- Да, я ее послал, - подтвердил Трофимов. - Старик был страшно взбешен этим, но волей-неволей должен был довольствоваться "пациентом доктора Герье", как он называл молодого человека, после того как показывал его доктору Герье с целью купить у того яд. Когда Герье был у Авакумова, молодой Силин сидел в подвале. Сегодня больной назначил себе последнее кровопускание, и как раз оно совпало с последним требованием безумного старика. Я исполнял здесь волю судьбы, и не в моей власти было изменить ее. У старика Авакумова началась агония, с ним уже кончено, и теперь надо употребить все старания, чтобы поддержать угасающую жизнь молодого человека и дать его натуре возможность повернуть на полное выздоровление. Сегодня целый день мне нужно не отходя следить за больным, но не знаю, хватит ли у меня на это сил… Если же я ослабею, тот не выживет.
- Может быть, я могу помочь? - наивно предложил Варгин.
- Нет, милый! - улыбнулся Трофимов. - Ни тебе, ни кому другому не помочь! Тут нужны долгая подготовка и особенная сноровка!
- Так что тебе заменить себя некем?
- В том-то и дело что нет! - сказал Трофимов. - И вся ответственность лежит на мне одном.
LXV
Грубер с Пшебецким просидели до позднего вечера, и, наконец, Иосиф Антонович уехал, стараясь казаться как можно спокойнее, но на самом деле порядочно-таки встревоженный; он положительно недоумевал, что могло случиться с Варгиным и отчего тот не пришел.
Конечно, Пшебецкий прямо от Грубера отправился в дом к Авакумову.
Там входные двери на подъезде были отперты настежь, и у крыльца стояли несколько чуек, а впереди них купеческий кафтан в картузе.
- Что это такое? Кто это? - спросил Пшебецкий, слезая с извозчика.
- Гробовщик! - ответил кафтан.
- Гробовщик? - удивился Иосиф Антонович. - Кто же умер здесь?
- Сам хозяин этого дома, - ответил гробовщик, - изволили преставиться в Царствие Небесное.
Пшебецкий быстро взбежал на крыльцо.
Большой зал авакумовского дома, обыкновенно и прежде мрачный, теперь принял неприглядно тяжелый вид.
Шторы были спущены, зеркала завешены простынями, а посреди, на покрытом белой скатертью столе, лежало тело старика Авакумова, освещенное четырьмя восковыми свечами, стоявшими вокруг стола.
Пшебецкий только заглянул в зал и повернул в столовую, ища кого-нибудь, потому что, кроме двух лакеев в сенях, ему не попалось ни живой души.
Казалось, весь верхний этаж этого дома был пуст и люди разбежались отсюда, и только мертвый отвратительный старик лежал на столе в огромном зале.
Пшебецкий прошел коридор, осмотрел несколько комнат, заглянул в официантскую - никого!
Ему стало жутко. Когда он шел назад по коридору, ему послышалось, что кто-то идет за ним сзади, и было мгновение, что он не решался обернуться - такой внезапный панический страх безотчетно овладел им. И, ускорив шаги и не оглядываясь, он вернулся в столовую, не сомневаясь уже теперь, что за ним шли.
В столовой Пшебецкий обернулся наконец и увидел сзади себя Крохина, который, склонив голову набок, спокойно и просто глядел на иезуита.
- Это вы? - вздрогнув, воскликнул Пшебецкий, узнав Крохина. - Отчего тут нет никого?
- Как нет? Я все время за вами хожу, - ответил Крохин, - это вы бежите из комнаты в комнату, так что и не остановишь вас.
- Немудрено! Побежишь! - отрывисто заговорил Пшебецкий. - Эта смерть совершенно неожиданна… я никак не думал найти его на столе, и вдруг…
- Он несколько дней уже был болен! - пояснил Крохин. - Смерть совсем не неожиданная.
- А кто его лечил?
- Доктор.
- Какой?
- Доктор Трофимов.
- Отчего же он умер?
