На долгие годы опустилась над Чехословакией черная тень фашистской оккупации. Но борьба с ненавистными захватчиками – борьба кровавая, бескомпромиссная – не прекращается ни на мгновение.
Роман знаменитого мастера отечественной остросюжетной литературы вновь возвращается к читателю!
Содержание:
Книга первая - ПРЕДАТЕЛЬСТВО 1
Книга вторая - БОРЬБА 38
Примечания 104
Георгий Михайлович Брянцев
Это было в Праге. Том 1. Книга 1. Предательство. Книга 2. Борьба
Книга первая
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Глава первая
1
В Карловых Варах еще не проснулась жизнь. Низины за городом были выстланы легким голубым туманом. Заря едва занялась. На востоке медленно светлело небо, постепенно окрашиваясь в багряный цвет.
Верный правилу, Мориц Обермейер на ночь не закрывал окон. Проснувшись, он несколько минут лежал неподвижно в мягкой теплой постели, потом быстро встал, сунул ноги в войлочные туфли и подошел к окну.
Стояло полное безветрие. Едва ощутимые колебания воздуха доносили запах уходящего лета, терпкое и печальное благоухание поздних цветов.
Обермейер окинул равнодушным взглядом крыши курортного городка, сладко зевнул, потянулся всем своим костлявым телом и стал проделывать гимнастические упражнения.
Все шло как обычно. После гимнастики предстояло принять холодный душ, потом разрядить две обоймы из "Вальтера" в домашнем тире и просмотреть газеты перед завтраком.
Сестра Эльвира накрывала на стол.
Обермейер вернулся из тира, опустился в кресло и взял утренние чехословацкие газеты. Почти все они в тревожных тонах сообщали о подозрительных приготовлениях в Третьей империи: призыв запасных, сооружение на западной границе новых укреплений, "случайное" появление над территорией Чехословакии немецких "Юнкерсов", перерегистрация среднего и низшего медицинского персонала, военные маневры вблизи Данцига… На первых страницах крупным шрифтом сообщалось о том, что делегация судетских немцев посетила премьера Годжу и решительно отклонила его план переговоров.
"Прекрасная создалась обстановка для миссии лорда Ренсимена, – подумал Обермейер. – Скоро весь мир поймет, что такое Великая Германия и ее фюрер. И если мне…"
– Ешь, пока завтрак не остыл, – оборвала его мысли Эльвира. – Брось газеты.
К еде Обермейер относился как к надоедливой необходимости и не испытывал к ней особого тяготения. Он не обратил внимания на то, что приготовила ему сестра на завтрак.
Не отрывая глаз от газетного столбца, он торопливо съел омлет с зеленым луком, стакан сметаны, выпил чашку черного кофе и закурил сигару.
Поведение брата за столом всегда возмущало Эльвиру и служило поводом к их частым ссорам. Но сегодня Эльвира промолчала, только насмешливо усмехнулась. Всего пять дней, как она вернулась из Будапешта после гастролей, и ей не хотелось в первые же дни обострять отношения с Морицем.
– Ты уже сыт? – спросила она брата, заметив, что он не притронулся ни к салату из свежих овощей, ни к ветчине со свежим горошком, ни к сосискам.
– Что? – Обермейер поднял глаза от газеты. На сестре было выходное платье. Он поинтересовался: – Ты куда собралась?
– В Прагу. Мне предстоит подписать контракт с локалем "Амбаси". Я взяла там несколько выступлений.
– Хм… но мне, вероятно, машина сегодня понадобится, – недовольным тоном заметил Обермейер.
– А я поеду с Милашем, – успокоила его Эльвира, – мы с ним еще вчера договорились.
С Милашем? Что ж, это вполне устраивало Обермейера. Он знал, что между сестрой и его бывшим однокашником по Пражскому университету, врачом Милашем Неричем, существуют приятельские отношения, быть может роман. Их совместная поездка казалась вполне естественной. Но сегодня имя Нерича навело его на другие размышления.
– Из маленького поросенка Милаш превратился в порядочную свинью, – проворчал Обермейер, – забыл старых друзей. Передай ему, что я на него обижен.
– Это ты с успехом можешь сделать сам, – откликнулась Эльвира. – Но к тому нет оснований. За эту неделю он был у нас два раза и ни разу тебя не застал.
– Поэтому он, видимо, и приезжал, что меня не было дома, – усмехнулся Обермейер. – Получается – он больше друг тебе, чем мне.
Эльвира передернула плечами. Странный человек ее брат Мориц: считает Милаша своим давним и преданным другом, говоря о нем, превозносит его способности, радушно его принимает, а сам никогда не ходит к нему, даже не звонит.
– А что тебе мешает навестить Милаша? Три квартала не такое уж большое расстояние.
