Сима не только об учебе, она вообще о своей дальнейшей жизни не знала. В сердце теплилась надежда на встречу с Арманом, копошился клубок из чувств: обида, боль, любовь, страх - все это мучило ее и Сима не находила выхода. Она прислушивалась к шагам в подъезде, дергалась на каждый звонок в дверь, представляла, как Арман узнает ее адрес у начальника экспедиции, как приедет… И вместе с тем терялась, лишь на мгновение представив Армана на пороге своего дома.
Но проходили месяц за месяцем, а от Армана не было ни слуху, ни духу. Сима не спала ночами: то плакала, то мечтала, тайком от родителей смотрела фотографии, где на фоне Каменной головы она запечатлела молодого казаха, показывающего археологам таинственные знаки.
Пока срок был маленький, Сима ходила на занятия, но перед зимней сессией она поняла, что дальше скрывать от всех свое положение не может, и решила бросить учебу.
Во время сессии тишина в коридорах университета редко нарушалась смехом или топотом студентов, бегущих из аудитории в аудиторию. Это вполне устраивало Симу. Она сторонилась любопытных глаз. Чувство стыда не оставляло ее, но движение новой жизни внутри придавало сил, и Сима в который раз поднимала голову и улыбалась, излучая обаяние мадонны.
В неизменных джинсах, в широком коротком пальто и длинном пушистом шарфе, концы которого болтались по животу, уже изрядно выпирающему, она спокойно шла из деканата с наконец-то оформленным академотпуском.
- Симона!
От резкого оклика Сима чуть не упала, споткнувшись о торчащую половицу.
- Симона, что случилось? Почему вас не было на экзамене? - искренне удивление в глазах профессора, внезапно появившегося на пороге одной из аудиторий, смутило беременную студентку больше, чем понимающие взгляды сокурсников.
- Здравствуйте, Александр Матвеевич, - она вздохнула и без лишних объяснений сунула профессору подписанное деканом заявление.
- Что? Что такое? Почему академотпуск?.. Ничего не понимаю… - профессор растерялся, перечитал заявление и уставился на живот Симы. - Вы беременны?..
- Да, Александр Матвеевич, через три месяца буду рожать, так что не до учебы, извините, - Сима забрала свое заявление и хотела уйти, но профессор осторожно, как древний артефакт, который может рассыпаться от самого легкого прикосновения, взял ее за рукав пальто.
- Симона, не могли бы вы уделить мне несколько минут, давайте пройдем в аудиторию, - и он, уже улыбаясь, указал на открытую дверь.
Сима пожала плечами и согласилась.
Домой она вернулась вдохновленная и с последним выпуском журнала "Вестник археологии и истории", в котором была напечатана монография казахского ученого Елимова Хакана Ногербековича, посвященная теме расшифровки петроглифов кочевых племен, обитающих на территории современного Казахстана. В статье был упомянут вклад в эту работу Симы, и ее имя. Как сказал на прощание профессор Колесниченко: "Будет очень жаль потерять подающего надежды молодого археолога. Так что решайте свои личные дела и возвращайтесь к науке!"
- Ты что такая радостная? Сияешь, как медный таз, - Валя давно не видела дочь такой счастливой.
Сима разделась, достала журнал.
- Вот, смотри, - открыв нужную страницу, показала матери, - тут и обо мне написано.
- Да-а?!
- И Александр Матвеевич сказал, что я - подающая надежды!
Валя расстроилась, посмотрев на живот дочери.
- Подающая надежды… а год учебы теряешь!
- Ничего, мам, зато спокойно рожу и покормить успею, не торопясь, а учиться пока и дома можно, никто не мешает. Уф… - Сима сняла ботинки и вытянула ноги, сидя на стуле, который мать специально для нее поставила в коридор, - устала. Мам, сделай чайку, я посижу немного.
Валя засуетилась, побежала на кухню, вернулась.
- Иди, приляг, давай помогу…
- Да что ты, мам, я в порядке, просто устала, - Сима потерла поясницу, - я, правда, полежу. Как чай готов будет, позови.