- Не знаю! - пожал плечами Крохин. - Это дело доктора…
- Вот именно, - подхватил Пшебецкий, - мне желательно было бы повидать этого доктора!
- Поезжайте к нему или пригласите его к себе.
- А как его адрес?
Крохин подробно объяснил, где находится дом, в котором живет Трофимов.
- Как же он умер? - продолжал спрашивать Пшебецкий.
- Как умер? Отдал Богу душу, да и все тут.
- Ну, а теперь Трофимов был сегодня здесь?
- Был.
- Задолго до смерти?
- Нет, не очень… часа за два, пожалуй. При докторе началась агония, причем он сказал, что все кончено, и уехал.
- И тут ничего не случилось?
- То есть что случилось? Когда?
- А вот когда был тут доктор Трофимов?
- Нет, кажется, ничего.
Иосиф Антонович двинул рукой, должно быть, в знак выражения своего нетерпения. Он глянул прямо в глаза Крохину, и взгляд Иосифа Антоновича красноречивее слов сказал: "Не верю, тут должно было что-нибудь произойти, только ты сказать мне не хочешь".
Крохин, не сморгнув, выдержал его взгляд и потом скромно опустил голову.
"Я заставлю тебя говорить", - думал Пшебецкий и протянул к Крохину руки.
Но тот улыбнулся, покачал головой и сказал:
- Напрасно, брат Иосиф, со мной ничего не выйдет, я не подчинюсь вашему влиянию.
- Как не подчинишься? Как не выйдет? - запальчиво почти крикнул Пшебецкий, с силой тряхнул руками и всем существом своим сказал повелительно: - Спи!
В ответ раздался сдержанный, насмешливый хохот, словно эхо, прозвучавший в устах Крохина.
- Я вам говорю, напрасно! - повторил он. - Пойдите лучше попробуйте на ком другом свою силу, а для меня она не страшна!
Пшебецкий почувствовал себя смущенным.
В первый раз ему приходилось встретиться с человеком, который давал ему такой бесспорный отпор.
Простой, обыкновенный человек не мог дать ему этого отпора, и для него стало ясно, что Крохин, по-видимому, совсем не такой ничтожный приживальщик в доме Авакумова, каким он казался до сих пор.
"Очевидно, это перфектибилист!" - сообразил Пшебецкий и решил немедленно же сыграть на отступление.
- Я сам не знаю, что говорю! - стал извиняться он. - Меня так взволновала эта смерть и потом испугало ваше появление, что я сам хочу успокоить себя, а говорю вам "спи"! Это бывает, почтеннейший господин Крохин, не правда ли, а?
- Бывает! - согласился Крохин.
- А когда будет завтра панихида? - спросил Иосиф Антонович.
- В час дня.
- Так, хорошо, я завтра приеду на панихиду, а пока до свиданья!
И, повертевшись, Пшебецкий направился к лестнице, прося не провожать его и уверяя, что он уйдет один.
Крохин поклонился ему в знак согласия.
На лестнице Иосиф Антонович встретил Станислава и спросил у него:
- Что случилось?
- Барин умер! - ответил Станислав.
- Я не про то спрашиваю! Что случилось с тем человеком, которого я поручил тебе?
Станислав вытаращил удивленные глаза на Пшебецкого.
- С каким человеком?
- Ты разве не помнишь? Сегодня.
- Ничего не помню.
- Так! - протянул Иосиф Антонович.
Больше он Станислава не спрашивал: брат Иосиф сразу понял, в чем дело, и теперь уже не сомневался, что тут вмешались недруги иезуитского ордена.
Пшебецкий надел шляпу и вышел, а на верхней площадке на лестнице стоял Крохин, который слышал его короткий разговор со Станиславом, и, улыбаясь, поглядел брату Иосифу вслед.
LXVI
В течение дня несколько раз призывала сиделка Трофимова к больному, лишь только тот начинал холодеть. Степан Гаврилович возобновлял свои пасы, и больному становилось лучше.
Наступил вечер. Трофимов не отпустил Варгина и оставил его, уговорив ночевать у себя.
