- Отнюдь, мадонна. Мы идём к цели напрямик, кратчайшим путём. Поверите ли вы мне, если я скажу, что здесь, в Роккалеоне, находится агент графа Акуильского, который в его интересах старается затянуть осаду на как можно более долгий срок?
- Гонзага… - Валентина уже догадалась, что за этим последует, но Гонзага впервые в жизни позволил себе прервать её.
- Подождите, мадонна. Пожалуйста, выслушайте меня до конца, ибо это не просто слова. У меня есть чем их доказать. Этот агент среди нас, и истинная его цель - затягивать и затягивать осаду, для чего он и организовал надёжную защиту замка. Терпение жителей Баббьяно на исходе, и перед лицом угрозы, исходящей от Чезаре Борджа, они вот-вот предложат трон графу Акуильскому.
- Где вы услышали эту грязную сплетню? - Валентина покраснела от негодования, глаза её полыхнули огнём.
- Мадонна, - Гонзага сочувственно покачал головой, - то, что вы назвали сплетней, доказанный факт. Я не стал бы беспокоить вас плодами досужих размышлений. У меня есть доказательство того, что цель графа Акуильского почти достигнута. Джан-Мария получил ультиматум от своих подданных: если в течение трёх дней он не прибывает в столицу, они направляют делегацию в Л'Акуилу, дабы просить графа короноваться на трон Баббьяно.
Валентина поднялась, уже совладав с гневом. Голос её зазвучал ровно, спокойно.
- Где это доказательство? А впрочем, не надо. Каким бы оно ни было, что оно мне докажет? То, что вы сказали о Баббьяно, скорее всего, правда. И наше сопротивление Джан-Марии может привести к тому, что он потеряет герцогство, а граф Акуильский его приобретёт. Но чем вы докажете вашу ложь, утверждая, что мессер Франческо - агент графа. Это ложь, Гонзага, и вы понесёте за неё должное наказание.
Она замолчала, ожидая ответа, но Гонзага не дрогнул, не запросил пощады. Наоборот, продолжал гнуть своё.
- Мадонна, ваши жестокие слова не ранили меня, поскольку других я и не ожидал. Но, когда вам станет известно то, что уже знаю я, вы поймёте, что поторопились с вынесением приговора. Сейчас вы думаете, что я пришёл сюда, затаив в душе зло на мессера Франческо. Нет, мадонна, я не держу на него зла, но мне приходится сожалеть, что я разочарую вас, открою вам глаза на то, как он использовал вас ради достижения собственных целей. Подождите, мадонна. Тем более что я действительно отклонился от истины, назвав мессера Франческо агентом графа Акуильского.
- Ага? Так вы уже отказываетесь от своих слов?
- Только в этом, не более того. Он - не агент, потому что… - Гонзага глянул в потолок, опять тяжело вздохнул и закончил. - Потому что он и есть сам Франческо дель Фалько, граф Акуильский.
Кровь отхлынула от лица Валентины, щёки её побледнели, она наклонилась вперёд, на мгновение задумалась, а затем буквально пронзила Гонзагу огненным взглядом.
- Это ложь! Ложь, за которую вас следует выпороть.
Гонзага пожал плечами и положил на стол письмо Франческо.
- Вот, мадонна. Надеюсь, здесь вы найдёте доказательства моей правоты.
Валентина холодно глянула на письмо. Вначале она хотела кликнуть Фортемани и распорядиться всыпать Гонзаге плетей, но женское любопытство взяло вверх.
- Что это? - бесстрастно спросила она.
- Письмо, которое принёс человек, этой ночью переплывший ров. Я приказал запереть его в арсенальной башне. Написано оно Фанфуллой дельи Арчипрети, адресовано графу Акуильскому. Если память вернёт вас в некий день под Аскуаспарте, вы, возможно, вспомните, что Фанфулла - тот самый дворянин, что ходил в монастырь с фра Доминико и обращался к мессеру Франческо, как к своему господину.
