Королева между тем не прикасалась к картам; как и остальные присутствующие, она, затаив дыхание, ожидала какого-то важного события.
В воцарившемся молчании госпожа де Монтеспан, отделившись от группы приверженцев, двинулась через зал твердой походкой, столь гармонирующей с ее великолепной фигурой. Взгляд маркизы окидывал наблюдавших за ней с гордым презрением к врагам, из которых на три четверти состояло собрание. Подойдя к карточному столу и поклонившись королеве со смирением, чересчур глубоким, чтобы не казаться ироническим, она промолвила с высокомерным спокойствием:
- Ваше величество позволит мне сообщить о решении оставить двор и удалиться в свое владение Кланьи?
- Моя дорогая маркиза, - ответила дочь короля Филиппа IV, пытаясь смягчить звучавшую в ее голосе и отразившуюся на лице радость, - я не имею права препятствовать вашим желаниям. Это король может задержать или запретить ваш отъезд. Нет сомнения, что его величество, с кем вы, должно быть, советовались до меня, сообщит свою волю, и я соглашусь с любым его решением.
Маркиза снова присела в реверансе с тем же бесстрастным спокойствием. Не переставая улыбаться, она сделала шаг назад, когда королева попросила ее задержаться. Фаворитка остановилась, охваченная внутренней дрожью; она инстинктивно чувствовала, что должно произойти нечто неприятное.
- Мне упомянули, - продолжала Мария-Терезия, - о благородной сироте - молодой даме, которую вы любезно рекомендовали щедрости его величества. Хотелось бы сделать что-нибудь для нее. Здесь ли эта мадемуазель дю Трамбле?
- Она здесь, - энергично откликнулся Людовик и указал на Аврору, сразу же ставшую предметом всеобщего внимания.
- Подойдите ближе, мадемуазель, - позвала королева, и взволнованная девушка повиновалась.
Румянец исчез с лица маркизы. Она резко отпрянула, взгляд ее перебегал от Авроры к монарху.
- Ваше величество! - запинаясь, проговорила маркиза. - Благодарение небу, мадемуазель дю Трамбле не нуждается в помощи…
- С этого момента - нет, - холодно ответила Мария-Терезия, - ибо теперь она в моем штате. Мадемуазель займет вакантное место, принадлежавшее госпоже д'Эгперс, и завтра будет введена в эту должность хозяйкой дома.
Фаворитка молчала, ибо с королевой не спорят. Но горящие глаза на бледном лице смотрели злобным взглядом раненой гадюки.
Тем временем Аврора, удивленная неожиданной милостью и смущенная всеобщим вниманием, преклонила колени перед королевой и пробормотала:
- О, что я сделала, заслужив такую честь?
- Встаньте, дитя мое, - сказала королева, протягивая девушке руку, чтобы помочь ей подняться, - и успокойтесь. Мне сказали, что ваш отец не оставил наследства, хотя он долго и преданно служил короне. То, что я вам пожаловала с согласия и по инициативе короля, не милость, как вы, возможно, думаете, а уплата долга. Герцогиня, - сказала она, обращаясь к госпоже де Монтозье, своей старшей придворной даме, - поместите у себя мадемуазель дю Трамбле, покуда мы не поселим ее в апартаменты, которые вы для нее приготовите.
Маркиза де Монтеспан приблизилась к Людовику, глаза ее метали молнии.
- Отлично проделано, государь, примите мои поздравления, - прошипела она, почти не разжимая зубов. - Но игра не кончена - у меня еще имеются карты!
Отразившееся на лице короля изумление едва ли было искренним.
- Право, я не понимаю вас, - сказал он. - Разве вы не умоляли меня позаботиться об этой бедной девушке? Разве я не удовлетворил вашу просьбу, поместив ее под покровительство королевы?
Игра в карты возобновилась. Мария-Терезия улыбалась, хотя она проигрывала, так как, в отличие от знатных дам того времени, не умела передергивать. Августейший супруг украдкой бросил на нее одобрительный взгляд. Все присутствующие согласились, что пренебрегаемая королева на сей раз проявила здравый смысл, достоинство и великодушие. Они отметили также красоту, скромность и непринужденность вновь прибывшей, сразу же проникшись к ней симпатией.
Госпожа де Монтеспан была посрамлена, но она не принадлежала к тем противникам, кто сдается при первом же поражении. Подавив гнев, она спрятала злобу под броней гордости.
Тем временем король приблизился к Авроре, которую никто не поздравлял, так как она не была известна никому из присутствующих.
- Ну, - осведомился он, почтительно приветствуя ее, - вы удовлетворены, мадемуазель?
Девушка произнесла несколько слов благодарности, но Людовик быстро прервал ее.