Вечером, после значительного промежутка времени, сиделка опять потребовала Трофимова, потому что больному снова сделалось худо.
Степан Гаврилович пошел, но едва держался на ногах от усталости; он был заметно бледен, и эта усталость лишила его уверенности в своих силах. Подходя к постели больного, он уже чувствовал эту неуверенность, но преодолел ее и, собрав всю, что оставалась у него, энергию, вытянул руки и стал двигать ими.
Сиделка, привыкшая уже к тому, что сейчас больной начнет согреваться, держала его за пульс, чтобы дать знать Трофимову кивком головы, когда появится действие магнетизма.
Трофимов добросовестно водил руками, сиделка, однако, была неподвижна.
Степан Гаврилович так и ожидал этого. Он ослабел и с ужасом должен был признать, что слабость его может быть губительна для больного.
- Неужели ничего? - шепотом спросил он у сиделки.
Та покачала головой и прошептала:
- Ничего… холодеет по-прежнему…
Трофимов сделал последнее усилие, напряг все свое существо, но это не помогло.
Делать было нечего. Степан Гаврилович подошел к больному, взял его руку и не мог различить пульса. Он приложил ухо к груди молодого человека, и ему показалось, что сердце не бьется. Больной - бледный, холодный - лежал недвижимый, как мертвец.
Трофимов опустил голову.
- Ослабел! - прошептал он. - Слишком многое взял на себя! Кажется, все кончено! - обратился он к сиделке, и в его голосе послышалась такая скорбь, такая тоска, что сиделка с искренним сожалением поглядела на Трофимова.
- Вы передохните немного! - посоветовала она. - Может быть, силы вернутся к вам.
Трофимов отрицательно покачал головой.
- Нельзя ли послать за другим доктором? - предложила сиделка.
Трофимов улыбнулся.
- В Петербурге нет доктора… мало того, я думаю, нет человека, - проговорил он, - который заменил бы меня в данном случае. Смерть этого больного на моей душе, и некому помочь, разве если совершится чудо и будет оказана помощь свыше, потому что человеку не дано воскрешать мертвых.
- Так он мертв, по-вашему?
- Кажется мне! Я боюсь этого!
- Чего вы боитесь? - раздался в это время голос в дверях, и фигура Крохина показалась на пороге.
Трофимов кивнул ему и показал глазами на больного.
- У меня не хватило сил поддержать его! - проговорил он. - И молодой человек умирает, если уже не умер!
Скромный, почтительный и, скорее, робкий Крохин вдруг, к удивлению Трофимова, преобразился весь: стан его выпрямился, и он быстро шагнул к постели, положил руку на сердце больного, выждал немного, затем поспешно обнажил ему левый бок и стал проводить над ним рукой.
Крохин одними глазами показал Трофимову на руку больного, и тот понял, что должен взять ее, чтобы следить за пульсом.
Взяв руку больного, Степан Гаврилович с радостным изумлением сейчас же заметил, что слышит, как бьется пульс.
Трофимов и не подозревал до сих пор, что Крохин обладает силой в той степени, в какой она нужна была тут. Но результаты были налицо, пульс поднимался и рука согревалась.
Крохин дотронулся до лба больного и спросил его по-французски:
- Ты будешь жить?
- Да! - ответил больной.
- Что для этого нужно сделать?
- Дать мне вина…
- Скорее вина! - сказал Крохин.
- Оно готово, здесь! - ответил Трофимов, а сиделка в это время налила уже в рюмку вина и подала ее Крохину.
Тот осторожно по капле стал вливать вино между стиснутых зубов больного и, влив ему полрюмки, отдал рюмку назад сиделке, проговорив:
- Довольно!
Прошло минут десять, показавшихся всем присутствующим целою вечностью. Они стояли, затаив дыхание, и следили, какое действие произведет вино на больного.
Степан Гаврилович видел, как бледные веки сначала начали дрожать, потом открылись, чуть приподнявшись, опустились снова, но этого было достаточно.
Затем на щеках больного явился как бы признак румянца, легкий, чуть заметный розовый налет, и грудь его стала подыматься, сначала редко, потом все чаще и чаще.
