Историческая повесть "Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья" рассказывает о первых днях французской революции 1789 года.
Содержание:
Дорогие читатели! 1
Глава первая - Наказ бабушки Пежо 1
Глава вторая - Жак-Задира 3
Глава третья - Отец Поль 5
Глава четвёртая - Мы жжём земельные записи 6
Глава пятая - Новый товарищ 7
Глава шестая - Вот это Париж?! 8
Глава седьмая - А ведь хлеб-то вздорожал! 10
Глава восьмая - В лавке тётушки Франсуазы 11
Глава девятая - Пока будут короли… 12
Глава десятая - Первый шаг 14
Глава одиннадцатая - Сёстры Пежо 15
Глава двенадцатая - Дружить так дружить! 17
Глава тринадцатая - Поющая Сорока 18
Глава четырнадцатая - Цирюльник и тюремщик 19
Глава пятнадцатая - Приговор народа 20
Глава шестнадцатая - Приговор властей 22
Глава семнадцатая - Урок королям 23
Глава восемнадцатая - Чёрный бархатный берет 24
Глава девятнадцатая - Любитель книг 25
Глава двадцатая - Так родилось Национальное собрание! 27
Глава двадцать первая - Месть свершится рано или поздно 28
Глава двадцать вторая - Пале-Рояль 30
Глава двадцать третья - Это был не человек 31
Глава двадцать четвертная - Цена одной куропатки 33
Глава двадцать пятая - Жаркие июльские дни 34
Глава двадцать шестая - Эжени Лефлер выходит на улицу… 36
Глава двадцать седьмая - 14 Июля 36
Глава двадцать восьмая - Бастилии больше нет! 38
Глава двадцать девятая - Узники Бастилии 40
Глава тридцатая - Что сказала Бабетта? 41
После падения Бастилии 43
Примечания 45
Евгения Иосифовна Яхнина
Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья
Историческая повесть
Дорогие читатели!
Перед вами историческая повесть. События, описанные в ней, происходят во Франции в 1789 году.
Знание языков дало писательнице возможность не только перевести на русский язык многочисленные художественные произведения французской и болгарской литературы, но и помогло ей в работе над историческими повестями.
Первая историческая повесть Е. И. Яхниной "Кри-кри", написанная в соавторстве с М. Н. Алейниковым, вышла в 1940 году и неоднократно переиздавалась. Вы, наверное, её читали, а может быть, вам знакомы, и другие произведения этих писателей о Парижской коммуне и венгерской буржуазной революции 1848 года - "Шарло Бантар", "Семьдесят два дня", "Разгневанная земля".
Глубоко изучив исторический материал, прочувствовав его, писатели помогают нам вжиться в минувшие эпохи, лучше понять историю развития великих идей свободы, равенства, гуманности, сделать живыми не наших современников, а людей, которые боролись, любили, страдали сто - сто пятьдесят лет назад. Свою увлечённость революционными событиями писатели передают и читателям, вселяя в их сердца любовь к великим историческим героям.
В повести "Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья", которую Е. И. Яхнина написала одна после кончины её постоянного соавтора М. Н. Алейникова, она снова обратилась к излюбленной теме - историко-революционной. На этот раз к событиям Великой французской революции. Прочитав эту повесть, вы узнаете о первых днях французской буржуазной революции 1789 года и, может быть, полюбите её героя Жака Отважного - деревенского подростка, участвовавшего в героическом штурме Бастилии.
Глава первая
Наказ бабушки Пежо
- Пиши! Пиши! Не зевай. Эдак мы и к завтрему не кончим! На чём это мы остановились?
Бабушка Пежо́ вскинула седую голову и, не дожидаясь ответа Жака, продолжала:
- Ну, пиши… "Всё, чем мы владеем, - это участок земли в двенадцать арпанов. Четверть его занимает огород, четверть - виноградник. Посудите сами, как мы богаты. Ведь это всё, что у нас есть. Прошлым годом я со своей четвертушки собрала винограда ровно на четыре бочки вина и продала в Париже за четыре луидора. А для нашего милостивого короля я с каждой бочки отдала по шестьдесят шесть ливров, а всего получается двести шестьдесят четыре ливра".
