Так неужели нынешняя цивилизация не придумала ничего такого, чтобы добывать мясо не из сложившегося организма, а из того, из чего он только складывается, коли уж на то пошло? Уж сегодня-то, когда умеют делать, чтоб мясо росло как гриб, не превращаясь в организм, в организацию, в живое существо!..
Некоторые предлагают перейти только на растительную пищу. Это, знаете ли… Призывы эти чаще всего исходят от асеевской лисицы, которая в своих целях заявила: "Этой весною я не ем мясное!"
А почти что всякая промышленность и ее эквивалент (деньги, полученные от этой же промышленности), вся громада усилий и гибельных бедствий - только для того, чтобы мясо не протухло. Это называется культура. Цивилизация. И все такое… которое прогрессивно едет туда, где ни воды нет, ни воздуха. И где никого не останется, чтобы всю эту культуру обсудить.
Что делает охотник, когда у него кончились патроны?
Идет домой запасаться.
А когда кончилась дичь? Ждет, пока она расплодится заново.
А когда кончится охотник?
Останется термодинамика. И упоительные моральные ценности, которые никому не пригодятся.
До войны во Франции появилась "историческая" песня под названием "Маркиза". Песня разошлась по всему миру, но ни на что не повлияла. Потому что война все равно была, и ее причины потом изучались, потому что методы изучения причин были высмеяны в смешной песенке про маркизу, у которой умерла кобыла.
Там было сказано: "Узнал ваш муж, прекрасная маркиза, что разорил себя и вас. Не вынес он подобного сюрприза и застрелился в тот же час. Упали свечи на ковер, который вспыхнул, как костер. Погода ветрена была. И замок выгорел дотла. Конюшня заперта была, а в ней кобыла умерла, А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!"
Сейчас ликует та наука, которая делает открытия, что кобыла умерла потому, что дверь в конюшню была заперта: что если бы дверь была открыта, то никакой пожар не страшен. А та наука, которая понимает, что кобыла умерла все же потому, что маркиз разорился и застрелился, звучит малость поглуше, более глуховато. Эта паука называется экология, которая открыла биосферу, открыла, что дверь в конюшню заперта и открыть ее некуда. Что жизнь на Земле существует со своей промышленностью и наукой, пока есть вода и воздух. А если промышленность и наука эту воду и воздух истребят, то маркиз разорится и кобыла подохнет так же, как зарвавшийся маркиз. Так как дверь в конюшню биосферы, которая развивалась миллиарды лет, отворить некуда.
И пока не доказано обратное, исходить надо именно из этого.
Иначе, несмотря на все ухищрения, человечество вместе с остальной живностью может однажды не проснуться, даже если войны никакой не будет и будут уничтожены все бомбы.
И страшно даже подумать, ч к) погибнет даже Тоня, у которой "все будет".
А вернее, даже не так… Тоня погибнет именно потому, что у нее "все будет". Вот теперь так.
Вот у меня сын - большой знаток Древней Греции. И он меня спрашивает:
- А в Древней Греции дети были?
Я говорю:
- Были.
- А кошки и собаки были?
- Конечно.
- А кого было больше? Кошек или собак?
Я говорю:
- А кто это знает.
- Нет, а правда, кого было больше - кошек или собак?
Я говорю:
- Не знаю. А как ты думаешь, кого было больше - кошек или собак?..
Неужели никто не замечает, что у науки остается все меньше невинных вопросов. Наука завиляет: "Не наше дело. Наше дело - открыть. А как применить - тут уж разбирайтесь сами". А кто - "сами"?
В передаче "Очевидное - невероятное" идет беседа о том, можно ли шимпанзе превратить в человека? Оказывается, путем научной селекции, современной, можно. И довольно быстро. Любопытно? Правда, не очень. Потому что неизвестно, куда этих полудурков потом девать. На какие роли? Науке следовало бы поинтересоваться, как путем селекции превратить человека в человека? Вот сегодня вопрос вопросов!
Римский папа забил тревогу против противоестественного изготовления детей. Берется женщина, искусственно осеменяется. Женщина рожает за крупную сумму. А ребеночка потом фирма вручает заказчице, которая сама этого не может или не хочет. Заказчица платит деньги - фирма вручает ребеночка.
Рациональное развитие. Научное. Двух отраслей: проституции и, так сказать, любви к детям. Римский папа бьет тревогу.
Какие нужны условия жизни, чтобы в ней все всем понравилось?
Для этого нужно одно, один пустяк. Нужна другая цивилизация, где бы не наживали добро… Вернее, не так: где бы добром считалось не средство к существованию (любое средство - от барахла до денег), а где добром считалось бы само существование.