– Я не врач. Врачи распоряжаются своим временем, как им заблагорассудится, а юристы рабы своих обязанностей… Кстати, не забудь о моей вчерашней просьбе.
– О просьбе? Но я уже забыла, – непринужденно ответила Эльвира.
Обермейер подчеркнуто пристально посмотрел на сестру и медленно, взвешивая каждое слово, проговорил:
– Я имею в виду этого старого английского хрыча, лорда Ренсимена. Ты должна во что бы то ни стало проникнуть в его окружение. Мною руководит не простое любопытство. Я хочу предвосхитить события, а тебе исполнить мою просьбу не составит труда. – И, сказав сестре несколько комплиментов, Обермейер пожелал ей счастливого пути и прошел в кабинет.
Дом перешел к Обермейеру по наследству. Кабинет когда-то принадлежал его покойному отцу. В нем все сохраняло память о старом Обермейере: симметрично развешанные по стенам гравюры, изображающие старинные улицы Кельна и Нюрнберга, тяжелый и громоздкий, украшенный грубой резьбой шкаф с книгами, к которым Мориц Обермейер никогда не прикасался, большой бронзовый чернильный прибор замысловатой конструкции, костяные статуэтки уродливых китайских божков, семейные фотографии кабинетного формата, дорогие, уже выцветшие драпри на окнах и дверях, портрет Вильгельма, написанный искусной кистью.
А на противоположной стене висел портрет Гитлера – единственное, что сын по собственному выбору приобрел после смерти отца.
Обермейер сел в удобное кресло с отполированными от времени подлокотниками и, откинувшись на спинку, закрыл глаза – ему надо было обстоятельно обдумать текст делового письма, – но за его спиной раздался голос горничной:
– К вам посетитель.
– Проси!
Вошел солидный, лысеющий, но еще не старый мужчина. Темно-синий, хорошо отглаженный костюм скрадывал его полноту. Переступив порог кабинета, посетитель поклонился с достоинством, во всяком случае не настолько низко, чтобы поклон мог показаться подобострастным.
– Жан! Очень кстати. Прошу, – сухо приветствовал вошедшего Обермейер.
– Я без вашего разрешения поставил свою машину во дворе.
– И правильно поступили, – одобрил Обермейер. – Садитесь и рассказывайте.
Жан опустился в кресло.
– Что же вам рассказать? – спросил он, легонько склонив голову к плечу.
– Что слышно о "дедушке"?
Жан улыбнулся.
– Прежде всего хочу обратить ваше внимание на небольшую деталь: перед самым приездом к нам лорда Ренсимена Лондон отправил своего посла в отпуск. Вы понимаете? По-моему, это симптоматично.
– Да, пожалуй. Сделано это с расчетом и, видимо, для того, чтобы развязать руки Ренсимену.
– Вот, вот… так и я думаю, – согласился Жан и приступил к подробному рассказу о встрече Ренсимена.
Обермейер слушал, уставившись на гостя белесыми неподвижными глазами.
Он прекрасно изучил Жана за годы своего сотрудничества с ним как с секретным агентом. Жан любил придавать своим словам некий скрытый смысл, чтобы показать, что ему известно то, что неизвестно другим. К сообщениям он неизменно добавлял свои личные соображения и старался в каждую историю вплести свое имя, даже в тех случаях, когда не имел к происшедшему никакого отношения.
Обермейер знал это, но ценил Жана и давал ему наиболее щекотливые поручения. Он считался с Жаном, так как к работе в гестапо этого человека привлек сам штандартенфюрер.
– Теперь о самом лорде, – продолжал Жан. – Типичный английский тори, от которого попахивает нафталином. Вы метко окрестили его "дедушкой". Внешне держится чопорно, надменно, показывая всем своим видом, будто выше англичан никого нет на свете.
– Как прошла его встреча с журналистами? – поинтересовался Обермейер.
– Вполне удовлетворительно. Лорд сделал вид, что растроган приемом чехословацкого правительства. Нашлись у него приветливые слова и по адресу Конрада Гейнлейна. Дальше он произнес несколько шаблонных демократических фраз, в которых отметил, что кабинет Великобритании возложил на него серьезную задачу: найти компромисс между национал-социалистской партией судетских немцев и чехословацким правительством. "Я, – сказал он, – ваш друг и приехал в эту прекрасную страну с миссией доброй воли". Ловко! В общем, в нашем деле мы получаем еще одного союзника. – И Жан позволил себе рассмеяться.
– А не опоздал он со своей миссией доброй воли?
Жан повел бровями.
– Возможно… Возможно…
– Какие разговоры идут в Праге? – спросил Обермейер.
