- А вы, - снова заговорила она, - не можете ли вы послать депешу и приказать отложить казнь, или сделать что-то еще, чтобы его спасти?.. О, сжальтесь, прошу вас!
Адриен покачнулась и повисла на руках министра. Он позвонил в колокольчик.
- Мне нужны все документы, касающиеся дела господина де ла Герш и его ареста, - вставая из-за стола, обратился он к вошедшему чиновнику.
Г-н дн Парделан понял, что надо уходить.
- Господин канцлер, - сказал он. - Господин де ла Герш мой родственник. Я проливал кровь, служа Швеции и её королю. Добавьте эту кровь на весы правосудия, которые будут решать судьбу арестованного.
Канцлер Оксенштерн в ответ только поклонился.
"Да, возможно, я прислушивался бы к жалобам, ни будь я министром королевства, которое собирается всецело броситься в страшную войну, - подумал канцлер после того как г-н де Парделан вышел, увлекая за собой м-ль де Сувини, которая едва держалась на ногах. - Но если бы я все же услышал их, что стало бы с армией, кампании которой стоят жизни стольким хорошим солдатам, и так дорого обходится королю и Швеции гибель многих отважных офицеров?!"
Адриен не осмелилась спросить что-либо г-на де Парделан, и он также в свою очередь боялся заговорить с нею. Он был слишком искушен в языке придворных чинов, чтобы составить для себя неверное представление о решении министра.
- Девочка моя! - заговорил он наконец. - Доверьтесь Богу. Если канцлер не отзовется на ваши просьбы, ещё у меня есть друзья, и, кроме того, я разыщу короля, а если он будет слишком далеко для того, чтобы я мог надеяться попасть к нему до наступления рокового часа, мне придется спросить совета у своего отчаяния: я соберу моих солдат; моя рука, послужившая Швеции, ещё может держать шпагу, и пусть мне придется подвергнуться множеству смертельных опасностей, я сниму господина де ла Герш с плахи.
- Ах, но по какому же праву я сделаю сиротой вашу настоящую дочь? Я должна сказать вам: "Не делайте этого!" - вздохнула м-ль де Сувини.
Она возвращалась в замок г-на де Парделана, леденея от ужаса, который почти лишил её способности думать. Каждый звук, доносившийся до нее, будь то барабанная дробь, шум толпы или поступь эскадрона на марше, - все казалось ей сигналом к казни. Иногда она загоралась надеждой. Ей казалось невозможным, что молодость, рыцарское великодушие, храбрость, честность Армана-Луи могут быть брошены на плаху палачу. Вероятно ли, что г-на де ла Герш, исповедовавшего религию чести, обнажавшего шпагу лишь ради того, чтобы постоять за правое дело, казят как преступника! Все её чувства восставали при мысли об этом. И если такое случится, пусть всякое правосудие провалится сквозь землю!
Часть дня прошла в этих раздумьях, где смутные надежды чередовались с грозными страхами. Адриен покидали силы. Диана плакала подле нее. Г-н де Парделан ещё не вернулся, не было и Жана де Верта.
- Ах, но могу же я хотя бы увидеться с ним! - вскрикнула Адриен.
И она помчалась в тюрьму к г-ну де ла Герш.
В мрачном молчании стояла тюрьма. Навесной мост был поднят, охрана удвоена. Арнольд медленно прохаживался вдоль рва. Похолодев при виде этих черных стен, откуда не доносилось ни звука, Адриен молитвенно сложила руки и устремилась к офицеру:
- На один час, на одно мгновение увидеться бы с ним! - взмолилась она.
Но с утра уже поступили новые распоряжения: было категорически запрещено пропускать кого-либо к заключенному. Все мольбы, все уговоры вконец измученной м-ль де Сувини были напрасны. Несмотря на лихорадочную дрожь, от которой голос его срывался и дрожал, Арнольд был непреклонен. Он был солдат и подчинялся приказам.
- Если бы речь шла о моей собственной жизни, я отдал бы её вам, - сказал он. - Но в данном случае речь идет о моей чести офицера.
- Но ведь он погибнет! - вскричала Адриен.
