Горн подошел к ограждению и перегнулся за корму. Он так далеко высунулся назад, что я смог бы легко скинуть его в воду. Мысль эта промелькнула в голове, я даже представил себе толчок и кувырок Горна, увидел мелькнувшие в воздухе ноги. Вцепившись в спицы штурвала, я испуганно отогнал это видение. Конечно же, я не хотел скидывать Горна за борт.
Альбатросом называл этого человека Эбби, Ионой. Ни раньше, ни теперь я в это не верил. Вспомнился гроб Эбби, его сон. Все напасти: железный дождь, потоп, чума, пожар.
Я так крепко сжимал штурвал, что руки задрожали от напряжения. Сон Эбби оказался вещим. В нас стреляли, мы чуть не затонули, москитная чума – лихорадка – и сейчас мучила команду. Все, предсказанное им, сбылось. Кроме пожара.
Я решительно отогнал эти мысли. "При чем тут Горн? – спрашивал я себя. – Досужие домыслы выжившего из ума старого пушкаря!"
Горн выпрямился:
– Оно сидит глубже.
– Насколько? – спросил я.
– Гляньте сами.
Я зафиксировал штурвал и поспешил к Горну. От ярких звезд и черноты моря у меня слегка закружилась голова, как будто я балансировал на краю бездны. Перегнувшись через фальшборт, я всмотрелся в воду, мерцавшую у обшивки, в зеленоватые вспышки пузырьков, в искры и звездочки, проскальзывающие по корпусу.
– Может, на дюйм. Может, даже на два.
Я ничего не заметил, но Горн лучше чувствовал судно. Я завидовал этой его способности с самого начала. Тогда я прошел к носу, к своему любимому местечку, чтобы увидеть, как дракон рвет зубами море. Теперь я заметил, что Горн прав. Деревянные челюсти слишком глубоко зарывались в воду. Они едва успевали выплюнуть пену, как снова хватали набегавшую волну. Мне стало ясно: "Дракон" медленно тонет.
Горн снова стоял у штурвала. Я взял шест и просунул его в трюм. Шест вышел обратно совершенно сухим. В чем же дело?
Уже светало. Мы оба молча стояли у штурвала. "Дракон" тяжелел, но воды в трюме не было. Ни капли. Это уже странно, потому что у днища любого судна всегда хлюпает с полфута гнилой воды. Но казалось, что "Дракон" протекал "наоборот"! Океан высосал из него воду? Груз увеличивается? Тяжелеет?
– Кокосовые ошметки! – закричал я. Горн понимающе кивнул:
– Они впитывают воду.
Я пошел в свою каморку и взял фонарь. В его теплом дымном свете я пополз по трюмам. Оказалось, что некоторые мешки объедены по углам. Крысы с шумом убегали от меня. У самого дна все-таки было немного воды, слишком мало даже для шеста. Я слышал, как она поступает в корпус, шипя и журча. Мешок сахара, к которому я прижал руку, оказался холодным и сырым. И следующий, и еще, и еще, над ним и ниже. А кокосовая постилка под ними пропиталась водой, как губка.
Надо было проследить по сырым мешкам, где находится течь, но я был настолько ошеломлен, что кинулся к солнцу, наверх, прочь от плеска воды, журчания просачивающихся струек и – самое гадкое – крысиного писка, напоминавшего мне страшные сцены мучений отца в лапах корнуольских мародеров. Я так торопился, что забыл погасить фонарь. Свежий бриз несколько охладил охватившее меня волнение.
Меня уже поджидали капитан, Горн и Эбби, на котором был его старый плащ. Они смотрели на меня, как родственники смотрят на врача, выходящего из комнаты больного.
Я сообщил, что разведал: не менее двадцати мешков сахара намокли. "Надо разгрузить трюм и заделать течь" – такими словами закончил я свое сообщение.
– С половиной команды, – пробормотал Баттерфилд. Он сжал кулаки и стукнул ими друг о друга.- А что, если мы продолжим путь напрямик в Англию?
– Груз тогда точно пропадет, а может быть, и мы вместе с ним. Я не хочу разорить отца.
Капитан кивнул и нахмурился:
– Тогда надо вернуться в Кингстон. Там, в доке, можно сделать любой ремонт.
– Слишком далеко,- возразил Горн.- Чтобы попасть в Кингстон, надо сначала идти до Тортуги, иначе придется пробиваться против ветра. Посадите шхуну на пляж, сэр, я бы так поступил.
– До Антигуа ближе, – заметил я. Горн опять возразил:
– Нам пришлось бы пройти сквозь архипелаг. Я не смог бы провести судно сквозь все рифы и банки. Думаю, что и вы не возьметесь.
– Они указаны на картах, – возразил я.
