Добраться до лагеря засветло он едва ли успеет, а перспектива ночевать в прерии, под открытым небом, не особенно его радовала. Вот если бы нашлось какое-нибудь убежище, в котором можно было бы укрыться, тогда еще кое-как можно продержаться до утра, но рассчитывать найти такое убежище очень трудно в той местности, где он находился.
Ввиду этого он решился скорее отправиться в путь по направлению к лагерю, который, по его расчетам, должен находиться в шести-семи милях.
Разорвав на несколько частей свой носовой платок, он перевязал ранки на ногах и руках, предварительно вытащив из них длинные колючки, зарядил роер и отрезал хвост у буйвола, как доказательство своей победы над животным, так далеко завлекшим его от стоянки каравана.
Ему очень хотелось воспользоваться громадными, удивительно красиво изогнутыми рогами буйвола. Такой трофей интересно было бы и сохранить. Но, во-первых, некогда было снимать их с головы животного, а во-вторых - и тащить такую тяжесть ему было не по силам. Пит устал до такой степени, что с трудом мог нести даже ружье.
Привязав хвост буйвола к дулу роера, молодой человек хотел распроститься с местом, где он пережил столько сильных ощущений, но тут вдруг встретилось новое затруднение: куда идти? В какой стороне находится лагерь?
Раньше ему и в голову не приходило это, и только теперь он понял, что заблудился.
Открытие этой грустной истины сильно огорчило молодого человека. Куда же, в самом деле, направиться? Необозримые линии зеленого луга повсюду сливаются с синевою неба.
Пит снова забрался на муравьиный холмик и начал обозревать окрестность. Он рассчитывал увидеть вершины деревьев, окаймлявших реку возле лагеря, но как он ни таращил глаза, даже громадного баобаба не было видно, не говоря уже о более мелких деревьях.
Правда, и баобаб отличался более шириною, чем вышиною, но все-таки на открытом месте его можно было видеть издалека. Значит, Пит находился довольно далеко от лагеря, если не замечал нигде даже такого гигантского дерева. Это было очень неутешительно и доказывало, что ему долго придется отыскивать место стоянки каравана. Прежде всего необходимо было сообразить, в каком направлении идти, чтобы не забраться куда-нибудь еще дальше.
Следовательно, нужно сначала сориентироваться. Пит призвал на помощь все имевшиеся у него познания и принялся соображать.
- А солнце-то! - вдруг воскликнул он. - Я хорошо помню, что оно было впереди нас, когда мы оставили лагерь. Вот оно-то и будет моим путеводителем.
Но тут ему пришло в голову, что солнце не имеет обыкновения оставаться на одном месте. Оно должно было значительно изменить свое положение с тех пор, как началась погоня за буйволами. Значит, и солнце не могло дать верных указаний.
И Пит снова задумался.
"Ну, это все-таки лучше, чем ничего!" - решил, наконец, он и, обернувшись спиною к заходящему светилу, храбро пустился в путь.
Не сделал он, однако, и сотни шагов, как снова остановился и громко расхохотался.
- Отец вполне прав, - проговорил вслух молодой человек. - Он часто говорил мне: "Ах, Пит, как ты еще молод!" - это значит - как ты еще глуп! Я всегда обижался на эти замечания и даже обвинял отца в несправедливости ко мне. Теперь я убеждаюсь, что он говорил правду, называя меня дураком. Ведь не будь я на самом деле дураком, разве мне пришло бы в голову искать путеводитель на небе, когда он находится прямо перед носом на земле. Разве следы, оставленные буйволом и моей лошадью, не могут указать мне пути, по которому я должен следовать? Нет, я дурак, положительно дурак!"
Действительно, как раз там, где шел молодой человек, ясно виднелись на траве два следа - лошадиных подков и копыт буйвола.
Стоило только идти по этим следам в противоположном направлении, чтобы без особенных затруднений достичь лагеря.
Смех Пита вызвал другой смех - резкий и пронзительный. Это был голос гиены, из-за которой Пит лишился своей лошади.
