Был и такой случай, которому не дали определенного названия. Моряки говорили о нем как о "Встрече Капитана". В тот раз они шли с конвоем в Гибралтар, и конвой этот следовал скверной традиции всех гибралтарских конвоев: по пути на юг они постоянно теряли корабли. Стая подлодок следовала по пятам. Эриксон проявлял большой интерес к кораблю, шедшему во главе конвоя. Он частенько направлял туда бинокль и подолгу смотрел на него.
На рассвете последнего дня с "Вайпероса" пришел сигнал: ночью потоплены следующие суда: "Форт Джеймс", "Эрискей", "Булет Мейнер", "Глен Маккуртон". Соответственно измените список конвоя"
Когда Эриксон прочитал сигнал, то остался на мостике еще час, молча глядя на поредевший конвой. Потом вдруг сказал Уэлльсу:
- Передайте: "Кораблям сопровождения от "Компас роуз". Прошу сообщить о потерпевших с "Глен Маккуртон", находящихся у вас на борту".
Ответные сигналы поступали очень медленно, но командир ничем не выдавал своего нетерпения. "Вайперос" и два других корабля сообщили: "Ноль". Замыкающий корвет просигналил: "Два матроса и кочегар-китаец". Корабль, который занимался спасательными работами, прислал ответ: "Старпом, два матроса, один кочегар и пять матросов-индейцев". Это все. "Глен Маккуртон", должно быть, затонул очень быстро. Стоявший на вахте Ферраби робко произнес: - Немногих спасли, сэр.
- Да, немногих, - отозвался Эриксон, посмотрел на горизонт за кормой, потом подошел к стулу и тяжело опустился не него.
Вскоре шедшее в самом хвосте каравана торговое судно стало передавать им сигнал. Уэлльс записывал, нетерпеливо бормоча себе под нос: очевидно, мастерство его коллеги сильно отличалось от привычных военно-морских стандартов.
- Сигнал с польского судна, сэр, - доложил он Эриксону. - Немножко сумбурный…"Мы видели ваш сигнал. У нас имеется один человек с того корабля.
- Спросите кто, - приказал Эриксон спокойным голосом, но с таким напряжением, что присутствующие на мостике с удивлением уставились на командира.
Уэлльс замигал прожектором, передавая сигнал. Делал он это очень медленно, с частыми паузами и повторениями. Потом шло длительное ожидание. Уэлльс читал ответ поляка слово за словом.
- "Этот человек, - начал он, - четвертый помощник, - и стал произносить букву за буквой Э Р И К С О Н". - Уэлльс оторвал взгляд от сигнального прожектора: - Эриксон. Фамилия как у вас, сэр.
- Да, - сказал Эриксон, - спасибо, Уэлльс.
Был еще случай со скелетами. Это произошло под вечер, когда "Компас роуз" возвращался с поиска упавшего в море самолета. Они не нашли ни самолета, ни его следа. "Вайперос" передал по радио приказ: "По получении присоединиться к конвою". И корвет спешил догнать конвой до наступления темноты. Море было гладким, как стекло. Небо совершенно чистое, голубого цвета. Обнаженные по пояс матросы болтались на палубе, наслаждаясь последними часами жаркого солнца. Так иногда бывало в походе. Вдруг оператор радара доложил, что за несколько миль в стороне от курса обнаружена "подозрительная цель". Корвету пришлось повернуть к ней.
- Цель очень маленькая, - словно оправдываясь, сказал оператор. - Расплывчатая.
- Посмотрим, - обратился Эриксон с улыбкой к Морелю, когда тот вызвал его на мостик. - Кто знает значение слов "небольшая" и "расплывчатая"?
- Быть может, это просто обломки, сэр. Или только что всплывшая подлодка, как тогда? - ответил он.
- Или морская свинья, - добавил Эриксон, который сегодня был в хорошем настроении. - А может быть, и морская капуста, по которой прыгают морские блохи. Какая досада, однако, черт побери! Не хочется терять время.