– Гм… Как вам сказать? – Жан на мгновенье задумался. – Обобщение сделать трудно, здесь нужен дифференцированный подход. Разные круги воспринимают миссию лорда по-разному. Коммунисты, как всегда, непреклонны. Они кричат, что Ренсимен будет лить воду на мельницу Гейнлейна. В окружении Берана, Черны, Махника придерживаются того мнения, что Ренсимен разрубит гордиев узел, завязанный Бенешем в его игре в коллективную безопасность. Немного подозрительно ведет себя генерал Элиаш. Я опасаюсь, как бы он не оказал сопротивления нашим усилиям. Рассказывают, что генерал возлагает особые надежды на Россию и Францию, рассчитывает на их вмешательство.
– Дурак, – прервал Обермейер. – Франция никогда не выступит. А это сдержит Россию. Поверьте моим словам. Что касается сопротивления… – Обермейер сделал гримасу, – у Элиаша ничего не выйдет. Чехи за ним не пойдут. Коммунисты и Готвальд – вот кто опасен. За ними массы. Между прочим, я слышал, будто генерал Сыровы становится в воинственную позу. А?
Жан покачал головой.
– Генерал Сыровы? Этот выскочка? У него один глаз, и он сын сапожника – этого еще мало для того, чтобы стать национальным героем вроде Яна Жижки. Сыровы побили в России, побьют и здесь.
Хоть и не резко выраженное, но все же явное уважение к Яну Жижке, почитаемому чехами, послышалось в голосе Жана. Это не понравилось Обермейеру.
– Да черт с ними, в конце концов, и с Жижкой и с Сыровы, – резко сказал он. – Не спускайте глаз с Ренсимена. Весьма вероятно, его эксперты и консультанты захотят посетить Судеты. Постарайтесь их сопровождать. Мы должны знать, о чем и с кем они будут вести там разговоры. Ну, а о том, что нужно писать в газетах, вы знаете не хуже меня… – Обермейер поднялся с кресла. – Пока всё.
Жан тоже встал, поклонился и вышел из кабинета.
Обермейер вынул из ящика стола лист чистой бумаги, поудобнее устроился в кресле, поразмышлял некоторое время и, сильно сгорбившись, начал писать:
"Начальнику опорного пункта группы "В" гестапо. Дрезден – Прага, штандартенфюреру СС фон Термицу. Докладываю, что позавчера в Прагу приехал известный вам гость с островов, которого я именую в дальнейшем "дедушкой". В связи с этим все мои текущие дела я откладываю и займусь исключительно "дедушкой". Надеюсь, мою инициативу Вы одобрите. "Дедушка" остановился в "Карлтоне". Возлагаю надежды на свою сестру, которую постараюсь протолкнуть в его окружение. В прилагаемом плане я позволяю себе кратко изложить Вам то, что намерен предпринять на первых порах.
P. S. Игру в "бридж" с "Дравой" продолжаю. Ход дела позволяет надеяться, что его приобретение пойдет на пользу нашему клубу. Эгер. 5 августа 1938 года. Карлсбад".
2
Два дня спустя, сидя перед трельяжем в одном из номеров отеля "Карлтон", Эльвира Эрман заканчивала утренний туалет.
Ей двадцать три года, она красива, свежа, темные глаза выразительны, движения вкрадчивы и, как у профессиональной танцовщицы, ритмичны. Как и Мориц, она высока ростом.
Эльвира испытывала смущение оттого, что до сих пор не выполнила поручение брата: все ее старания завязать знакомство с лордом Ренсименом и людьми, приближенными к нему, не принесли никакого успеха. Сегодня она собиралась сделать решительный шаг. Одетая в хороший английский костюм, она спустилась в вестибюль, рассчитывая встретить там кого-нибудь из сопровождающих английского гостя.
В вестибюле она увидела трех субъектов. Их трудно было принять за постояльцев отеля. Судя по их поведению, это были секретные агенты чешской полиции. Двое развалились в креслах и с деланным вниманием просматривали газеты; третий, глубоко заложив руки в карманы пиджака, с таким же повышенным интересом рассматривал картину, изображавшую горный пейзаж.
Эльвира почувствовала себя неловко в этой компании. Она брезгливо повела плечом и повернулась, чтобы уйти.
Сверху навстречу ей обегал по лестнице немного грузный, но подвижной мужчина. Увидев Эльвиру, он задержал шаг, его выхоленное лицо с отвислыми щеками и двойным подбородком осветилось восторженной улыбкой.
– Пани Эрман!
– Господин Гоуска!
– Какая встреча!
– Рада вас видеть!
Улыбка еще шире раздвинула губы Гоуски. Он жарко поцеловал руки старой знакомой и пригласил ее на завтрак.
"Ну что ж, на время забудем о моем лорде", – решила Эльвира и приняла руку Гоуски.
Открытый кабриолет быстро домчал их до загородного ресторана "Баррандово".
