- Не горячитесь, дон Росендо! - мягко, но решительно запротестовал стряпчий. - Прежде чем вы войдете в эту калитку, я бы посоветовал вам убедиться в том, что за ней вашей жизни ничто не угрожает…
- Ну и дела! - оторопел дон Росендо, сдвигая на затылок блестящий, но уже слегка потемневший от пота цилиндр. - Почему это я не могу войти в дом своего родного, к сожалению, безвременно почившего дядюшки?.. Или ты не веришь в то, что мы с сестрой его единственные законные наследники?!
- Что вы, боже упаси, конечно, верю! - замахал руками стряпчий. - Стал бы я затевать все это дело, если бы не был уверен в том, что в конечном счете закон восторжествует и правда несомненно окажется на нашей стороне!..
- Что значит: в конечном счете? - поморщился дон Росендо, переглянувшись с сестрой, показавшейся в дверях дилижанса и поставившей на шаткую ступеньку свою изящную ножку в плотно зашнурованном дорожном башмачке.
- Дело в том, сеньор, что после смерти вашего достопочтенного дядюшки все его имущество, как движимое, так и недвижимое, перешло в собственность штата и, таким образом, сделалось как бы ничьим, - обстоятельно начал судебный исполнитель, не переставая прислушиваться к легким шорохам и прочим подозрительным звукам, доносящимся из-за ограды.
- Но теперь-то все встало на свои места! - нетерпеливо перебил дон Росендо.
- Да-да, конечно, все так, - с готовностью подхватил стряпчий, - встало-то оно встало, но как бы еще не совсем…
На этих словах стряпчий совсем смешался и бросил тоскующий взгляд поверх ворот на густо оплетенную виноградом галерею. И как раз в этот момент сквозь плотное кружево листвы просунулась рука, обильно украшенные перстнями пальцы надломили черенок и вновь исчезли вместе с тяжелой лиловой гроздью.
- Не совсем, говоришь? - усмехнулся дон Росендо. - Ну, мы это дело поправим!
Он решительно шагнул к калитке и так ткнул в нее кулаком, что она с треском распахнулась и, соскочив с нижней петли, косо повисла в дверном проеме. Дон Росендо перешагнул широкий низкий порог, обернулся, аккуратно взял обеими руками тяжелую, обитую железными полосами калитку и, слегка приподняв ее, накинул соскочившую петлю на блестящий кованый штырь.
- Мне говорили, что в этом климате железо быстро ржавеет, - сказал он, слегка качнув вставшую на место калитку.
- В сезон дождей, сеньор, в сезон дождей, а нынче третий месяц ни капли!.. - пробормотал стряпчий, по-видимому, не спешивший воспользоваться свободой, которую так недвусмысленно предоставил ему дон Росендо.
Но молодой человек пропустил это бормотание мимо ушей; его внимание привлек огромный лохматый пес, укрывшийся в тени столба, к которому он был прикован. Пес лежал на брюхе, уткнувшись мордой в пустую деревянную чашку, и как будто дремал, подобрав под себя лапы.
- Эй, приятель, ты живой? - негромко позвал дон Росендо, направляясь к бесчувственному на вид животному. По пути ему под ноги попалось нечто вроде искореженного зноем брючного ремня. Дон Росендо наклонился, поднял с земли этот странный предмет и, приглядевшись, отчетливо различил на конце "пряжки" два кривых бурых зуба и две высохших остекленевших лунки.
- Либо здесь принято подпоясываться гремучими змеями, либо наш дядя был большой оригинал! - воскликнул он, бросая странную находку к ногам сестры, уже успевшей покинуть дилижанс и вошедшей в калитку следом за братом.
- К сожалению, ни то, ни другое, - скорбно вздохнул судебный исполнитель, скользнув во двор следом за доньей Касильдой. - Эта подлая тварь и погубила вашего дорогого дядюшку, успевшего, впрочем, отбросить ее прямо в пасть Бальтазара…
При звуках своего имени пес, доселе молча наблюдавший за вошедшими, глухо зарычал, привстал и, угрожающе оскалив крепкие желтые клыки, вновь рухнул в дворовую пыль.