Бабушка помолчала, подумала, а потом снова принялась диктовать:
- "А ещё я плачу́ нашему милостивому королю ни много ни мало пятьдесят два ливра подушной подати да налога за то, что я родилась бедной и не принадлежу к сословию аристократов, да ещё за то, что развожу виноград. Всего только пятьдесят два ливра! И то потому, что я старая. Мне, с вашего позволения, девяносто восемь лет! Говорят, что если я трачу на жизнь четыреста ливров в год, то должна уплатить милостивому нашему королю ещё двести. Вот и выходит, как ни считай, что за свой участок я плачу в год двести шестьдесят четыре да пятьдесят два, да двести, всего пятьсот шестнадцать ливров. Считать-то я, слава богу, умею!"
Бабушка Пежо остановилась, чтобы перевести дыхание. Жак воспользовался этим и расправил затёкшие пальцы. Но бабушка Пежо была неутомима.
- "Я уже и не жалуюсь на то, что соль, табак, башмаки, чепчики - всё, что я покупаю, на откупе его величества. Но почему, хотелось бы мне спросить у его величества, в соль, которую мне продают, кладут всякий мусор?
Есть у меня ещё другая беда, господа представители Генеральных штатов. На моё несчастье, я живу рядом с большим сеньором. Чего только у него нет! Есть у него и красивое, проворное животное. Называется оно не то косуля, не то олень. И ему, видите ли, в парке сеньора не хватает места. Вот косуля и повадилась ломать мою изгородь, пожирать мою капусту и мой виноград, объедать кусты! А я её и не тронь! Правда, господин судья объясняет, что это так и положено! Ведь косуле надо гулять? Надо! А разве кому есть дело до того, что у меня шестеро детей, столько же невесток и зятьёв, да внуки и внучки, а всего двадцать восемь душ! Прокормиться-то всем надо! Только не подумайте, что все мы размещаемся на моём участке. Если бы это было так, то курице не осталось бы места, где снести яйцо. Но кормушка у нас всё равно одна. Вот двоих внуков у меня забрали в рекруты. На то, чтобы их выкупить, надо много денег - три тысячи ливров. А вся-то моя землица стоит сто пятьдесят. Откуда же их возьмёшь!
Выслушайте же, что вам скажет старуха Пежо. Жить мне уже недолго, и я люблю родную страну и своего короля. Но если ничего не изменится, вот какой совет дам я своим детям и внукам, перед тем как переселиться в лучший мир. "Идите, - скажу я, - ищите себе другое солнце, другое отечество, где воздух чище, а люди добрее. Даже в той стране, где живут людоеды, нет такой жестокости, как у нас".
Вот всё это я и высказала сборщику налогов, когда две недели назад он пришёл, чтобы проверить, сколько вина налила я в свои бочки. А знаете, что он мне в ответ? Кстати, забыла вам сказать: меня зовут или, лучше сказать, звали, когда я была молода, Марго. Так вот, представьте себе, он прищёлкнул пальцами и говорит: "Марго, что я вижу! - а потом вдруг как запоёт:
Марго, малютка, ты шалишь,
Исчезло вдруг вино!
Ведь ты, работая, не спишь,
А сухо в бочке дно.Куда ж девался урожай,
Похитил кто его?
Ведь не земля у вас, а рай,
А в бочке - ничего!
Надеюсь, ты от моих слов аппетита не потеряешь, а, Марго?"
Видали вы такого нахала? Это он мне-то говорит об аппетите! А когда кто-нибудь из семьи Пежо не имел доброго, здорового аппетита? И разве в нём дело! Дайте вы, господа, хороший подзатыльник этому лоботрясу, чтобы он забыл дорогу в наш "рай"! Отомстите, пожалуйста, за бабушку Пежо всем этим лазальщикам по бочкам, чтобы им неповадно было! Заставьте их взяться за дело! Пусть-ка они - как следует поработают руками, а то нынче у них руки не шевелятся, так их одолела господская болезнь - подагра. Тогда они и на желудки перестанут жаловаться, а то, видите ли, они пожирают всё, а переварить ничего не могут: ни бульона, ни бисквитов, ни сахара, ничегошеньки из тех яств, что нам и не снятся! Срубите же эти бесполезные деревья, они годны только на дрова!