– Некоторые указаны. Но не все.- Горн явно загорелся своей идеей. – Пляж, сэр. Просто берем курс на солнце.
Баттерфилд посмотрел на восток, где утреннее солнце вставало над цепью окутанных облаками островов. Всего за день можно было бы дойти до них, самое позднее – к утру.
– Хорошо, но где? – сдался он. Голубые глаза Горна смотрели на компас. Он
даже не взглянул на землю.
– Я знаю одно местечко. Эбби презрительно засмеялся:
– Еще бы!
– Мистер Эбби! – одернул его покрасневший капитан.
– Он знает отличные местечки! Например, предыдущее, где полкоманды подхватили малярию! – язвительно продолжал Эбби.- А как он вывел нас на корабль мертвецов? А разве не он стоял у штурвала, когда нас застукал "Апостол"?
– Хватит!- пытался унять его капитан.
– Он – Иона, говорю я вам!
– Послушайте, мистер Эбби,- капитан наставил на канонира палец, как пистолет.-
В судне течь, портится груз, полкоманды слегло, и если Горн знает место, где можно отре-
монтироваться, то меня это в данной ситуации устраивает. j
Эбби повернулся ко мне:
– Скажи ему, Джон. Расскажи ему мой сон.
– К дьяволу ваши сны! – крикнул Баттерфилд. Но и он обратился ко мне: – Джон, ты хочешь, чтобы Горн нас повел?
Мне вовсе не нравилось, что ответственность перекладывали на мои плечи. Может быть, капитан тоже сомневался, потому что Горн действительно всегда приводил нас к каким-нибудь неприятностям, как будто по пятам его следовала нечистая сила. Я посмотрел на Горна. Он выглядел печально, мне даже стало его жалко. Но у меня волосы вставали дыбом при мысли, куда он заведет нас в следующий раз, и я пошел на поводу у пушкаря. Я сказал:
– Я сам знаю одно местечко. И совсем недалеко.
– Где? – спросил Баттерфилд.
Я поднял руку, удивившись, что фонарь все еще болтается на ней, и неопределенным жестом указал на восток. Честно говоря, я не имел представления об этих островах, но был уверен, что смогу выбрать что-нибудь на карте. Мне казалось, что это лучше, чем послушаться Горна.
– Идите вниз, вы оба,- обратился капитан ко мне и Эбби.
Мы спустились в его каюту, где, как всегда, было темно, и я, наконец, обратил внимание, что фонарь еще зажжен. Бедняга Мадж лежал на койке капитана. Свет от фонаря упал на его лицо. На пожелтевшей коже виднелась сыпь, он так блестел от пота, что казался гигантским слизняком. Двигался он тоже не быстрее слизняка, когда поднял руку и прикрыл глаза.
Он что-то пробормотал.
Рядом с койкой на палубе стояло ведро с водой и губкой. Мадж простонал.
– Может быть, он хочет, чтобы с него сняли одеяло, – предположил Эбби.
Я подошел ближе, желая чем-нибудь помочь, поднял лампу, и Мадж забормотал еще жалобнее и быстрее.
Баттерфилд стоял у стола, спиной ко мне.
– Здесь темно, – сказал он. – Но свет режет ему глаза.
Я охнул и поставил фонарь на стол, и Мадж впал в забытье.
– Ну, где этот остров?
Я всматривался в россыпь островов, каждый из которых был мне так же чужд и незнаком, как просторы Сибири, и надеялся высмотреть мелководное местечко с песчаным дном, закрытое от пассатов. Но надежда эта рухнула, потому что Баттерфилд вытащил карту всего Карибского моря, где острова были не больше горошины каждый.
– Ткни в него пальцем. Я занес руку:
– Ну, кажется…
– Давай, давай,- подгонял капитан.- Мы сейчас вот здесь.
Он ткнул пальцем в архипелаг. И я с неудовольствием заметил, что моя рука парит над картой примерно в тысяче миль от указанной капитаном позиции.
Быстро сдвинув руку к северу, я все же не мог решиться указать остров. Кажется, я готов был согласиться следовать за Горном.
Но тут мне на помощь пришел Эбби.
– Я знаю, о чем вы думаете, мастер Джон. Вот здесь. – Он придавил большим пальцем островок как раз к востоку от нас – Это Кулебра, так, Джон? Прекрасное место.
Я посмотрел на него, но лицо канонира неясно маячило в тени.
– Да, – подтвердил я. – Именно тут. Баттерфилд рассмеялся.
– Вы меня удивляете, вы оба. Не думал я, что ваша игра зайдет так далеко. – Он поднял карту, под ней оказалась та, которую я и надеялся увидеть. – Ну, что здесь на Кулебре?