- Да ты, приятель, я вижу, совсем плох! - нахмурился дон Росендо. - Касильда, принеси ему что-нибудь поесть!
Но девушка уже и так успела сообразить, что собака просто валится с ног от голода; не успел ее брат докончить фразу, как она уже выпорхнула из калитки и через минуту-другую вернулась, держа перед собой плетеную корзинку и пузатую кожаную флягу, заткнутую влажной тряпицей. Дон Росендо взял из рук сестры корзинку, разгреб увядшие листья, прикрывавшие ее содержимое, и двумя пальцами извлек из ее глубин толстый ломоть ветчины, окруженный широким кольцом янтарно-желтого сала.
- Долго ты постился, Бальтазар, как я погляжу, - сказал дон Росендо, смело направляясь к свирепому зверю. - Но ничего, если у тебя есть бессмертная душа, то на страшном суде это ей зачтется…
- Осторожнее, дон Росендо, - прозвучал за его спиной робкий голос стряпчего, - если бы дон Лусеро за несколько мгновений до того, как его оставили последние силы, не накинул на Бальтазара ошейник, собаку бы давно пристрелили…
- Как это пристрелили?! Какой мерзавец осмелился бы?!. - воскликнул дон Росендо, наклоняясь к широкой морде пса и протягивая кусок мяса к его носу.
И тут, словно в ответ на его слова, с галереи раскатисто громыхнул выстрел. Пуля прострелила ломоть ветчины, но как только он выскользнул из пальцев дона Росендо, Бальтазар вскинул лобастую голову и, щелкнув челюстями, перехватил угощение у самой земли.
- Что за дурацкие шутки! - крикнул дон Росендо, обернувшись на выстрел и заметив между виноградными гроздьями сизое облачко порохового дыма.
В ответ из пыльной листвы грохнул второй выстрел, кожаная фляга в руках Касильды вздрогнула, и рубиновая струйка вина окропила желтую от зноя землю у ног девушки.
- Так вот каков ваш ответ! - воскликнул молодой человек. - Что ж, придется и мне перейти на этот язык!
Дон Росендо быстро подскочил к сестре, выхватил у нее из рук пробитую флягу и, швырнув ее псу, вытолкнул девушку в приоткрытую калитку. Судебный исполнитель уже стоял за воротами, держа наготове два заряженных пистолета.
- Я предполагал что-то в этом роде, - пробормотал он, протягивая дону Росендо кривые рубчатые рукоятки, - но не думал, что они начнут палить без всякого предупреждения…
- А что же это было, как не предупреждения? - с усмешкой перебил молодой человек, приоткрывая калитку и глядя в щель на Бальтазара, уже успевшего расправиться с ветчиной и подставившего раскрытую пасть под винную струйку, вытекающую из круглой дырочки в кожаном боку фляги.
- Так-то оно так, - пробормотал стряпчий, - но есть все же какие-то законы…
- Законы? - негромко рассмеялся дон Росендо. - Перышком по бумажке, так?..
- Конечно, как же иначе? - удивился стряпчий. - Ведь должен же быть какой-то порядок.
- Порядок?! - перебил молодой человек, направляя ствол револьвера в щель между калиткой и тесаным четырехгранным столбом. - Все эти законы, порядок и прочую чепуху изобрели трусы и идиоты исключительно для того, чтобы скрыть за всей этой канцелярской абракадаброй всю степень собственного ничтожества!
- Коротка память людская, - с чувством оскорбленного достоинства вздохнул стряпчий, - не говоря уже о благодарности…
- Касильда, выдай Остину еще два соверена, - перебил дон Росендо, - а я пока попробую достойно ответить на ту любезность, с которой нас здесь встретили!
- Ни-ни, дон Росендо! - замахал руками стряпчий. - Я надеюсь получить свою награду лишь после того, как справедливость окончательно восторжествует над дикими, поистине первобытными нравами некоторых наших сограждан!
- Пока травка вырастет, лошадка сдохнет, - пробормотал дон Росендо. - Я предпочитаю более действенные средства!