Был у меня намедни наш кюре - отец Поль, а он большой добряк и всегда за нас заступается. Вот он меня и спрашивает: "Как живёшь, всё ли идёт хорошо?" - "Не очень, господин кюре, - отвечаю я. - Вы и сами знаете: у меня и у моих детей и внуков нет хлеба, хоть и трудимся мы все не покладая рук. Никак не заработаем и половины того, что нам нужно". - "Утешься, - ответил мне наш добрый пастырь. - Скоро соберутся Генеральные штаты, и все объедалы, все защитники соляного закона получат по рукам. Не будет больше ни чиновников, ни интендантов, ни подушной и иной подати, ни налога на виноделие, ни обязательных повинностей, ни алчных откупщиков. А если олень захочет полакомиться вашей капустой, вам не поставят в вину, если вы вместо этого полакомитесь оленьим мясом! Сам король, сам министр финансов - господин Некке́р, парламент, аристократы, горожане, священники - все согласны с этим"…"
Бабушка обвела взглядом своё скромное жилище. В узкие окна смотрели зелёные ветви густо разросшихся каштанов, отнимая у комнатки и без того скудно пробивавшийся в неё свет.
- ""Но может ли быть, господин кюре, - спросила я, - что мне не придётся платить налога на вино, капусту и бобы? Что соль и табак не будут обходиться нам так дорого?" - "Уверяю вас, бабушка Пежо, соль и табак будут свободны от налога". - "А как же наш милостивый король, господин кюре? Ведь я люблю короля и королеву да и господина Неккера, как самую себя, и наших добрых священников также. Я предпочитаю голодать сама, лишь бы только не видеть, что они недоедают. Лучше уж я продам свой дом и сад…" - Бабушка и теперь улыбнулась, вспоминая, как хитро она ответила. - "Да ведь я уже сказал вам, бабуся, - говорит мне наш добрый кюре, - что при новом порядке король получит не меньше, а больше, чем прежде. Ведь это не долю короля надо сократить, а долю тех трутней и дармоедов, которые его окружают. И тогда народ останется не в обиде, и король получит, что ему надо - наши открытые кошельки и разверстые сердца!"
Как только ушёл от меня господин кюре, я упала на колени, воздела руки к небу и воскликнула:
"Милосердный боже! Сделай так, чтобы господин кюре не оказался обманщиком!" Тут же позвала я своего внука - он у меня большой грамотей - и начала диктовать ему наказ. Да прочтут его не только господа члены Генеральных штатов, но и сам милостивый король! Пусть узна́ет он правду из уст бабушки Пежо!
И ещё прошу вас, господа, скажите королю, что я готова без сожаления отдать ему двадцать ливров, если я и в самом деле смогу впредь свободно распоряжаться своим участком и убить этого противного тонконогого оленя с ветвистыми рогами или, может быть, косулю. До сих пор я платила двести двадцать, значит, я выгадаю двести ливров. В общем, подумайте, господа, о том, что пообещал мне господин кюре. Это совсем не так уж глупо!" Поставь точку, Жак. А сверху напиши: "Наказ". И не только господам членам Генеральных штатов, а и его величеству, милостивому нашему королю Людовику Шестнадцатому. "А писал в году от Рождества Христова тысяча семьсот восемьдесят восьмом, в месяце апреле под диктовку Маргариты-Симоны Пежо внук её от дочери Анны-Марии Жак Менье́…" Теперь, Жак, собирайся в путь!
В путь так в путь! Мысленно Жак уже давно подготовился к далёкому и трудному путешествию в Париж.
Как только в деревню Таверни́, где жили Пежо-Менье, докатилась весть о том, что наконец, по прошествии ста семидесяти пяти лет, вновь созываются Генеральные штаты, а значит, появились надежды на лучшую жизнь, бабушка Пежо стала словно одержимая. Одновременно с избранием депутатов населению предложили вручать им наказы о своих жалобах и нуждах. В деревне только и говорили, что о наказах, и хотя было объявлено, чтобы их составляли по приходам и по провинциям, бабушка задумала написать депутатам свой личный наказ. Вдобавок, она решила, что её наказ должен прочитать сам король. Это было ни с чем не сообразно, но кто возьмётся переубедить заупрямившуюся старуху!
Не случись большого события в семье Пежо, бабушка, быть может, только грозилась бы, да так и не написала бы свой наказ. Но то, что произошло, изменило всю жизнь этой крестьянской семьи.