- Слава Богу, он спасен! - вырвалось у Трофимова. - Я не подозревал, - обратился он к Крохину, - что могу в вас найти помощника, иначе я давно обратился бы к вам.
Тот только наклонил голову.
- Больше уж нечего опасаться, - сказал Крохин. - Мы можем оставить этого молодого человека, теперь он нуждается лишь в покое, а вам самим, Степан Гаврилович, необходимо восстановить свои силы, они вам понадобятся!
- О, обо мне не беспокойтесь! - возразил Трофимов. - Сон подкрепит меня, и к завтрашнему утру я буду как ни в чем не бывало.
- К завтрашнему утру, может быть!.. Но вам еще сегодня, вероятно, придется вынести борьбу, для которой нужно быть готовым.
- Неужели еще сегодня? - спросил Трофимов.
- По всей вероятности. Пойдемте!
И они вышли из комнаты, где лежал больной.
LXVII
Варгин сидел в библиотеке и читал трактат о теории Месмера и о лечении по его способу.
Трофимов с Крохиным остановились в гостиной.
- Что же мне еще предстоит сегодня? - спросил Трофимов, опускаясь в кресло.
- Дело в том, - стал объяснять Крохин, - что теперь среди иезуитов в Петербурге один из самых сильных тайных сочленов этого ордена!
- Иосиф Пшебецкий? - сказал Трофимов. - Я знаю это!
- Но и он, кажется, знает и, во всяком случае, подозревает, что именно мы стоим здесь поперек дороги отцов-иезуитов. Сейчас он был у нас, видел мертвого Авакумова…
- Он умер?
- Да. Пшебецкий приезжал, спросил, кто лечил старика, и спросил ваш адрес. Он, вероятно, сегодня же вечером либо приедет сам к вам, либо пришлет за вами, как за доктором.
- Я его могу не принять, если он приедет, и не поехать к нему, если он пришлет за мной.
- Это будет похоже на то, что вы скрываетесь, как будто боитесь его, а этого не должно быть.
- Ваша правда! - согласился Трофимов. - Лучше мне увидеться с ним сегодня же, если он будет искать этого.
- В таком случае вам надо приготовиться; необходимо, чтобы в случае чего вы оказались сильнее его и чтобы он не мог никаким внушением оказать на вас влияние.
- Но для этого мне нужен отдых; я сегодня днем принял уже последние две капли эликсира, которые поддержали меня, новый прием будет для меня губителен.
- Надо обойтись, значит, без эликсира.
- Да, но как?
- Сейчас вы увидите. Вы знаете, что человек может воспринимать электричество, как самый обыкновенный аппарат, потому что сам он представляет собой один из совершеннейших аппаратов в этом смысле. Из одного аппарата в другой могут быть переданы, значит, лучи электричества, и человек может передать их другому человеку.
- В этом я не сомневаюсь…
- Ну, тогда я вам послужу передатчиком.
- Но… - начал было Трофимов.
- Вы сомневаетесь, достаточно ли я сам буду силен?
- Скажу откровенно, отчасти я сомневаюсь и в этом, но, главное, на самих вас может нехорошо подействовать этот опыт.
- Не беспокойтесь… Сидите смирно!
Крохин подошел к Трофимову, одну руку положил ему на грудь, другую на голову и замер на время в таком положении.
Трофимов сейчас же почувствовал тот особый, неизвестный обыкновенным людям ток, различать который и владеть которым научился, будучи посвящен в сокровенные знания природы, а следовательно, и человека, потому что человек есть вся природа в уменьшенном, концентрированном, так сказать, виде.
Мало того, Степан Гаврилович поразился силой этого тока. Он никак не мог ожидать, что такой человек, как Крохин, обладает этою силой.
- Да вы действительно сильнее меня, я чувствую это! - удивился Трофимов.
- Тише, погодите! - остановил его Крохин, проводя теперь руками у его висков.
Вскоре Трофимов ощутил такую бодрость в себе, что как будто никогда и не было у него усталости.
- Ну, что? - спросил Крохин.