Утро было чудесное. Гоуска и Эльвира выбрали себе столик. Всюду, по террасам скалы, разбегались эти маленькие столики под яркими цветными зонтами. Внизу черной лентой тянулась железная дорога. Нежно-розовый, прозрачный туман легко и медленно плыл над водами Влтавы.
В высоком синем небе теснились и распадались снежно-белые облака.
– Не правда ли, хорошо здесь? – спросил Гоуска с видом делового человека, который хочет показать, что и ему доступно увлечение природой.
– Очень хорошо, – согласилась Эльвира. – Здесь мое любимое место.
Гоуска слегка наклонился к ней.
– А вы хорошеете, и чем дальше, тем больше.
Эльвира рассмеялась.
– Если поверить вам, то в шестьдесят лет я буду первой красавицей на земле.
Гоуска не сводил с Эльвиры восхищенных глаз. Давненько он не видел ее! Давненько! А сколько она ему в свое время доставила и хлопот, и забот, и расходов… Но что значат все эти издержки души и кармана в сравнении с теми минутами, которые он не может забыть?
– В Будапеште гастролировали? – спросил Гоуска.
– Да.
– Успешно?
– Громкий успех. Разве вы не читали?
– К сожалению, нет.
Эльвира укоризненно взглянула на собеседника.
– Я же не успеваю, дорогая… Дела, дела…
Гоуска, представитель чешской фирмы "Колбен-Данек", долгое время был в разъездах. Эльвира знала об этом, знала, что у Гоуски большая семья. Но он был человек состоятельный, человек изворотливый и предприимчивый. Он мог сорить деньгами ради своего удовольствия, не задумываясь о завтрашнем дне.
– А что теперь вы собираетесь делать?
– Хочу пригласить вас поехать со мной в Швейцарию. Сейчас лучшее время для такой прогулки.
– Опоздали.
– Почему?
– Я подписала контракт с "Амбаси".
– Как жаль… Как жаль. А у меня заманчивый план.
– Я тоже очень жалею, – с наигранным огорчением сказала Эльвира.
– Но могу ли я рассчитывать, что в свободное время…
– Как всегда.
– Значит, по-прежнему друзья! – воскликнул Гоуска.
– Да, хоть вы этого и не заслужили… – Эльвира с улыбкой посмотрела на Гоуску и вдруг вспомнила: они встретились в "Карлтоне". Всегдашний практицизм сейчас же подсказал ей нужный шаг: возможно, Гоуска имеет сведения о лорде Ренсимене.
– Вы знаете, что в Праге гости? – спросила она.
Гоуска улыбнулся.
– Чего только я не знаю? Вы имеете в виду английского лорда?
– Да.
– Я даже могу вам предсказать, чем кончится миссия лорда Ренсимена.
– Вот как! Интересно.
Гоуска огляделся по сторонам и, убедившись, что по соседству никого нет, продолжал:
– Ренсимен поможет Адольфу Гитлеру захватить Судеты, а возможно, и всю Чехословакию. Его миссия "доброй воли" обернется для нас не совсем так, как многие этого ждут.
Эльвира сделала большие глаза. Не потому, конечно, что слова Гоуски ее удивили. Нет. А для того, чтобы Гоуска поверил в ее полную неосведомленность.
– Поверьте мне, – убежденно повторил Гоуска, – так и будет. И, по правде говоря, ни я лично, ни наша фирма ничего на этом не потеряем. Мы верим господину Шахту и деловым людям Германии. Приход нацистов не повредит нашим интересам. Нисколько. Конечно, Англия заинтересована в том, чтобы Гитлер не один все скушал… Ведь неспроста Ренсимен взял с собой такую проныру, как Гуэткин.
– Гуэткин?.. – Эльвира прищурила левый глаз. – Не слышала.
– Гуэткин, начальник отдела экономических соглашений английского министерства иностранных дел, – разъяснил Гоуска. – Приехал с лордом в качестве эксперта. Поговаривают, что он из русских евреев. Насколько это верно, судить не берусь. Но что он делец – это бесспорно. Один из секретарей Гуэткина мой друг еще по Парижу. Я его встретил вчера в "Карлтоне" и перекинулся с ним двумя-тремя словами… Мы поговорим поосновательней в ближайшие дни.
– Что же он за человек, этот его секретарь? – заинтересовалась Эльвира.
– Обаятельная личность. Сравнительно молод, недурен собой, большой весельчак и к тому же умница.
– O! Это уже любопытно, – Эльвира положила свою руку на руку Гоуски. – Надеюсь, вы его мне представите?
– Непременно. Я его затащу в "Амбаси", когда вы будете танцевать.
– Чудесно! Только не забудьте.
– Это невозможно, моя дорогая.