Уже 25 февраля 1904 года начальником отряда стал контр-адмирал Иессен, который командовал крейсером "Громобой" до 1902 года и совершил на нем переход из Либавы во Владивосток. Минный механик Дмитрий Мацкевич слышал об адмирале только хорошие отзывы.
– Наш, крейсерский, – подчеркивали знакомые офицеры, когда речь заходила о новом начальнике отряда.
А во Владивостоке в эти дни горожане обсуждали, с какой целью эскадра Камимуры явилась бомбардировать город. И все приходили к единому мнению: "Ради устрашения!" Жители с прибаутками приобретали за копеечную плату осколки японских снарядов у вездесущих мальчишек, которые носились по улицам с возгласами: "Купите японские гостинцы!"
Неразорвавшиеся японские снаряды находили в городе на Гайдамакской, Никифоровской, Вороновской улицах и близ детского приюта Матросской слободы вплоть до самого лета.
Месяца через два после бомбардировки Владивостока Дмитрий получил от Леры интересную почтовую открытку. Интересную вдвойне. Во-первых, на обороте открытки четким каллиграфическим почерком было написано: "Встречай, приезжаю. Получила направление в Морской госпиталь. Лера".
Во-вторых, открытка была французская, изготовлена в Париже и изображала женщину со знаменем в руках, за спиной которой падал раненый солдат, рушились от взрыва какие-то строения…
Дмитрий быстро перевел с французского заглавие: "Жукова спасает полковое знамя". И текст: "Бомбардировка Владивостока японцами. Бомбардировка нанесла только небольшой ущерб и кроме пяти раненых солдат, других жертв не было.
Артиллерийский снаряд, взорвавший в доме полковника Жукова, ранил осколками часового, который крикнул, чтобы помогли жене полковника, спасавшей знамя полка".
"Ай да журналисты! – подумал Дмитрий. – Быстро отреагировали".
За свой подвиг Жукова поощрения не получила, а командир 30-го Восточносибирского стрелкового полка полковник Жуков в мае 1904 года за отличие по службе Высочайшим указом был произведен в генерал-майоры и назначен на должность коменданта Николаевска-на-Амуре и его укреплений.
В одном из своих писем в Америку знакомая Мацкевича, Элеонора Прей, писала:
"Вообразите себе снаряд, выпущенный [во время обстрела] с корабля на расстоянии, по крайней мере, десяти миль, который вошел в верхний угол помещения, где сидели две женщины и трое детей… рассек тело одной из женщин надвое, разнес по пути стол, затем пробил стену и разорвался во дворе, и ни у одного из других людей не было даже царапины…Более ста пятидесяти снарядов было выпущено по городу, и каждый стоит не менее пятисот долларов золотом, так что обстрел должен был обойтись примерно в сто тысяч, и все это за жизнь единственной бедной женщины. Воистину, война ужасна!..
Третьего дня, к моему величайшему удивлению и удовольствию, ко мне пришел лейтенант Каган – впервые за два месяца. Был его день рождения, и он находился в городе. Они дислоцированы в форте Линевича, что в нескольких верстах от города, и там во время обстрела разорвалось четыре снаряда, не причинивших вреда, за исключением крыши одного дома. Он прислал мне осколок одного из них, и я была так рада, ибо Тед (муж Элеоноры. – Прим. авт.), так старался раздобыть такой осколок, но не смог".
Проходя по Пушкинской от дома, где он снимал комнату, до Адмиральской пристани, Дмитрий всегда любовался домиком необычной архитектуры, прилепившимся к сопке, словно ласточкино гнездо, в самом углу улицы. Однажды он остановился около домика как раз в то время, когда из него выходил его хозяин, среднего роста, крепкий на вид мужчина с черной, как смоль, бородой.
Раскланявшись, они познакомились и разговорились. Хозяин домика на Пушкинской оказался весьма любознательным человеком. Ну, а каким же быть пионеру дальневосточной журналистики, одному из первых поэтов Владивостока, издателю и писателю Николаю Петровичу Матвееву (Амурскому)?