В комнате приятно шумела печка. Сима прислонила к ней руки, согрев их, повернулась спиной. Комната, с ее привычной обстановкой, почти неизменной с самого детства, казалась островком тепла и уюта в большом мире ненастья, то ветром стучащегося в окно, то потоками дождя загоняющего людей в дома. В своей комнате Сима всегда чувствовала себя защищенной от любых невзгод. Все здесь дышало добром и любовью: и стены с шепчущимися тенями по ночам, и кровать с белоснежными простынями, и стол, всегда зовущий к работе стопкой тетрадей и книг и аккуратно очиненными карандашами, стоящими в обыкновенном граненом стакане.
Сима растянулась на кровати, с удовольствием прочувствовав, как расправились мышцы на спине, отпустило поясницу. Ребенок перевернулся. Сима точно знала, что он перевернулся! "Плавает, куда вздумается!" - с нежностью подумала она и представила своего малыша, свернувшегося клубочком внутри нее.
- Сима, - мама поставила на стол вазу с мандаринами и бокал с чаем, - пей, я с лимоном сделала.
Пока дочь, шумно втягивая в себя горячий чай, наслаждалась его особым цитрусовым ароматом, Валя разглядывала ее, в душе все еще переживая за так неожиданно изменившуюся судьбу своей девочки.
- Саша приходил, мандарины принес, - Валя словно оправдывалась.
- Мам, ты опять? Зачем взяла мандарины? - Сима скосила глаза на вазу с небольшими оранжевыми плодами. - Ты же его этим самым одобряешь, и будет он ходить, ну, зачем это надо? Лишние разговоры, лишние переживания. А ему учиться надо, свою жизнь устраивать, а не рядом со мной околачиваться.
"Рядом со мной… вот именно - рядом!" - это снова разозлило Симу. Всю благость будто ветром разогнало.
А мать отмахнулась:
- Не знаю, сами разбирайтесь. Тоже нашли миротворца. Вот придет, ты ему сама все и скажи!
- Да говорила уже! И не раз! Сколько можно? Хорошо папа не видит его!
- Видел, разговаривали…
- И что?..
- Сашка сказал, что он готов жениться хоть сейчас, но ты не соглашаешься.
Сима сглотнула.
- Я не соглашаюсь… - она не нашлась что возразить, - я не соглашаюсь, значит, а он прям герой! Мам, ну что делать?
- Не знаю, - Валя теребила уголок салфетки, не решаясь сказать давно вертевшуюся мысль, и все же осмелилась: - А может, правда, за Сашку замуж выйдешь?
Сима подавилась, закашлялась до слез, и прохрипела:
- Мам, ты что? А? Ну, с какого перепугу я за него замуж пойду? А вдруг Арман приедет? Я же люблю его!
- Ой-е-ей, - Валя покачала головой, - как знаешь, ладно, пойду я - дел полно, а Сашка парень хороший, не отталкивала бы ты его.
Валя оставила дочь размышлять одну. Ей и самой порыв парня казался странным. Единственно, что объясняло его настойчивость - это любовь. А может дочь все же любит Сашку? Просто стыдится, или от гордости нос воротит? Нет, она сама говорила, что любит того, казаха. Вот встретился же, окрутил девку, и нет его! А тут судьба решается! Всегда так в молодости - голова горячая, а скольких бед можно было бы избежать, будь в это время мудрости побольше, но… мудрость, она с годами приходит! Вот вышла же она замуж за отца Симы, не задумываясь, любит ли, нет, и живут душа в душу сколько лет! А любовь? Была ли у них любовь? Валя не могла ответить на этот вопрос и боялась, что дочь задаст его. Одно она знала наверняка, что без своего мужа она не мыслит жизни. Они просто вместе, как две половинки одного целого. Она для него - оазис среди всех невзгод и проблем, он для нее - стена, за которой спокойно и надежно. Может быть, это и есть любовь, когда двум людям просто хорошо друг с другом?..