- Кроме короля, есть ещё Бог! - ответил Арнольд.
Ни с чем возвращались они домой. Диана уводила с собой м-ль де Сувини, похожую на живой труп.
Подавленная, сотрясаемая нервной дрожью, м-ль де Сувини упала в кресло: она не могла больше ни плакать, ни рыдать, ей казалось, что жизнь уходила из нее, как кровь вытекает из раны, капля за каплей. Ее даже смутно радовало это. Единственной надеждой теперь оставалась для неё надежда умереть одновременно с г-ном де ла Герш.
"Он увидит, как я любила его", - думала она.
В таком крайне подавленном состоянии донесшийся до неё голос барона Жана де Верта привел м-ль де Сувини в дрожь: барон хотел говорить с ней, причем говорить наедине.
- Оставь меня! - крикнула Адриен Диане.
Диана стояла в нерешительности.
- Я не люблю этого человека! - сказала она.
- А я, неужели ты думаешь, что я люблю его? Но, быть может, речь пойдет об Армане-Луи! Уйди!
Диана вышла и промчалась мимо Жана де Верта, не ответив на его приветствие.
- Еще немного терпения, и я буду отмщен, - прошептал барон.
Адриен, которая только что была не в состоянии сделать и шага, подбежала к нему.
- Вы пойдете к г-ну де ла Герш, не правда ли? - спросила она.
- Да.
- Ах, сударь, - молитвенно сложив руки, проговорила Адриен, - могу ли я надеяться? Скажите же!
- Думаю, не на что…но также возможно и все уладить.
- Приказывайте же! Что нужно делать?
- А вы действительно искренне готовы пойти на все?.. На все?! Подумайте хорошенько!
- Меня оскорбляют ваши сомнения.
- А если речь пойдет именно о вас?
- Обо мне?! - заколебалась Адриен.
- Выслушайте меня внимательно, сударыня. Ставка сделана на жизнь человека, и потому я буду говорить с вами открыто. А после вы скажете мне свое решение.
Он предложил ей сесть и устроился рядом с ней.
- Господин де ла Герш обречен, - сказал он.
- Но канцлер…я виделась с ним…он обещал мне…
- Канцлер подписал приговор.
- А король?
- Его величество король в двадцати лье отсюда, а может, ещё дальше. А с первым ударом часов, бьющих полуденное время, господин де ла Герш выйдет из тюрьмы, чтобы проследовать к месту казни.
Адриен пыталась сказать что-то, но побелевшие её губы не могли произнести больше ни слова.
- Однако, если вы захотите, я смогу увидеться с королем. Благодаря талисману, которым я обладаю, я смогу добиться у него помилования.
М-ль де Сувини подняла на Жана де Верта умоляющие глаза: гнев, обида, испуг, удивление - все смешалось в них.
- Вы можете его спасти… Вы уже пробовали сделать это?! - спросила она.
- Нам надо объясниться, сударыня, - ответил ей Жан де Верт. - Я не из тех рыцарей, которые бросаются во всякого рода авантюры, чтобы донкихотствовать и защищать обиженных. Когда я даю в долг, я требую, чтобы мне вернули причитающееся. Ничего даром не давать - таков мой принцип.
Адриен почувствовала как колотиться её сердце. Она начинала понимать.
- Вы знаете, сударыня, - продолжал Жан де Верт, - что ваша рука обещана мне господином де Парделаном, но вы мне решительно отказали и продолжаете отказывать; я же хочу её получить. Согласитесь - и я, клянусь вам, употреблю все свои силы, чтобы спасти господина де ла Герш.
- Вот чего вы хотите!.. Но вы просите оплатить это кровью!
- Я ненавижу господина де ла Герш так сильно, как люблю вас, и все же готов спасти. Зачем мне делать это, если вы не будете моей?
- Но я не люблю вас!
Жан де Верт встал.
- Вы знаете мои условия, - сказал он. - Я их не обсуждаю. Вы хотите стать женой Жана де Верта - да или нет? Вот и все. Если вы говорите "да", я еду, я встречаюсь с королем, я добьюсь, чтобы канцлер отложил время казни и, возможно, спасу господина де ла Герш от смерти. Если вы скажете "нет", значит, именно вы тем самым убьете его!
