Амантлан от неожиданного удара вскочил на ноги и удивленно посмотрел на мать, а она стояла перед ним, упрев руки в бока, всем видом говоря, что сейчас начнется крупный скандал.
- За что? - сдерживая смех, спросил Амантлан, рука невольно потянулась и потерла место удара. Старость не отняла силы у почтенной женщины, а это радовало.
- А ты не знаешь? - ласковый тон матери его насторожил.
- Ну - у… Есть… - Амантлан терялся в догадках.
- Вот именно, что - есть! В нашем роду ни один мужчина, а они все были мужчинами, не позволял своим детям рождаться, где попало!
- Да. А я здесь причем?
- Если бы ты был ни при чем, то я не стала бы с тобой разговаривать, нашла бы с кем вести этот разговор!
- И все же, мне очень даже кажется, что ты ошибаешься, матушка.
- Амантлан, я молчала, когда ты крутил любовь с женщинами из дворца…
- Матушка, зачем же так громко? - Амантлан оглянулся, но слуг под дверью не оказалось, он успокоился.
- Затем, что ты забываешь свой прямой долг! У тебя три сестры и ни одного брата, а ты не заимел ни одной жены!
- О, нет, я этого не вынесу! Ты снова начинаешь морочить мне голову о наследниках?! Я уже тебе говорил, что не могу пока жениться!
- Если ты не можешь жениться, то нечего было заводить детей и приводить их мать в наш дом!
После слов Ишто повисла тишина. Амантлан настолько был поражен, что не мог найти подходящих слов. Получалось, что… Он не мог поверить в слова матери, но не доверять ей он так же не мог.
- Давай, матушка, выясним это спокойно и обстоятельно, - он вежливо усадил мать, и сам занял удобное положение, немного поодаль, потому что достаточно хорошо знал ее горячий нрав - одной оплеухи за несколько лет ему было вполне достаточно.
- Какая женщина и, что за дети?
- Твоя женщина и твой ребенок!
- Кто же моя женщина?
- Ха, у тебя, их так много…
- Скажем так, о ком ты говоришь?
- Об этой твоей рабыне - майя, на которую у тебя были свои виды, - Ишто утвердительно кивнула и удовлетворенно отметила растерянное выражение на лице сына. Амантлан встал, нерешительно отбросил длинные волосы на спину и внимательно посмотрел матери в глаза:
- Унеё будет ребенок?
- Да, но это пока не слишком очевидно. Поэтому не стоит вести себя так, словно ничего не происходит.
- Хорошо. Спасибо. Я сам разберусь! - твердо взяв мать под руку, он буквально вытолкал её из своей комнаты и опустил занавес из шкур. Ишто не пыталась протестовать, потому что знала - это бесполезно. Амантлан поступит только так, как посчитает нужным.
Ощущая тревогу где-то в глубине души, он несколько раз измерил помещение шагами, пытаясь привести мысли в порядок. Слишком много не увязывалось с этой рабыней. Известие о ребенке, огорчило его, но в этом чувстве большую роль играл чисто мужской эгоизм. Рабыня нравилась ему, но нравилась как красивая редкая вещь, попавшая в руки. Если бы она принадлежала любой ацтекской семье, он, не раздумывая, взял бы её в жены. Ему нравилось её сопротивление, он не сомневался, что оно долго не продлится, и получал от этой игры удовольствие. Скольких женщин, ему удалось добиться, благодаря терпению! Но появление ребенка всё меняло, как и редкая внешность рабыни, не говоря уж о её происхождении.
Прежде всего, он попытался вспомнить, его ли это ребенок. Кроме ночи, которая была несколько дней назад, когда он оказался слишком пьян, вместе они не оставались. По крайней мере, он хорошо помнил все эти встречи и то, что во время них ничего не произошло. Получается, он не мог нести ответственность за ребёнка… Это был не его ребенок.
Решительно Амантлан выглянул наружу и громко крикнул:
- Иш-Чель!
Через некоторое время она вошла, глядя ему в глаза несколько смело для рабыни. Хозяин стоял у окна, в пол-оборота к ней и был чем-то встревожен. "Меня отдают! ' - мелькнула тревожная мысль. Она попыталась заглушить панику, уже заранее уговаривая себя смириться.
