Пираты - Йен Лоуренс 2 стр.


Горн согласно кивнул:

– Как скажете. Выбор небогат.

Капитан вытащил судовой журнал, обмакнул перо в чернила и протянул его Горну, который согнулся над ним чуть не вдвое. В этот момент журнал поехал по столу, и капитан подтолкнул его обратно. Горн сделал пером свою отметку: элегантный альбатрос в три росчерка пера.

– Для начала вам необходимо как следует отоспаться, – предположил Баттерфилд.

– Нет. Я уже выспался и могу приступать к работе.

– Сможете подменить этого чудодея у штурвала?

Горн слегка коснулся лба – как бы отдал честь и подтвердил, что приказ принял. Он согнулся под бимсами и поднялся по трапу.

Едва он вышел, капитан Баттерфилд уставился на меня:

– Ох и странная же история! Как тебе кажется, Джон?

– Да, сэр. Но я думаю, он не врет.

– Но таинственностью он напустил – выше головы.

На это мне нечего было возразить. Но я бы и не успел ничего ответить, так как в этот момент "Дракон" нырнул так, что капитан чуть не уехал от стола вместе с креслом. Лампа подпрыгнула, вещи разлетелись по каюте. Я инстинктивно напрягся, ожидая удара волны, но никакой волны не было. Мадж обладал талантом и в тихую погоду вел судно так, что казалось, за бортом бушует ураган.

Баттерфилд поднял глаза к небу, виднеющемуся сквозь световой люк, обозрел неразбериху под ногами и остановил взгляд на карте. Пальцем он прочертил маршрут Горна через океан:

– Против ветра. Чего ради?

"Каприз, – подумал я. – Ради развлечения. Почему бы и нет?" Но я опять промолчал, заметив резкое изменение в поведении судна. Лампа перестала болтаться. Шторы, не пропускавшие свет в каюту, неподвижно повисли.

Я высунулся в световой люк и увидел у штурвала Горна.

Он стоял, расставив ноги, и вел судно так, что казалось, судно управляет им, движение руля передается через румпель на спицы штурвала, а руки Горна двигаются, как послушные кривошипы и шатуны отлаженного механизма. Безупречный, как бог, он, казалось, был рожден, чтобы править судном.

Баттерфилд поднялся и начал наводить порядок, устраняя сокрушительные последствия вахты Маджа. Я пытался представить, сколько раз он проделывал то же самое, в течение многих лет плавая вместе с Маджем. Он повесил на место двуствольный пистолет с кремневым замком, поднял Библию. Я улыбнулся, когда он снял с верхней полки носки, которые, как он точно помнил, лежали на нижней. А когда он с комичной скорбью в голосе воскликнул:

– О, мой бедный секстант!

Я не смог удержаться от смеха.

– Тебе смешно? – Он резко обернулся. – Удивляюсь тебе, Джон.

– Извините, – смутился я.

– Секстант погнут. – Баттерфилд держал инструмент, как пострадавшего ребенка.- Понимаешь, что это значит?

– Да, сэр, – опечаленно ответил я. Хотя лишь смутно представлял, каким образом он, наводя секстант на солнце или звезды, может определить местонахождение судна, но понимал, что от испорченного инструмента проку нет.

– Если бы я был суеверным, – размышлял вслух капитан, потрясенный поломкой секстанта; – я решил бы, что мистер Эбби прав.

3. Работа Ионы

Горн быстро влился в команду, как бродячая собака, нашедшая дом. Он охотно брался за любое дело, работая за троих. Вечер он встречал у штурвала, сосредоточенно наблюдая за появлением первых звезд на меркнущем небосводе.

Его любимым местечком было подножие фок-мачты, где он сидел с ножом, обстругивая свои деревяшки, днем и. ночью, когда делать было нечего. Но как только появлялась работа, он вызывался первым.

По-настоящему он ни с кем не сдружился, но ненавидел его лишь мистер Эбби. Он пустил по судну слух, что Горн у подножия фок-мачты занимается работой Ионы. Он не переставал рассуждать о содержимом сундука Горна, который при качке иной раз издавал звуки, доносившиеся до верхней палубы.