Валентина вспомнила и тот день, и сегодняшние слова Франческо о том, что он с нетерпением ждёт вестей из Баббьяно. Вспомнила она и свой последний вопрос, каким образом он рассчитывает получить весточку из Баббьяно, сидя в осаждённом замке, ответить на который Франческо помешал приход Гонзага. Кстати, Франческо чуть замешкался с ответом. Валентину словно обдало холодом. О, это невозможно, абсурдно! И тем не менее она взяла письмо. Начала читать, сдвинув брови, под пристальным взглядом Гонзаги.
Читала она медленно, закончив, долго молчала, глядя на подпись, сравнивая содержимое письма с тем, что сказал ей Гонзага, и не находя даже намёка на несоответствие.
У Валентины защемило сердце. Мужчина, которому она доверилась, герой, грудью вставший на её защиту, на поверку оказался дешёвым интриганом, преследующим собственные цели, использующим её как пешку в своей игре. Но она вспомнила, как он держал её в объятьях, как целовал, и не смогла заставить себя поверить в его предательство.
- Это заговор, направленный против невиновного. Ваша дьявольская выдумка, мессер Гонзага. Ложь!
- Мадонна, человек, который привёз письмо, всё ещё под стражей. Вызовите к себе его и мессера Франческо. Или допросите одного и узнайте, кто его господин? Если же письмо не кажется вам убедительным доказательством, давайте обратимся к другим фактам. Почему он лгал вам? Почему назвался Франческо Франчески? Почему убеждал вас, вопреки логике, остаться здесь, когда привёз известие о решении Джан-Марии осадить Роккалеоне? Если бы он действительно хотел послужить вам, то предоставил бы в ваше распоряжение собственный замок в Л'Акуиле, оставив Джан-Марии пустое гнездо, как, собственно, я и советовал.
Валентина не знала, что и ответить, а Гонзага стоял на своём.
- Говорю вам, мадонна, никакой ошибки тут нет. Мои слова - истинная правда. И если вы отдадите ему это письмо, он не будет сидеть здесь ещё три дня, а завтра утром тихонько ускользнёт, чтобы к исходу третьего дня прибыть в Баббьяно и заполучить корону, столь легко утерянную его кузеном. Святой Боже! Да не было ещё на земле человека, составившего столь изощрённый план и хладнокровно доведшего дело до логического конца.
- Но… - Валентина запнулась, - в ваших выводах вы исходите из того, что мессер Франческо - граф Акуильский. Может… может, письмо направлено другому человеку?
- Так прикажите привести сюда и посыльного, и графа.
- Графа? - повторила она. - Вы имеете в виду мессера Франческо? - По телу её пробежала дрожь. - Нет, я не хочу более видеть его лицо.
Радостно сверкнули глаза Гонзаги, но усилием воли он подавил рвущееся наружу ликование.
- Но сначала необходимо развеять последние сомнения, - Гонзага встал. - Я попросил Фортемани привести Ланчотто. Он уже ждёт. Могу я позвать его?
Валентина молча кивнула, Гонзага открыл дверь и кликнул Фортемани.
- Я здесь, - донеслось из зала приёмов.
- Приведите Ланчотто, - скомандовал придворный.
Вошёл слуга Франческо, в немалой степени удивлённый происходящим. Допрос повела Валентина, ледяным, внушающим страх голосом.
- Скажи мне, и не вздумай лгать, если тебе дорога жизнь, как зовут твоего господина.
Ланчотто глянул на цинично улыбающегося Гонзагу.
- Отвечай мадонне. Назови имя и титул твоего господина.
- Но, госпожа…
- Отвечай, отвечай! - и маленькие кулачки Валентины забарабанили по столу.
- Мессер Франческо дель Фалько, граф Акуильский.
Не рыдание - смех вырвался из груди Валентины. Глаза Эрколе Фортемани широко раскрылись от изумления, и он, наверное, сам кое о чём бы спросил Ланчотто, но Гонзага приказал ему привести из арсенальной башни часового и человека, оставленного под его охраной.
- Я хочу внести полную ясность, мадонна, - добавил он.
Они ожидали в молчании. Присутствие Ланчотто мешало им продолжить разговор.
Эрколе привёл часового и Дзаккарью, уже переодевшегося в сухое. Не успела Валентина задать вопроса, как слуги Франческо поздоровались друг с другом.