- Ты ждешь ребенка? - не в привычке Амантлана было ходить вокруг да около.
- Да.
- Ты знаешь, кто его отец? - она утвердительно кивнула.
- Это случилось в ту ночь, когда мы захватили Коацаок?
- Нет. Это ребенок моего мужа.
- У тебя нет мужа, женщина!.. Значит это ребенок Кинич-Ахава. Занятно! И что же мне теперь с тобой делать?!
- Отправить меня домой!
- Да, конечно! - согласился Амантлан, едва сдерживая свое раздражение - Ребенок, вернее, его появление будет немедленным тебе приговором. Я не смогу спасти двоих!
Иш-Чель почувствовала, что её хозяин начинает злиться. Вот только на кого? А он действительно чувствовал, как гнев постепенно нарастает. Больше всего он не любил быть беспомощным, когда от него ничего не зависит.
- Господин, - обратилась к нему она, выбрав, как ей казалось, самую приемлемую форму для обращения, - Почему вы не хотите получить за меня выкуп? Я понимаю, что моего мужа найти невозможно, но у меня есть семья, я из…
- Выкуп?.. И кто же будет платить его?
- Моя семья, - её убежденность заинтриговала Амантлана.
- Я уже много раз повторял тебе, что у тебя нет мужа и семьи. Повторю еще раз, Анауак воюет, вернее, закончил войну с Коацаоком… На месте города руины и бродячие собаки. Может быть, они соберут за тебя выкуп?
- Коацаок - город моего мужа, - Амантлан поморщился, сам не понимая, почему ему неприятно упоминание о Кинич-Ахава, как о муже. Он для него был пока непобежденным противником, которого он, Амантлан, разбил, но не уничтожил.
- Я происхожу из семьи Кокомо. Думаю, что это имя для тебя, что-то должно значить?
- Конечно, братоубийство, обман, распри, захват чужих и дружественных городов, - четко, без запинки отрапортовал Амантлан. Иш-Чель смутилась, характеристика была верной, но ей было неприятно, что из прозвучавших слов ни одно не было положительным.
- Можно подумать, что ацтеки ведут себя иначе!
- Разумеется, нет, но никто и не пытается рассчитывать на нас, если мы этого не обещаем.
- Какой бы ты не представлял мою семью, но - она моя, и ей будет небезразлична моя судьба.
- Сомневаюсь, женщина. За тебя, как это водится, отработали и никто никому не должен. Я не прав?
- Да отработали. Но я - дочь Кокомо. И меня не оставят в неволе…
- Значит я могу получить выкуп?
- Конечно! Мой господин, нужно только отправить послов…
- А ты не подумала, женщина, что такие вопросы решает тлатоани, а не я? И еще не известно, как он посмотрит на то, что я укрыл такую знатную пленницу. Что Кинич-Ахава бродит в лесах, и послы могут попасть ему в руки? Мне ведь известно, что именно тебе выпал жребий взойти на теокалли, чтобы спасти Коацаок, как утверждали ваши жрецы. Ты уверена, что Кинич-Ахава захочет, чтобы ты была жива?
- Но выкуп будет платить мой отец и братья, почему…
- Если наш тлатоани поверит в этот выкуп и пошлет послов к Кокомо, а твоя семья заплатит, что с этого буду иметь я? Я тебя отобрал у своих воинов, кормил, не обижал и останусь ни с чем?
- Но ты и так богат! Господин…
- Это, бессмыслица. Я не пошлю послов и не скажу тлатоани!
- Тогда ты будешь изменником!
- А вот и нет - я защищаю свою собственность!
- Но, мой господин…
- Довольно женщина! Я не собираюсь давать тебе обещаний, которые не смогу выполнить. Тлатоани не нужен никакой выкуп, это раз. Во-вторых, если к нему обратиться с такой смешной просьбой, то он найдет, конечно, выгоду для страны, только тебе от этого не станет легче. Я понял, чего ты добиваешься - ты хочешь, чтобы тебя признали знатной пленницей, а не рабыней. Так вот, может быть у Кокомо или Кинич-Ахава, случись такое, были бы другие мысли на этот счет, но ты в Анауаке, в Теночтитлане, а это все меняет!
