Расковыряли яму чуть шире - обнаружилась дощатая крышка. Поддеть оказалось сложно. Хома подвёл острие кирки, панночка вдарила по тупому концу инструмента молотом. Над пустырем разнёсся недобрый звон.
- Потише, весь великий град перебудите, - цыкнула ведьма.
Кирка преграду все ж пробила, казак хекнул-гикнул, поднатужился и вскрыл настил. Дальше пошло легче - панночка на раз подвышибла молотом толстые доски. Раззявился провал, в который и лунный свет-то не заглядывал. Пахнуло изнутри чем-то дурным и редкостным. С Хомы азарт мигом слетел: одно дело кладоискательству предаваться, другое лезть в заведомо нехристианскую ловушку. Покойные иудеи чего угодно могли там запрятать.
- Огня бы надо, - сказал казак, спешно отступая от адской дыры.
- На огонь мошка летит, - проскрипела ведьма, похоже, тоже встревоженная недобростью тайного клада.
Слуги и хозяйка смотрели на дыру. Соваться внутрь никому не хотелось: вроде и манил клад, но и пугал нешуточно.
- Глянь-ка, Хеленка, что там, - приказала ведьма. - У тебя очи зоркие, ночные. Но не лезь, сверху глянь.
Панночка мотнула гривастой головой, но к дыре подступила - не иначе, как и самой было любопытственно. Опустилась на колени, откинула мешающие волосы, глянула во тьму подземную, да тут же отпрянула.
- Сидит, значит? - проскрипела хозяйка.
Хелена кивнула, не отрывая взгляда от дырищи.
- Всё одно, нужно гроши доставать, - проворчала ведьма. - Анчес, не стой как неродной, бери девицу за стройны ножки, отдёрнешь, ежели ухватят её. А ты, казаче, что рот раззявил? Вооружался для чего?
Хома опомнился, выхватил пистоли и взвел курки.
- Своих не пореши, - напомнила хозяйка и протянула паненке еще один инструмент. Хелена бестрепетно взяла мёртвую руку - сухие пальцы той мигом растопырились на манер жутковатой хваталки и алчно зашевелились.
Анч, вздыхая, обхватил паненку чуть пониже невеликой, но этак весьма и весьма душевно налитой дупочки. Хелена решительно занырнула во тьму, принялась подцеплять что-то невидимое своим сухоруким крюком. Хома держал пистоли наведёнными на клад и скапливал казацкое мужество. Да что ж оттуда может скакнуть? Змей насовали? Гиенов? Или иные ядовитые гады в темноте той обретаются? Как бы не промахнуться…
Вынырнула панночка, потянула Сух-Руку. В мёртвой длани качался подцепленный за край ткани узел - судя по усилью скрипящих костяшек - тяжёлый. Подняв из провала, Хелена попробовала выдернуть добычу из сушеных пальцев - те вцепились вовсе намертво и не отдавали.
- Да помогите девке! - приказала хозяйка.
- Я ж её держу, - отозвался Анчес, старательнее облапывая девичьи бёдра.
- Так, а я ж с оружьем, - справедливо указал Хома, которому касаться умной мертвой руки хотелось ничуть не больше, чем гишпанцу.
Ведьма простонародно выругалась и принялась самолично отбирать у Сух-Руки добычу. Пришлось бить магическую длань по костяшкам.
- Как в своё вцепилась, дрянь скаредная!
Наконец, узел с обнадеживающим звоном бухнулся на землю. Ведьма разрезала тряпку - под ней был замысловатый медный горшок. Фиотия осторожно встряхнула посудину - из горловины посыпались монеты. Славные такие монеты, хоть и тусклые, но уж точно золотые. Хома отчетливо видел дукаты и червонцы - э, тут бы и зачерпнуть горсточку, а лучше сразу две!
- Еще есть? - спросила ведьма, небрежно засыпая золото пополам с рыхлой землей обратно в сосуд.
Хелена кивнула и вновь погрузилась с Сух-Рукой в дыру.