С этими словами он спустил курок, грохнул выстрел, и метко пущенная пуля перебила цепь в нескольких звеньях от собачьего ошейника. Освобожденный Бальтазар вздрогнул, вскочил, вздыбил густую огненно-рыжую шерсть на загривке, в несколько прыжков достиг крыльца и, мягко толкнув передними лапами дверь, скрылся в сумрачных покоях.
- Сейчас мы посмотрим, кто тут хозяин, - усмехнулся дон Росендо, не сводя глаз с заросшей виноградом галереи.
- Люди Манеко хотели сразу пристрелить этого рыжего дьявола, - сказал судебный исполнитель, - но ддон Манеко сказал, что второго такого пса нет не то что во всем штате, но, может быть, и во всей стране, и приказал беречь его как зеницу ока… Но Бальтазар, по-видимому, сам решил заморить себя голодом и ел только из моих рук в те редкие ночи, когда люди Манеко были мертвецки пьяны и не слышали, как я перелезал через забор и кормил пса. У меня, разумеется, порой возникал соблазн расстегнуть ошейник, но стоило мне только протянуть руку к собачьему загривку, как Бальтазар с тихим рыком приподнимал верхнюю губу, как бы давая понять, что он не намерен терпеть какую-либо фамильярность с моей стороны…
Но дон Росендо почти не слышал того, что нашептывал ему на ухо судебный исполнитель; все его внимание было устремлено на дом, точнее, на ставни дома, которыми были плотно закрыты окна первого этажа. Сперва там все было тихо, но вскоре эта тишина сменилась глухой возней, сопровождаемой страшной бранью, грохотом падающей мебели и яростным рычанием Бальтазара. Звуки невидимой схватки постепенно перемещались на второй этаж, затем оттуда раздался сухой хлопок выстрела, еще один, на галерее зазвенели стекла, а вслед за звоном чье-то тело прорвало виноградные заросли, сплошной сетью оплетавшие проемы между столбиками, и со страшными проклятиями рухнуло на землю прямо перед крыльцом. Упавший тут же попытался вскочить, но вместо этого только перевалился на бок, встал на четвереньки и, выбросив вверх руку с револьвером, частыми выстрелами выпустил в небо остаток барабана.
- Спасите! На помощь! - кричал он, размахивая свободной рукой. - Этот дьявол перегрызет Висенте глотку! На помощь!
Отстрелявшись и наоравшись, человек отбросил в пыль умолкший револьвер, прислушался к глухим стонам, доносящимся из дома, и, выхватив из-за пояса нож, стал осторожно взбираться по ступенькам крыльца.
- Держись, Висенте! - бормотал он сквозь стиснутые зубы. - Я давно хотел добраться до глотки этого чертова пса, и теперь меня ничто не остановит…
Но дон Росенде опередил ползущего; в тот момент, когда тот взобрался по ступенькам и стал подниматься, цепляясь руками за дверной косяк, молодой человек решительно толкнул калитку, перебежал двор, схватил человека за плечо и, сильным рывком отбросив его на землю, скрылся в доме. Сперва глаза окунулись в полную тьму, но к тому времени, когда из сумерек стали выступать угловатые очертания предметов, дон Росендо уже достиг второго этажа, где его взгляду предстала большая зала с низким потолком, опирающимся на несколько столбов, беспорядочно увешанных ружьями и ножнами с торчащими рукоятками.
Здесь рык пса был слышен совершенно явственно, и, приглядевшись, дон Росендо увидел между столбами темную глыбу Бальтазара, нависавшую над распластанным на полу человеческим телом. Человек глухо стонал, но лежал совершенно неподвижно, так как стоило ему чуть вздрогнуть, как пес тут же припадал к его груди и с треском рвал зубами бледное кружево манишки.
- Назад, Бальтазар!.. Фу!.. Фу!.. - заговорил дон Росендо, медленно приближаясь к псу и не сводя глаз с распростертой на полу фигуры.
Пес перестал рычать, шерсть на его загривке опала, как угасающее пламя, он отступил, но человек так и остался лежать на полу.
- Сэр, вы в порядке? - произнес дон Росендо, опускаясь перед лежащим на одно колено.