- Что меняет?!
- Тебя никто никогда не признает даже заложницей! Какую выгоду ты представляешь для моей страны?! Как жена Кинич-Ахава?! Никакой! А верить в твои рассказы, что ты дочь Кокомо… Ну и что? Нет, конечно, тлатоани любит красивых женщин, а если я тебе противен, то может быть тебе понравиться быть одной из его наложниц, но это еще не известно, будешь ты наложницей или обычной рабыней!
- Почему вы не хотите мне поверить?!
- А зачем? Почему я должен верить какой-то рабыне? Где в этом выгода? Мне вот кажется, что я больше потеряю! Повторяю, твой дом здесь, под моей защитой!
- Но недавно мне было сказано, что, как только будет известно кто я, меня заберут у Вас!
- Да, не отрицаю.
- Ничего не понимаю! Какой же выход?!
- Убедить меня, что ты мне нужна, - после недолгого раздумья, глядя на неё в упор, смущая, спокойно произнес Амантлан, тем самым, обрезая все пути отступления. Чем больше он смотрел на свою рабыню, тем больше она ему нравилась, хотя он и пытался как-то сопротивляться, но обаяние этой женщины всё больше и больше опутывало его. Да, она была иной, совершенно не похожей на женщин ацтеков. Слишком смелая, порой вызывающая и одновременно такая беззащитная.
Слова Амантлана смутили её, и он это понял. Они стояли друг напротив друга и смотрели прямо в глаза. Перед ним были два чистых ясных озера, а перед ней темная непроглядная тьма, с какими-то дикими путающими огнями. Откровенность взглядов смутила их обоих, прямолинейность слов заставила женщину покраснеть.
- Ты ведь могла меня убедить, что ребенок мой, почему ты этого не сделала? - прервал он неловкое молчание, отводя глаза.
- Я не люблю лгать. Гораздо лучше, правда. Я надеялась убедить.
- Но ты меня не убедила.
- Может быть, все же…
- Нет. Я буду тверд в своем решении, женщина.
- Но я не могу…
- А я не зверь, я могу и подождать.
- Пять лет?!
- Ты не жена, не наложница.
- А кто же я тогда буду?
- Просто моя прихоть, мое желание… Все довольно, иди и думай… У тебя нет работы?! Пусть принесут мне тилматли, я еду к тлатоани, ступай, женщина, и пусть готовят каноэ! - Амантлан спокойно повернулся к окошку и стал смотреть в сад. Он не хотел больше продолжать их спор, не хотел признаваться себе, что не допустит, чтобы Иш-Чель просто так исчезла из его жизни. Он понимал безвыходность ситуации, в которую загнал женщину. Отказаться от нее ему было тяжело, а почему, он не знал, да и не хотел об этом задумываться. Слишком уж сложными становились их взаимоотношения, а он любил простоту, и легкость, которую ему легко дарили многочисленные женщины знатных семейств.
Разгоряченный беседой с Иш-Чель, Амантлан поначалу собирался поехать к одной из своих знакомых, но потом отчего-то раздумал, чем весьма озадачил своих гребцов, которые впервые без цели блуждали по озеру. Едва доплыв до одного знакомого чинампе, по указанию хозяина они сворачивали буквально в противоположную сторону. Амантлан все думал и думал, и никак не мог привести свои мысли в порядок. Но решение развеяться и провести вечер приятно, не покидало его, и тогда он решил, что следует посетить друга - главного советника тлатоани Тлакаелеля. В мирной и тихой беседе с мудрым человеком он сможет успокоить свои пляшущие мысли.
Чинампе Тлакаелеля находилось рядом с дворцом тлатоани, который мог призвать своего преданного советника в любой момент.
Смуглый раб проворно привязал каноэ и помог выйти Амантлану, которого давно знал. Да и кто его не знал в Теночтитлане! Даже стражи порядка не смели остановить его процессию, как бы сильно не досаждал свист свирелей сопровождавших.