Я почти жалел бедного пушкаря. "Дракон" несся в лучах солнца сквозь брызги океанских волн, а мистер Эбби дрожал под мрачной сенью своего иллюзорного гроба. Он часами выстаивал у борта, глазея в океан или свирепо косясь на Горна.

Однажды вечером, примерно на тридцатые сутки нашего путешествия, я передал штурвал Горну, и он вдруг завел беседу, обычную для любого моряка, но я удивился, потому что раньше такого за ним не наблюдалось.

– Вы были раньше в Вест-Индии, мистер Спенсер?

– Нет.

– Но в море-то вы ходили. – Он легко, играючи управлялся с судном.- Это сразу видно. Море у вас в крови.

Похвала была неожиданно высокой, да еще от Горна,

– Я ходил в Средиземноморье. И один раз пересек Ла-Манш. И все.

– Это больше и дальше, чем одолели многие. Иной переползет через лужу на улице и уже оглядывается на пройденный путь.

Я улыбнулся, но не стал уточнять, что мое первое путешествие окончилось крушением на береговых рифах, а во время второго я чуть не потерял судно – этот самый "Дракон" мог запросто оказаться жертвой моей неосмотрительности.

– Вам везет, мистер Спенсер. У вас хорошее судно, славный капитан. Славный, как мне кажется, во всех отношениях.

– Так оно и есть.

– Вы с ним давно знакомы?

– Всю жизнь. Когда я был еще мальчиком…

– Положим, вы еще и сейчас мальчик, мистер Спенсер,- охладил мой пыл Горн.

– Значит, когда я был еще ребенком. Я называл его дядей Стэнли.

– Да ну? – Горн улыбнулся, глядя на меня синими, как море, глазами.

– Он мне не родственник. Он был деловым партнером отца, но конторы и бухгалтерия ему не по нутру, и он стал моряком.- Мне было приятно, что Горн задержал меня. – Когда я был маленьким, я жалел, что не он мой отец, точнее, что мой отец не похож на него.

– И поэтому вы теперь на его судне?

– Точнее, он на нашем судне. "Дракон" принадлежит моему отцу, капитана выбрал я, и мы с ним вместе набрали команду. Они все ходили раньше на судах моего отца.

– Кроме канонира.

– Да, верно. Кроме канонира.

Колесо штурвала повернулось, и руки Горна двинулись вместе с ним. Мне пришло в голову, что, если бы судно могло испытывать чувства, "Дракон" полюбил бы Горна. Шхуна летела, как на крыльях.

– Он боится моря, – изрек Горн, немного помолчав.

– Мистер Эбби?

– Ваш капитан.

– Ничего подобного! – возмутился я.

– Его каюта зашторена, постоянно затенена.

– Он всю жизнь был моряком.

– Прибрежным моряком. Малый каботаж, так?

Мне нечего было возразить. Действительно, Стэнли Баттерфилд в основном курсировал вдоль побережья.

– Но он не боится.

– Посмотрим, мистер Спенсер.

Горн повернулся к парусам. Было ясно, что разговаривать он больше не собирается. Я прошел вперед и занял свое любимое место на носу. Громадная резная голова дракона, которая однажды выловила меня йз волн, ожесточенно жевала море деревянными зубами, выплевывая брызги и пену.

Я любовался ее яростью, наслаждался биением волн. Потайной люк в глотке драконьей головы теперь заделан, секретный носовой отсек соединен с внутренними помещениями шхуны, через которые можно туда попасть. Эту темную и затхлую конуру, напоминающую о шпионских и контрабандистских "подвигах" "Дракона" мы называли "Пещерой". Но она так же гулко резонировала от ударов волн, как и в прежние времена, давая "Дракону" собственный неповторимый голос, постоянный и низкий грозный рев.

Усевшись у бушприта, я любовался морем, и менее всего мне хотелось бы видеть сейчас именно Роланда Эбби. Но вот он уже сидит рядом со мной.

– Бы говорили с Горном. – В голосе его – чуть ли не упрек.

– Ну и что?

– О нет, ничего. Но я бы предпочел поговорить с рыбой. От нее и то больше узнаешь.

– Вам не нравится Горн.

– Я ему не доверяю. Знаете, как его прозвали в кубрике?