- Вы должны благодарить не меня, а вашего друга, чьи горячие просьбы снабдили меня средством возместить забывчивость, ставшую виной.
Он отступил в сторону, и глазам Авроры предстал бывший ваннский епископ.
- Шевалье д'Эрбле! - воскликнула мадемуазель дю Трамбле.
- Испанский посол, герцог д'Аламеда, - улыбаясь, поправил ее старый вельможа. - Не обещал ли я вам в "Золотой цапле", что вы увидите меня снова?
Аврора с изумлением смотрела на него.
- Значит, этой честью я обязана вам? - пробормотала она.
Арамис взял ее руку с елейностью прелата и поцеловал с галантностью мушкетера.
- Я ваш покорнейший слуга, ваш друг, если вы считаете меня достойным этого титула, и ваш лекарь, если вам запомнился мой опыт на сомюрской дороге.
- Разве я могу такое забыть?
- Во всяком случае, в настоящее время я запрещаю любые выражения благодарности. Они будут позволены вам позднее, когда я сделаю для вас все, что намерен. - Это обещание герцог произнес с несколько странной интонацией. - Тем временем, - закончил он, понизив голос, - позвольте просить вас оказать мне честь, удостоив на несколько минут - не здесь и не этим вечером - личной беседы. Это не может представлять для вас никакой опасности, учитывая мой возраст.
Немного подумав, мадемуазель дю Трамбле решительно ответила:
- Монсеньер герцог, я буду счастлива побеседовать с вами, так как у меня есть к вам просьба.
- В самом деле?
- Великодушная поддержка, которой вы удостоили меня и которую предлагаете оказывать и в дальнейшем, пробуждает во мне смелость доверить вам секрет, мучающий меня и переполняющий горем.
Теперь пришла очередь герцога с удивлением смотреть на нее. Аврора в отчаянии опустила голову.
- Увы, - вздохнула она, - несмотря на милости, ниспосланные мне Провидением, моя душа полна печали.
- Неужели это возможно?
- Вы можете избавить меня от неведения и сомнений, которые меня убивают.
- Распоряжайтесь мной, как хотите, дорогое дитя! - Приложив палец к губам, Арамис продолжал: - Сейчас не время и не место доверять друг другу тайны, когда все вокруг наблюдают и слушают. Я понял, - добавил он, - что вы будете проживать у старшей придворной дамы, покуда вам не предоставят личные апартаменты. Королева встает поздно, так что я загляну к вам завтра утром.
Когда Арамис встал и поклонился, чья-то рука опустилась на его плечо. Это был король, возвратившийся после обхода зала и раздачи комплиментов, именуемых "придворной святой водой".
- Господин герцог, - сказал он, - я должен буду сообщить вам кое-что завтра, после того, как покину государственный совет.
Мадемуазель дю Трамбле поселили в особняке Монтозье, скромном снаружи, но с большими, красивыми и изящно меблированными апартаментами. Одна из комнат на первом этаже была предоставлена ей для приема испанского посла. Аврора сидела на диване, опершись локтем на подушку и поддерживая рукой опущенную голову. Глаза ее были заплаканны. Казалось, у нее нет причин для печали. В один день, без всяких усилий, она достигла предела мечтаний каждой дамы Франции - королевской милости!
Деревенская девушка без денег и влияния, сражающаяся с судьбой за существование своих родных и свое собственное, она была представлена при дворе, получила место в штате дам королевы, король оказал ей гостеприимство, мужчины кланялись ей, а дамы начинали завидовать. Все это выглядело сном!
Однако страдание, гнетущее ее душу, было достаточно реальным.
Уже месяц Аврора не имела сведений о Жоэле. Вдова Скаррон не сказала ей правды. Обеспокоенная странным исчезновением юноши, гувернантка послала Онорена в таверну "Мавританский трубач", где слуга расспросил трактирщика, который поведал, что его постоялец арестован, и не скрыл причину ареста. Королевская гувернантка отлично знала, какое ужасное наказание налагает трибунал чести на нарушивших эдикты. Людовик XIV всегда проявлял строгость по отношению к дуэлянтам. Вдова Скаррон испытывала ужас перед мыслью довести до отчаяния, а быть может, даже до гибели девушку, которую она недавно вернула к жизни, сообщив ей, какая судьба уготована бретонцу.
Когда мадемуазель дю Трамбле выздоровела, она была представлена маркизе де Монтеспан. Последняя сознавала, что ее прелести стали слишком зрелыми, чтобы удерживать царственного любовника. Поэтому маркиза намеревалась сама выбрать свою преемницу и, сделав ее послушным орудием, продолжать держать в руках бразды правления. Не имеющая родственников, состояния и собственных честолюбивых замыслов Аврора казалась ей как раз той послушной куклой, какую она подыскивала на эту роль. Следовательно, маркиза поспешила предложить ей свои услуги.