Но находка задержала их ненадолго. Уэлльс - лучшая пара глаз на их корабле - первым разглядел черные штришки на поверхности, постепенно выросшие в человеческие плечи и головы.
- Никак потерпевшие?! - воскликнул Эриксон. - Бог мой, сколько же они проторчали в море?
Эриксон приказал сбавить ход. Ему показалось странным, что ни один из бедствующих не попытался плыть навстречу. Но вскоре разглядел в бинокль, что это были скелеты, высоко поднятые над водой спасательными жилетами, словно сбившиеся в кучу люди, ожидающие автобуса, который уже ушел двадцать лет назад. Их было девять. "Компас роуз" сделал круг, подняв пенный бурун. Трупы стали подпрыгивать и кланяться друг другу в каком-то дьявольском танце.
Все заметили, что трупы связаны веревкой. Потертая скользкая веревка соединяла их. Волна от винта корвета догнала мертвецов и отделила от кружка два трупа. Веревка с плеском дернулась и натянулась. Остальные закачались, закивали, словно одобряя такое проявление товарищества…"Такое и присниться-то не может", - подумал Эриксон.
- Но почему они связаны веревкой? - ошеломленно спросил Морель, когда корвет развернулся и оставил трупы за кормой. - В этом нет никакого смысла.
- А может быть, и был, - задумчиво ответил Эриксон вполголоса. - Если они находились в тонущей лодке, то могли связаться веревкой, чтобы не потерять друг друга ночью. Это давало надежду, что их найдут всех сразу.
- И не нашли, - произнес Морель после паузы.
- Не нашли. Сколько времени… - Эриксон не закончил фразы. Он подумал о том, что чувствовали оставшиеся, когда умер первый из них. И как чувствовали себя живые, когда их осталось меньше половины. И что чувствовал единственный оставшийся в живых, привязанный к восьми мертвецам…
Человек, все еще на что-то надеявшийся и понимавший, что обречен.
"Возможно, - думал Эриксон, - этот единственный сошел с ума и поплыл, таща остальных на буксире, пока не потерял силы, после чего сдался и присоединился к большинству",
И был случай, который они считали худшим из всех. Случай с "Горящим Танкером".
На борту корвета, как и любого корабля сопровождения, ходившего с конвоями через Атлантику, особым уважением пользовались моряки танкеров. Все недели похода моряки танкеров жили как на бочонке с порохом. Они возили на своих кораблях кровь войны - самый опасный из грузов. Единственная торпеда, единственная бомба или снаряд, даже единственная шальная пуля могли превратить танкер в пылающий факел. Это случалось много раз и в конвоях, с которыми ходил "Компас роуз". Они не раз видели, как умирают эти люди, не раз подбирали жалкие останки команды танкеров.
Такой вот нефтяной танкер и принес команде корвета самый кошмарный час за всю войну, Единственный танкер из пятидесяти судов конвоя, который шел к берегам Англии. Танкер завоевал любовь моряков с корвета за то, что был мишенью номер один всех атакующих подлодок. За три ночи немцы потопили идущий впереди него корабль, один корабль сзади и корабль, шедший за тем же номером в следующей колонне. Для корвета стало личным делом чести довести танкер до гавани в целости и сохранности. Но в самый последний день похода, когда горы Шотландии уже виднелись на горизонте, танкер получил смертельный удар.
Его торпедировали средь бела дня, солнечного и прекрасного. Обычный грохот подводного взрыва, и над кораблем, который они так старательно охраняли, поднялся столб пламени и дыма. Через минуту длинный стройный корпус был охвачен пламенем.