- Осторожнее! - напомнила хозяйка.
На сей раз пришлось ждать улова подольше - видать, не подсекался клад. Наконец, Сух-Рука выудила свёрток. Оказалось, опять монеты, да ещё золотые цепки-кольца.
- Что там ещё? - спросила хозяйка, увязывая ветхий и рассыпающийся сверток в передник.
Панночка лишь дёрнула дупкой, занявшись вываживаньем следующей добычи. Потянула Сух-Руку - в перстах той был зажат свиток на двух кругляшах. Хома такие раньше видывал - иудейские, вовсе пустая грамота, её никто не в силах прочесть.
- Ты что?! - тут же вскинулась ведьма. - Положи, где взяла. Оно нам и даром не нужно.
Панночка вновь заёрзала, укладываясь на живот, но тут Сух-Рука, видать, подустав и озлобившись, нагло швырнула свиток в яму.
- Что творите, варвары! - ведьма подскочила к кладу, одним махом рванула прочь Анча, тот поволок за ноги паненку… Но было поздно - в яме что-то завозилось.
- Зарывайте, дурни! - гаркнула Фиотия.
Слуги похватали лопаты, Хома сунул пистолеты за кушак, принялся швырять на дыру остатки досок. Не особо выходило: часть крышки и земли провалилась вниз, часть вылетела обратно - крепкий ком глины угостил гишпанца по лбу. Потом из подземной прорвы что-то начало выкарабкиваться. Хома больше с изумлением, чем с испугом, увидел на редкость мелкого беса: согнутого, тощего, с паскудной рожей и волосьями сплошь в колтунах. Мерзкое создание закрутило головой, тараща свои рачьи глазки.
- Не выпускай! - скомандовала ведьма.
Не пристало казаку перед погаными карлами отступать - Хома ткнул мелкого чёрта лопатой, сшибая обратно в дыру, да нечисть оказалась цепкой. Бес ухватился лапами за инструмент, прихватил его зубами…
Хома и охнуть не успел, как лопата оказалась погрызена до самого черенка. Да что ж за тварь такая?! Да подавись ты…
Чахлый, но грызучий чёрт немедля выплюнул выпущенный казаком остаток лопаты и вдвойне усерднее полез из ямы. Хома выхватил пистолет…
- Не шуми сразу, все полезут! - предостерегла ведьма.
Да что такое?! Откуда еще и "все"?!
- Бечь нужно! - призвал кобельер, в два прыжка оказываясь весьма далеко от клада.
- Куда?! Шпагой его руби! - Хома схватил кирку.
Панночка опередила - свистнул молот, высоко вознесенный нежными ручками, и тяжелая железяка опустилась на вытянутую башку подземного чёрта. Раздался звонкий костяной звук, но бесов череп выдержал - видать, из сплошной кости в пекле точили. Хелена немедля двинула стойкую нечисть ещё разок - звонче вышло, но чёрт лишь растопырился над разворошённым кладом, словно над нужником расселся. Прыти, правда, поубавил - лишь уродливой головой мотал. Хома ткнул его киркой под рёбра, пытаясь спихнуть в дыру. Нечисть, хоть и оглушённая, за инструмент немедля уцепилась. Казак пихал супротивника изо всей силы, но чёрт стойко упирался, его колени растопыривались всё шире и шире, разрастаясь и становясь всё голенастее. Да это не чёрт, а вовсе паук какой-то!
Клац-клуц-клац! - разнеслось над пожарищем. Панночка разошлась и крушила вражину со всего маху, только молот и летал. Сокрушить, может, и не удалось, но вбила лихая дивчина врага в дыру, словно сваю в песчаное дно пруда-ставка. Ещё корячились тонкие паучьи колени, но голова уже ниже ушла. - Хрум! - молот сломил ногу чёрта, было слышно, как тот плюхнулся на дно тайной ухоронки.
