но маленькая, нежная ручка взяла Шерубена за руку и повела вверх по темной лестнице и затем по коридору, в конце которого наконец открылась дверь. Дверь эта вела в спальню госпожи Маласси, освещенную лишь огнем догоравшего камина.
Шерубен вошел в эту комнату, и дверь тотчас же была тщательно затворена.
- Добрейший господин де Верни, - проговорила вдова, садясь, - вы сделали непростительную ошибку.
- Какую?
- Вы поторопились с выздоровлением.
- Как так?
- В глазах маркизы вы были опасно ранены. Из опасения за ваше здоровье сочувствие ее к вам увеличилось.
- Но разве она знает, что я уже выздоровел?
- Знает: она была здесь.
- Когда?
- Вечером, в пять часов.
- Кто же ей говорил о моем выздоровлении?
- Когда она была здесь, я послала горничную к привратнице - узнать о вашем здоровье.
- Ну и что же?
- Привратница сказала, что вы вышли с господином де Камбольхом, навещавшим вас ежедневно во время болезни, и что вы, должно быть, чувствуете себя хорошо, потому что были очень веселы.
. - А, черт возьми!., это скверно.
- До возвращения горничной маркиза была ужасно расстроена. Но, услышав известие о вас, она вдруг повеселела, и на губах ее заиграла самодовольная улыбка. "
- Однако, мне кажется, дело еще поправимо. Когда она к вам приедет?
- Дней через восемь.
- Как! Ведь она приезжала больше потому, что считала вас опасно раненным; теперь же она совершенно успокоилась.
- Ну, пока прощайте; завтра я вам сообщу, что намерен делать и как поступить.
Шерубен пошел домой и лег спать, крайне расстроенный тем, что госпожа Ван-Гоп узнала о его выздоровлении. Он сознавал, что действительно сделал непростительную глупость, но все-таки думал ее как-нибудь исправить.
Занятый этой мыслью, он проспал ночь весьма дурно. Рано утром ему подали записку, написанную Рокамболем под диктовку сэра Вильямса. Записка эта заключала в себе разрешение от имени главы - держать пари с чужестранным графом и явиться в назначенное время на свидание в Булонском лесу. Вчера Шерубен с радостью приветствовал бы это разрешение, но теперь принял его по весьма многим причинам довольно холодно.
Затем он встал, прочел газеты и около десяти часов отправился завтракать в Парижское кафе, отдав предварительно своему груму приказание привести туда к двенадцати часам его лимузенскую лошадь, Эбэну.
Войдя в Парижское кафе, Шерубен заметил двух молодых людей, которые накануне присутствовали в клубе при предложении графом Артовым странного и весьма рискованного пари.
- Ну как, - обратился к нему один из них, - вы решились?
- Да, - гордо отвечал Шерубен.
- Как, вы держите пари?
- Держу.
- И уверены, что Баккара полюбит вас?
- Весьма понятно, ибо в противном случае рискую быть убитым. Я изменяю только немного условия: вместо двухнедельного срока…
- Вы требуете месяц?
- Нет, напротив: одну неделю.
- Браво! - воскликнули в один голос молодые люди. Шерубен сел к соседнему столику и приказал подать себе завтрак.
Спустя несколько времени вошел барон де Манерв; не заметив Шерубена, он подошел к молодым людям.
- Вы, господа, - обратился он к ним, - были, кажется, вчера в клубе?
- Были.
- В таком случае вы знаете о пари?
- Знаем.
- Ну так посоветуйте господину де Верни не держать его.
Шерубен, услыша это, невольно вздрогнул.
- Отчего? - спросили они.
- Потому что граф Артов уже успел заручиться данными в свою пользу.
- У кого?
- У Баккара. Граф должен был завтракать у меня сегодня утром, но предупредил, что не будет, запиской следующего содержания.
При этом барон де Манерв вынул из бумажника письмо и прочел его вслух:
"Из собственного отеля, улица Монсей. Милейший барон! Баккара не позволяет мне ехать к вам сегодня завтракать. У моей красавицы расстройство нервов, и она хочет немного прокатиться.
Мы завтракаем, а затем поедем кататься. Извините счастливца.
Граф Артов".
- Взгляните, - сказал барон, подавая молодым людям письмо, - желтая бумага с буквою Б.
- Вензель Баккара?
- Как видите.
- Позвольте, тут еще post scriptum и, кажется, женской рукой.
- Это приписка самой Баккара, - сказал барон хладнокровно и затем прочел:
"Благодарю, добрейший барон, за сюрприз: молодой граф очарователен, и я почти влюблена в него, тем более что мне уже подходит третий крестик - время, в которое дочери Евы открывают иногда свое сердце.
Баккара".
- Черт возьми, - воскликнул один из молодых людей, - задатки слишком даже велики.
- Вы думаете?
- Без сомнения. И Шерубен проиграет пари.
- Но я думаю, узнав о положении дела, он не будет его держать.
- Не думаю.
- Как, вы сомневаетесь?
- Спросите его, - сказал молодой человек, указав на Оскара де Верни, спокойно завтракавшего за соседним столиком.
Барон оглянулся.
- Как, - сказал он удивленно, - вы здесь?
- Как видите, - сказал Шерубен, продолжая завтракать.
- И слышали наш разговор?
- Слышал.
- И что же вы на это скажете?
- Что граф счастливый человек благодаря, конечно, своему богатству, - сказал Шерубен с презрительной улыбкой.
- Во всяком случае, вы хорошо сделали, что не держали пари.
- Напротив, теперь я его держу скорей, чем когда-, либо.
- Вы с ума сошли!
- Может быть.
Заплатив за завтрак, Шерубен встал и раскланялся с тремя червонными валетами.
- Барон, - обратился он к Манерву, - не знаете ли, где я могу застать Артова?
- У Баккара, - отвечал барон, иронически улыбаясь.
- Отправлюсь туда, хотя это будет весьма оригинально. До свидания, господа!
Шерубен вышел. Грум подвел ему лошадь. Он вскочил в седло и поехал по направлению к лесу, где у него было назначено свидание с виконтом де Камбольхом.
Рокамболь уже с нетерпением ждал его.
- Ну, что, - спросил он, - виделись вы вчера вечером с госпожой Маласси?
- Да, маркиза приезжала к ней вчера вечером и, к несчастью нашему, узнала, что я уже выходил из дому.
- А, черт возьми, - пробормотал Рокамболь, нахмурившись.
- Говоря между нами, виконт, вы сделали маленький промах.
- В чем?
- В том, что назначили мне роль, при исполнении которой я не могу применить ни одной из своих способностей.
- Не понимаю, - сказал Рокамболь, пожимая плечами.
- Дело в том, что если меня называют Шерубеном-очарователем, то, вероятно, во мне есть что-то чарующее - что подействовало весьма сильно, быть может, даже сильнее, чем дуэль, от которой мы ожидали гораздо большего. Маркиза, узнав, что я ранен, упала в обморок и, придя в себя, чуть не призналась во всем…
- Да, - прервал его Рокамболь, - но я думал, что она сама навестит вас.
- В этом и состоит ваш промах.
- Однако, друг мой, нам надо поспешить с развязкой.
- Этого только я и хочу.
- Нам остается всего одна неделя.
- Ну, так устройте мне свидание с глазу на глаз с маркизою, - пробормотал Шерубен невольно изменившимся голосом.
- Хорошо, - твердо отвечал Рокамболь, - сегодня вечером у госпожи Маласси. Будьте в восемь часов дома.