* * *
Гости уплетали пельмени за обе щеки, запивая их горячей юшкой. Причем чужеземец старался не отставать от русских сотрапезников, безосновательно считавших древнее китайское блюдо своим национальным продуктом.
– Ну, признавайтесь, чудо-повар, с каким мясом вы их готовили? – вернулась к "наболевшему" Софья Григорьевна.
– С рыбным! Утром Паша поймал судака. На пятнадцать кагэ! – приврал Савченко. – Кто любит голову? Сейчас достану из казана, увидите, какой красавец был!
– Слышь, Вялов! – округлил глаза Крюгер. – Ты же обещал взять меня с собой на рыбалку…
– Заночуй – устроим!
– А что? Завтра – воскресенье. И преподавательский состав, мне кажется, возражать не будет! – он обвёл лукавым взглядом членов семейства Дроздовых, не забыв и Катю, в новом учебном году еще ни разу не появлявшуюся в училище.
– Значит, остаёмся все, – высказал общее мнение профессор. – Шофёра я беру на себя!
* * *
За весь вечер Крюгер не услышал от пацана ни слова, и его опять начали одолевать сомнения.
"Мальчишка как мальчишка. Вроде не дурак, но и на какого-то особенного ребёнка не похож… Опять же – молчит всё время, хотя в таком возрасте дети обычно не умолкают, всё их интересует, всё трогает! Выходит, прав Паша, и Юродивый говорит только тогда, когда ему вздумается?"
Все соседние дома были свободны, исключая временную обитель Бабикова, превращенную им в радиомастерскую. Именно это обстоятельство удержало Павла от первоначально запланированного шага – подселения на ночлег Крюгера. Нечего разубеждать немца в сложившемся мнении о Петре, как о полном недоумке!
Родителям Кати постелили на сеновале – те сами захотели "вспомнить молодость", сестра с ребёнком остались с Вяловыми, а Крюгера отрядили к дяде Васе, приехавшему проведать престарелых родителей, которые жили, как оказалось, всего в двух километрах от Парфёновых. Общение с болтливым водителем должно было укрепить веру Вальдемара в "русское чудо"!
Так и случилось.
По просьбе немца шофёр раз пять пересказывал знаменитый эпизод, свидетелем которого он стал.
– Значить так… Машина барахлила, и я остался во дворе. А он – начальник мой покойный – бегом подался в избу… "А ну, скажи, Юродивый, какая судьба меня ждет?" Тот достал палку из-за печи, навёл её на Гуминского – такая у него была фамилия – и говорит: "Пиф-паф!"… Викторович, как это услыхал, расстегнул кобуру – и стал размахивать маузером; именным оружием его ещё в Гражданскую наградили. Матерился так, что было слышно в Твери! "Трепещи, мать-перемать, сатанинское отродье! Всех, мля, постреляю!" А Ванечка спокойно ему отвечает: "Ни хрена у тебя не выйдет… Я умру в один день с товарищем Сталиным"… Гуминский с перепугу чуть не обосрался… А может, и наложил в штаны, чёй-то его галифе в ширину сильно распёрло… Разило – за версту, но я виду не подавал, дабы не попасть под горячую, так сказать, руку!
Ну, что тут скажешь? Правильно говорят русские: "Болтун – находка для шпиона!"
Но гораздо больше, чем сам дядя Вася, Крюгера убедили его родители.
Старики просто завалили благодарного немецкого слушателя рассказами из жизни Юродивого. Мол, он предсказал, что все уедут, а мы останемся! Всё так и произошло, благодаря сыну Васеньке!
А скольких он вылечил, скольких предупредил о смерти? Просто тьму-тьмущую!
Посмотрит в глаза – и скажет, как отрежем: "Молись! Не то помрешь… Скоро!" Люди – бегом в церковь, сейчас её уже нет – ушла под воду! "Господи помилуй… Спаси и сохрани…" И всё – хворь как рукою сняло!
* * *
Лодку не брали. Чтобы угодить Крюгеру, мечтавшему о неземном клёве, расположились втроём на уходящем далеко в море деревянном пирсе, недавно срубленном хозяйственным Савченко, – там всегда держалась рыба, регулярно подкармливаемая немногочисленными местными жителями, и бросили удочки в разные стороны.
Дед – налево, Павел – направо, Вальдемар – прямо. Поплавок немца сразу же ушел под воду.
Подсечка!
И на крючке извивается нечто неказистое: чёрное, колючее, словно маленький чертёнок!