Старший сын Маргариты Пежо, Жюльен, уже давно жил в столице и мало-помалу совсем забыл о родной деревне. Изредка доходили вести, что он живёт припеваючи, купил книжную лавку, женился на парижанке, вдове с тремя дочерьми - Жане́ттой, Бабе́ттой и Виоле́ттой, которых он удочерил. Вдруг пришло письмо. Жюльен скончался, и его вдова, Франсуаза, просит прислать к ней в Париж Жака. Без мужчины ей в лавке невозможно, посторонним доверять нельзя, а дочери когда ещё станут на ноги… Впрочем, как знать, старшей, Жанетте, скоро исполнится восемнадцать, того и гляди выйдет замуж. И всё равно, зять в семье не то, что племянник мужа, - как ни прикидывай, не своя, а чужая кровь… А Жаку, если только он окажется смышлёным, нечего и мечтать о лучшей доле. Он многому может научиться, особенно если хорошо грамотен. Ни он, ни его родители не пожалеют о том, что вверили его судьбу тёте Франсуазе.
И вот начались волнения и споры в семье Жака. Бабушка сразу решила, что это - подходящее предложение, а раз бабушка решила, её зятю Андре́ - отцу Жака - оставалось только подтвердить её слова. Так уж было заведено. Слабохарактерный Андре Менье безропотно покорялся воле тёщи и жены, унаследовавшей строптивый характер бабушки Маргариты. Но тут произошло неожиданное: поездке Жака воспротивилась его мать Мари, и вот с ней-то и пришлось повоевать бабушке и внуку, потому что Жаку не терпелось вырваться из родного Таверни в далёкий, манящий, казавшийся сказочным Париж. Мари упрямилась. Её доводы были вески: брат оставил семью в тяжёлое время; Маргариту, свою мать, не поддерживал, хотя устроился в Париже хорошо. Собственного сына не завёл, а о племяннике ни он, ни его жена Франсуаза не вспоминали. А как приспичило - подавай ей Жака!
Но бабушка была такой человек: раз что задумала - не отступится. Хотя ей ох как не хотелось расставаться с любимым внуком! Частенько она его бранила, а между тем втайне сознавала, что он унаследовал её характер и похож на неё упрямством и горячим, порой несдержанным нравом.
Так прошла зима, а когда весной снова начались разговоры, что с созывом Генеральных штатов больше тянуть не будут, бабушка решила, что мешкать уже нельзя, кстати и её наказ Жак отвезёт в Париж. Летом и дорога будет не так трудна, и к чужим людям и к городу легче привыкнуть.
И Мари, которую всю зиму не оставляли в покое ни мать, ни сын, была вынуждена дать согласие.
Из восьми детей Мари выжило только четверо. И Жак был старший. Но хотя он любил родителей, бабушку, братьев, сестру, землю Шампани и свой виноградник, - мысль о предстоящей разлуке не вызывала у него грусти. Жак хотел учиться, хотел видеть, как живут люди за пределами Таверни.
К тому же он испытывал и некоторую гордость. Ведь он уезжал в Париж не только для того, чтобы зарабатывать деньги и помогать своим. Бабушка сочла его достойным отвезти её наказ Генеральным штатам. Это поручение не казалось Жаку трудным. Но вот как быть с королём? Бабушка, как всегда, сказала тоном, не допускающим возражений:
- Надо, чтобы мой наказ прочёл и наш милостивый король. Пусть-ка и он узнает, что мы думаем здесь, в Таверни!
Упоминание о короле смутило Жака. Как к нему попасть? Как передать бабушкино послание?
Король в представлении Жака был существом особенным, посаженным на трон самим богом. Министры и придворные - дело другое, те могут быть хуже или лучше. Все беды от них. И новые налоги, и то, что не хватает хлеба, и то, что сеньор даёт волю своему крутому нраву. Правда, судя по тому, что пишут книги, и короли бывают добрые и жестокие. Но об этом узнаю́т только после их смерти. "Ах, как хорошо было при старом короле!" - говорят люди. Или: "Ох, как лютовал прежний властитель!" Но о том короле, который правит, никто не смеет слова сказать. Никто не говорит, значит, и Жаку не надо. Но думать он может… Как же ему не думать, когда у него есть такой хороший учитель, советчик и друг - деревенский кюре, господин Поль! У него Жак научился сперва грамоте, а потом и любви и уважению к книге. Много страниц одолел Жак за годы учения у кюре. И мать и бабушка не мешали мальчику углубляться в чтение, когда он улучал для этого свободную минутку. "Ведь это наш добрый кюре велел ему прочитать все эти книги!" А о чём они, духовного ли, иного ли содержания, им было невдомёк.
И хотя матери и бабушке всегда было недосуг и они не понимали по-латыни, обе охотно слушали, как Жак наизусть отхватывает целые страницы Библии, и без устали им восхищались. При этом они не забывали воздать хвалу и доброму кюре за его милости, что он так хорошо обучил их Жака.