Но это не может сделать кто-то один. Этого должны захотеть все. И поверить, что это возможно. То есть нужно переменить цивилизацию. Возможно ли это? Если считать, что человеку несколько тысяч лет, то невозможно. А если понимать, что человеку многие миллионы лет, и было время, когда цивилизации просто не было, и что цивилизация - это всего лишь этан всей миллиарднолетней эволюции живого, то да, возможно. То есть пришла пора окинуть взглядом все, и понять, что если все есть, то все частные поправки либо ухудшают дело, либо улучшают его. Ухудшают дело, если растаскивают его, и улучшают, если стремятся к нему. По-разному, но стремятся.
И это есть главное желание.
Потому что если этого хотят все, то и будет всё. А если все хотят всего лишь разного, то ничего и не будет.
Давно уж сложилось великое уголовное наблюдение, которое звучит так: "Жадность фраера сгубила".
Нужны и не нищета, и не богатство, а оптимум. А сейчас складывается впечатление, что мир стремится стать миром "фраеров". миром человеческой дешевки, и вся промышленность работает только на это - на создание дешевки, на подмену.
А если это случится, то, выражаясь научно, "всему - кранты". Потому что если экология установила, что жизнь на Земле возможна, пока только существует экран, который эту жизнь загораживает от смерти, то, если не будет экрана, не будет и промышленности, которая этот экран разрушает. Ежу понятно.
Ежу-то понятно. Сколько можно жрать? По-моему, жрут уже даже ушами. И это даже не те только, которые дохнут от голода в нищете, но и те, которые добились.
Что сделала Жаклин Кеннеди? Вышла замуж за Онассиса, владельца острова, который наторговал оружия настолько, что мог позволить себе купить остров. Мульти-мульти… Ну и что ж она сделала, получив такие возможности? Практически неограниченные! Она накупила миллион платьев. То есть дело свелось к той же мануфактуре. А миллион платьев нельзя надеть, даже если каждое платье носить минуту. Жизни не хватит переодеться во все. А моды все меняются, меняются…
И вот уже одна дура в юношеской передаче "Мир и молодежь" говорит, что у них свои проблемы, у молодежи то есть. Я встал в стойку и ухи топориком. Оказалось, что у этой дуры проблемы те же, что и у Жаклин Кеннеди. Платье в ателье Зайцева - 200 рублей, а ее зарплата 70. А драгоценностей и вовсе не укупишь. Но даже ребята, ее сверстники, поняли, что это клиника.
Не проблема, а клиника. И что если на это пойти, то "жадность фраера сгубит". Но, как ни странно, это и есть загнанная куда-то в помойную яму женщина, носительница красоты, ее уродливый облик той красоты, которая должна спасти мир. Той красоты, которая забыла, что мануфактура красоту только выявляет. Но для этого нужно иметь что выявлять.
У Тони, несмотря на жизненные перетрубации, было что выявлять. Она и решила выявлять это в области кино. Где ж еще? В области киномассовки. Где ж еще?!.
И там ее, наконец, приглядел Ефим Палихмахтер. Где же еще?
Водится на свете такая плащеносная ящерица. Японцы сняли про нее кино. Это очень интересная ящерица. Когда ее пугают, она не кидается сражаться и не удирает на четвереньках, а встает на задние ноги и бежит на двух ногах. Прямо чешет! Быстро и смешно, переваливаясь по-женски. Чешет… Удирает от того, что ее испугало. Прямо как Тоня от старости.
Люди хотят заработать. Это естественно. Но вот в чем странность. Уже давным-давно люди хотят заработать не за то, что кому-то на самом деле нужно, а заработать вообще. Чтобы заработок поступал исправно, даже за то, что не нужно никому. И это даже предпочтительней. Потому что если заработок идет за то, что кому-то нужно, то сегодня нужно одно, а завтра, глядишь, оно и не нужно. Ну, а вот если заработок идет за то, что никому не нужно, оно вчера никому не нужно, сегодня никому не нужно и завтра никому не нужно. Заработок ведь идет.
Главное - обеспечить заработок. Главное, чтобы никто на заработок не покушался. А за что, он, этот заработок, не имеет ни малейшего значения… Нет, имеет, в конечном счете. Потому что если вообще не будет никого, кто получает за что-то, то те, кто получает ни за что, все-таки рано или поздно своего заработка лишатся. И чтобы этого не случилось, проводят тысячи мероприятий, чтобы тем, кто получает заработок за что-то, не пришло в голову, что они содержат гигантское количество людей, которые получают заработок ни за что. То есть, чтобы этим указанным людям не пришла в голову идея о коммунизме, где каждый может заниматься чем угодно при одном единственном условии, чтобы его занятие было хоть чем-то полезно людям.