Эбби увлеченно стал водить и тыкать пальцем. Это оказался чудесный остров с глубокой защищенной гаванью и пляжами на западном берегу, окруженный коралловыми рифами.
– Вы там раньше бывали? – спросил капитан.
– Да, – с жаром выпалил Эбби.
– Хорошо. Скажите Горну, что мы идем на Кулебру. – Он схватил линейки и зашуровал ими по розе ветров. – Скажите, чтобы держал на норд-ост.
Горн встретил меня одним из своих долгих горящих взглядов:
– Ну, что вы решили?
– Курс на северо-восток)-сказал я.- Идем на Кулебру.
Я увидел, что его челюсти сжались крепче.
– Чья идея?
– Решение капитана.
– Да ну? – Гррн сделал вид, что удивился. – Я-то Думал, что это Роланд Эбби учудил.
Как он догадался, для меня осталось тайной. Но я не стал подтверждать или разубеждать его,
– Если прикажете, я порулю хоть к Дэви Джонсу, – сказал Горн. Он тут же начал поворачивать. – Собственно говоря, мистер Спенсер, мне сейчас как раз это и приказали.
13. Пощады не будет
На Кулебру мы вышли с юга, как раз занималась заря. Громадные волны Атлантики с шиком разбивались о рифы, поднимая в воздух громадные клубы водяных брызг. Рев при этом стоял невообразимый.
Остров был невелик, темный и таинственный зеленый бугор с шестью бледными холмами, похожими на бородавки на спине грандиозной жабы. В этих брызгах и предрассветной мгле почему-то чудилось что-то неприятное, жалкое и невезучее. Я не мог избавиться от ощущения, что здесь когда-то произошла трагедия.
Казалось, деревья и холмы помнят что-то ужасное, а островок нас давно поджидает. Течение быстро сносило судно к востоку, к выступающим из воды скалам. Чтобы держаться на курсе, приходилось все время маневрировать. И после каждого маневра остров, казалось, ускользал к востоку, как будто играя с нами в догонялки.
Ветер донес запах растительности и прибоя. Это был душный, гнилой запах, заставивший Баттерфилда ссутулиться. Он постукивал подзорной трубой по ладони.
– Не нравится мне тут, – приговаривал он. – Мерзкое местечко.
– Это место – само зло, – наставительно произнес Горн. – Вы чуете запах Дэви Джонса.
– Это запах тюленьего лежбища, всего-навсего,- попытался разрядить атмосферу Эбби. Он был нашим лоцманом, хотя у штурвала по-прежнему стоял Горн. Видно было, что Горн знает эти воды. Каждое изменение течения, чуть ли не каждый удар волны он учитывал на миг раньше, чем мы успевали что-то заметить.
– Вы тут бывали? – обратился я к Горну.
– Да, – кивнул он.
– Много раз?
– Не очень. – Он повернул колесо, и "Дракон" качнулся на волне. – Это острова Кидда, воды Кидда. Где-то здесь он зарыл сокровища, перед тем как отплыть в Нью-Йорк всего с несколькими сундуками золота, надеясь откупиться.
Эбби хмыкнул:
– Опять плетет свои истории.
– Это правда.- Горн невозмутимо смотрел вперед. – Мы облазили каждый риф и каждый остров, солнце сжигало гребцов в золу. Здесь где-то сокровища и везде – смерть.
– Ну-ну! – хорохорился Эбби.
– Черный пират может быть здесь так же, впрочем, как и в любом другом месте. – Горн явно не собирался пускаться в дальнейшие объяснения.
Эбби рассмеялся, но как-то принужденно.
– Ну хватит! – Баттерфилд выступил вперед и вытянул свою подзорную трубу, как бы заслоняя Горна от наскакивающего на него Эбби.- Если вы действительно были на Кулебре, мистер Эбби, скажите мне, пожалуйста, что мы здесь обнаружим?
– Воду, – выпалил пушкарь. – Хорошую, чистую воду, сэр. Место для ремонта судна и необходимое для этого дерево. Больные смогут отдохнуть на суше. И, наконец, мы сбережем груз, быстро выполнив ремонт.
Баттерфилд хмуро смотрел на берег.
– Неприятное место. Весьма и весьма.
– Зато надежное и безопасное. Здесь вы как дома.
Я понял, что он имеет в виду. Скалы и рифы затрудняли подход к острову, но они же играли роль часовых, предупреждая заблаговременно о приближении любого Другого судна.
– Голосую за Кулебру, – вырвалось у меня.
– С каких это пор в море стали голосовать? – улыбнулся Баттерфилд.
– Извините, сэр, – покраснел я.- Я имел в виду, что выбора-то у нас нет.
– Я понял, Джон. – Баттерфилд положил руку мне на плечо.
