В мгновение ока человек пять упало замертво. Цезарь узнал по воинскому крику Гуго де Монтестрюка, а с ним Коклико и Кадура и позеленел от ярости. Не броситься ли на него, сделав знак Лудеаку, чтобы он взял на себя маркиза? Но бездельники капитана, захваченные врасплох, уже начинали поддаваться; некоторые помчались прочь во весь опор. Нерешительность Цезаря продлилась всего одну секунду, и, понимая, что он может погубить себя навеки в глазах графини де Монлюсон, он кинулся на своих же сообщников.
- А! И вы тоже! - проворчал сквозь зубы Бриктайль, только что сваливший одного из людей маркиза де Сент-Эллиса.
- Да! И я, черт побери!.. Ведь надо же мне показать!.. смотрите… вот ваши плуты бегут… а вот и маркиз де Сент-Эллис с этим проклятым Монтестрюком!..
- Ах! Если бы их было только двое! - продолжал д’Арпальер, узнав принцессу, спешившую подъехать к Орфизе, и смутившись от этой неожиданной встречи.
Лудеак проскользнул к ним, как лисица.
- Теперь все пропало! - сказал он. - Бегите скорее.
Капитан зарычал, как бульдог; губы у него побелели. Он еще не решался бежать: у него блеснула безумная мысль - кинуться на Монтестрюка и вырвать у него жизнь или самому погибнуть. Вдруг он почувствовал, что лошадь его слабеет и падает под ним.
- Гром и молния! - воскликнул он. - Моя лошадь ранена!
Услышав это знакомое восклицание, Гуго обернулся, но не заметил капитана, впереди которого вертелись Лудеак и Шиври, делая вид, что рубятся с ним.
- Скорее хватите меня шпагой, чтобы я мог упасть, - сказал Бриктайлю Лудеак, - и берите мою лошадь! Она надежная!
Итальянец махнул шпагой, и Лудеак тяжело свалился с лошади. Капитан перепрыгнул на его седло и умчался.
Эту самую минуту и выбрал Цезарь, чтобы броситься на своих недавних союзников. А Монтестрюк был так занят графиней де Монлюсон, что не слишком заботился о бегстве капитана. Он уже забыл о раздавшемся в его ушах восклицании. Он был с Орфизой, он видел только ее одну.
- Я опять вас вижу! И вы невредимы, не правда ли? - воскликнул он радостно.
- Совершенно, - ответила она и, забывшись, протянула ему обе руки, которые он поцеловал с восхищением. - Я немножко, может быть, и дрожала, но теперь, когда все кончено, признаюсь, я довольна, что присутствовала при одной из тех сцен, какие только и можно видеть, что в испанских драмах. Но объясните мне, пожалуйста, как вы сумели подоспеть вовремя, чтобы вырвать меня из когтей этих разбойников? У вас есть добрая фея в распоряжении, что ли?
- Вот она, эта добрая фея, - ответил Гуго, указывая на принцессу.
- Вы? - воскликнула Орфиза, у которой страх начинал уступать место удивлению. - Каким чудом, в самом деле, вы оказались здесь вместе с маркизом де Сент-Эллисом?
- На этот вопрос гораздо лучше мог бы ответить граф де Шиври, который вас так удачно провожал! - сказал Гуго, бросив на Цезаря гневный взгляд.
- Не понимаю, что вам угодно этим сказать, - произнес граф Шиври со своим всегдашним высокомерием. - Я провожаю герцогиню д’Авранш в неосторожно предпринятой ею поездке. Шайка разбойников, пользуясь пустынной и дикой местностью, напала на ее карету. Мы обнажили шпаги, мой друг Лудеак и я, чтобы наказать бездельников; я, право, не понимаю, из чего тут поднимать крик!
- В самом деле не из-за чего, если считать пролитую кровь ни во что… - ответила графиня де Монлюсон. - Но все это нисколько мне не объясняет, зачем здесь принцесса Мамиани.
- Поговорим об этом после! - сказала Леонора спокойно.
Взгляд ее скользнул при этом по графу де Шиври.
- Наверно, что-то случилось, - шепнул Цезарь на ухо Лудеаку.
- Боюсь, что так, - ответил тот тоже шепотом.