Тлакаелель был молодым мужчиной с очень живыми глазами. В Совете Ицкоатля он слыл человеком просвещенным и упрямым, но чрезвычайно находчивым, что не раз спасало его от неминуемого гнева тлатоани, которому он приходился племянником. Многих удивляло, что Тлакаелель довольствуется титулом Сиуакоатля - Советник, и не пытается стать тлатоани. А он имел полное право - кто, как не брат Чимальпопоки и Мотекусомы Ильуикомина, имел на это право! Но титул Сиуакоатль был напоминанием об упорной борьбе за власть и свободу ацтеков, к тому же он напоминал Тлакаелелю о его молодых годах, когда тот был жрецом богини Сиуакоатль и о первом тлатоани ацтекского народа Акамапичтли.
Что такое власть? Что такое тлатоани? Что такое мудрый советник императорских кровей? Кто сможет усомниться в его мудрых и дальновидных предложениях? Тлакаелель предпочитал оставаться позади трона и оттуда править страной и людьми. У правителя нет тайных знаний жрецов, зачем ему математика и звезды? Когда тлатоани Ицкоатлю заниматься вычислениями или проверять исторические тексты? Вот он и правит, советуясь с самым мудрым человеком в государстве - Тлакаелелем. Так кто истинный тлатоани? Конечно же, Тлакаелель. Да и как можно отказаться от умения думать?
Потратив много времени, он понял - гражданам не хватает знаний самого главного - они не знают своей истории; и тогда, Тлакаелель объявил всем, что их племенной бог Уицилопочтли, который вел народ ацтеков к свободе, достоин стать на один уровень с древними богами: Тлалоком и Кетцалькоатлем.
Именно он, Тлакаелель, объяснил людям, что Солнце будет продолжать жить на небе, дарить свет и тепло всему живому, если будет ежедневно получать дары от своих верных и любящих детей - ацтеков. Они должны постоянно благодарить богов за счастливую жизнь и жертвовать самым дорогим - а, что может быть дороже жизни? Врагов несметное колличество, не признающих бога Уицилопочтли, их учителя, ведущего ацтеков по всем терниям жизни, тысячи тысяч… Значит, ацтекам, исполняющим волю бога Уицилопочтли, нужно идти и нести эти знания, свою правду; и пусть, хотя бы на жертвенном камне, подарив свою кровь и жизнь, эти грешники познают истину и послужат их великому богу Уицилопочтли!
Затем, Тлакаелель задумался о том, что такое государство. Он понимал, что образование, которое получают пилли, не нужно простому народу. Народу нужно сильное и справедливое управление - это могло дать только государство. И тогда, Тлакаелель предложил своему народу строго регламентированную жизнь. Жизнь по строгим законам и правилам, которая помогла бы ацтекам существовать в гармонии с богами и природой, и благодарить мудрого Сиуакоатля.
Амантлана он любил как брата, ему нравилась его напористость и уверенность. Дружба их была крепка, проверена годами. Не раз, попадая в сложную ситуацию, Амантлан прибегал к совету друга, и никогда не был разочарован.
Тлакаелель сидел один и просматривал древние книги ацтеков - Кодексы, временами он сокрушенно покачивал головой и недовольно цокал языком, явно чем-то недовольный. Он работал над историей своего народа.
Приезд Амантлана разогнал суровые складки между бровей Тлакаелеля - он был искренне рад их встрече, к тому же они не виделись с момента осады Коацаока. Скрывая нетерпение узнать о походе как можно больше, Тлакаелель радостно поприветствовал друга. Затем приказал принести фрукты, удобно устроил его на циновке, и только тогда приступил к расспросам.
Амантлан терпеливо рассказал советнику о своей стратегии, о поведении майя, о выкупе, о том, как сорвалось соглашение, о своем недовольстве предводителями отрядов. В общем, это был привычный для них обоих, отчет в котором пытались найти выигрышные стороны и предусмотреть то, что могло помешать в будущем.