Но человек оставался неподвижен и безмолвен. Тогда дон Росендо взял его за руку и, ощутив на запястье бьющуюся ниточку пульса, склонился над запрокинутым лицом. Бальтазар за его спиной предупреждающе зарычал, и в тот же миг дон Росендо почувствовал, как его шею сдавили крепкие, как клешни краба, пальцы. От дикой боли он едва не выронил из руки револьвер, перед глазами поплыли красные круги, но в тот миг, когда сознание уже было готово оставить молодого человека, он все же страшным усилием воли удержался от падения в небытие и рукояткой ударил своего противника под ребра. Стальная петля на шее дона Росендо вмиг ослабла, нападавший откинулся навзничь, гулко стукнувшись затылком о половицы.
- Так вот ты каков, приятель! - пробормотал дон Росендо, поднимаясь с колен и потирая свободной ладонью ноющую шею. - С тобой по-хорошему, как с человеком, а ты… Вот сейчас сдам тебя Бальтазару, и отойдешь ты в лучший из миров без исповеди и святого причастия.
При звуках своего имени пес, до этого момента сидевший за спиной дона Росендо, тихо зарычал и глухо ударил хвостом по половице.
- Не волнуйся, Бальтазар! - успокоил пса дон Росендо. - Не будем омрачать день нашего приезда таким ужасным деянием, как убийство. Тем более что этот господин, по-видимому, принял меня за грабителя, так что его желание меня прикончить заслуживает скорее похвалы, нежели наказания…
Но в ответ на эти слова Бальтазар вновь предупреждающе зарычал, а когда дон Росендо обернулся, то увидел в дверях темный человеческий силуэт.
- Остин, это ты? - негромко позвал дон Росендо, но вместо ответа человек взмахнул рукой, и в пыльном луче, пробившемся сквозь ставни, блеснуло лезвие ножа. Дон Росендо откинулся в сторону, уклоняясь от нападения, но тут в воздухе мелькнула тень пса, раздался щелчок челюстей, человек вскрикнул, разжал руку, и нож со стуком упал на пол. Дон Росендо бросился вперед, схватил Бальтазара за ошейник и, оттащив его, с размаху ударил нападавшего кулаком по голове. Тот сразу обмяк, осел и неуклюже, как пустой мешок, рухнул к ногам дона Росендо.
- Ну что, все? - крикнул дон Росендо, когда в доме установилась тишина. - Или есть еще кто-нибудь?
В ответ с другой стороны дома послышалась яростная брань, сменившаяся конским ржанием и удаляющимся стуком копыт.
- Надо полагать, это был четвертый и последний парень из вашей теплой гостеприимной компании, - задумчиво пробормотал дон Росендо, подходя к окну и откидывая в стороны тяжелые половинки ставней. Его взгляду предстала желтая пустынная долина и косматый шлейф пыли, повисший над дорогой, теряющейся между песчаными холмами.
- Это Бачо, - послышался со двора голос судебного исполнителя. - Когда он вернется с подмогой, нам придется туго, сэр!
- Что ж, постараемся достойно встретить гостей! - оживился дон Росендо. - Но для начала приведем в чувство этих голубчиков!
Он подошел к одному из лежащих, взял его за обшлага куртки и, рывком оторвав от пола, подтащил к открытому окну. Тот приоткрыл глаза, попытался ткнуть дона Росендо кулаком в кадык, но, получив хороший удар в челюсть, бессильно откинул голову.
- Какой, однако, неуемный попался! - пробормотал дон Росендо, усаживая обмякшее тело на стул с высокой деревянной спинкой и развязывая узел кушака на его животе. Когда это удалось, дон Росендо завел руки пленника за спинку стула и, крепко стянув кушаком его запястья, направился к следующему противнику, который уже очнулся и стал шарить вокруг себя в поисках выпавшего ножа. Проделав с ним такую же операцию, как и с предыдущим, дон Росендо спустился на первый этаж и вышел на крыльцо, где под бдительным взглядом готового к прыжку Бальтазара томился третий из самозваных хозяев пустующего ранчо. Вскоре и он был привязан к стулу и вместе с первыми двумя выставлен на галерею второго этажа в густую тень виноградных листьев. Обезопасив себя таким образом от дальнейших неожиданностей, дон Росендо приказал двум нанятым в порту слугам разгрузить дилижанс, а сам с судебным исполнителем и Касильдой решил осмотреть доставшиеся ему апартаменты.