XXXII
Тишина после бури
Поведение Гуго совершенно успокоило маркиза де Сент-Эллиса: если бы у него и оставалось еще сомнение после разговора с принцессой, то по одному голосу своего друга он бы мог теперь убедиться, каковы именно его чувства. Маркиз был счастлив, что может любить его по-прежнему. Эта новая весна его сердца выразилась в горячих объятиях, которые Гуго, ничего не подозревая, мог приписать только радости маркиза от неожиданной встречи. Теперь, не видя больше в Гуго соперника, маркиз чувствовал себя способным на самые великодушные жертвы; к этому пробуждению прежней преданности примешивалась, впрочем, и смутная надежда победить наконец своим постоянством упрямое сердце Леоноры, которая не могла же вечно вздыхать о том, кто не любил ее вовсе.
Принцесса испытывала то внутреннее глубокое счастье высокой души, которое появляется вследствие принесенной любимому существу жертвы. Рядом с ней, опираясь на ее руку, сидела графиня де Монлюсон, еще взволнованная минувшей опасностью, но тронутая чувством, чистый источник которого изливался прямо в ее сердце. Она рада была и тому, что любила, и тому, что в себе самой чувствовала отзыв на эту любовь.
Цезарь и кавалер держались немного в стороне; они были унижены, побеждены. Этот искусно составленный план, смелое похищение, дерзкая попытка сделать из графа де Шиври герцога д’Авранша и обладателя одной из самых прелестных женщин во всей Франции - все обратилось в прах, пропало, рухнуло в ту самую минуту, когда успех уже казался так близок.
Когда путешественники снова тронулись в путь, граф де Шиври сделал знак Монтестрюку и немного отстал. Этого никто не заметил, так как при выезде из долины опять въехали в тесное ущелье. Как только Гуго подъехал к нему, Цезарь сказал:
- Не угодно ли вам, граф, поговорить о серьезных вещах шутя, чтобы графиня де Монлюсон, если она взглянет случайно в нашу сторону, не была обеспокоена?
- Охотно, граф.
Лицо Шиври озарилось веселой улыбкой.
- Вы не верите, надеюсь, всем этим изъявлениям дружбы, которые я вам так часто выказывал, чтобы угодить моей прекрасной кузине? На самом деле я вас ненавижу, и вы, должно быть, питаете ко мне то же самое чувство.
- От всего сердца, особенно теперь.
- Следовательно, любезный граф, - продолжал де Шиври, - вы не удивитесь, если когда-нибудь я попрошу у вас объяснения.
- Когда угодно! Завтра, если хотите, или сегодня же вечером.
- Нет, не сегодня и не завтра. Вы позволите мне самому выбрать час, который для меня будет удобнее. Неужели вы забыли, что графиня де Монлюсон наложила на нас перемирие на три года?
- Разумеется, не забыл.
- Я нарушу перемирие только в удобную для меня минуту, когда мне уже нечего будет щадить.
- Это только доказывает, что вы ставите осторожность выше других добродетелей.
- Вы очень тонко насмехаетесь, любезный друг; да, именно, я люблю осторожность, особенно когда она позволяет мне пользоваться всеми моими преимуществами. Но будьте спокойны, вы ничего не проиграете от того, что подождете.
- Вы даете мне клятву?
- У графини де Монлюсон такой характер, что она никогда не простит мне, если я вас вызову; но, если это вам доставит удовольствие, я даю вам слово, что один из нас убьет другого и что я ничего не пожалею, чтобы этим другим были вы.
- Посмотрим; но я вам все-таки благодарен за это слово. Оно мне так приятно, что накануне того дня, когда графиня де Монлюсон сделается графиней де Шаржполь, я непременно напомню вам о нем, если вам самому изменит память.
Когда все было исправлено и приведено в порядок, путешествие продолжилось и окончилось без приключений; кареты ехали под охраной нескольких человек, выбранных принцессой из числа солдат епископа и взятых ею к себе на службу, и под двойным покровительством Монтестрюка и маркиза де Сент-Эллиса, у которого камень упал с сердца с той минуты, как он отрекся от недавней злобы против своего молодого друга.
Им не встретилось больше ни воров, ни разбойников; гостиницы, в которых они останавливались на ночлег, были тихи и спокойны, как женские монастыри; дороги мирны и безопасны, как аллеи парка, и когда графиня де Монлюсон приехала в Вену со своими спутниками, древняя столица Австрии готовилась встретить графа де Колиньи и его войска празднествами и увеселениями. Это была интермедия, которую двор и город давали себе с общего согласия, между вчерашним страхом и завтрашними опасениями.
Примечания
1
Бог любит нечет (лат.).
2
Шаржполь!
3
Женщина изменчива, и очень глуп тот, кто ей верит (фр.).
4
Ашар говорит о визире Кеприли, начальнике турецких войск после Карамустафы, казненного за неудачную осаду Вены.
5
"Правым и неправым путем" (лат.).