Мы убрали часть парусов и подготовили якорь. Гарри Фримэн измерял глубину, выкрикивая значения, чтобы перекрыть шум прибоя. Глубина уменьшилась с двенадцати саженей до семи, Затем резко до трех. Горн сразу же отвернул к более глубокой воде.
Перед нами открылась гавань, вход в которую окаймляли волны прибоя, но далее простиралась гладкая и тихая водная поверхность. Гавань казалась печальной и одинокой, и мы безмерно удивились, увидев мачты стоявшего на якоре судна.
– Бриг,- скорее угадал я, всмотревшись. – Вроде английский.
– Военный? – спросил Горн.
– Кажется, нет.
Баттерфилд сунул мне подзорную трубу:
– Глянь-ка своими молодыми глазами.
Я рассмотрел этот кораблик в трубу. Интересно, что он был совсем без парусов, как будто вознамерился провести здесь вечность. Он стоял на носовом якоре, кормою же был пришвартован к деревьям.
– Есть кто на борту? – спросил Баттерфилд.
– Да. – Я заметил троих вахтенных. Один на грот-мачте, другой стоит у штурвала, опершись на него широко раскинутыми руками, еще один – у кабестана. Ленивая, праздная публика, ни один головы не повернул в нашу сторону.
Бриг тут же исчез из поля зрения, заслоненный высокими деревьями, и я захлопнул трубу. Приятно было, что мы не одни на острове.
"Дракон" стал на якорь, дожидаясь окончания отлива. Ждать надо было не меньше часа. Шхуна раздражающе болталась в волнах, стоны больных стали такими душераздирающими, что я вызвался доставить на берег швартовый конец в плоскодонке.
– Это ускорит дело, – убеждал я капитана. – Мы можем подтянуться к пляжу прямо сейчас.
Как всегда, дядя Стэнли видел меня насквозь.
– Если бы я был в твоем возрасте, я тоже постарался бы поскорее добраться до берега. Ладно, отправляйся. Пойдешь мимо брига – привет капитану.
– Есть, сэр!
И я спустил лодку, швырнув в нее смотанный линь. Нелегко было грести против отливного течения. Оно устремлялось из гавани со скоростью небольшого горного потока, ветер взбивал его поверхность в рябь, которая, казалось, стремилась запрыгнуть в лодку. Скоро на дне воды было уже по щиколотку. Я продолжал грести, потому что это было все же легче, чем остановиться. На каждом выигранном ярде я проигрывал фут, поворачивал то влево, то вправо, пока не прошел наконец горловину бухты. Грести стало легче.
В прозрачной до самого дна воде, саженей на пять глубины, видны были пестрые рыбины, порхающие над белым, серебристым песком. Целыми косяками они сновали в толще воды. Внезапно они все разом рванулись вверх, к моей лодчонке, спешили со всех сторон, стараясь укрыться в ее тени. Рыбы было столько, что я слышал трение и постукивание плавников о доски лодки. Сначала это меня восхитило.
Но тут я увидел акулу.
Она прошла глубоко, лениво изгибая тело. Длиной она была футов в двадцать, и неторопливые движения грозногр хищника, ритмичное движение жабр подействовали на меня устрашающе.
Она быстро исчезла, рыбные косяки покинули лодку, я усердно налег на весла.
Но вот рыбешка снова метнулась ко мне. Сзади вырос над водой изогнутый плавник.
Она шла у самой поверхности за всплесками моих весел, плавник вспарывал воду и оставлял на ней след. Акула плыла все быстрее и, казалось, собиралась протаранить лодку. Но в нескольких дюймах от кормы плавник исчез, а лодка накренилась от мощного удара акульего хвоста.
Я схватился за борт, потом за ускользающие из уключин весла. Я испугался, что лодка зачерпнет воды, но тут последовал удар хвоста с другого борта. Еще одна акула. Лодка чудом осталась цела.
Вот уже три плавника кружат около моей лодки. Я стал стучать веслами о борта, надеясь отпугнуть рыбу, – тщетно. Как дети к материнской юбке, рыбешки льнули к лодке.
Так я еще никогда не греб! Но следующий удар раздался спереди, лодка остановилась. Что-то холодное и жесткое царапнуло плечо. Руками я попытался стряхнуть это, схватился за якорный канат брига. От неожиданности я оттолкнулся от него. Лодка вильнула под бушприт, мимо форштевня. Я пытался за что-нибудь схватиться, но такелаж был слишком высоко, руки мои лишь скребли обшивку.
Я кричал, но никто не откликнулся на зов. В отчаянии я вскочил на банку и подпрыгнул, вцепившись в ванты. Лодку я тем самым утопил, и она вынырнула уже кверху дном. Через мгновение акула, поднявшаяся снизу, разнесла лодку вдребезги, и ее обломки медленно повлекло течением по поверхности бухты.