- Прикопать бы, да вот только… - начал Хома и задохся…
Из дыры вылезла тонкая рука, шустро скребя пальцами с грязными ногтями, поползла на звук казацкого голоса. Удлинялась и удлинялась, словно диковинный побег вьюнка волшебно рос. Опомнившись, Хома ударил каблуком по мерзким пальцам. Скрипели под сапогом паучьи косточки, но бесовы пальцы всё норовили ухватиться за обувку: то ли разуть казака, то ли выше взобраться. Не-не, определенно выше стремились, не иначе как к горлу!
Хелена била по живучей руке молотом, да только попасть было трудно - чертова конечность извивалась, куда там той прищемленной гадюке. Вздрагивала земля под ногами, взлетали комья от плуга-молота, металась, пытаясь спастись, чёртова рука. Все ж и по ней попадали крепко, и когда та чуть попритихла, взмокший Хома подхватил лопату и принялся скидывать измочаленную конечность в дыру. Останки руки трепыхались, подобно поганому щупальцу неведомого чудища, но всё ж шлепнулись вниз.
- Отойди, дурень! - приказала ведьма, пятясь прочь с узлом добычи и Сух-Рукой.
Хома поспешно отступил. Гух-гух-гух, - резво заработала за стеной своим молотом панночка.
- Под низ вдарь! - азартно пискнул невидимый пан Анч.
Хома видел, что в яме опять что-то шевелится, но тут панночка выдала особо крепкий "гух" и угол ещё стоящей стены начал заваливаться, накрывая яму. Поднялось облако пыли…
Чихая и кашляя, кладоискатели отошли подалее от захоронки.
- Вылезет или нет? - спросил, отряхиваясь, Анчес.
- Чего ж ему не вылезти, - с тревогой сказал Хома. - Была бы каменная стена, а то саманная. Хотя и толстая. Не, вполне может подкопаться. А может и не совладает - хороший кус упал.
- Нам до того дела нет, - отрезала хозяйка. - Ногами шевелите, хвилософы. С утра помрёт наш пан, домовина ему готова. Погрузим покойника да распрощаемся с гостеприимным Пришебом.
***
До дому вернулись благополучно. Нести увесистый горшок с золотом было несподручно. Но приятно.
Перекусил Хома добрым шматком колбасы с хлебом и тремя луковками, наскоро запил взваром, да и бухнулся почивать. Мелькнула мысль, что самое время горилки выпить, но лениво было вставать. Всё ж утомительное дело это кладоискательство. Хотя и выгодное - это же сколько за ночь золота наковыряли!
- А крепкие здесь черти, - сказал Хома сотоварищу, тоже бухнувшемуся на свою лавку.
- Да отчего черти?! - заворчал кобельер. - У тебя что ни ткни - то чёрт. Вовсе это не чёрт, а вообще маззиким. Совершенно иная порода.
- Да кто их, бесов, разберет, - зевнул казак. - Расплодилось дьяволова семени - плюнуть некуда.
Кобельер спорить не стал - хозяйка дала ему на сегодня вольную, поскольку была занята пересчитыванием добычи. Потому засопел счастливый гишпанец, едва вытянулся на лавке.
***
Утром сотоварища растолкал гишпанец - пан-лях отмучался, надлежало за ксёндзом идти и иными печальными заботами заняться.
***
День выдался хлопотным. Пока то, пока сё, пока службу служили, пока покойника в гроб клали да мёдом тело заливали - случай важный и нечастый, ведь ещё везти и везти усопшего до фамильного кладбища. Хома с плотником спорил и иные сложности устранял - гишпанец и паненка в тех делах помощь оказать никак не могли. Хелена прилюдно с большим трудом пару слезинок выдавила, да и в комнату забилась. Безутешная дочь, что с неё возьмешь. Хозяйка выправляла бумаги у войта, торопила с отъездом, да где там успеть - только с похоронным делом заканчивать стали, так такой ливень ухнул, будто сами небеса над Пришебом разверзлись, шляхтича-покойника оплакивая. Хома, накинув на голову пустой мешок, допрыгал по лужам до конюшни, проверил лошадей и карету - всё в порядке, хоть сейчас запрягай. Да куда ж ехать - не шлях, а болото безбрежное.