– Нет.

– Словоплет. Он наплетет вам, что хочешь, в любой момент. Он из лжи спрядет правду, ваш Горн. Он может выткать из вранья целую картину, в правдивости которой вы уже не усомнитесь.

– И когда он соврал? – заступился я за Горна.

– А когда он сказал правду? – парировал пушкарь.

Море выплюнуло нам под ноги клочья пены. Резная драконья голова погрузилась в волну и вынырнула, расплескивая воду.

– Он сказал вам, почему отвернул, когда заметил нас? – напирал Эбби. – Сказал? Или каким это образом он умудрился сбежать с гражданского пакетбота в военно-морской шлюпке? Или кто ему так разукрасил спину?

– Я ничего не знаю про спину. Я его без рубашки не видел.

– Если он скажет, что это плетка, то соврет. – Солнце засияло в стеклянном глазу Эбби. – Плетка на такое не способна.

– На какое – "такое"?

– Живодерство.- Это слово он как будто выплюнул. – На такое способен только Генри Морган. Или капитан Кидд, чтобы скоротать досуг.

– Пираты?

– Точно. Их почерк.

– Но они оба уже давно умерли.

Эбби мрачно глянул на меня исподлобья.

– Вы уверены? – В голосе его появились нотки таинственности.

– А что, разве не так? – Я не мог сдержать раздражения. Точно, у него не все дома.

Опять он смотрел на меня стекляшкой, и я не мог понять, подмигивает он мне или просто закрыл здоровый глаз.

– Кидда повесили не так уж давно. Да и последние из его дружков еще полгода назад были живы.

– Ему было бы больше ста лет!

– Да, он на столько и выглядел, – согласился Эбби.- Тяжко он умирал, болтал о крови, костях и спрятанных сокровищах. Утонул на мелководье, старый попугай, вещая, как дервиш, и вешая на уши дуракам лапшу о сокровищах капитана Кидда.

– Где они спрятаны, эти сокровища?

– В Вест-Индии, разумеется.

Меня охватило какое-то беспокойство, сердце забилось чаще, мне стало жарко. Из книжек о пиратах я знал, что острова прямо-таки нашпигованы пиратскими сокровищами.

– Где в Вест-Индии? – Голос мой вдруг стал хриплым.

– Спросите у Словоплета.

Я посмотрел в сторону штурвала. Пришлось наклониться, чтобы не мешали мачты и паруса, отбрасывавшие на палубу угловатые тени. Горн стоял, залитый потоком солнечного света, еще больше похожий на бога.

– Вы только посмотрите на него! – брюзжал Эбби.- Воображает о себе! Учит меня, как обращаться с пушками.

– А-а. – Меня озарило. Я сразу понял причину ненависти канонира к Горну. Ничто не могло больше разозлить этого одержимого пушкаря, чем поучения, касающиеся его мудреного военного ремесла.

– Он мне посоветовал зарядить их цепью. Цепью! – Эбби аж забулькал от возмущения. – Каждый дурак знает, что по пирату надо бить ядром.

Последние слова Эбби меня обеспокоили.

– Почему вы думаете, что нам придется иметь дело с пиратами?

– Ну, опасность всегда остается. – Он перевел взгляд к горизонту.- Мои пушки уже проголодались,- с мрачной торжественностью изрек он.

Я едва сдержал смех, услышав последнее высказывание Эбби. Видно было, что Эбби не терпится всадить ядро в борт пиратского корабля, оживить свою былую славу. Я вспомнил, как он появился на борту "Дракона", запахнувшись в потрепанный плащ, в сопровождении мальчика-оборванца, тащившего брезентовый мешок с его пожитками, "Кто этот слепой старикан?" – спросил я тогда отца. Моя реакция несколько смутила его, он засмеялся. "Это наш канонир", – ответил он,

Я взглянул на Эбби и прищурился, так сверкал его стеклянный протез.

– Вы думаете, что на свете еще есть пираты?- Мне хотелось услышать его мнение.

– Пираты? Пиратишки! Разбойники! – Он словно хотел подчеркнуть свое презрение к ним.- Если держаться подальше от Испаньолы, Кубы и Нью-Орлеана, то скорее встретишь в море кенгуру, чем пирата.