Шедшие рядом корабли веером разбежались подальше от места катастрофы. "Компас роуз" бросился на помощь. Горящая нефть, взметенная к небу взрывом, окатила танкер языками пламени. Новые и новые тонны нефти, растекаясь по воде, поступали из разодранного торпедой корпуса. Танкер оказался в центре огромного пылающего озера. И все же в этой стене огня был просвет: огонь еще не добрался на нос и на бак. Там собралась вся команда. Маленькие фигурки, спотыкающиеся, бегущие. Видно было, как они машут руками, кричат и медлят перед тем, как прыгнуть за борт. "Компас роуз" подполз поближе. Жара стала опасной на таком расстоянии. Крики людей, ревущий огонь, пелена дыма, горящая нефть. На полубаке танкера было около двадцати человек. По одному, по двое, медленно и нерешительно, они прыгали за борт. Всплески воды, белые на темно-сером фоне корпуса корабля, показали, что все двадцать уже в воде и плывут к корвету. С "Компас роуз" неслись подбадривающие крики.
Неожиданно на корвете заметили, что растекающаяся нефть воспламеняется и движется быстрее, чем плывущие моряки. Вскоре и пловцы узнали об этом страшном открытии. Они стали кричать, предупреждая остальных, заметались в воде, словно все сразу сошли с ума.
Пламя догоняло и пожирало их поодиночке. Первыми попались те, что постарше, и те, кто не мог плыть быстро в спасательных жилетах. А уж потом - сильные пловцы без жилетов. Ни один не оказался сильнее кипящего пламенем потока. Одного за другим настигал их огонь. Облизывая, поджаривал и оставлял позади.
"Компас роуз" не мог подойти даже к тем, которые были почти рядом. Черные, вонючие облака дыма неслись над пловцами, затемняя солнце. Люди на верхней палубе корвета обливались потом. С грузом боеприпасов и топлива корвет не мог пытаться спасти этих людей, взывающих о помощи. Вскоре пришлось отступить еще дальше от натиска страшного жара, и покинуть еще остающихся в живых.
Они были бессильны что-либо предпринять. Один из впередсмотрящих, молодой матросик лет семнадцати, беззвучно плакал, глядя на огонь. Крупные слезы катились и катились по его лицу.
Когда уже спустилась ночь, на горизонте, за полсотни миль позади корвета, все еще стоял огромный столб черного дыма, по которому изредка пробегали кровавые вспышки.
* * *
Когда офицеры собрались в кают-компании после отпуска в последний вечер перед отходом и довольно невесело потягивали послеобеденный джин, Локкарт неожиданно сказал:
- Я тут набросал кое-какие цифры.
- Уверен в этом, - ехидно отозвался Морель, отрывая взгляд от газеты. - Только избавь нас от них.
- Так вот, - начал Локкарт, - я потратил большую часть дня на выписки из вахтенного журнала. Знаете ли вы, что завтрашний наш конвой - тридцатый и что мы находились в море 490 дней, почти полтора года?
- Вот не знал-то, - произнес Морель. - Теперь буду знать. Расскажи еще что-нибудь.
Локкарт поглядел на листок бумаги.
- Мы прошли под парами 98 тысяч морских миль и спасли 640 погибших в море.
- А сколько похоронили? - спросил Ферраби.
- Я опустил это… Каждый из нас отстоял около тысячи вахт…
- И за все это время мы потопили одну-единственную лодку, - прервал его Морель. - Ты что, хочешь разочаровать нас? - Он встал и потянулся. Лицо его было бледно и помято.
- А завтра мы отправляемся в еще один конвой. А потом еще. И еще, и еще… Интересно, отчего мы в конце концов умрем?
- От торпеды, - ответил Бейкер.
- От старости, - ответил Феррабп.
- От скверных продуктов, - ответил Локкарт.
- Ни от того, ни от другого, ни от третьего, - сказал Морель, зевая. - В один прекрасный день нам скажут, что война закончилась, и мы можем отправляться по домам. И тогда мы умрем от удивления.
- Не очень скверная смерть, - улыбнулся Локкарт.
- Да, совсем неплохая, - кивнул Морель. - Но я не уверен, что это произойдет завтра.