– Что это?
– Ёрш! – просветил гостя Савченко.
– А… Русская рыбка, после которой болит голова! – пошутил Крюгер, вспоминая свои былые похождения.
– Точно!
Немец попытался снять добычу с крючка и взвыл от боли, – ёрш, распустивший своё боевое оперение, поранил до крови его руку.
В это время клюнуло у Савченко.
Он, в отличие от своих младших товарищей, забросил не на червя, а на тесто, оставшееся после приготовления пельменей, и был вознаграждён за это довольно приличным – под килограмм – лещом.
– Э, дайте мне такой наживки, – взмолился Вальдемар. – Я эту гадость больше не хочу ни пить, ни ловить!
– Держи! – дед раскатал на ладони небольшой кусочек клейкой массы и протянул немцу.
Тот наживил её на крючок и, уменьшив, по совету Вялова, глубину, бросил далеко вперёд.
Поплавок сразу же с сумасшедшей скоростью понесся влево.
– Тяни! – скомандовал Павел.
Крюгер чрезмерно резко рванул на себя удилище и остался ни с чем: маленькая серебристая рыбка упала в воду у самого причала.
– А, чёрт! – выругался Вальдемар. – Дайте еще мне теста!
– На! Это – уклейка. Её надо подсекать сразу, как только поведёт в сторону.
– Понял.
– Шарик поменьше делай, большой сразу собьют. Они здесь ходят стаями.
– Спасибо, Глеб Васильевич.
– Не за что! – Савченко, особо не отвлекаясь на разговоры с надоедливым иностранцем, продолжал успешно делать своё дело и только что вытащил ещё одного леща.
Крюгер снова забросил дальше всех и таки поймал свою уклейку, в ней было сантиметров десять – не более, но начинающего рыбака это не смутило – главное, клюет здорово.
За следующие пять минут он словил их штук десять.
Надоело!
– Всё. Хочу крупной рыбы! Такой, какая попалась Вялову в прошлый раз.
У Павла почему-то не клевало, и он, воткнув своё удилище под одно из брёвен, взялся помогать "камраду".
– Попробуй закинуть на живца.
– Как это?
– Вот смотри… Берём самую живучую рыбку и цепляем её на крючок. За губу или ещё лучше за спину.
– Понял!
– А теперь бросай как можно дальше. Ты это уже умеешь.
Вальдемар внимательно выслушал рекомендации русского товарища и сделал всё так, как он велел.
Сам опустился рядом с "наставником" на деревянный помост и, свесив с него ноги, стал следить за поплавком "Парфёнова", который через каждые две-три минуты непременно уходил под воду, после чего Дед выбрасывал на пирс очередную чешуйчатую жертву, которую Крюгер с Вяловым, пытаясь опередить друг друга, по очереди снимали с крючка и опускали в большое ведро, предусмотрительно взятое с собой Савченко. Вскоре оно было полным.
Павел уже собрался идти домой и начал потихоньку сматывать леску, как вдруг уронил взгляд налево. Там явно чего-то не хватало…
– Эй, Вальдик, где твоя удочка?
– На месте.
– Здесь ничего нет!
Рыбаки сбились в кучу на конце пирса и стали вглядываться вдаль.
– Вон там, справа, что-то плывет… – наконец разглядел Крюгер.
– Точно! Это она, – подтвердил Дед.
Вялов стал сбрасывать одежду, чтобы броситься вдогонку, но Вальдемар опередил его:
– Не вздумай! Я сам…
Спустя несколько минут он выплыл на мель в метрах пятидесяти от пирса, волоча за собой на конце длинной лески всё ещё сопротивляющуюся рыбину.
Коллеги бросились на помощь и общими усилиями щуку вытащили на берег.
Она оказалась не такой большой, каковой выглядела в воде. Килограммов пять – не более.
Но Вальдемар был счастлив!
* * *
К "своей" щуке Крюгер никого не подпускал. Лично отнес ее домой и лично положил в машину, предварительно много раз сфотографировавшись: и так, и сяк, и эдак…
Потом заснял на плёнку всех гостей и хозяев, уделяя особое внимание юродивому мальчишке, которого отдельно запечатлел в разных ракурсах. Вялов не возражал. Чем бы немец ни тешился – лишь бы не плакал!
– Скажи, Васильевич, из этой красавицы можно приготовить блюдо, которым ты потчевал нас? – перед самым отъездом Вальдемар решил открыть в себе не только рыболовный, но еще и кулинарный талант.