Нельзя было понять, радует его это или огорчает. Но на отношение мистера Эбби к Горну пираты ни в коей мере не влияли.

– Цепи! Да если подпустить их на длину цепей, то бой уже проигран!

Он стукнул кулаком по борту и выругался:

– Скорей бы мы дошли до Ямайки, чтоб этот выскочка сошел с судна.

– Он не останется на берегу, – огорчил я Эбби.

Канонир уставился на меня широко открытым глазом:

– Вы записали его в команду!

– Да. Он поставил в журнале свою метку' альбатрос.

– Он и есть альбатрос,- проворчал Эбби. – Никогда не касается суши. Все видит и редко говорит. Поверьте мне, мистер Спенсер, никогда от альбатросов проку не бывало. Никогда. И горе тому, кто ему навредит.

4. Корабль мертвецов

Легенды о Горне и его сундуке порхали по шхуне как птицы. Джордж Беттс рассказывал, что в сундуке куча пистолетов, Гарри Фримэн утверждал, что так гремят только шаманские гадальные кости, И все же впоследствии подтвердилась версия Роланда Эбби, хотя он, как и остальные члены экипажа, в этот странный и таинственный сундук не заглядывал.

– Мне и не надо туда заглядывать,- сказал однажды Эбби. Он был экспертом по Ионам, по собственному мнению.- Я знаю, что внутри.

– Тогда расскажите мне – предложил я. И услышал его историю, которую потом пересказал Баттерфилду.

Склонялся к вечеру двенадцатый день пребывания Горна на борту "Дракона". Я сидел в зашторенной, как всегда, каюте капитана, который обрабатывал данные своих наблюдений.

– Эбби утверждает, что он знает о содержимом сундука Горна, – сообщил я.

– Да? -г- Баттерфилд пролистывал свои таблицы.- И что же там?

– Сундук набит кусками дерева и металла. Горн переправляется с одного судна на другое и на каждом что-нибудь прихватывает.

Капитан хмыкнул:

– Странное хобби. И к чему бы это, как мистер Эбби считает?

Я попытался передать все словами самого Эбби. Живо представились мне сверкающий стеклянный глаз, морщинистое лицо, обрамленное седыми волосами.

– Все эти деревяшки и железки нужны Горну для его магии Ионы, для колдовства.

Капитан безудержно расхохотался. Закончив смеяться и вытирая глаза, он повторил:

– Магия Ионы. Ты-то хоть в эту ерунду не веришь, Джон?

– Нет, сэр, – сказал я, хотя, честно говоря, не знал, что и думать.- Но другие могут поверить. Боюсь, Эбби убедит их.

Баттерфилд набрасывал числа на листке бумаги.

– И что бы ты предпринял, Джон?

– Надо предложить Горну открыть сундук и положить конец пересудам.

– И потерять его доверие? – возразил капитан. Он открыл свои математические таблицы, и у меня голова пошла кругом от вереницы цифр.- Нет, лучше оставим все как есть.

– И что будет дальше?

– Я думаю, все утрясется. – Он вел пальцем по колонкам чисел. – Нашего мистера Эбби задевает, что команда его ни во что не ставит. Поэтому он и на Горна злится.

Капитан снова углубился в вычисления. По угловым показаниям секстанта он определял наше местоположение, и мне это казалось колдовством. Двадцать дней подряд он пытался преподать мне эту науку, но я всегда был слаб в математике и ничему не научился, В конце концов мы прекратили занятия. Сейчас я впервые присутствовал при его работе с показаниями секстанта с того дня, как Горн поднялся на борт.

Я следил за ним и ждал того момента, когда он схватит карандаш, сделает на карте отметку и скажет мне: "Раз, два, три, вот где мы, посмотри!" Очень часто обращался он ко мне таким образом раньше.

Но в этот раз в его голосе слышалось сомнение:

– Или где-то рядом, надеюсь.

Я посмотрел на карту и увидел, что крестики на ней вели себя странно. Сначала, от Ла-Манша, они шли к югу и к западу четко и регулярно, но потом следовал скачок в сторону и регулярность нарушилась. Отсчитав от последнего крестика назад, я увидел, что порядок нарушился в тот день, когда из-за Маджа сломался секстант.