Команда корвета за три года оставалась постоянной. Эриксон вспомнил, как продвинулись по служебной лестнице члены его морской семьи: старшие матросы Филиппс и Карслейк стали старшинами, а Уэйнкрайт - старшим торпедистом. Они сделали "Компас роуз" лучшим кораблем соединения. "Вайперос" поручал им выполнение самых особых и сложных операций.
Жизнь на корветах требовала полной отдачи. Эриксон до сих пор удивлялся: ведь большая часть экипажа, в котором произошли столь разительные перемены, непрофессионалы. Они пришли на флот добровольцами или были призваны, оставив свои специальности, не имеющие даже намека на морское призвание.
У себя в каюте Эриксон прислушивался к привычным звукам на борту. Он слышал боцманскую дудку, подающую команду на построение. Слышал, как матросы бегали по палубе, закрепляя снасти, поднимая кранцы и убирая концы, отданные с причала. Раздался свисток еще одной дудки и голос боцмана:
- Проверка сигналов тревоги, проверка сигналов тревоги.
Зазвенели звонки. Их трели раздавались целую минуту по всему кораблю. Заработала машина Уоттса. От ее оборотов зазвенели стекла. Рулевая машина переложила перо руля с борта на борт. Прямо над головой Эриксона раздался звонок телеграфа, и ему слабо ответил звонок в машинном отделении. Затем прозвучал последний свисток боцманской дудки.
- По местам стоять! С якоря сниматься! Баковые - на бак, ютовые - на ют!!
В дверях каюты, держа фуражку под мышкой, появился Локкарт и отрапортовал:
- К отходу готовы, сэр!
Эриксон взял бинокль с полки над койкой, застегнул дождевик и пошел на мостик.
В устье реки возле плавучего маяка выстраивался конвой. В нем было сорок четыре судна. Все разные. Начиная от танкера водоизмещением в десять тысяч тонн и заканчивая какой-то развалюхой, которая была похожа на самый старый в мире рефрижератор. Еще шесть судов присоединятся к конвою в районе острова Мэн. И еще восемь - в устье Клайда. Бейкер, проверяя названия судов ливерпульского отряда по списку конвоя, уже в который раз удивлялся трудностям, встающим перед организаторами походов. Таких конвоев одновременно могло быть в море с десяток. И состояли они из пятисот судов. Эти суда должны прийти из множества портов, разбросанных по всему побережью Англии. Нужно их разгрузить вовремя, несмотря на трудности с железнодорожным транспортом и местами у причалов. Каждое судно должно получить инструкцию и знать свое место в конвое. Целая сотня фабрик и заводов должна приготовить для них грузы. Заснувший стрелочник где-нибудь в Бирмингеме или в Клефеме или третий помощник, напившийся во вторник вместо понедельника, могли разрушить все тщательно разработанные планы. А один-единственный из сотен воздушных налетов, которым подвергалась Англия, мог бы так опустошить конвой, что и смысла не оставалось бы посылать его через Атлантику.
И все же суда всегда оказывались на месте… Бейкер, ставя галочки в списке и слушая Уэлльса, который выкрикивал названия судов, праздно раздумывал, кто всем этим управляет: супермен-одиночка, какая-то машина или же сотни гражданских служащих, одновременно звонящие друг другу по телефону. Слава Богу, это не его забота. С него хватало и своей собственной.
* * *
Конвой шел на север мимо побережья Шотландии между островами Льюис и Великобританией. Через неспокойные воды проливов. А затем повернул на запад, мимо мыса Рот, в открытое море.
Они шли мимо острова Мэн. Мимо Ирландии. Мимо шотландских предгорий. Здесь к ним присоединился бристольский отряд. А потом клайдский. Прошли сутки. Они шли на север под прикрытием берега. Слово "прикрытие" в данном случае значило немного, коль дело касалось проливов. Узкий проход между Сторнауэем и шотландским побережьем - самая беспокойная зона с изменчивыми течениями, резкими перепадами глубин, а в северной части - с атлантической зыбью, которая поднимает болтанку независимо от прилива или отлива. В этом месте корабли никогда не знали покоя, а матросам никогда не было отдыха. "Компас роуз" шел за конвоем мимо самого красивого в мире места. Мимо беленьких коттеджей в глубине заливов. Мимо царственно пурпурных гор, вершины которых были покрыты зимним снегом.