- А, проклятая бестия! - воскликнул он, прикладывая ружье к плечу. - Ты теперь дорого заплатишь за зло, которое мне причинила.
Гиена осторожно прокрадывалась между кустарником, но Пит заметил ее и прицелился. Одним метким выстрелом он навсегда прекратил противный хохот этого отвратительного животного.
Молодой боер с удовольствием увидел, как гиена упала мертвою, но он даже не подошел к ней и, продолжая путь, думал:
"Из-за этой гадины я лишился своей прекрасной Гильди! Ну, теперь я отомстил за нее!.. Однако нужно спешить в лагерь, иначе не попадешь туда к ночи".
Но сказать это было легче, нежели сделать. Солнце начинало скрываться, следы стало трудно различать, а до лагеря, очевидно, еще неблизко, едва ли удастся добраться до него до наступления полной темноты. Во всех окрестностях должно быть много хищных зверей: львов, гиен… Ночевать в таком обществе, под открытым небом, не могло быть приятно и вовсе не входило в планы Пита.
Молодой человек перевел дух и пустился бежать что было сил.
Между тем солнце закатилось, прежде чем он успел разглядеть на горизонте хоть какой-нибудь признак, по которому можно было бы судить, что лагерь недалеко.
Небо стало покрываться мраком, а Пит все бежал, не давая себе ни минуты отдыха, лишь по временам он останавливался, чтоб перевести дух и взглянуть на следы, но по мере наступления темноты различать их было все труднее и труднее.
На пути попался высокий муравейник. Молодой человек взобрался на него и начал смотреть по направлению к лагерю - не видать ли бивуачных костров, раскладываемых, по обыкновению, каждую ночь для защиты от хищных зверей. Но ни огня, ни дыма он не замечал.
Пораздумав немного, Пит решил, что благоразумнее будет остаться на месте, нежели продолжать путь в полной темноте и неизвестно куда, потому что его путеводитель - следы совершенно исчезли. Но где найти мало-мальски сносное и безопасное убежище на ночь?
Решение этого вопроса заставило сильно задуматься молодого человека.
Но посмотрим, однако, что делается в лагере.
Глава IX. НАПАДЕНИЕ ДИКИХ СОБАК
Ночь эта была очень тревожна для некоторых лиц в лагере боеров. Многие не спали, у многих сердца сжимались тоскою. Госпожа ван Дорн мужественно старалась подавить слезы, не желая усиливать горя дочерей, которые были в полном отчаянии, убежденные, что с любимым братом случилось несчастье. Обе девушки умоляли Гендрика отправиться на поиски Пита, но тот на все их просьбы твердил только одно:
- Отец приказал мне не предпринимать ничего, пока он сам не распорядится.
При этом молодой человек глубоко вздыхал и закрывал руками искаженное горем и стыдом лицо. Ему теперь было страшно стыдно, что он не отправился тогда на помощь брату.
В повозке Блома отец выговаривал Андрэ за то, что тот покинул своего друга. Андрэ оправдывался увлечением охотою. На самом же деле он отлично помнил, что был даже доволен, когда Пит отделился от товарищей. Не то чтобы он желал зла сыну бааза, - нет. Но он положительно был бы в восторге, если бы Пит возвратился с охоты пристыженным из-за какой-нибудь оплошности. Дальше этого, разумеется, его ревность не шла. Отсутствие Пита, доказывавшее, что с ним могло случиться несчастье, встревожило и самого Андрэ.
Упреки отца задели его за живое и возбудили в нем раскаяние. Он теперь охотно поспешил бы на помощь Питу и нетерпеливо ожидал решения бааза.
Чувства, тщательно скрываемые, бывают обыкновенно сильнее тех, которые вырываются наружу.
В повозке Ринвальда в этот вечер тоже только и говорили о бедном Пите. Людвиг Ринвальд искренне бранил себя за то, что не последовал за Питом ван Дорном, своим другом детства, а остался с Андрэ. В случае опасности последнего мог бы защищать Карл де Моор.
