Радко – водитель, с которым Комов с подачи Глеба быстро договорился, – когда Сергей и Игорь пошли на мост, оставался в машине. Он пристроил её на обочине и ждал, когда журналисты вернутся. Ему ничего не грозило. Но сейчас его тоже трясло. Он включил аварийку, чтобы кто-нибудь не въехал в него сзади в темноте, вылез из машины, стоял, опираясь на дверь руками, и смотрел на остатки моста.
К разрушенному мосту примчалась, завывая и мигая, карета "скорой помощи", затем вторая, третья… Начиналась спасательная операция, и надо было бы подойти поближе, снять, как несут на носилках раненых, грузят их в кареты "скорой помощи", как кричат люди, как стаскивают с моста покорёженные машины. Но ноги стали ватными, Сергей чувствовал, что ему будет трудно просто подняться с мостовой, не то что куда-то идти. А ещё он знал, что старый принцип "снаряд в одну воронку дважды не попадает" здесь не действует, наоборот, натовцы часто бомбят один и тот же объект дважды.
И всё-таки надо было решиться. Надо… Без этой картинки сюжет будет неполным.
– Пошли? – обречённо спросил Сергей у оператора, кивнув на ряд карет "скорой помощи".
– Пошли, – так же обречённо согласился Игорь.
Вот так на карте, что Сергей купил на границе с Венгрией, появился ещё один взорванный мост. А первый он нанёс на неё в ночь приезда. Их тогда очень долго держали на границе. Прямых рейсов на Белград уже не было, пришлось лететь до Будапешта, а затем ехать до границы с Югославией на арендованном автобусе вместе с коллегами из другого канала. У них-то проблем не возникло, но коллеги сказали, что никуда не поедут до тех пор, пока Сергею и Игорю не позволят миновать контрольно-пропускной пункт. Всем хотелось спать, глаза слипались, а таком состоянии очень трудно отвечать на вопросы пограничников – язык едва ворочается во рту – ещё труднее ждать, сядешь в кресло, чтобы чуть-чуть отдохнуть, и не заметишь, как придёт сон.
Их мариновали часа четыре, после чего всё-таки смилостивились, пропустили, Комов уж не стал выяснить, чем он или Игорь так не понравились пограничникам, но в итоге получилось, что эти придирчивые зануды невольно спасли им жизни.
Сергей следил по указателям, где они едут, сверялся с картой и прикидывал, когда они, двигаясь такими темпами, попадут в Белград. Все подсчёты пошли коту под хвост, когда доехали до разрушенного моста, где-то неподалеку от Нови-Сада.
В воздухе ещё чувствовался запах гари.
– Ого, – сказал водитель, вылезая из автобуса. – Днём мост стоял...
Военные на внедорожнике установили некое подобие баррикады, чтобы, не дай бог, кто-нибудь не свалился в воду, не разобрав в темноте, что переправы больше нет. Соответствующий указатель на дороге они ещё не поставили, лучше было его вообще установить на ближайшей развилке, чтобы водители сразу же ехали объездной дорогой. Один из военных подошёл к автобусу, поговорил о чём-то с водителем, тот открыл пассажирскую дверь, военный заглянул внутрь, посмотрел на журналистов, на груды аппаратуры, сложенной на полу в проходах, но проверять документы так и не стал.
– Не проедете вы тут, – наконец сказал он.
Это и так было ясно, но потом военный объяснил, что мост взорвали часа четыре назад во время налёта, то есть получалось, что если бы пограничники не задержали Сергея и Игоря, то автобус с ними вполне мог оказаться на мосту, когда в него угодила ракета. Мост-то был длинным, очень длинным…
Когда после съёмок они ввалились в номер, ноги их не держали. Аппаратуру бросили на пороге, а сами завалились в кровати, едва поднявшись на второй этаж. Сергей устал до чёртиков, но всё никак не мог ни заснуть, ни избавиться от картинок, что стояли перед глазами, а ведь назавтра предстояло вновь их смотреть, когда будет монтироваться передача. Лишь позже, когда Комов немного успокоился, он понял, что сюжет-то должен получиться "убойным"…
Стёкла в номере вставили, но духота окончательно замучила, и окно решили держать открытым. Комаров налетело – полчища, но и они не могли поднять Сергея с постели, он даже не сильно от них отмахивался. Собравшись с силами, Комов заставил себя позвонить Милошу, представился, извинился, что беспокоит ночью, объяснил, когда ему будет нужна студия, и спросил, сколько будет стоить монтаж и перегон.
– Долго монтировать-то будете? – уточнил Милош.
– От монтажёра зависит.
– Будет очень хороший.
– Сюжет минуты три по длительности, всё с одного исходника. За час должны управиться.