Николай Петрович пригласил Дмитрия в дом, но тот вежливо отказался, сославшись на то, что ему срочно надо быть на корабле.
После этого случая Мацкевич несколько раз все-таки заходил в гостеприимный дом Матвеева и познакомился с многочисленными членами его семьи (жена, 12 сыновей и три дочери).
К пятидесятилетию города, а это будет к 1910 году, Матвеев издаст книгу "Краткий исторический очерк г. Владивостока", в которой коротко опишет события Русско-японской войны.
"1904 год был одним из тяжелых годов за все существование города.
Он весь был наполнен войною и ее последствиями.
Тотчас же по получении о нападении японцев на Порт-Артур и о гибели "Варяга" с "Корейцем" было объявлено военное положение.
Вместе с тем большинству учреждений было предложено эвакуироваться отсюда, а желающим жителям выезжать, семьям служащих и чиновников были выданы пособия на выезд. Жители стали выезжать. Учреждения, в которых не было неизбежной надобности, переселялись в Хабаровск и Никольск-Уссурийский. Дома многих оставались брошенными и сданными остающимся за ничтожную плату или только за то, чтобы их охраняли.
22 февраля 1904 года произошло событие, которое будет долго памятно Владивостоку – его бомбардировали японские суда.
Обстреляна ими была восточная часть города, так как бомбардировка производилась из Уссурийского залива, причем одно ядро попало в дом рабочего Кондракова и, разорвавшись, убило его беременную жену.
Японцами было выпущено в город около 130 снарядов. Стоявшие на рейде в канале во льду суда наши: "Россия", "Громобой", "Богатырь" и "Рюрик", вышли для преследования японской эскадры лишь по уходе ее и столкновения с нею не имели.
Командовали нашими крейсерами адмиралы Иессен и Безобразов.
Эскадра в течение года несколько раз выходила в море, делая набеги на берега Японии.
Иногда выходили для этой же цели на них отряды миноносцев. Во время набегов наших судов ими было утоплено немало японских и иностранных судов. Из Японии транспортов, шедший на театр военных действий, особенно геройски погиб "Киншиу-Мару" с полком солдат.
Солдаты отказались сдаться в плен и погибли на судне. Некоторая часть снятых с судов офицеров и нижних чинов была привезена во Владивосток и отсюда отправлена в европейскую Россию, куда были отправлены также и все не успевшие выехать до войны японцы".
Дмитрий Мацкевич этой книги не увидит, но станет свидетелем случая с семьей, с которой он был знаком по месту жительства на Пушкинской улице.
В феврале 1904 года среди населения города был распространен приказ Владивостокского полицмейстера: "В виду того, что между Россией и Японией война уже открылась, и во Владивостоке как крепости по закону воспрещается проживать японцам, то японцев постепенно всех отправили на родину. Однако существует слух, что не все японцы покинули Владивосток и, переодетые в китайский костюм с поддельными косами, тайно скрываются в китайских и корейских домах. Если подобный слух верен, то советую китайцам и корейцам немедленно же сообщить о скрывающихся в ближайшее полицейское управление, которое вышлет полицию для ареста японцев или же представит японцев полиции. И в том, и в другом случае открывший японца получит хорошее денежное вознаграждение. В противном случае, если кто-либо скрывает японца и не сообщает и не представляет его полиции, а русские власти сами откроют, то наравне с японцем будет арестован и укрыватель и предан военному суду по всей строгости".
Вопреки предписанию, во Владивостоке осталась семья, главой которой был православный японец Тешино (русское имя – Тимофей), он в течение 11 лет был женат на русской казачке Дарье из Приамурья, все время проживал во Владивостоке, занимаясь здесь торговлей в разнос. В семье было двое детей.