А Сашка… хороший парень… Когда Валя спросила его: "Зачем тебе все это нужно? Симка скоро родит, а ты так и будешь ходить за ней?", он ответил: "Буду!". И потом добавил:
- Тетя Валя, я знаю, что выгляжу смешным. Да мне это неважно. Я просто хочу рассказать вам. Знаете, когда я первый раз увидел Симу, то внутри что-то щелкнуло, словно включился какой-то механизм, пошел отсчет… нашей с ней совместной жизни. Просто тогда я не сразу осознал это. Ну, понравилась девушка, влюбился, да мало ли. Но, когда я узнал, что она ждет ребенка, когда я увидел ее - растерянную, брошенную кем-то, но гордую, независимую, даже еще более независимую, чем прежде, тогда мне ее стало так жалко. И я решил, что теперь уж точно ее не брошу, будь, что будет.
- А если тот объявится?
- Кто? Отец ее ребенка? - Саша пожал плечами. - Не знаю. Когда объявится, тогда и посмотрим. А пока я ей нужен, хоть она и сторонится. Я точно знаю, что нужен. Когда человек в беде, ему становится легче даже от одной мысли, что он кому-то нужен.
- Как у классиков, - Валя широко улыбнулась. - А это ты о ком сейчас сказал: о Симе или о себе?
- Что именно? Что нужен? - Сашка удивился тому, что мама Симы не поняла, о ком. - Конечно, о Симке. Она знает, что нужна мне.
Валя посоветовала Сашке еще раз поговорить с Симой и обязательно сказать, что он просто хочет быть ее другом, чтобы она хотя бы пока не думала, что он навязывается в мужья, что он жалеет ее. Ведь они и так друзья, столько много у них общих интересов, так зачем все рвать? Только из-за беременности? Глупо.
Сима каждый день ходила в парк недалеко от дома, минутах в двадцати обычным шагом. Весной там было особенно хорошо! Молодая зелень радовала глаз: трава, листики на старых вековых дубах, недавно высаженные анютины глазки и маргаритки с разноцветными яркими головками - все это говорило о начале нового цикла жизни.
"И мой малыш родится весной, как этот цветок", - Сима сорвала розовую маргаритку, понюхала. Ничего особенного, просто свежесть, но такая трогательность в этом весеннем цветке!
Сима присела на скамейку. Малыш толкнул ее в бок. "Хочешь гулять?" - Сима положила руку на живот: пяточка ребенка выпирала бугорком под шерстяной кофтой. Сима погладила живот, сказала вслух:
- Подожди, отдохну чуть и пойдем.
- Привет!
Сашка плюхнулся рядом. От неожиданности Сима вздрогнула.
- С ума сошел? Чего пугаешь? Вот рожу здесь, что делать будешь?
Сашка скорчил удивительно-извиняющуюся гримасу. Сима покатилась со смеху.
- С тобой не соскучишься!
- Хочешь, каждый день буду плюхаться рядом, чтобы тебе не было скучно? - Сашка говорил серьезно, а в глазах корячились чертики.
- Нет уж, не надо! И вообще, я так далеко больше гулять не пойду. Тяжело стало как-то.
- Еще бы! Такой чемодан с собой таскать!
Сима уставилась на Сашку: вроде смешно, но и обидно как-то…
- Ну, тебя, надоел! - она встала и пошла по дорожке.
- Сим, прости, я что-то не то сморозил, Сим, я больше не буду, Сима давай дружить, а?
Симе пришлось подхватить свой живот, чтобы ненароком не растрясти. Она смеялась, переводя дух, и еле дошла до следующей скамейки, причем Сашка бегал вокруг нее, боясь прикоснуться, чтобы помочь и в то же время бормоча какую-то околесицу о дружбе между женщиной и мужчиной, об общих интересах и детях - сынах полка.
- Все, замолчи, полководец, все, а то, правда, рожу…
Сима отдышалась, ребенок вроде молчал. Посидев немного для надежности, Сима поднялась.