И наконец, корвет "Компас роуз" повернул на запад, в самое сердце Атлантики. Перед наступлением темноты налетел шквал дождя.
Да, они снова отправлялись в поход. Они снова брались за старое дело. Снова встречались лицом к лицу с прежними задачами. Снова готовы были преодолеть все привычные трудности.
Когда конвой подошел к Исландии, "Компас роуз" отвел четыре судна в Рейкьявик. Теперь корвет торопился догнать конвой. Вахтенные на палубе, топая от холода ногами, равнодушно смотрели на этот странный остров. На нем было много снега, черные утесы, белые горы и широкий ледник, сползавший к урезу воды. Суровый. Холодный. Негостеприимный.
В четыре часа Эриксон поднялся на мостик, определил место и приказал механикам увеличить ход. Они отклонились от курса, но командир рассчитывал догнать конвой к полуночи.
С наступлением темноты стало еще холоднее…
* * *
Торпеда угодила в "Компас роуз", когда он шел полным ходом. Корпус потряс страшный взрыв, лязг разорванного металла и рев врывающегося в пробоину моря. Шквал жара от взорванного полубака ударил по мостику. Корвет резко швырнуло с курса. Дернувшись, он остановился, словно собака с разбитой мордой. Нос корабля полностью разворотило. Корма стала задираться в воздух, еще до полной остановки корабля.
В момент катастрофы Эриксон, Локкарт и Уэлльс были на мостике. Взрыв удивил их. Они не могли поверить, что торпеда попала в "Компас роуз". Но палуба кренилась, и это могло означать только одно. Из переговорной трубы, ведущей в кубрик, раздался звериный вой. Это кричали люди, которых взрыв застал в кубрике. У них уже не было пути к спасению. Эриксон захлопнул крышку переговорной трубы, отгораживаясь от душераздирающих звуков.
- Вызовите "Вайперос" по радио открытым текстом, - приказал он Уэлльсу. - Передайте…"Торпедированы".
Локкарту он сказал:
- Приготовьте шлюпки и плоты. Ждите команды.
Палуба стала уплывать из-под ног. Внизу раздался сильный удар. Из предохранительного клапана за трубой с ревом и свистом вырвалась струя горячего пара.
"Боже мой, - подумал Эриксон, - корвет уже идет ко дну, как "Соррель".
- Радиотелеграф поврежден, сэр! - доложил Уэлльс,
В кают-компании грохот взрыва был ужасен. Он произошел в соседнем отсеке, переборка выгнулась, выпучилась прямо над столом, за которым в этот момент сидели офицеры. Все вскочили и бросились к трапу, ведущему на верхнюю палубу: Морель, Ферраби, Бейкер, Карслейк и Томлинсон.
- Мой пояс! - кричал Бейкер. - Я забыл свой пояс!
В толчее Ферраби приподняли в воздух. Томлинсон размахивал полотенцем, а Карслейк сумел протянуть над головами руку и схватиться за поручень трапа.
Морель вдруг рванулся назад, вылез из этой кучи и метнулся в каюту. Над койкой висела фотография жены. Он схватил ее, засунул под китель и быстро огляделся, но не увидел ннчего необходимого.
Он выбежал в кают-компанию. Там уже никого не было - а ведь он отсутствовал несколько секунд. Едва он достиг трапа, как позади раздался оглушительный треск. Он невольно оглянулся и увидел, как сломалась переборка и в пролом хлынули тонны воды. Хотя он очень быстро бежал по трапу, но на самом верху его настигло море, забурлило, поднялось до пояса. Он рванулся и в страхе выбежал на открытую палубу, где в холодном ночном воздухе разносились возбужденные выкрики. Палуба круто вздымалась под ногами.