Их домишко стоял недалеко от дома, в котором Дмитрий снимал комнату. Кто-то донес в полицию об этой семье, и власти отреагировали мгновенно. Тешино, не покинувший крепость, был причислен к разряду пленных и отправлен этапом в назначенный для поселения поселок Чердынь. Его русская жена с детьми последовала за ним. Около четырех месяцев длилось вынужденное путешествие пленных из Владивостока и других российских городов Дальнего Востока до Цицикара на подводах, далее до Томска и Тюмени речным пароходом, от Тюмени до Чердыни – железной дорогой.
Тешино как заботливый семьянин был очень озабочен будущей жизнью в Чердыни, где летом часты продолжительные дожди, а зимой – суровые зимы. На вопрос корреспондента "Биржевых Ведомостей" Кагаевского: "Почему он не просил оставить его с семьей во Владивостоке?" ответил, что остаться было разрешено только жене. Семья не сочла возможным расстаться и отправилась по этапу в числе пленных.
Дарья предпочла тяготы плена и неизвестность будущего ради сохранения семьи. По-видимому, это была не единственная владивостокская семья, пострадавшая от войны. Всем жителям Владивостока пришлось испытать сложности и трудности военного времени, многие из них принимали непосредственное участие к подготовке обороны крепости. Мужчины служили в добровольных конных и пеших дружинах, входили в состав отрядов при пожарных дружинах, звеньев охранителей домов, работали санитарами, рассыльными и на строительстве укреплений; жительницы Владивостока работали на разных должностях в госпиталях, вели активную благотворительную деятельность в пользу раненых воинов, семей погибших нижних чинов.
Общее настроение в городе было оптимистически-боевое, население готовилось, в случае необходимости, защитить свой город.
Дмитрий сумел встретить сестру, отпросившись у старшего офицера на "пару часиков".
– Так уж и сестру? – полувопросительно ухмыльнулся капитан 2-го ранга.
– Сестру, сестру… – даже не покраснев, ответил Дмитрий. И получив "Добро!" опрометью бросился к трапу.
Он успел к самому приходу поезда и отвез Леру в свою комнату, которую снимал в доме на Пушкинской улице. Легко договорился с хозяйкой о том, что вместо него будет жить сестра. Хозяйка согласилась, вежливо покачав головой: эти постояльцы ей хлопот не доставили. И действительно, Дмитрий все время был на корабле, а Лера пропадала в госпитале.
А в ту встречу они устроили вечер воспоминаний за зеленым китайским чаем, которым так восхищалась Лера, восклицая:
– Ах! Какая прелесть.
Большая семья Мацкевичей жила в Феодосии, снимая квартиру в глубине двора дома художника Айвазовского.
Всего детей было шестеро, по старшинству: Александр, Дмитрий, Валерия, Ипполит, Петр и Инна. Жили крайне бедно: Шуре и Мите приходилось поочередно ходить в гимназию в одной паре ботинок. Их отец, штабс-капитан 52-го Виленского пехотного полка Александр Дмитриевич Мацкевич, был добрым, но безвольным человеком. Чин штабс-капитана был невысок, как и денежное содержание, к тому же отец пил, постоянно оставляя семью без средств к существованию, отчего и сам страдал безмерно. Главным кормильцем семьи являлась мама, энергичная Юлия Васильевна.
Энергию матери из всей семьи унаследовали только Митя и Лера. Да и дружили они, как это часто бывает у детей-погодков, делясь друг с другом всеми счастливыми и горестными событиями и детской, и взрослой жизнью.
Жизнь в провинциальной Феодосии была, хотя материально тяжелой, но привольной. Дмитрий и Лера с удовольствием вспоминали Черное море, шалости и вольные забавы. Дима отлично плавал, что помогло ему в морской службе. Лера любила смотреть на бронзового от загара брата, когда он вытворял в воде всякие диковинные штуки.
Мать постаралась определить мальчиков на военную службу, чтобы они имели какое-никакое государственное обеспечение.