- Дай, под руку возьму, проводишь до дома, - она оперлась о галантно поданную руку Сашки и они не спеша пошли по аллее парка, расцвеченной веселыми клумбами, солнечными бликами, мокрыми пятнами карминного цвета песка.
Вскоре, в один из последних вечеров апреля, боль, - еще осторожная, легко скользнула по пояснице, и Сима испугалась.
- Что? - мать уставилась в ее расширившиеся глаза.
- Кажется, началось…
Сима родила утром. Ранним утром, когда птицы, проснувшись, приветствовали солнце, и малыш - крепкий, черноволосый мальчик, впервые глотнул сладкий воздух земли, и звонкий детский голос влился в птичий хор, прославляющий начало дня и новой жизни.
Родители Симы всю ночь прождали в роддоме, боясь оставить дочь одну. Медсестры пытались отправить их домой, но безуспешно.
- Как уйти? А если она родит без нас?
- А она и так родит без вас, у нас врачи есть, акушерки, что толку от того, что вы здесь сидите? - увещевала медсестра, дежурившая в приемном отделении.
- Как это, что толку? - возражал Петр, отец Симы. - Мы группа поддержки, слыхала про такую?
- А! Ну, ну, поддерживайте, - отмахнулась дежурная, пробурчав себе под нос: - Не спится людям…
Когда из родзала пришло сообщение о рождении ребенка, женщина позвала:
- Эй, там, группа поддержки, все, родила ваша дочь, внук у вас!
- Внук?! Валька, слышишь, у нас внук! - Петр прослезился.
Валя почувствовала усталость. Напряжение спало, и от слабости подкосились ноги.
- Ты чего, Валь? - муж обнял ее. - Нашла когда слезы лить! Все хорошо, все позади. Будем теперь пацана растить, а?
- Будем, - Валя утерла нос платком, спохватилась, - надо им что-то поесть приготовить, после родов, знаешь как есть охота, ой, я побегу.
Медсестра вышла к ним.
- Все хорошо у вашей Симоны, ишь, имечко какое вы ей дали! Мальчик большой, крепкий, голосистый. Они еще пару часиков там полежат, потом в палату отправят, успеете все приготовить. Хотите, записочку передам?
- А? Написать что ли можно? - Петр похлопал себя по карманам.
- Иди сюда, - позвала дежурная, - на тебе листок, ручку, пиши.
Он взял ручку, повертел, оглянулся на жену.
- Валь, что писать-то?
Она пожала плечами.
- Спроси, что ей принести.
Муж понимающе кивнул и, чуть помедлив, написал: "Как дела?", потом с новой строчки: "Спасибо за внука", и в конце: "Что тебе принести? Напиши, мы подождем".
Сима, развернув записку, прочитала в ней намного больше написанного. За скупыми словами, выведенными неровными буквами, она ощутила волнение отца, сердцем почувствовала его любовь. И от этого стало как-то особенно радостно. А еще рядом лежал ее сынишка - Алешка, спеленатый заботливыми руками улыбчивой сестрички, то и дело подходившей к малышу и повторяющей: "Надо же, какой красивый мальчик!"
Новорожденный шевелил губками, причмокивал, будто проверял воздух на вкус. Открытые глазки не выражали никакого интереса к внешнему миру. Малыш был погружен в себя. Душа, вновь обретя тело, снова привыкала к нему.
Сима разглядывала своего мальчика, изучая каждою черточку, умиляясь каждому движению губ, бровей. Она сразу увидела в сыне Армана: черноголовый, чернобровый, хоть и пухленький, но скуластый. "Что ж, это мне подарок от степи, - подумалось как-то некстати. Вспомнился последний вечер в экспедиции, шаманы. Сима отогнала от себя навязчивую картинку. - Сплошные загадки… и ты - главная из них!" Она осторожно, пальчиком, прикоснулась к маленькому носику.
- И разгадаем! Да? Красота моя ненаглядная!