– Запросто! – ответил Савченко. – Разрежешь рыбу вдоль хребта, освободишь филе, повыдергиваешь из него все кости (щука – не судак!) – и на мясорубку. Полученный фарш завернешь в тесто и бросишь в кипяток. Всё!
– Спасибо! – растянул рот в улыбке ариец. – Спасибо вам за всё! Так славно я никогда не отдыхал.
– То ли ещё будет! – пообещал Игорь Семенович. – Приезжай через неделю. Сходим за грибами. Я накануне вашего приезда в сосняк заглянул. На всякий случай. Вот-вот беленькие пойдут!
– А меня пригласите? – Дроздов, с детства увлекавшийся тихой охотой, с мольбой уставился ему в глаза.
– Почему бы нет? Шестнадцатого – день рождения у Кати. Двадцатого – у меня! Давайте снова соберемся здесь в субботу. После работы. И погуляем!
– Ловим на слове, Васильевич!
* * *
Через неделю в Весьегонск нагрянула та же компания, только в сильно усечённом составе: без женщин (только Катя поехала) и детей.
У Софьи Григорьевны и в субботу по расписанию были пары, а Нина нашла новую работу, которой безмерно дорожила, и не собиралась с первых дней отпрашиваться куда-либо по личным нуждам. Её муж тоже остался дома – с Ильёй.
Ничего, так даже веселее!
– Здравствуй, Ванечка! – Крюгер дружески потрепал мальчишку за щеку. Но тот вывернулся и сердито блеснул глазами.
– Когда вы уехали, он несколько раз повторил: "Немец – враг, немец – враг", – на ходу придумал Вялов. – И теперь боится тебя.
– А-а, – растерянно протянул Вальдемар, не зная, что ответить.
– И ещё… Запомни… В последнее время Ваня часто произносит слово "Барбаросса". Нам самим интересно знать, что это означает? – Павел наконец нашёл удобное время, чтобы передать немецкому агенту одно из последних предсказаний настоящего пророка, о котором ему поведал дядя еще во время празднования своего дня рождения. Раньше сделать это было нельзя – каникулы!
– Барбаросса… Рыжая борода… Такое прозвище имел Фридрих Первый, правитель Священной Римской империи, очень почитаемый в нынешней Германии.
– Это я и без тебя знаю.
– Существует легенда, согласно которой император не умер, а просто спит в одном из монастырей. Говорят, у него даже борода продолжает расти. Может, Фридрих действительно пробудится?
– Ага. Жди, – не поверил в предположение эсэсовского историка атеист Вялов. – Мир еще не знал подобных превращений!
– А Христос?
– Это ещё надо доказать.
Секретную директиву № 21 под кодовым названием "Барбаросса", обозначившую планы вторжения германских войск в СССР, Гитлер одобрит только через два месяца. Тогда же, в сентябре, скорее всего, и сам фюрер еще ничего не подозревал о том, что подпишет именно такой документ…
Не говоря уже о Крюгере и его руководителях.
Естественно, не мог знать об этом и старший лейтенант госбезопасности Вялов.
* * *
Вечером уселись за стол. Снова праздник! Два прошедших дня рождения. Русские гуляют и до и после!
Дроздов подарил дочери пуховой платок, а Крюгер расщедрился на золотой медальон, внутри которого находилось цветное изображение Божьей Матери. Сделано оно было по католическим канонам, но Катю это не смутило – всё равно она считала себя неверующей. Как и Вялов. И не собиралась показывать на людях тайное содержимое сразу запавшего в душу украшения. Павел понимал, что драгоценная вещица предназначается не столько для супруги, сколько для него. Аванс!
Не остался без внимания и Савченко.
Андрей Сергеевич преподнес ему набор блёсен для ловли хищной рыбы, включающий в себя популярные в те годы "Змейку", "Уральскую", "Норич", "Кеми", разработанные отечественными инженерами, а немец облагодетельствовал американской бензиновой зажигалкой "Zippo", входящей в моду по всей Европе. Некурящему Деду такая вещица была ни чему, зато Ванечка долго не мог ей наиграться. Раз за разом щёлкал и щёлкал. "Так ему кремня до конца дня не хватит!" – с укоризной подумал рачительный старик.
Павел свой подарок жене сделал раньше – шестнадцатого числа, а Игоря Сергеевича поздравлять и вовсе не собирался. Именины у него – 31 декабря, но об этом никто не должен знать!