И вот если с этой точки зрения подойти к человечьим занятиям, то и окажется, что 60 процентов, занятых ничем полезным для всех людей, не озабочены. Это я тоже услышал на лекции ученого эколога, биосферщика. Да, как ни печально это признать, 60 процентов людских занятий не только не полезны для всех людей (и даже для тех, кто этими шестьюдесятью процентами заняты), но даже и вредны, так как дело кончается тем, что пережигают воздух - единственный витамин жизни, который на самом деле нужен человеку, всему живому при любом занятии и заработке.
Я был на одном концерте, где поэты читали свои стихи. Остальные я не запомнил, а вот две строчки ленинградских стихов поэтессы Борисовой я запомнил. Стихи посвящались памятнику Петра Первого, но посвящались не Первому Петру, а его коню. И заканчивались про коня:
"Ведь он его на подвиги возил и привозил обратно".
…После того, как Тоня поснималась в массовках, и ей это понравилось, она сказала мужу, что хочет посвятить себя кино, то есть играть в кино какие-нибудь роли. Но роли ей давать не будут, потому что нет у нее кинодиплома. И чтобы муж постарался… И муж стал думать, как стараться.
Опытные массовщики знали, что на камеру лучше не вылезать, потому что если попадешь в камеру, то в следующую массовку с другими костюмами тебя не возьмут, так как зритель может запомнить. А массовка в кино нужна. Она, как конь Петра Первого, который "его на подвиги возил и привозил обратно".
А в ролях нужно понравиться кинокритике, именно… чтобы она заметила. Тогда есть надежда, что будут давать другие роли, потому что ты уже артистка с дипломом, который удостоверяет, что ты сдал экзамены по системе Станиславского. И, значит, насобачился изображать кого угодно. Но тут есть один нюанс, деталечка, так сказать. А в деталечке, так сказать, как известно, прячется дьявол. С одной стороны, вся кинокритика и, стало быть, режиссеры, которые делают картины, требовали от артиста правды, п-р-р-равды жизни, а с другой стороны, как-то забылось, что п-р-р-равда жизни может быть сфотографирована только в документальном кино, где роли не играют, а эту правду подсматривают. Потому что если кино хочет быть художеством, то правда жизни должна быть правдой Образа. А Образ сыграть в кино нельзя. Артист в кино не может превратиться в Образ, а только в другого человека. Но и это сделать нельзя, увы, физически. И никакая система тут не в помощь.
Театр - другое дело. Там с самого начала зритель знает, с вешалки еще, что герои на сцене ненастоящие. Потому что если б они были настоящие, то они бы не позволили себя разглядывать из зрительного зала. И поэтому зрительный зал со сценой уславливается о правилах игры. И тогда при удаче возникает Образ. Потому что в жизни Образа не бывает. А бывают только члены профсоюза, которые зарабатывают на жизнь такой профессией, а не другой.
А в кино артист притворяется, что он и есть на самом деле такой, как в сценарии. И не получается ни кино, ни театра. И только в одном виде кино получается Образ - это, извините, мультипликация. Где художник может Образ нарисовать. Но мультипликация до сих нор идет по ведомству "Утенка Дональда" и "Кота Леопольда". И только редко-редко - "Мифы Древней Греции", где Персей спасает девушку, каких на свете не бывает, но бывают в Образе, в воображении.
Но на это никто, конечно, не идет, потому что кино давно уже стало средством для жизни, стало заработком тех, кто его снимает и кто в нем снимается. А нарисованные девушки зарплаты не получают.
Такой вой поднимется, что заработок останется только у тех кто 110 этому поводу будет спорить, то есть у кинокритиков, которые думают, что Образ получится, если играть в кино правдиво, до конца правдиво, "до самой березки", как они говорят. А фактически в кино снимают "киномясо" (есть такое выражение). То есть берут среднего артиста и лупят его до тех пор, пока он либо не заплачет, либо не начнет хохотать правдиво, как живой человек в этой ситуации, ситуации сценария, который весь выдуман. И спорят… спорят… те, кому за это платят, за споры умные и мысли. Но если бы спорами можно было делать искусство, то оно бы к этому и свелось.
Но все знают, что когда-то оно все-таки возникает, и возникает из впечатлений от искусства, которые действуют на душу. А что такое душа - не знает никто. Но на нее действует Образ, а не показ человека, который действует только на нервы. А чтобы это можно было смотреть и нервишки трепали бы, пишут сценарии о том, как некий персонаж во что-то вляпался. Он во что-то вляпался, и "киномясо" кричит, доведенное до осатанения.
Есть с десяток приемов, которые повторяются из фильма в фильм, и уже нервы тупеют и не содрогаются. И тихая бомба замедленного действия, на которой играют невинные дети, уже перестает срабатывать.