***
Сидели в комнатке, Анчес накрыл стол. Следовало помянуть покойника, пусть и не особо с ним близки были. Хома так и вообще запамятовал, как ляха звали. Ну да ладно. Гроб добротный, мёда не пожалели. Родному человеку, и то столько одолжений за день не свершишь. Особенно, если сиротой довелось родиться.
- Достойный был человек, хотя и грешный, - молвил Анчес, ставя на стол миску с жареными, щедро обсыпанными тмином рёбрышками.
- А отчего же такой грешный? - полюбопытствовал Хома.
- А ты много на наших шляхах встречал святых мирян? - усмехнулся гишпанец. - А наш покойник и вовсе шляхтичем был.
Хома кивнул. Это да, какой из шляхты может быть святой?
Анчес отчего-то покосился на паненку. Та всё в окно смотрела, да плечики чуть заметно вздрагивали.
- Тю, гишпанская твоя морда, - в сердцах молвил Хома. - Ты что ж язык распустил? Отец он ей, пусть и частично. Какой ни есть, а отец.
- Так я сугубо в философском плане, - оправдался кобельер. - А вообще раз отец, так, несомненно, уваженья заслуживает.
- Ясно, заслуживает. Вот и помолчал бы ты. А то в лоб этак и брякаешь. Сразу видно, московит. У вас все по нахальному.
- Не московит я!
- Московит-московит. По говору вмиг понятно. "Ны маскавыт". Говорить по-людски научися. А лучше, вообще молчи.
- Ты мне поприказуй еще, спитая харя!
Хома показал наглецу кулак. Безродный наглец схватился за шпагу. Посмотрели друг на друга, Анчес сморщил свой длинный нос, Хома махнул рукой. Спорить, и правда, не имелось настроения.
Пошли к окну.
- Пойдем, пригубишь, - сказал казак, глядя в затылок, туго повязанный черным платком.
- Пошли, помянуть надобно, - подтвердил гишпанский самозванец.
Хелена не шевелилась, но когда подхватили под руки, выдираться не стала.
Сели за стол. Молча выпили по глотку - горилка попалась какая-то вовсе безвкусная. Хома поморщился, выбрал в миске самое затминенное рёбрышко, сунул в руку панночке. Ничего, начала бедняжка жевать, хотя по щекам слезы текли. Эх, жизнь. Вот и пойми её, дурную. Ночью молотом всё подряд несла, а сейчас слезы льет.
В соседней комнате, вольготно вытянувшись на наконец опустевшем ложе, негромко похрапывала пани Фиотия. Им, ведьмам, хоть что. Навидались за свою нечистую и длинную жизнь всякого, закостенели.
Глава 7. О превратностях погоды и иных естественных оправлений
День лишь начался, а уж словно и вечер. Льет с набрякших туч неумолимо и безустанно, словно всё долгое лето копили небеса ту тяжкую влагу. Истаял за тридевять земель дальний, высокий днепровский берег. Бурно влачатся порыжелые воды, несут ветви, жирную грязь, траву и прочий мусор. Вот проплыл, раскачиваясь, несчастливый кавун, эх, не быть ему съеденным честным селянством. Доплывет плод до порогов в компании с вот тем размокшим гайвороном, что покорно поджал лапы, вверив свою бренную тушку водам древней реки, лягут они бок о бок в густой ил, удобрят своей плотью бесконечные приднепровские камыши…
Скверна непогода на речных берегах - мрачен шелест дождевых струй, жуток плеск накатывающих на берег волн. Слились, смешались хляби небес и речной простор. Поглотит подступающий потоп и берег, и ивы, и оцепеневшего от лицезрения конца всего сущего наблюдателя. Смоет, всё смоет стихия. Смирись, человече, ступай под кров, налей доброй горилки, а еще лучше пряной, густой варенухи, и помысли о вечном. Ибо слаб ты и мелок, как случайная щепка, несомая бурной волною бытия.