Уже в начале десятого все улеглись спать. Завтра вставать ни свет ни заря!
* * *
Грибов было необычно много. Не хотелось выходить из леса! И, казалось, всё – полное лукошко, а наклонишься – есть еще один! Крепенький, ядреный, ну не оставлять же на потом!
Крюгер сначала подсчитывал в уме, сколько добыл белых, но вскоре сбился. Какая разница: сто или двести – все они его!
По дороге немец успел проконсультироваться у Деда, что делать с лесными дарами. "Сушить!" Так что теперь он на всю зиму обеспечен сырьём для приготовления любимого супа!
Но больше всех отличился Ванечка, который доверху набил плетёную корзину молоденькими, твёрденькими, с округлой, расширяющейся книзу, ножкой, боровиками.
Вернувшись домой, хозяйственный Савченко, не медля, стал готовить обед. Первое, второе… Вялов чистил картошку, Дроздов резал грибы. А Дед распределял, что на суп, что на жаркое.
Вальдемар участия в этом не принимал: он уже растянул через весь двор проволоку, целый моток которой припёр радиопомешанный Бабиков, закрепил один её конец за угол сарая, а на другой принялся нанизывать свои трофеи.
– На следующий выходной – я снова к вам! – предупредил помогавшего ему Петра. – Будешь дома?
– Не знаю… Как начальство распорядится…
– А где ты работаешь?
– Как все – в лесу…
– Слышь, Вялов! – немец окликнул Павла, как раз вышедшего из кухни, чтобы вылить воду, в которой мыли грибы. – Я приеду сюда через неделю.
– Как хочешь. А мы с Катей сегодня же возвращаемся в Калинин.
– Не вопрос. Я уже договорился с Петей.
– Что ж, не возражаю.
Павел прекрасно понимал, что Крюгер хочет "прощупать" Савченко, Бабикова и Ванечку без посторонних глаз, и решил предоставить ему такую возможность. Он ничем не рисковал: если что – Игорь Семенович не подведет.
И правда.
Ничего необычного в поведении "новых русских друзей" во время своего "неформального" визита немец не заметил. Дед – как дед, трудолюбивый, заботливый… Петя, как оказалось, тоже парень ничего. Туповатый, но честный. Во всяком случае, поймать его на вранье Вальдемар не смог ни разу.
И Ваня как Ваня.
Молчит, улыбается чему-то своему… Одно слово – Юродивый. Предсказывать по расписанию его не заставит никто!
* * *
Рожала Катя в недавно образованном Пролетарском районе, на территории которого её родители долгие годы снимали квартиру, пока не получили жилплощадь в центре Калинина.
Родильный дом был построен ещё в 1857 году на деньги мецената Саввы Морозова. "Дабы женщины лёгкого поведения не рожали на улицах", – как повелевалось царским указом, принятым сорок лет спустя… Но всё течёт, всё меняется. Теперь в таких специализированных заведениях рожают не только гулящие нищенки, а и все порядочные советские женщины. И не повивальные бабки принимают у них роды, а грамотные, квалифицированные специалисты-акушеры.
1 октября у Вяловых родился первенец. Сын, которому давно было уготовано имя Тимофей или, как вскоре начнут называть его любящие родители, – Тимчик.
Его отец дожидался сообщения об этом знаменательном событии, как все, – под стенами медицинского учреждения.
Когда счастливая мама впервые поднесла к окну закутанного в пелёнки, из которых торчал один лишь носик, младенца, Вялова переполнили чувства, и загазованный воздух Пролетарки разрезал победный вопль:
– Ур-ра!!!
* * *
Через неделю Катю выписали домой, и Павел окончательно забросил службу. А что? Савченко справляется. Бабиков, как положено, его страхует. Весьегонские чекисты тоже начеку. Чекисты начеку – неплохой каламбурчик получается!
Да и немцы почему-то оставили попытки заполучить Юродивого. Может, они просто не спешат форсировать события, ибо Вялов и так своевременно поставляет всю необходимую информацию?.. А может, знают, что скоро – начало военных действий, и надеются уже тогда захватить Ваню с меньшими усилиями. Именно к такому выводу пришёл Николай Петрович. А его интуиции можно доверять!
Да и Крюгер намекал на нечто подобное… Мол, Германия, ведомая гениальным фюрером, вскоре проснётся, как Фридрих Барбаросса.
Если верить Ванечке, война начнётся 22 июня. Тогда же, согласно его пророчеству, умрет дядя. Неужели осталось только полгода? Неужели?..