- Ради всего святого, сжальтесь!
Жан де Верт перевел взгляд на большие башенные часы, движение стрелок которых можно было видеть из окна комнаты.
- Каждая уходящая минута сокращает жизнь господина де ла Герш. Смотрите, чтобы не было слишком поздно.
Он сделал несколько шагов к двери.
Адриен упала на колени.
- Ах, это ужасно! - вскрикнула она.
Жан де Верт обернулся.
- Вы так меня ненавидите? И вы хотите, чтобы я спас его? О, не надейтесь на это! Я полон любви, которую вы зажгли в моем сердце. Я - боготворю вас, неужели же я безрассудно отдам вас этому непримиримому врагу?.. Если вы могли так подумать, вы не знаете Жана де Верта! Я не прощаю никогда! Можете говорить, что я жестокий, кровожадный, твердокаменный, хищный как тигр. Ради Бога - называйте как хотите! Я люблю вас! Дуэль между мной и господином де ла Герш - без перемирия и без пощады. Он побежден - и я этим пользуюсь! Не надо меня обвинять: однако слова будет довольно, чтобы спасти его, и это слово ваши губки отказываются произнести. Если его голова упадет - значит, вы этого хотели. Вы будете ответственны за кровь, которая прольется. Смотрите! Время идет!.. Прощайте!
- Постойте! - крикнула м-ль де Сувини, схватив Жана де Верта за руку.
- Вы согласны?
- Он будет спасен?
- Чего вы боитесь? Если мне это не удастся, вы будете свободны.
- Ладно, я согласна! Если он будет жить, моя рука будет принадлежать вам.
- Рассчитывайте теперь на меня! - сказал Жан де Верт. И, коснувшись губами ледяной руки Адриен, он вышел.
Возможно, в большей степени, он полагался на свой титул посла, чем на кольцо Армана-Луи. Да и мог ли шведский король в чем-либо отказать чрезвычайному послу Его величества императора Фердинанда в тот самый момент, когда этот посол сбирался отбыть?
Он знал, что король Густав-Адольф, покинув место стоянки двух кавалерийских полков, где шел смотр, вновь приближался к Карлскроне, чтобы отправиться в Эльфснаб. Он был почти уверен, что встретится с ним.
Увидев, что Жан де Верт шел по галерее с высоко поднятой головой, Диана, напуганная его победным видом, стремительно вышла к Адриен.
Она застала её бледной, с лихорадочным блеском в глазах.
- Я видела Жана де Верта, - сказала м-ль де Парделан. - Он улыбался - это напугало меня.
- Ты не знаешь еще… Он спасет господина де ла Герш. - Он!?
Адриен утвердительно кивнула головой.
Но, видя её бледность, лихорадочный блеск глаз и нечто необъяснимое в лице, м-ль де Парделан догадалась: что-то ужасное угрожало Адриен.
- Боже милостивый! - сказала она. - И какую же цену он запросил?
Грудь м-ль де Сувини сотрясли рыдания.
- Ах, ты же знаешь! Ты все знаешь! Я выхожу за него замуж! - вскричала она.
- Вот ничтожный!.. И ты согласилась?.. Ах, бедная Адриен!
- Я хочу, чтоб он жил! И потому я сдержу обещание…но взяв мою руку, Жан де Верт получит лишь труп!
- Адриен! - вскричала Диана.
Но Адриен высвободилась из объятий м-ль де Парделан. - И ты могла подумать, что живая, я буду принадлежать тому кого ненавижу? Пусть только он спасет Армана-Луи, а я умру!
25. Да здравствует король!
Дорога уносилась под копытами лошади Магнуса. Все время пути он держал одну руку на шкатулке, которую доверила ему Маргарита. В ней была жизнь г-на де ла Герш, в ней было его спасение. За долго до рассвета он добрался до лагеря кавалерийских полков. Уже на первых аванпостах его хотели задержать.
- Приказ короля пропустить! - говорил Магнус.