Аврора не догадалась о коварных намерениях фаворитки и с благодарностью приняла ее помощь. Однако доверие не входило в те чувства, которые внушала к себе маркиза, к потому девушка не открыла ей свою сердечную тайну, продолжая в одиночестве оплакивать пропавшего возлюбленного.
Ее мысли прервал лакей, доложивший о прибытии герцога д'Аламеды. Последний вошел быстрым шагом и с видом победителя занял место рядом с молодой дамой, которая встала, чтобы приветствовать его. Знаком он предложил ей вновь сесть.
- Ну-ну, дитя мое, - с отеческим видом произнес Арамис, - откуда эта печаль на вашем прелестном личике? Почему ваши щеки столь бледны, а глаза столь красны? Вчера вы были удостоены чести, которой домогается большинство женщин.
- Монсеньер герцог, я печалюсь, потому что кое-кто не был свидетелем моего счастья… - Аврора колебалась, не зная, как продолжать.
- Чем вызвана ваша неуверенность? - осведомился герцог с ободряющей улыбкой. - Состоя в священных орденах, я привык выслушивать признания куда более болезненные, нежели то, которое вы опасаетесь сделать. Разве есть нужда дрожать из-за того, что вас постигла судьба всех, живущих на земле, и вы влюбились?
Мадемуазель дю Трамбле закрыла лицо руками.
- Так значит, вы догадались? - прошептала она.
- Для этого не нужно быть великим волшебником. Мне достаточно было взглянуть на ваше лицо, чтобы увидеть на нем отражение бесхитростной души. Кроме того, разве такое могло не произойти при дворе, полном блестящих кавалеров с горящим взором и галантными речами?
Аврора покачала головой.
- Человек, которого я люблю, не принадлежит к придворной знати.
- О, значит, это какой-нибудь друг детства или юности, возможно, дальний родственник, которого вы оставили в провинции Анжу?
Аврора повторила отрицательный ответ, в то время как посол, изобразив на лице добродушие, устремил на нее пронизывающий взгляд.
- Ну, - продолжал он, - это не может быть какой-то парень низкого происхождения. Девушка вашей знатности и характера не станет смотреть ниже себя, чтобы сделать выбор, за который приходится краснеть.
- Монсеньер, - быстро запротестовала Аврора, - господин Жоэль - дворянин!
- Жоэль, - повторил герцог, казалось, пытавшийся что-то вспомнить. - По-моему, я слышал это имя раньше. О! - воскликнул он. - Ну, конечно! Молодой дворянин из нантского экипажа! Теперь я вполне спокоен - а то ведь вы меня страшно испугали. Но все это несерьезно.
- Я люблю его, - твердо заявила Аврора.
- Чушь! Девичья фантазия! Намек на дорожный роман, прекращающийся в первой же главе. Я не забыл, что он защитил вас от разбойников, и Боже меня упаси, чтобы я препятствовал вашему чувству признательности по отношению к нему, но чрезмерная признательность становится глупостью.
- Я люблю его, - повторила девушка столь же решительным тоном.
Лицо герцога, в свою очередь, приобрело суровое выражение.
- Тогда, - холодно произнес он, - вы должны собрать все свое мужество и вырвать эту глупую страсть из сердца. Все велит вам поступить так - обстоятельства, ваши интересы и будущность, планы других людей, даже та роль, которую вы призваны сыграть.
- Что вы имеете в виду? - изумленно воскликнула девушка.
- То, что удача, выпавшая вам вчера, ничто по сравнению с тем, что вас ожидает. Все, что вы могли себе воображать самого сказочного и волшебного в ваших девичьих мечтах… короче говоря, вы будете перенесены к вратам рая или…
- Боже милостивый! - прошептала Аврора. - Я не понимаю…
- Выслушайте меня, дитя мое, и вам все станет ясно.
Склонившись к девушке Арамис заговорил медленно и тихо, так чтобы она могла лучше слышать и понимать значение его слов, и в то же время, чтобы не оказаться подслушанным:
- Хотя вы и жили в уединении в деревне, все же какие-то слухи, наверное, доходили и до вас, поэтому вы не можете не быть осведомленной о том, какую роль в придворных кругах, куда вы были только что введены, играла Луиза де Лавальер, первая любовь нашего непостоянного монарха. Точно также вы не можете не знать и о положении, которое занимает в настоящее время маркиза де Монтеспан, чье покровительство вы приняли. Должно быть, у вас уже сложилось мнение о нашем короле?