Гонзага повернулся к Валентине. Та сидела, склонив голову, в глазах её застыла невыносимая тоска. И тут же послышались быстрые шаги. Дверь распахнулась, в столовую вошёл Франческо, за ним по пятам следовал Пеппе. Гонзага отступил на шаг, на лице его отразилась тревога.
Дзаккарья же, наоборот, выступил вперёд и склонился в глубоком поклоне.
- Мои господин! - приветствовал он Франческо.
Франческо удивлённо оглядел собравшихся. Его вызвал Пеппе, первым почувствовавший, что беседа Гонзаги с Валентиной добром не кончится. Не отвечая на приветствие слуги, Франческо вопросительно посмотрел на девушку.
Она встала, щёки её горели злым румянцем. Взгляд Франческо, похоже, оказался последней каплей, добившей её. Рука её поднялась, указала на графа.
- Фортемани, посадите графа Акуильского под арест, - скомандовала она, - и, если не хотите поплатиться головой, позаботьтесь о том, чтобы он не сбежал.
Гигант не спешил выполнять приказ, помня о невероятной силе Франческо.
- Мадонна! - ахнул тот.
- Вы слышали меня, Фортемани? Уведите его.
- Моего господина? - воскликнул Ланчотто. Рука его потянулась к мечу. Он посмотрел на графа, готовый обнажить меч по знаку последнего.
- Пусть будет так, - холодно ответствовал Франческо. - Возьмите, мессер Фортемани, - и он протянул ему кинжал, своё единственное оружие.
А Валентина, повелев Гонзаге следовать за ней, направилась к двери. Но Франческо заступил ей путь.
- Подождите, мадонна. Вы должны выслушать меня. Я отдал оружие в полной уверенности, что как только вы меня…
- Капитан Фортемани! - со злостью воскликнула Валентина. - Где положено быть арестованному? Я желаю пройти.
Эрколе, с видимой неохотой, положил руку на плечо Франческо. Но нужды в этом не было. От её слов граф отпрянул, словно от удара. Валентина двинулась к двери, Гонзага - за ней. На мгновение взгляды придворного и Франческо встретились, отчего улыбка, доселе игравшая на губах Гонзаги, исчезла, а колени задрожали. Он ускорил шаг.
Глава XXIII. АРСЕНАЛЬНАЯ БАШНЯ
Булыжники внутреннего двора, ещё мокрые после ночного ливня, блестели в утренних солнечных лучах.
Шут сидел на грубо сколоченной табуретке в крытой галерее, хмуро глядя на быстро высыхающие камни. Он злился - а такое случалось, не считая, разумеется, стычек с фра Доминико - крайне редко. Пеппе пытался убедить Валентину, что та погорячилась, приказав арестовать Франческо, но его госпожа грубо, чего никогда не случалось ранее, приказала ему развлекать её шутками, а не совать нос в чужие дела. Шут, однако, не подчинился и ошеломил Валентину, прямо заявив, что ещё с той памятной встречи у Аскуаспарте знал, кто такой мессер Франческо. Он уже собирался рассказать об изгнании Франческо из Баббьяно, о его категорическом отказе стать правителем герцогства, чтобы убедить девушку, что у Франческо не было нужды избирать столь извилистый путь к трону, будь у него хоть малейшее желание занять его. Но Валентина резко осадила Пеппе и выгнала вон.
А теперь она отправилась к мессе, а шут уселся в крытой галерее, чтобы в уединении поразмышлять о женском упрямстве и коварстве Гонзаги, ибо он ни на секунду не сомневался, что придворный приложил руку к происходящему.
Так он сидел, уродливый горбун, трясясь от бессильной ярости. Что теперь с ними будет? Не будь графа Акуильского, гарнизон сдался бы ещё неделю назад. Так будут ли они защищать замок, лишившись такого командира?
- Она ещё поймёт, что поступила глупо, но будет поздно. Таковы женщины, - философски заключил Пеппе и печально вздохнул, ибо любил свою госпожу. А посему решил, что после мессы добьётся, чтобы она выслушала его. На этот раз ей не удастся прогнать его прочь, словно трусливого щенка. И уже начал обдумывать, с чего начать, какими словами сразу завладеть её вниманием, когда на ступенях, ведущих в часовню, появился Ромео Гонзага.