Дом был обширен, и его внутренняя планировка еще больше подчеркивала этот объем за счет двух залов на первом и втором этажах и светового колодца, закрытого стеклянным коническим конусом, издали похожим на пирамиду, сложенную из граненых самоцветов. Стекла всей этой конструкции держались в медных, позеленевших от времени рамках, часть их была окрашена в изумрудные, рубиновые и бирюзовые тона, а прочие представляли собой тонко исполненные витражи, на которых были изображены сцены из времен первых конкистадоров. На уровне второго этажа этот колодец окаймляла широкая внутренняя галерея с множеством дверей и канделябров, укрепленных на темных дубовых панелях между дверными косяками; вниз, в холл первого этажа вела широкая лестница с лакированными перилами на частых столбиках, выточенных из красного дерева самим доном Лусеро. Когда солнце поднималось над восточными холмами и его лучи начинали просачиваться сквозь цветные грани стеклянной пирамиды, двери и панели на западной стенке галереи окрашивались во все цвета радуги, в сетчатом калейдоскопе которой медленно проплывали фигурки всадников в угловатых доспехах, ступенчатые подножия индейских храмов, украшенных причудливой каменной резьбой, величественный Монтесума, распахивающий перед Кортесом и его спутниками двери своей легендарной сокровищницы. Солнце поднималось все выше, шло по кругу, его лучи освещали другие грани, и угловатая медная сеть, медленно, как хамелеон, переползающая по внутренним стенам колодца, наполнялась красочными изображениями битв и флотилий, вереницами проплывающих сквозь беспорядочную россыпь островов и рифов, кропотливо переведенных на стеклянные плоскости с мореходных карт. К вечеру эти дивные картины медленно угасали, сменяясь красноватыми бликами свечей и масляных плошек, которые зажигал старый индеец Тилькуате, или Черная Змея, как звучало его имя в переводе на испанский. Он же и задернул цветные грани купола плотными черными шторами в тот день, когда душа дона Лусеро навсегда покинула свое земное пристанище. Задернул и исчез, подобно пустынным хищникам, зарывающимся в песок и терпеливо поджидающим свои жертвы на дне песчаных воронок.
Служители похоронного бюро и судебные исполнители, обшарившие опустевший дом в поисках завещания, к шторам не притронулись, а люди дона Манеко, бесцеремонно сорвавшие печати с дверей жилища, покинутого местными служителями Фемиды, не стали трогать шторы, дабы не слишком привлекать к дому внимание проезжих. Однако Остин знал, где находится кнопка, приводящая в действие спусковое устройство, и потому, когда слуги нагромоздили перед крыльцом угловатую пирамиду дорожных сундуков, плетеных саквояжей и прочего скарба, сопровождавшего прибывших путешественников, судебный исполнитель привел в действие потайной механизм, шторы со страшным визгом поползли вниз, и внутренность дома окрасилась радужными бликами.
Это маленькое рукотворное чудо привело Касильду в такой восторг, что она тут же забыла не только о дорожной усталости, но и о том, как их встретили привязанные к спинкам стульев проходимцы. Мало того, когда вся кладь была перенесена под высокие стеклянные своды и загромоздила почти все пространство обширного холла, она тут же распаковала одну из корзин, сама сварила кофе на дорожной спиртовке, поставила на поднос три чашечки, сахарницу, вазочку с печеньем и, пробравшись по узкому проходу между сундуками, стала подниматься по лестнице, стараясь не касаться запыленных перил. Когда рассохшиеся от жары ступени заскрипели под ее легкими шагами, Остин, приступивший было к беглому знакомству с родословной своих новых клиентов, поднял голову над развернутым пергаментным свитком и, разглядев в сетчатых разводах витражей стройную фигуру Касильды, попытался остановить ее.
- Послушайте, сеньора, неужели вы уже успели соскучиться по обществу этих мерзавцев? - крикнул он, толчком пальца поправляя тонкие серебряные очки на глубоко вдавленной переносице.