И его рука лихорадочно доставала лист бумаги, который Маргарита вложила в шкатулку из слоновой кости.
Без передышки несясь во весь опор, он прибыл наконец к дому короля. Там его встретил офицер.
- Мне надо поговорить с королем, немедленно, сию минуту! - сказал Магнус.
- Это невозможно. Его величество работает; никто не может войти к нему в комнату, пока он не позовет сам.
- Вот, посмотрите сюда! - И Магнус предъявил ему письмо-талисман.
- Если вы знаете почерк короля, читайте!
На листе бумаги были слова:
"Пропустить в любом месте, в любое время,
Я, король Густав-Адольф".
- Проходите! - сказал офицер с поклоном, пропуская Магнуса вперед.
Магнус устремился вверх по лестнице в сопровождении офицера, едва поспевавшего за ним.
Большую часть ночи король провел в работе. Постель его не была расстелена. Понятно было, что Густав-Адольф едва ли спал несколько часов, завернувшись в свой плащ. Две свечи горели на его столе, заваленном депешами.
Увидев письмо, представленное ему Магнусом, король встал.
- Что-то с ребенком?.. Или с Маргаритой?!.. - тревожно спросил он, побледнев.
- Читайте, сир! - не дав договорить ему, сказал Магнус, протягивая листок бумаги, исписанный рукой Маргариты.
- Ах, так это о господине де ла Герш! - понял наконец король.
- Сир! Одному честному человеку угрожает смертельная опасность. Его преступление состоит в том, что он защищался от бандита. Неужели же он найдет смерть в этом королевстве, куда он прибыл просить убежища? Надо ли говорить о том, что перед тем, как покинуть Францию, он виделся с кардиналом де Ришелье, и что жизнь его и та весть, которую он привез от кардинала, важны для Вашего величества! Спасите его, Сир, и ваша армия пополнится ещё одним отважным офицером!
Голос Магнуса дрожал, две крупные слезы выступившие на ресницы, медленно покатились по его щекам.
Уже забрезжил рассвет, в окно заглянули первые лучики солнца.
- Ах! Если он умрет, это будет моим позором! - сказал король.
Магнус молча приклонил колено, чтобы поцеловать ему руку.
Густав-Адольф взял перо, намереваясь написать приказ, но, вдруг бросив его, сказал:
- Нет! Господин де ла Герш сам рисковал без оглядки, чтобы спасти Маргариту, потому и я тоже сам лично должен спасти его!
- Ах, какой король! - восхитился Магнус. - Ради такого и сто тысяч человек готовы будут умереть!
И Магнус взглянул на часы.
- Да, - согласился Густав-Адольф, перехватив этот взгляд Магнуса, полный тревоги. - Скоро семь. Мы будем вовремя!
- Сир! Предоставьте мне скакать впереди! Я буду всюду кричать: "Служба Его величества короля!". Мы загоним трех или четырех лошадей, и мы прибудем в срок!
- На то Божья воля! - сказал король.
Он позвал капитана гвардейцев.
- Чтобы через час отдали сигнал "седлать!", - распорядился король. - И два полка отправить в Эльфснат. Потом ждать новых приказов. Я уезжаю.
- Один?
- Один.
Шведская армия была приучена к строгой дисциплине и так привыкла к быстрым сбором и передвижением короля, который то и дело отдавал приказания лично и действовал как солдат, что офицер поклонился в ответ без вопросов.
Через три минуты два всадника во весь опор мчались по Карлскронской дороге.
Магнус, пригнувшись к шее лошади, скакал впереди. На местах смены лошадей он кричал громовым голосом, превращая в королевского слугу каждого форейтора и батрака, и, точно молния, Густав-Адольф и его спутник уносились дальше по дороге в Карлскрону.
Магнус молчал, но его тревожный взгляд все время отмерял высоту солнца над горизонтом. Случись что-либо непредвиденное: затор на дороге, любая другая задержка - и голова Армана-Луи упадет.