Шура поступил в Михайловское артиллерийское училище, но его исключили за неуспеваемость. Он, к удивлению, не пропал, заработав впоследствии звание ученого виноградаря.
Дмитрий поступил в морское инженерное училище.
Ипполит, как и старший брат, – в Михайловское артиллерийское. После его окончания он изобрел гранату или снаряд под названием "шрапнель системы Мацкевича", принятую на вооружение в Российской армии.
Еще в детстве Дмитрий стал собирать почтовые открытки.
Толчком к этому послужили открытки с репродукциями картин Айвазовского. Сначала это было бессистемное собирательство, причастность к великому художнику (ведь жили они в его доме!). Затем пришло понимание, что означают для истории эти черно-белые и цветные прямоугольные кусочки картона или плотной бумаги.
Это увлечение сопровождало Дмитрия и в годы учебы в Инженерном училище, и даже на флоте.
Перебирая и систематизируя открытки, выпущенные в России издательствами Апостоли, Ришар, общины Святой Евгении, открытки зарубежных издательств, Дмитрий погружался в особый мир детального познавания истории. И в гимназии, и в училище он поражал учителей знанием исторических событий, о которых нельзя было прочитать ни в одном учебнике.
Лера сначала подшучивала над братом, который делился с ней новоприобретениями и демонстрировал ей свои сокровища, а потом и сама увлеклась и приобретала или выпрашивала у знакомых открытки для Дмитрия.
Вот и сегодня она спросила у него:
– Ну, как твоя коллекция?
Дмитрий сразу загорелся и бросился к заветной шкатулке, где у него хранились почтовые карточки. Он всегда хранил их на берегу, опасаясь подтруниваний и насмешек со стороны знакомых. А ему было что показать… Издательства Англии, США, Японии и особенно России и Франции буквально "засыпали" почтовый рынок открытками о кораблях императорского флота России и событиях Русско-японской войны.
Лера передала ему как подарок с десяток открыток, приобретенных в Санкт-Петербурге и на станциях самой длинной в мире железной дороги по пути следования поезда во Владивосток.
Уже перед самым расставанием (Дмитрий торопился на корабль и ожидал получить разнос от старшего офицера за опоздание) Лера, заглядывая брату в глаза, лукаво спросила:
– Ну, а как поживает Мария Степановна?
Дмитрий смешался и покраснел.
– Небось ей пишешь чаще, чем мне? – добавила сестра. Не отвечая, Дмитрий торопливо чмокнул Леру в щечку и поспешил к стоянке крейсера.
По дороге он вспоминал годы учебы в Кронштадтском морском инженерном училище имени императора Николая I, которое окончил в 1903 году. Учебное дело в этом прославленном училище было поставлено, как тогда говорили, на "отлично". Училище размещалось в престижном здании Кронштадтского футштока, стоящего у парка, у "рогатки". Возглавлял училище генерал-майор Пароменский, читавший курс высшей математики. Начальника училища воспитанники любили. В значительной мере благодаря его усилиям училище стало образцовым.
Дмитрий вспоминал хорошо поставленный голос генерал-майора и его наставление: "Употребление водки может быть допускаемо как лекарство лишь в исключительных случаях, обыденное же употребление недопустимо для интеллигентного и благородного человека. Если и случается, что некоторые благородные люди по своей слабовольности позволяют себе обыденное употребление водки, то они употребляют ее как прилагательное к еде, а не наоборот. Правда, есть и такие люди, называемые алкоголиками, которые водку ничем не закусывают. Для этих людей вкус водки столь приятен, что они не имеют нужды уничтожать его при помощи закуски. Пиво же есть напиток для утоления жажды и в публичном месте должен быть употребляем, как квас и вода, а выставлять перед собой на столике одну или несколько бутылок и потихоньку высасывать из них в течение нескольких часов – неприлично и даже цинично".
Но Дмитрию напоминать о вреде алкоголя не было необходимости, перед глазами всегда вставал пример собственного отца, спившегося пехотного офицера, обремененного к тому же большим семейством.