- Любуешься? - сестричка из детского отделения ловко взяла малыша на руки. - Пора вам по палатам.
- А кормить? Разве его еще не надо кормить? - Сима встревожилась.
- Сами покормим, тебе отдыхать положено. Завтра принесем, не волнуйся.
- Папаша, что стоишь, как столб, бери сына! - пока Валя благодарила работников роддома, а ее муж забирал вещи дочери, медсестра без церемоний вручила ребенка Сашке.
Он так и застыл с зажатым в кулаке букетом тюльпанов и вытянутыми руками, боясь пошевелиться. Сима кошкой скользнула к нему, осторожно забрала ребенка.
- Лицо попроще сделай, папаша.
Сашка изобразил серьезность. Протянул букет.
- Это тебе!
- Спасибо, да опусти ты их, у меня же ребенок на руках. Дома заберу.
Сашка ойкнул и отступил к Маринке, которая, не спрашивая разрешения, приподняла уголок голубого детского конверта и заглянула в личико Симиного сына.
- Ути-пути, какие мы пухленькие… на кого похож? М-м-м… потом разберемся.
- Отстань, любопытная Варвара! - Сима прижала ребенка. - Разберется она… на меня похож, ясно?
- Ясно! А я думаю, что это личико такое знакомое…
Друзья проводили Симу до дома и ушли. Теперь ее жизнь изменилась еще больше, просто так в гостях не посидишь. Сама Сима хоть и отвечала на шутки, а все ее внимание сосредоточилось только на ребенке. Да и выглядела она очень уставшей: бледная, осунувшаяся, а глаза - такие глубокие и словно подведенные широким слоем темно-синей краски.
Дома Сима положила ребенка на свою кровать, присела рядом, раскрыла конверт, осторожно ослабила тонкое одеяло. Алешка закряхтел.
- Тсс, тихо-тихо-тихо… спи, маленький мой, спи… Мам, надо воды нагреть, проснется - искупаем.
- Да вроде нельзя сразу…
- Можно, пять дней не купаный! А пока спит, посиди с ним, я душ приму.
- Иди, иди, - Валя пододвинула стул и села, не сводя глаз с внука.
Оказавшись одна в ванной комнате, Сима разделась, и, разглядывая себя в зеркало, ужаснулась: "Ну и фигура!.." Хотелось плакать. Сима включила воду. Вода всегда успокаивала. Шумя, переливаясь звуками, она создавала музыку, от которой Сима ощущала особую благость, забывала тревоги. Теплые струи, падая на лицо, стекали на грудь, скользили по всему телу и, казалось, нет им конца, и так не хотелось останавливать поток своей собственной рукой…
- Сима, проснулся, давай скорей, плачет, - мама позвала.
Сима выключила воду, посмотрела на душ: одна капля застыла, не желая падать, но вот и она набухла до предела и сорвалась. А в тишине все громче звучал призывный плач ребенка. Он не желал ничего знать, он требовал внимания, как заложено природой. Он кричал, звал мать, которая должна была утолить его голод, согреть своим теплом, успокоить.
Сима наскоро вытерлась, накинула халатик и, завернув мокрые волосы в полотенце, вышла. Усевшись поудобней, она дала ребенку грудь. Валя подложила дочери подушку под спину и на цыпочках вышла, оставив дверь приоткрытой. Отец заглянул в комнату и замер, не в силах оторвать взгляд от увиденного: Сима - как мадонна на картине - склонилась над ребенком, сосущем грудь. Блаженная улыбка играла на губах дочери, а лицо словно светилось изнутри. Петр так и стоял бы и смотрел на чудо, преобразившее жизнь всей семьи, но жена оттащила его и закрыла дверь.
- Ты чего?
- Ничего, - отмахнулся он, - красиво…
Валя сама засветилась. В дом пришло счастье. А все остальное, что вокруг, не имеет никакого значения. Все стало таким естественным, что даже казалось странным. И пусть не как у всех, лишь бы Сима оттаяла, и жизнь снова раскрылась перед ней, как бутон розы.