А Образ действует. Даже если не происходит ничего такого особенного, стрессового. Потому что Образ сам по себе стресс. И душа замирает от ужаса или радости. Но разговоры… разговоры… Трескотня, которой тоже было бы поменьше, если бы за трескотню не платили. А это скажешь - такой вой поднимется…
Ну, интеллектуальный муж Тони, конечно, позвонил туда, сюда… И устроил в киноинститут свою плащеносную ящерицу, которая вместо того, чтобы побежать в женщины, на что у нее всегда есть последний шанс, побежала в "киномясо", несмотря на то, что хотя у нас с ними, с бабами, нрава равные, однако обязанности разные.
И это есть шанс для начала новой цивилизации, без которой, выражаясь научно, "всему - кранты".
Да, хочешь - не хочешь, а цивилизацию все равно придется менять. Но только вот как это сделать, и кто на это пойдет?
Художники, поэты, музыканты - те, конечно, пойдут: не все, конечно, но пойдут. Женщины - с трудом. А наука? Рациональное мышление? Наука тоже не вся одинакова. Пойдет именно та самая, фундаментальная наука, которая дальше всего прошла. Экология, наука о мозге, о мышлении - именно та, которая дорылась до тупика. Тупик брезжит, и она его видит. Вот академик Раушенбах, который занимался ракетами, выступает и говорит, что кроме рационального мышления, на котором зиждется наука, есть иррациональное, и что без этого второго мышления всей жизни человеческой "Финита ля комедия!". Потому что Любовь к Родине, к Земле, Совесть - не вычислишь. А без них - никуда.
И что если на иконах есть люди, хотя и святые, и всякие ангелы, и люди верили в их взаимное сосуществование, вернее, одновременное, то похоже, что тут пахнет четырехмерным миром, как на листе бумаги, на одной стороне которого нарисовано то, что вокруг нас, а на другой стороне - совсем другое.
А если в одной картине совместить, то и получится Рублев или еще кто-нибудь из гениев. В мозгу две половинки. Левая занята рациональным мышлением, логикой, а правая иррациональная, а мы сейчас стали чересчур левополовинчатыми. А левополовинчатая цивилизация и привела к промышленности на 60 процентов ненужной, и к магазину.
Потому что средства для существования стали важнее самого существования. И потому что жить, поживать и добра наживать - это рубить сук, на котором сам же и сидишь.
А тут передали по телевизору, что в Уругвае землетрясение - такое, какого не было за всю историю Уругвая.
А я думаю:
- Ну, может не было, так есть. Землетрясение - дело природное.
А когда сообщили, что разрушены как раз места, откуда нефть качали, то и до меня, дурака, дошло: нефтяную линзу выкачали - чего ж удивляться, что обвалилось. Вот это и есть антропогенное землетрясение.
А выкачали, чтоб продать, А продали, чтобы получить деньги, и все такое… А там промышленность, разные бульдозеры, которыми землю пашут. И леса на корню бьют. Те самые леса, где и зародилась индейская цивилизация с кукурузой, картошкой и помидорами.
М-да-с… Но надежда все же есть. Потому что опыт показал: если два человека хотят истребить друг друга, но это почему-то невозможно, то хочешь-не хочешь, а додумываются, как жить по-другому.
Умник гения не любит. Умник существо рациональное, а академик Раушенбах говорит, что иррациональное поважнее, чем рациональное. Если положить на стол тыщу рублей, то рациональный умник их не возьмет. Потому что побоится последствий. А если он будет уверен, что никто никогда не узнает, что он эту тыщу рублей взял?.. А как сделать так, чтоб рука не поднялась? Раз чужое - значит, чужое. И рука не поднимается. И это и есть сначала совесть, а еще глубже - стыд, рвотное движение души. Все со всем связано. Но вовсе не только умом. Ум осмысляет то, что есть. Рационально осмысляет.
Но ум может осмыслить и иррациональное. И если есть чувство стыда, рвотного движения души, то и будьте любезны… осмысляйте, а не делайте вид, что этого нет.
Сыну моему уже пять с полтиной. И он начинает читать. Но первая книжка ему попалась, когда он еще букву "р" не произносил. И он прочел:
- "Мифы дьевней Гьеции".
Такое было название. Дальше, конечно, дело не пошло. Дальше пошли только картинки. Фотографии со скульптур и ваз. И сыну больше всего понравился, конечно, кто? Геракл. И пришлось рассказывать:
- Ну, что, - говорю, - самый сильный человек в мире.
- Самый-самый?
- Самый-самый.
- Сильнее своего отца?
- Нет, - говорю. - Отец все-таки сильнее.
Он мне поверил. Ведь я же его на руках таскаю, а не он - меня.
- А кто его отец? - он спросил.
Что было делать? Я говорю:
- Зевс.
- Который с молниями?
- Который с молниями…
- А говоришь - самый сильный человек Геракл.
- Ты сказал, я сказал… А Зевс с молниями сильнее. Он же бог, а не человек.
- А что такое бог?
- Этого никто не знает, - говорю.
- Не знают, а говорят.
- А когда не знают - всегда говорят.