Господину и госпоже Ринвальд оставалось только утешать сына и внушать ему надежду на скорое возвращение Пита. Мейстья выражала ту же уверенность, что и ее родители, и уверяла, что Пит, отъехав довольно далеко от лагеря, просто замешкался в пути и возвратится здоровым и невредимым. Одна Катринка молча сидела в стороне от всех.
Это происходило вовсе не от равнодушия к Питу ван Дорну. Напротив, она молча уткнулась в темный угол, чтобы не показать слез, которых не в силах была сдержать при мысли об опасностях, на каждом шагу окружавших бедного заблудившегося охотника.
Беспокойство о молодом человеке только теперь объяснило ей самой ее чувство к нему. До сих пор она воображала, что относится к Питу так же, как к своему брату, Людвигу, или другу детства, Андрэ Блому. Но теперь, с этого момента, она поняла, что ее собственная жизнь была неразрывно связана с жизнью Пита.
Если бы молодой ван Дорн подозревал, что творится в сердце Катринки в эту ночь, то часы, проводимые вдали от девушки, показались бы ему хотя не менее длинными, зато не такими томительными.
Он тоже не спал. Боль от царапин, причиненных ему колючками акации, и грустные мысли не позволяли ему ни на минуту забыться.
Решившись остаться ночевать вне лагеря, он стал принимать все меры предосторожности, доступные при тех условиях, в которых он находился. Ночи в тропических странах очень холодные. Чтобы предохранить себя от холодной росы и хотя бы несколько гарантировать от нападения диких зверей, молодой человек хотел сначала развести костер. Это было необходимо еще и потому, что он во время усиленного бега сильно вспотел и легко мог схватить лихорадку.
Но, к несчастью, все, как нарочно, было против него. Поблизости не было ни дерева, ни куста, годных на топливо. Вокруг были разбросаны целые колонии муравейников и много конусообразных пустых жилищ термитов. Следовательно, в очагах не было недостатка, но топливо отсутствовало.
Наконец, после долгих поисков, Питу удалось найти несколько густых пучков высокой засохшей травы. Для костра ее было мало, но для устройства постели достаточно.
Достав из кармана свой складной охотничий нож, Пит стал действовать им как серпом и быстро срезал всю траву. Убедившись, что в одном из муравейников нет ничего подозрительного, он сложил в него всю траву и зарылся в нее, оставив снаружи только голову. Защищенный таким образом против холода, он мог, по крайней мере, не опасаться простуды.
Когда он улегся, ему очень захотелось есть. Охота и прогулка пешком возбудили сильный аппетит, но об удовлетворении его, конечно, и думать было нечего.
Пословицей "кто спит, тот ест" он воспользоваться не мог, потому что заснуть был не в состоянии, но ему припомнилась другая: "кто курит, тот ест". Он вытащил из-за пазухи трубку, - эту утешительницу одиноких охотников, набил ее табаком и принялся курить.
Выкурив одну трубку, он закурил другую. Это на него подействовало так, как прием наркотика. Мозг его отуманился, и он, наконец, заснул с трубкою в зубах.
К счастью, трубка было плотно закрыта крышкою, иначе от одной выроненной искры могла бы загореться трава, и Питу предстояло бы во время сна изжариться живьем или задохнуться от дыма.
Во сне ему казалось, что его снова преследует буйвол и он слышит за собою его грузные шаги. От ужаса он проснулся и напряженно стал прислушиваться. Действительно, это был не сон - вдали слышался усиленный бег какого-то животного, но не буйвола, а скорее лошади.
Вскоре жалобное ржание не оставило ни малейшего сомнения, что это бежит лошадь. Питу даже показалось, что он узнал голос своей Гильди.
Он быстро вскочил и оглянулся.
Поднялась луна и осветила всю прерию. При свете луны Пит увидал, что, действительно, его Гильди мчится во весь опор, преследуемая стаей диких собак.
Эти собаки имеют много сходства с гиеною, и потому их иногда даже называют гиенами-охотницами.