В каюте Дмитрий, счастливо избежавший встречи с начальством, достал групповую фотографию, на которой позировали воспитанники Морского инженерного училища, одетые в шинели с башлыками, где он стоял рядом с Иосифом Василевским. Как-то Иосиф пригласил Дмитрия в свой дом, где он познакомился с его сестрой Марией.
Простое знакомство быстро переросло в большое чувство, к счастью, взаимное. Дмитрий действительно часто писал Марии, обращаясь к ней официально и чопорно: "Дорогая Мария Степановна!"
Вспомнился выпуск из училища. Производство в звание младшего инженер-механика проходило в торжественной обстановке в "царский день" 6 мая . Присутствовал сам государь. Выпускникам вручались узкие серебряные погоны с одной звездочкой. Звание младший инженер-механик соответствовало чину мичмана флотских офицеров. Император, проходя вдоль строя выпускников, беседовал с каждым из них. Узнав, что Дмитрий направлен в Сибирскую флотилию, государь пожелал удачи и обронил:
– Наверно, там скоро будет жарко…
На балу по случаю очередного выпуска Мария была просто обворожительна, Дмитрий не отпускал ее от себя ни на минуту, и она виновато улыбалась, отказывая в танце очередному воздыхателю. А разве забудешь волшебные мгновения первого поцелуя?
Дмитрий неожиданно вспомнил встречи с воспитанником первого курса Виктором Вологдиным. Несмотря на разницу в возрасте и в положении их объединяла любовь к технике. Особой дружбы не было, да и не могло быть, но вот поди же ты – запомнилось! Кто мог тогда знать, что судьба запрограммировала их встречу через 15 лет и дружбу на многие годы?
Всю военную кампанию Русско-японской Дмитрий Мацкевич отслужил на крейсере "Громобой", в кают-компании которого нередко вспыхивали яростные споры о причинах и ходе войны.
Запертый флот в Порт-Артуре, бомбардировка Владивостока, успешные действия японцев на суше быстро остудили горячие головы некоторых ура-патриотов, называвших японцев не иначе, как "макаки".
Япония имела хорошо подготовленную армию и современный боевой флот, в составе которого насчитывалось 80 боевых кораблей, в том числе 6 эскадренных броненосцев, 8 броненосных крейсеров, 12 легких крейсеров, 27 эсминцев, 19 малых миноносцев. Русский флот имел 63 корабля (причем много устаревших), в том числе 7 эскадренных броненосцев, 4 броненосных и 7 легких крейсеров, 27 эсминцев и 10 малых миноносцев, 2 минных заградителя. Причем разбросаны они были по всему побережью Дальнего Востока. Продолжая эту невеселую "арифметику", офицеры отмечали, что Япония превосходила русские силы на Дальнем Востоке в людях почти в 4 раза, в артиллерии – почти в 9 раз, по пулеметам – в 18 раз, по количеству кораблей – в 1,3 раза.
В японских военных кругах планировали внезапным ударом уничтожить русский флот, получить превосходство на море и, быстро перекинув на материк сухопутные войска, захватить Порт-Артур и разбить русскую армию в районе Ляояна. Планировался также захват острова Сахалин, Маньчжурии, Приамурского края, Приморской области и, в первую очередь, Владивостока.
Ходили слухи и о совсем других причинах начала войны, чем об этом вещала официальная пресса.
Для просвещенных офицеров не было секретом, что в конце XIX века Корея все еще находилась в политической зависимости от Китая. Формальную независимость она получила после Японско-китайской войны 1894–1895 гг. Столкновение экономических и политических интересов Японии и России на Дальнем Востоке, и в частности в Корее, стало одной из основных причин войны 1904–1905 гг. Примером такого столкновения были действия России в Корее, связанные с корейскими лесными концессиями. Некоторые высокопоставленные лица в России, включая и генерала Куропаткина, считали, что эти действия и привели к войне с Японией.