Интуитивно Пеппе подался назад, в самую тень, следя глазами за каждым движением придворного. А Ромео огляделся и на цыпочках спустился во двор, похоже, опасаясь, как бы его шаги не услышали в часовне. Затем, не подозревая о присутствии Пеппе, пересёк двор и нырнул в арку. Шут тут же последовал за ним, резонно полагая, что Гонзаге есть что скрывать.
В своей комнате в Львиной башне граф Акуильский, встревоженный судьбой замка, провёл, как и шут, бессонную ночь. Правда, в отличие от Пеппе, он не считал, что во всём виноват Гонзага. Присутствие Дзаккарьи означало, что Фанфулла всё-таки написал ему. Видимо, письмо попало в руки Валентины, и по каким-то строчкам она решила, что граф - изменник.
И Франческо горько упрекал себя за то, что с самого начала не признался, кто он такой. Упрекал и её за то, что она отказалась выслушать человека, которому признавалась в любви. Скажи Валентина, на чём основаны её подозрения, он мгновенно доказал бы их беспочвенность, ибо, защищая Роккалеоне, он не преследовал никаких личных целей. Беспокоило графа и само появление Дзаккарьи. Ждал он его давно, и приезд Дзаккарьи, бесспорно, означал, что он привёз важное известие. Речь, вероятно, шла о том, что времени у Джан-Марии осталось совсем немного, и, загнанный в угол, он может решиться на отчаянную авантюру.
Наёмники Фортемани глухо зароптали, узнав об аресте Франческо. Его крепкая рука держала их в узде, здравый смысл, в чём им уже довелось убедиться на деле, придавал смелости, подбадривал. Франческо доказал своё право на командование, и, доверяя ему, они выполнили бы любой его приказ. А с кем они остались теперь? Фортемани - один из них, поставленный над ними лишь волею обстоятельств. Гонзагу они презирали. Валентина при всей её храбрости всего лишь женщина, неискушённая в премудростях воинского искусства, приказы которой могли привести к катастрофе.
Те же мысли мучили и Фортемани. С превеликой неохотой арестовал он Франческо и, пожалуй, лучше остальных представлял себе последствия этого. Он уже проникся уважением, более того, по-своему полюбил губернатора Роккалеоне, и его восхищение только возросло, когда Фортемани узнал его истинное имя: не было в Италии более знаменитого кондотьера, и имя его почиталось воинами не меньше любого из имён святых покровителей.
Обеспечив охрану арестованного, как приказал Гонзага, ставший командиром гарнизона Роккалеоне, Фортемани провёл ночь у дверей комнаты Франческо. А если быть точнее, то большую часть ночи - в самой комнате.
- Стоит вам сказать слово, и замок будет в ваших руках, - не стал скрывать гигант своих мыслей. - Прикажите, и все мои люди перейдут на вашу сторону.
- Да вы грязный предатель, - рассмеялся Франческо. - Или вы забыли, кому служите? Не будем спешить, Эрколе. Но, если вы хотите оказать мне услугу, вызовите сюда Дзаккарью - человека, который пробрался сегодня ночью в Роккалеоне.
Фортемани, естественно, не отказал. Дзаккарья знал содержимое письма наизусть - на случай, что оно потеряется или его придётся уничтожить. Теперь слуга уже корил себя, что не порвал его на мелкие клочки вместо того, чтобы отдать Гонзаге. Слова Дзаккарьи подтвердили самые худшие опасения графа. Джан-Марии его подданные отпустили только три дня, а посему он наверняка предпримет попытку захватить замок.
Ближе к утру Франческо успокоился, попросил Эрколе принести масляную лампу и сел писать письмо Валентине, в котором надеялся убедить её в своей честности. Так как она не желала слушать его, другого пути у Франческо не было. Письмо он закончил через час, уже после восхода солнца, вновь вызвал Эрколе и попросил его незамедлительно отнести письмо Валентине.
- Я дождусь её у часовни, - пообещал Фортемани.
Он взял письмо и вышел. Но едва он спустился во двор, как увидел бегущего к нему Пеппе. Глаза шута возбуждённо горели, он тяжело дышал.
- Скорее, Эрколе. Пойдём со мной.
- Дьявол тебя раздери, сатанинское отродье… куда ещё? - проворчал гигант.