Крупнее гончих, пестрые, с большими черными стоячими ушами, они напоминают своим видом и наших охотничьих собак. Привычка преследовать свою добычу целыми стаями делает их опаснее обыкновенной гиены. Они часто нападают и на людей.
Бедная Гильди, испуганная мчавшейся за нею стаей голодных собак, отчаянно ржала и бросалась то в одну, то в другую сторону, стараясь увернуться от своих преследователей. Казалось, точно она, чувствуя себя погибающей, звала на помощь своего господина, - по крайней мере так казалось Питу.
- Будь покойна, моя бедняжка! - крикнул и он в свою очередь, будто лошадь могла понять его. - Я постараюсь спасти тебя!
За Гильди гналась целая сотня собак, остервеневших от голода, со страшно горящими глазами и оскаленными зубами. Куда ни бросалась лошадь, везде она встречала группу преследующих ее врагов.
Преследуемое, быть может, в течение уже нескольких часов, несчастное животное совершенно выбилось из сил и едва держалось на ногах.
Первым движением молодого человека было - бежать на помощь Гильди, но потом он сообразил, что это значило бы только погибнуть самому, не принеся ни малейшей пользы лошади. Ему пришел в голову лучший способ. Держа наготове роер, он как-то особенно свистнул. На этот хорошо знакомый ей свист Гильди ответила радостным ржанием и примчалась к нему, дрожа с головы до ног и вся покрытая пеною. Очутившись около своего господина, она сразу как будто ободрилась.
Дикая стая бросилась за нею.
Пит сошел с муравейника, на который было забрался. Он понял, что оставаться на нем было небезопасно. Собаки могли стащить его оттуда.
Ему приходило в голову и то соображение, не сесть ли на лошадь и не ускакать ли на ней. Но Гильди, очевидно, была так измучена, что не могла более бежать.
Следовательно, нужно было предпринять что-нибудь другое. Молодой боер не растерялся. Он выстрелил в стаю. Блеснувший огонь и непривычный звук произвели сильное смятение между собаками. Пока они раздумывали - продолжать ли нападение или бежать, Пит успел снова зарядить ружье и выстрелить еще раз.
Но, казалось, собаки решились сделать новую попытку овладеть и лошадью и человеком, который вдруг явился откуда-то перед их алчными глазами.
Заметив, что собак пугал более всего огонь, а не гром выстрелов и не страх быть убитыми, - на убитых они не обращали внимания, - Пит поджег траву, служившую ему постелью.
Огромное пламя почти мгновенно поднялось кверху. Желая увеличить площадь огня, молодой боер раскидывал горящую траву стволом ружья, отчего посыпался во все стороны целый дождь искр.
Собаки, вероятно, вообразили, что начался луговой пожар, который они не раз видели, и с воем бросились бежать.
Битва была выиграна.
Пит радостно крикнул "ура" и от души поцеловал прямо в морду свою любимицу Гильди, вернувшуюся к нему таким необычным образом.
Глава X. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Радость, которую испытывал молодой охотник по случаю неожиданного возвращения лошади, трудно передать. Во-первых, Пит любил Гильди, как каждый хороший хозяин любит свою лошадь, особенно, если она оказала ему много услуг, делила с ним труды и опасности и вообще отличалась верностью и преданностью. Во-вторых, Гильди была лошадь породистая, красивая, быстрая и легкая в ходу, делавшая честь своему всаднику. Поэтому вполне понятно, в каком был восторге Пит, когда убедился в спасении своей Гильди, которую он уже оплакивал, считая ее погибшей. Кроме того, возвращение лошади успокаивало и его самолюбие.
Кто бы поверил в лагере его рассказу, если бы он пришел туда пешком, без лошади? Неловкому всаднику, лишившемуся лошади, вообще редко верят. Во всяком случае он должен был сильно упасть во мнении всех, знавших его. Несчастливые охотники всегда подозреваются во лжи и подвергаются насмешкам, хотя бы и доказали свои неудачи стечением неблагоприятных обстоятельств.
Молодой ван Дорн особенно боялся уронить свое достоинство в глазах Клааса Ринвальда, отца Катринки.