Долгая беседа затянулась за полночь, Амантлан надеялся, что его уверенные ответы не дадут повода заподозрить о той сумятице, что была в голове. Тлакаелель, если бы его не занимали собственные мысли, даже не будучи провидцем, обратил бы внимание на состояние друга, но его беспокоила история ацтеков, которая не выходила у него из головы. Полученные ответы ему понравились своей обстоятельностью. Как всегда Амантлан был точен и краток в своих докладах. После выкуренной трубки Тлакаелель испытствующе посмотрел на Амантлана и, указав на аккуратно лежащие перед ними свитки, сказал:
- Пока ты был в походе, я перечитал наши Кодексы, - Тлакаелель сделал паузу, - Я нашел много совершенно неверных, я бы сказал, искаженных фактов в нашей истории и хочу все это переписать.
- Но Кодексы писались достойными людьми, разве такое возможно?
- Понимаешь, друг мой, любое событие можно преподнести по-разному, в зависимости от отношения к нему. Если тебе что-то из пищи нравилось в детстве, то совершенно не обязательно, что это нравится тебе сейчас!
- Прости мудрейший, но ведь вкус еды от этого не меняется, все зависит от того, кто готовит пищу и что мне нужно в данный момент!
- Вот именно, ты улавливаешь мою мысль! Наша история писалась достойными людьми, но в то время как мы относились к себе? Обычные изгнанники, которые искали пристанище. Без земли, в постоянных поисках пищи, крова… Кто мы были тогда? Люди, готовые за маисовую лепешку работать весь день! Какое место занимали в этом мире, и чем мы стали сейчас?! Каким богам молились, что знали об окружающем нас мире? Поэтому, я и считаю, что пришло время переписать историю нашего народа… Понимаешь, есть места, которые меня просто пугают. Мы - строители Теночтитлана, мы - покорители Анауака! А в этой истории мы показаны слабыми, покорными рабами. Что скажут наши потомки, прочтя такие записи? - Тлакоелель сокрушенно покачал головой.
- Но ведь это правда, мудрейший, мы такими и были!
- Нашу историю правильно поймет только образованный и мудрый человек, для основной массы народа, которое уже родилось и родится через поколение это вредные книги и их нужно сжечь немедленно!
- Что плохого гордиться нашими предками, которые нашли силы подняться? Которые не только мужественно отстояли свое право на свободу, но и построили такой величественный город! Да что город, государство, перед которым скоро склонится весь мир!
- Еще раз повторю, ты так и не уловил мою мысль! Подумай на досуге. Мы строим новое, могущественное государство, а оно должно быть с чистой историей, последовательно описывающей наше возвышение, наше становление, но не годы унижения! Это повредит восприятию будущих поколений нас, как великих воителей. И, в какой-то мере, может, я предполагаю, спровоцировать в дальнейшем смуту. Смотри, где гарантии, что какое-нибудь племя жалких, покоренных нами сейчас народов не захочет совершить то, что сделали мы? Где гарантия, что кому-то из нынешних вождей не прийдет в голову повторить этот наш славный опыт? Мы можем говорить сколько угодно, что могущественны, что принесли в долину порядок, религию. Регламент жизни и правил, законы расписан для целых поколений, но только мудрые не будут спать спокойно. Нужно всегда предусматривать возможность бунта и ликвидировать еще в зародыше то, что его может возмутить. Мы обязаны думать о будущем, о нашей стране, наших сегодняшних трудах! Вот именно потому и нужно переписать старые Кодексы, пока не так-то много молодых учеников их изучило, а то, что затем они будут сравнивать и рассказывать устно, что ж это может принять образы красивых легенд. А легенды, как правило, только придадут поэтическую красоту прошлому. Сделают его загадочным и интересным. Но не смогут принести вред и разрушить то, что мы создаем! - Амантлан задумался. Это не нравилось ему. Он уважал Тлакаелеля, его гениальные мысли. Но, правда, должна быть правдой, а не легендой, рассказанной старой няней. Тлакаелель, наконец, обратил внимание на легкую задумчивость, совершенно не свойственную Амантлану, а значит, друга что-то беспокоило. И это что-то не касалось их разговора о Кодексах.
- Тебя тревожат посторонние мысли, друг мой, поделись со мною. Это о новом походе на отоми?