- Отлично. Теперь я не боюсь не только одного Иосифа Пшебецкого, но десятерых таких, как он…
- В добрый час, - сказал Крохин, - это тем более кстати, что вот, кажется, идут уже за вами.
В самом деле, в это время входил лакей, который доложил, что прислан человек за Трофимовым: он-де нужен больному для немедленной помощи.
Больной, просивший этой помощи, был Иосиф Антонович Пшебецкий.
- Хорошо, - сказал Трофимов, - велите передать, что я сейчас приеду…
- За вами прислана карета, - возразил лакей, - просят ехать немедленно…
Трофимов взглянул на Крохина. Тот смотрел на Степана Трофимовича, как бы ожидая, что он скажет.
- Я поеду в его карете! - решил Трофимов. - А вы останьтесь здесь до моего возвращения, чтобы, если понадобится, дать помощь нашему больному молодому человеку.
- Будьте уверены, что все будет сделано, - успокоил его Крохин. - Поезжайте и будьте осторожны…
Трофимов быстро собрался и уехал.
Часа через два, уже за полночь, он вернулся.
- Ну, что? - спросил его Крохин.
- Все хорошо! - ответил Трофимов. - Брат Иосиф в моих руках теперь.
- Уверены ли вы в этом?
- Вполне. Настолько уверен, что сейчас же сяду писать об этом в Германию подробный отчет…
LXVIII
На другой день рано утром к Груберу входил Иосиф Антонович Пшебецкий, торжествующий, и на вопрос патера ответил теми же самыми словами, как и Трофимов на вопрос Крохина:
- Все хорошо!
- Неужели? - недоверчиво переспросил Грубер. - А я боюсь, не сделали ли вы промаха с этим художником? Он не появлялся… А если он в руках этих людей, то вы знаете, что и они владеют знанием тайн природы, а также и тою силою, которою пользуетесь вы сами. Смотрите, как бы они не перехитрили нас…
- Это невозможно! - с самодовольною улыбкою убедительно произнес Пшебецкий. - Пусть они владеют силой, но я сильнее…
Брат Иосиф понял, что Грубер говорит о перфектибилистах, которых иезуиты прозвали иллюминатами.
- Итак, значит, мы снова и здесь, - проговорил Грубер, - столкнулись с этими людьми?
- Иллюминатами?
- Да. Опять они на нашей дороге!
- Но на этот раз против нас выступают слишком слабые силы с их стороны. Я вам говорю, что могу, не хвастая, сказать, что я сильнее их…
- Так рассказывайте по порядку.
- Хорошо, я расскажу по порядку. Прежде всего я вчера отправился прямо от вас к Авакумову, чтобы узнать, что там произошло, потому что непоявление художника все-таки беспокоило меня…
- И меня тоже, да и беспокоит посейчас, - вставил Грубер.
- Все отлично, я вам говорю, - продолжал Иосиф Антонович, - беспокоиться нечего. Радоваться нужно… Итак, я отправился к Авакумову и нашел его мертвым.
- Как, мертвым?
- Да, на столе. Он скончался вчера днем от болезни, которою страдал в последние дни…
- Что же это за болезнь?
- Заражение крови…
- И что же, теперь местопребывание молодой девушки осталось неизвестным?
- Не торопитесь. Все известно и все хорошо. Несомненно, однако, что живший при Авакумове Крохин принадлежит к иллюминатам…
- Ну, вот видите, а вы говорите, что все хорошо…
- Я и еще скажу вам. Несомненно также, что молодая девушка, дочь приближенного французского короля, в настоящее время в руках иллюминатов…
- Я и в этом не вижу ничего хорошего…
- Совершенно верно, и оно было бы очень нехорошо, если бы нам не было известно, где она находится…
- Да мне и неизвестно!
- Но мне-то известно и я сейчас расскажу вам… Дело в том, что находившийся при Авакумове Крохин не поддался силе гипноза, он противостоял ей…
- Может быть, он загипнотизировал вас самих?
В тоне Грубера слышалась уже почти насмешка.