Льёт. Обморочно и конечно льёт. Нацедить повторную чарку, испить и верить: развиднеется, непременно развиднеется, всплывет назавтра благословенное солнце, накалятся на баштанах литые бока кавунов и дынь, просушат перья и явятся свету важные гайвороны, и иная весёлая пернатая мелочь.
Иль нет? Утопнет, всё утопнет. Льёт, льёт, льёт… Боже ты мой, как льёт..
***
- Я так погляжу, у пана коронного жовнира есть самый настоящий золотой дукат?
Старший паромщик, здоровенный, не меньше давешних волов, мужик смотрел на капитана, хитро улыбаясь.
Остальные, статями немного уступающие ватажку, не торопясь, черпали деревянными ложками кулеш из медного казана, как бы не следя за разговором. Оно и понятно, намахаешся веслом, до всего глухой будешь, кроме скулящего от голода брюха, что к хребтине прилипло.
- Ну есть, - кивнул Мирослав. - Но только один. Сверху разве что пару солидов добавлю.
- Та не, - отмахнулся широченной лапой паромщик. - И одного хватит. Ты тот дукат, пан, заверни в трубочку, вижу, ты крепкий, совладаешь…
Капитан слушал неторопливую речь, предчувствуя, что не выйдет со срочным перевозом ничего. И придется ночевать на этом берегу. И почему-то захотелось вынуть пистоль из-за пояса, перехватить за ствол и двинуть наглючего посполитого по мордам. Так, чтобы во все стороны зубами брызнуло…
- Вот как совладаешь, так засунь тот дукат себе пид хвоста, пан коронный жовнир. Выгребать среди ночи, да в такую погоду… Не, то пан коронный жовнир лучше пусть вплавь на тот берег махнет, - закончил сволочной перевозчик и оскалился в улыбке. Пары зубов не хватало.
Не успел Мирослав схватиться ни за пистоль, ни за саблю, как под навесом, будто из ниоткуда, объявилось четверо казаков во главе с пятым, разодетым, будто куренной атаман. И крест-мощевик тебе, чуть ли не двухфунтовый на груди висит, и жупан, золотом отделанный, и в аграфе серебряном перо торчит, аж из павлинячьей сраки выдраное…
Хлопцы были своему старшому под стать: с новенькими мушкетами, в черных реестровых жупанах, построенных, похоже, что не только из одинакового сукна, но и одним мастером. И как сподобились-то? Вроде же и не московские стрельцы… Вояки своим грозным видом начисто отшибли желание продолжать спор.
- Что стряслось, ясный пан? - с нескрываемой издевкой произнёс "атаман", пренебрежительно разглядывая изрядно потрёпанного долгой и трудной дорогой капитана, смотрящегося подлинным нищим рядом с пышно разодетым казаком.
- Да ничего, - как можно дружелюбнее улыбнулся Мирослав, внутренне передёргиваясь от злости. - То мы так, пан гетьман. Дурью маемся.
Конечно, можно было их всех перебить - пятерых расслабившихся на денежной, но необременительной службе казаков капитан разделал бы с легкостью. Стрельнуть в упор "пану гетьману" в рожу, разрядить второй в того, что у "гетьмана" за спиной, выдернуть саблю из ножен…
Но вот беда, сие действие, хоть и выглядело заманчивым в своей простоте, в будущем сулило множество неприятностей. Среди которых попытка силами банды сдвинуть с места тяжеленный паром выглядела сущей мелочью.
- Ну раз так, - раздулся от важности "атамано-гетьман", - то иди-ка ты пан жовнир отсюда, и поутру, как стихнет, и приходи. Может, и перевезём, если два дуката найдешь.
Капитан молча отсалютовал, коснувшись шляпы, и вышел из-под навеса. Тут же коварно обрушились струи дождя, мигом смыв желание переправляться тут же и немедленно. В такую-то погоду люди как мухи тонут. Правы и перевозчики, и ихняя охрана…