- Я всё скажу по пути. Нельзя терять ни секунды. Гонзага… готовит измену. Пойдёте вы или нет?
Тут уж Фортемани не заставил просить себя дважды. Застать мессера Гонзагу на месте преступления - да ради этого он пошёл бы и на край света.
Отдуваясь и жадно ловя ртом воздух - многолетнее пьянство и обжорство всё же отразились на его могучем здоровье, Фортемани последовал за шутом, который и рассказал то немногое, что знал. Вслед за Пеппе он поднялся в арсенальную башню. Через бойницу увидел, как Гонзага снял со стены арбалет, сел за стол и начал что-то писать.
- И это всё? - осведомился Эрколе.
- Более ничего, - кивнул шут.
- Ад и небеса! - проревел гигант, остановившись. - И только из-за этого ты заставил меня бежать?
- По-моему, я сказал более чем достаточно, - возразил Пеппе. - Чего вы встали?
- Встал и не сдвинусь с места, - Эрколе побагровел от ярости. - Это что, шутка? Какая тут измена?
- Письмо и арбалет! - нетерпеливо воскликнул Пеппе, вне себя от тупости Фортемани. - О господи, ну разве можно быть таким дураком! Или вы забыли, каким путём попало в Роккалеоне обещание Джан-Марии заплатить тысячу флоринов тому, кто откроет ворота замка? С арбалетной стрелой, глупец! Пошли скорей, а потом я отдам вам свой наряд, ибо любой другой вам не к лицу.
Поняв истину, Эрколе даже пропустил мимо ушей шпильку шута и поспешил за ним через двор и по лестнице, ведущей на крепостную стену.
- Ты думаешь… - начал он.
- Я думаю, что шагать вам надо потише, - отрезал шут. - И не дышите так громко, если хотите застать мессера Ромео врасплох.
Эрколе безропотно подчинился и, осторожно переставляя ноги со ступеньки на ступеньку, сразу отстал от Пеппе. Они подошли к арсенальной башне. И сквозь амбразуру - Гонзага, на их счастье, повернулся к ним спиной - Фортемани убедился, что успел аккурат вовремя.
Придворный стоял, наклонившись, и по знакомому скрипу Эрколе догадался, чем тот занимается: Гонзага натягивал арбалетную тетиву. А на столе лежала стрела с привязанным к ней письмом.
Фортемани метнулся к двери, распахнул её и ворвался в башню.
Крик ужаса и перекошенное гримасой страха лицо Гонзаги встретили его. Когда же придворный узнал вошедшего, он заметно успокоился, хотя и был бледен больше обычного.
- Святой Боже! - выдохнул он. - Ну и напугали вы меня, Эрколе. Я не слышал, как вы подошли.
Но выражение лица Фортемани испугало Гонзагу ещё более. Усилием воли он, однако, совладал с нервами, преградил дорогу к столу, чтобы скрыть лежащую на нём арбалетную стрелу, и спросил, что привело Эрколе в арсенальную башню.
- Мне нужно письмо, которое вы написали Джан-Марии, - последовал прямой ответ. Фортемани не был силён в дипломатии.
Рот Гонзаги приоткрылся, верхняя губа задрожала.
- Что… чт…
- Давайте письмо, - Фортемани надвинулся на придворного, и тот, словно загнанный в угол зверь, решился на отчаянный шаг. Не сходя с места, взмахнул тяжёлым арбалетом.
- Отойдите, а не то, клянусь Богом и всеми святыми, я размозжу вам голову.
Гигант глухо рассмеялся, сомкнул руки на тонкой талии придворного и, как пушинку, поднял его в воздух. Гонзага попытался ударить Эрколе арбалетом, но промахнулся. А в следующее мгновение он уже летел к стене, о которую крепко стукнулся и сполз на пол.
В безумной ярости он попытался встать и броситься на обидчика, но Фортемани, оказавшись проворнее, прижал его к полу, лицом вниз, завернул руки за спину и связал верёвкой.
- Лежи смирно, скорпион! - прохрипел Фортемани, тяжело дыша.
Встал, шагнул к столу, взял со стола письмо, прочитал: "Его высочеству Джан-Марии Сфорца", хмыкнул и ушёл, взяв письмо и заперев за собой дверь.