- Действительно, мне рассказывали историю Луизы де Лавальер - о том, как тяжко ей пришлось искупать то, что она не смогла противостоять зову своего сердца. Что касается госпожи де Монтеспан, то я приняла ее услуги, видит Бог, не без антипатии и внутреннего сопротивления, и только потому, что нуждалась в могущественной защите от преследовавшего меня незнакомца. Оценивать поведение подобных женщин предоставляю их собственной совести, которая пробудится рано или поздно, высшему свету - их соучастнику, и истории, которая будет их судить. Как христианка, я питаю к ним жалость.
- Как бы то ни было, вы должны признать, что их судьба достойна зависти. Царствовать над королем, пользоваться его щедротами и милостями, обеспечивать мир в Европе или же, напротив, обрушивать на нации ужасы войны, внушать грандиозные идеи, способствовать исполнению великих деяний…
- Это, монсеньер, задачи королевы.
- Да, если королева способна их выполнять, а для этого, прежде всего, ей необходима любовь ее супруга. Но наш король никогда не чувствовал к королеве ничего большего, чем уважение, - их объединила политика, но разделяет темперамент.
- Тогда я испытываю не меньшее сострадание к пренебрегаемой королеве, чем к ее счастливым соперницам. Все же, если бы мне был предоставлен выбор, я бы предпочла ее одиночество их победам. Но признаюсь, что я не понимаю…
- К чему я клоню? К тому, что в сердце короля внезапно вспыхнуло новое чувство.
- Он больше не любит госпожу де Монтеспан?
- Он безумно влюблен в другую!
- В другую?
- В очаровательнейшее создание, которому нечего опасаться судьбы гордой дочери Мортмаров, если только она будет прислушиваться к советам безмерно преданного ей друга. В таком случае ей удастся выполнить задачу - остановить блуждающую звезду, превратив ветреного любовника в одного из самых верных.
Искуситель сделал паузу, чтобы разобраться в выражении лица слушательницы, которая, казалось, что-то обдумывала.
- Монсеньер, умоляю вас быть ко мне снисходительным, - пробормотала Аврора. - Я всего лишь бедная деревенская девушка, и право, не знаю…
- Что? - воскликнул заговорщик, заранее наслаждаясь предстоящим изумлением мадемуазель. - Неужели вы не понимаете, что речь идет о вас?
Арамис ожидал удивления, подлинного или притворного, но он ошибся, ибо девушка хранила молчание. Очевидно, ее разум отказывался признать подобное.
- Да, - продолжал посол, - это вас любит его величество. Я предлагаю вам корону, немногим меньше той, которой владеет королева, за одно ваше слово, позволяющее королю надеяться, что вы без гнева примете его признание в любви и доказательства этого чувства.
Мадемуазель дю Трамбле внезапно вскочила на ноги.
- Боже, помоги мне! - воскликнула она. - Неужели король любит меня?
В голосе девушки звучал ужас, она вскинула перед собой руки, словно пытаясь защититься от услышанного. Аламеда также поднялся, фамильярно положив ей руку на плечо.
- Успокойтесь, дитя мое, - сказал он. - Вы обладаете блестящим умом и должны понять меня сразу же. Не будем тратить время, которое мы можем использовать с большей выгодой. Позвольте мне сказать вам, что орден Иисуса, генералом которого я являюсь, намерен председательствовать в Королевском совете и диктовать ему свою политику. Помогите нам, и мы окажем вам неограниченную поддержку. Хотели бы вы править Францией вместе с нами? Я предоставлю вам солидную долю царствования и лучшую его задачу, которую не могли выполнить другие, - творить добро. Если бы вы были обыкновенной женщиной, я бы нарисовал перед вами заманчивые картины двора, распростертого у ваших ног, ослепительных празднеств и концертов в вашу честь, курения фимиама вам наряду с полубогом, которого Европа рассматривает, как вершителя ее судеб. Но вы столь же добры, сколь прекрасны, и я просто говорю: народ проклинал прежних фавориток - дайте же ему возможность благословлять вас.
Герцог снова умолк, но не по собственному желанию, а из-за эффекта, произведенного его словами. Глаза Авроры вспыхнули, на щеках заиграл румянец, когда она приоткрыла рот, собираясь заговорить. Но ни одного слова не слетело с ее губ. Девушка вновь обрела спокойствие, веки, будто вуали, скрыли ее пылающий взгляд. Мягко высвободившись, она направилась к двери.
- Куда вы? - осведомился старый вельможа.
- Прочь из этого дома, - послышался краткий ответ. - Я уеду из Парижа и вернусь в свою родную деревню в Анжу, где крестьяне еще не разучились оказывать уважение дочери их покойного господина.
- Да вы просто лишились рассудка! Уехать после того, что вы услышали?