Еще совсем рано утром славные жители Карлскроны увидели, как рабочие занимались сооружением эшафота перед государственной тюрьмой. Вскоре патрульные подразделения солдат, принадлежавшие различным армейским корпусам, выстроились вокруг небольшой площади, расположенной между тюрьмой и садами королевской резиденции. Разнеслась молва о предстоящей казни, и многочисленная праздношатающаяся публика, как набежавшая морская волна, заполнила все места на площади, где не стояли солдаты. Слух донесся до городских окраин, и толпа запрудила все подступы к месту казни.
Небезызвестный Франц Крес сновал в толпе, уверяя незнакомых людей, что душа особы, которую предадут карающей руке палача, - чернее, чем душа сатаны. Холодок ужаса распространялся по тесным рядам собравшихся обывателей. Франц Крес задумчиво покачивал головой, поднимая глаза к небу и переходил к другой группе людей.
На одном из концов площади г-н де Парделан, бледный и мрачный, собрал вокруг себя небольшое число преданных ему друзей, слуг и солдат служивших под его командованием. Завернутые в длинные плащи, они прятали под своими одеждами оружие. Среди них была дворянская гугенотская элита, пережившая осаду Ла-Рошели.
Они незаметно в молчании пробирались к эшафоту, зловещая платформа которого возвышалась в тридцати шагах от тюрьмы, и откуда доносился ещё стук молотков рабочих.
При виде многочисленных пехотных и артиллерийских рот, перекрывших все выходы, даже самые смелые из людей г-на де Парделана не питали никаких надежд, но все готовы были в отчаянной попытке поставить на карту свою жизнь: им казалось позорным не сделать ничего ради спасения героя Ла-Рошели. Г-н де Парделан вдохновлял их своим примером и всем своим видом.
Утром он поцеловал свою дочь с мыслью о том, что больше не увидит её.
Как раз в этот момент Арнольд де Брае вошел к г-ну де ла Герш. В военном мундире с обнаженной шпагой, остановившись на пороге тюремной камеры, он поздоровался с Арманом-Луи, который читал, сидя у стола.
- Значит, это сегодня в полдень? - спросил г-н де ла Герш вставая.
- Да, через час, в полдень.
- Я готов.
Арман-Луи в последний раз взглянул на страницу Библии и закрыл её.
- Я был у мадемуазель де Сувини, - сказал Арнольд. - Если вас утешит известие о том, что она несомненно умрет от удара, который убьет вас, примите это её утешение. Я слышал её голос, я видел её глаза: когда такая женщина полюбит однажды, она уже не отступит от этого никогда.
- Я ещё увижу ее? - спросил г-н де ла Герш.
Арнольд отрицательно покачал головой.
- Бог милосердный! Бог великодушный! - вскричал Арман-Луи. - Если бы я прижал её к своему сердцу, быть может, мне не показались бы такими долгими эти предсмертные часы! Да будет воля Твоя, и да святится имя Твое!
- Я добился для вас разрешения идти на казнь с развязанными руками и при шпаге, - сказал Арнольд.
- Спасибо! - воскликнул г-н де ла Герш, слезы радости блеснули в его глазах.
- Я дал слово, что вы не воспользуетесь ею.
- И я даю его вам.
Арнольд вышел и стал у двери.
Арман-Луи понял значение этого безмолвного маневра: он пристегнул шпагу к ремню и в свою очередь вышел.
Палач только что появился на эшафоте, топор был у его ног. Тихий ропот пробежал по толпе.
- Вот великий поборник справедливости, тот, которого можно было бы назвать мстителем, - сказал Франц Крес.
Раздалась барабанная дробь, грянули трубы. По команде офицеров солдаты взяли оружие в руки, всадники обнажили сабли, ворота тюрьмы распахнулись - и рота пехоты с мушкетами на плече пересекла ров на подъемному мосту. Позади роты, в головном уборе, с развязанными руками, со шпагой на боку шел Арман-Луи.
- Такими милостями даже честных людей не балуют, а преступник их получает! Нет больше правды на земле! - пробормотал Франц Крес.
Эта шпага, силу которой он испытал, могла бы, пожалуй, представлять для него опасность, если бы не множество солдат, которые оцепили площадь со всех сторон.
Единственно, что смущало его, так это отсутствие Магнуса.