– Вы знаете, где мы находимся?

– Неточно,- признал Баттерфилд, – Секстант врет.- Баттерфилд ткнул карандашом в последний крестик.- Видишь? Он говорит, что мы здесь, но я знаю, что это не так.

– Где же мы тогда?

Он отхватил карандашом обширный участок вокруг крестика:

– Где-нибудь в пределах этого кружка. Но это не так уж и важно. Куда-нибудь да приплывем.

Я потряс головой, чувствуя легкое головокружение:

– А почему они дальше друг от друга?

– А ты как думаешь?

– "Дракон" идет быстрее, – сообразил я.

– Правильно.

– Мы летим с закрытыми глазами, – ужаснулся я.

Он улыбнулся:

– В каком-то смысле да. Но если ветер не изменится, мы все равно прибудем в Вест-Индию, просто немного не туда, куда направлялись.

– Вы купите в Кингстоне новый секстант? Капитан посмотрел на меня укоризненно:

– Секстанты не лимоны, Джон. Их из корзины не вынешь. – Он покачал головой.- Этот секстант старше тебя, он сопровождает меня всю жизнь, и менять его я не собираюсь. Когда я узнаю ошибку, я ее просто учту.

Я едва его слушал. Глядя на карту, считая кресты, я осознавал, чтЬ все в действительности началось с того дня, когда на "Драконе" появился Горн. Казалось, он вдохнул в шхуну новую энергию и послал по новому назначению, к какому-то месту, известному только "Дракону" и ему.

– Черт бы побрал этого Маджа! – Баттерфилд бросил карандаш, который упал на карту и замер.

Неподвижно висела лампа, не колыхались шторы: Горн стоял у штурвала. Его тень через световой люк упала на стол и на карту.

– А, Горн,- пробормотал Баттерилд.

– Вы не думаете, что он – Иона?

– Нет, конечно. Скажешь тоже.

– А почему?

– Открой Библию, Джон. Пророк Иона пытался удрать от Господа, когда поднялся шторм, чуть не погубивший судно. Да, Бог наслал шторм, Бог усмирил море, когда Иона сиганул с борта. Но зачем? Чтобы спасти судно? Еще чего! Чтобы спасти пророка, Джон. Бог ни за что не дал бы пророку утонуть.

Насчет Библии с Баттерфилдом не поспоришь. Он знает Священное Писание назубок. Но очевидно было, что многое изменилось, с тех пор как Горн ступил на борт. Дэйна Мадж из-за поломки секстанта стал опальным членом команды, причем на него злился не только капитан, все знали, что такое секстант на судне. Мистер Эбби пребывал в скорби, капитана одолевало беспокойство из-за неопределенности маршрута. Усилившийся ветер тем временем гнал шхуну неведомым курсом.

Баттерфилд отложил секстант и книги таблиц. Я посмотрел на тень Горна, двигающуюся по столу. Заметно было даже движение его руки, лежащей на штурвале.

– А как вы думаете, сэр, что у него в сундуке? – Меня все же разбирало любопытство.

– Не знаю и знать не желаю, – отрезал капитан. – Хватит об этом. Если на судне от кого и будет вред, так это от нашего окаянного пушкаря. Он все время распускает сплетни и будоражит команду попусту.

– Да, сэр,

– Тебе он, кажется, тоже задурил голову. Ладно, иди. Мне надо успеть прибить носки гвоздями, пока Мадж не встал к штурвалу.

Я вышел из каюты и взлетел на палубу. Там я оказался лицом к лицу с Горном, который еле слышно, себе под нос, напевал песню "Стальное сердце". Ритм ее выбивали флотские барабанщики, когда корабли вступали в бой. "Смелее, парни, наш курс к победе, к славе". Тут он, чуть повернув голову, обнаружил меня, и пение смолкло.

– Вы так же хорошо поете, как и рулите, – польстил ему я.

Он не ответил. "Дракон" поймал порыв ветра, колесо штурвала повернулось, руки Горна согнулись, и шхуна, как ни в чем не бывало, продолжила бег, не теряя устойчивости. Он был не просто частью судна, казалось, он сам был кораблем.

Назад Дальше