Пит считал тайную симпатию к этой прекрасной девушке вполне сохраненной. Он открыл ее только своей матери, а сдержанная и серьезная госпожа ван Дорн всегда находила, что тайна другого - неприкосновенная святыня. Она вполне одобряла выбор сына и только убеждала его не спешить с выражением своего чувства Катринке, пока сам Пит не уверится в его прочности. К тому же и господин Ринвальд мог не доверять молодости Пита. Поэтому госпожа ван Дорн взяла с сына слово, что он, по крайней мере во все время путешествия, ничем не выдаст своей тайны.
- Да, я понимаю это, - отвечал Пит на советы матери. - Я всеми силами постараюсь убедить Клааса Ринвальда в том, что я уже не ребенок и на меня можно положиться. Он увидит, что я буду достоин его дочери.
И действительно, до этой злополучной охоты Пит ничем особенным не обнаруживал привязанности к дочери Ринвальда, исключая разве мелочных услуг. Но что было бы теперь, если бы он, став сначала причиною тревоги всего каравана, потом вдруг превратился в жалкое подобие рыцаря печального образа? Наверное, он тогда вынужден был бы уступить первенство Андрэ Блому, которого до сих пор во всем превосходил в глазах Катринки.
По свойственной ему скромности. Пит воображал, что с этого злополучного дня Катринка обязательно будет сравнивать его с Андрэ в пользу последнего. В таком случае Пит, как это ни было ему больно, даже решился молча уступить дорогу своему сопернику.
Но с той минуты, когда нашлась лошадь, дело принимало другой вид. Теперь он мог возвратиться в лагерь победителем. Все необходимое для спасения его репутации было налицо - и лошадь, и ружье, и даже хвост буйвола, служивший неопровержимым доказательством победы над страшным животным. Конечно, он не скроет ничего из своих приключений, даже падения с лошади. Падение это нисколько не повредит его репутации хорошего наездника. Какой же всадник может удержаться на лошади, когда она неожиданно упадет на передние ноги?
Да, вместо насмешек им будут теперь восхищаться. Его станут поздравлять с совершением настоящего подвига. Все захотят услышать его рассказ. Он даже начал уже придумывать, как бы поинтереснее и поярче этот рассказ составить, так чтобы у слушателей захватывало дух.
Понятно, что, находясь в таком возбужденном состоянии, Пит не мог спать. К тому же и лошадь требовала его немедленных забот. Необходимо было осмотреть, не ранена ли она, обтереть и накормить ее. Для той и другой цели он нарезал еще травы.
Почищенная и накормленная Гильди, в порыве благодарности к хозяину за его заботы, терлась мордою об его плечо и тихо ржала.
- Ну, хорошо, хорошо, я понимаю, чего ты хочешь, - говорил Пит, ласково поглаживая ее рукою. - Теперь ты сыта, но хотела бы пить… Вот если б ты могла рассуждать и понимать мои слова, то я посоветовал бы тебе брать пример с меня. Я уже давно, с самого полудня, ничего не ел и не пил… Я с удовольствием отправился бы теперь с тобою "домой", тем более, что здесь и воды нет, но боюсь, как бы снова не заблудиться… Видишь, какие густые облака заволакивают луну. В двух шагах ничего не различишь. Долго терпели, потерпим и еще немного, моя добрая лошадка!
Действительно, луна совершенно скрылась, и наступил полнейший мрак. Вскоре засверкали во всех местах молнии, и вдруг разразилась буря, настоящая тропическая буря, отличающаяся особенною силою и стремительностью. Страшные удары грома следовали почти беспрерывно один за другим. Немного спустя полился сильный дождь.
Но молодой охотник отнесся совершенно спокойно к этой новой неожиданности и даже обрадовался дождю, лившемуся потоком.
"Вот я только что жалел об отсутствии воды для Гильди, - подумал он, отряхиваясь как мокрый пудель, - действительно, не было ни капли, а теперь ее вдруг появилось столько, что можно бы напоить тысячи лошадей".