– Ясно… – сказал Милош, что-то подсчитал и назвал сумму.
– Хорошо. Чек будет?
– Да.
– Тогда никаких проблем. Какой адрес?
Сергей несколько раз переспрашивал название улицы, чтобы записать его правильно.
– Кого там спросить?
– Я вас буду ждать, – ответил Милош.
– Тогда спокойной ночи, – сказал Комов. – И ещё раз прошу прощение за позднее беспокойство.
Студия располагалась в жилом доме, в одной из квартир на первом этаже. Подойдя к железной двери, Сергей не стал звонить в звонок, а набрал номер Милоша по телефону – так было надёжнее. На двери вместо номера квартиры была прикручена двумя шурупами крошечная синяя табличка, на которой было выведено белыми печатными буквами: "Милена-студия". Вот только название это абсолютно не объясняло, чем же за железной дверью занимаются. Может, это студия красоты? Запросто, но при чём тогда видеомонтаж? Заскрежетали замки, дверь отворилась, на пороге возник парень лет двадцати пяти.
– Привет, – сказал он, отступая внутрь комнаты и давая дорогу Комову, Игорю и Радко. Тот тоже увязался следом, потому что ему было скучно сидеть час, а то и больше в машине.
– Кофе? – спросил парень.
– Давай, – кивнул Сергей.
На таких маленьких студиях всегда принимают очень гостеприимно. Тут же говорят, что из холодильника можно брать всё, что захочется. Там обычно хранятся сок и какая-нибудь газированная вода, лишь в очень редких случаях – бутерброды.
Парень шёл первым, ведя их по узкому коридору, заваленному какими-то декорациями, которые были свернуты в рулоны, штативами, осветительными приборами и подставками под них, носившими смешное название "триподы". При этом слове в голове возникали треножники марсиан из "Войны миров" Уэллса. Впрочем, подставки назывались так оттого, что тоже имели три ноги.
Проходя мимо одной из комнат, Сергей заметил, что её стены обтянуты зелёной тканью, а окон вообще нет. Вероятно, их заложили. Не оттого, что свет в них мог привлечь пилотов натовских самолётов. Это явно была основная студия, в ней можно было посадить актёра на первом плане, а потом всё зелёное, что располагалось у него за спиной и по бокам, заменить какой угодно картинкой – хоть инопланетным пейзажем, хоть интерьером замка в Баварских Альпах. Такой приём называется "хромокей". Его особенно часто используют при съёмках прогноза погоды, когда симпатичная ведущая, рассказывая о сюрпризах, подготовленных нам природой, показывает на тот или иной регион страны или мира. На самом-то деле перед ней голая стена, обычно зелёная, потому что этот цвет проще всего заменить. И что бы ни появлялось на экране, перед девушкой по-прежнему остается голая зелёная стена. Главное, чтобы таких же цветов не было в одежде рассказчика, а то и они исчезнут, вместе с соответствующей частью тела.
То, что здесь, вполне возможно, записывают прогноз погоды, Сергей получил подтверждение, придя на кухню. Там сидели две девушки в обтягивающих джинсах, очевидно, они уже переоделись после записи, – в джинсах о погоде рассказывать не принято, для этого нужен деловой костюм. Девушки пили кофе и переговаривались, они посмотрели с интересом на журналистов, бросили взгляд на Милоша, но тот отрицательно замотал головой, тогда девушки вернулись к прерванной беседе. Комов этого немого диалога не понял.
Сергей с удовольствием выпил бы и вторую чашку кофе, но время поджимало. Текст он написал в гостинице на листочке, отредактировал, а потом переписал начисто, чтобы можно было без проблем прочитать, а то Комов в своих каракулях и сам иногда путался, для других же чтение его почерка было сущей мукой.
В монтажной места на всех не хватило, там в ряд умещалось лишь два стула, которые спинками почти упирались в стену и дверь. Всё остальное пространство занимал стол, протянувшийся от стены к стене, на нём были установлены два магнитофона, экран, пульты управления для монтажа и записи звука, да микрофон. Вероятно, прежде в этой комнате была кладовка, потому что площадь её по прикидкам Комова не превышала трёх квадратных метров, такие комнаты могли построить разве, что для пигмеев, даже кухни в панельных домах-"хрущёвках" были гораздо больше.
Стулья заняли монтажёр и Сергей, Игорь и Радко расположились у них за спинами. Вообще-то их можно было отправить на кухню, пусть продолжают пить кофе и налаживают контакт с девушками, но Игорь получше корреспондента знал записанную картинку и мог посоветовать что-нибудь дельное.
Комов быстро начитал текст, потом они стали накладывать на него отснятое: люди на мосту, мост издали, ракета, машины "скорой помощи", раненые и убитые… Всё казалось нереальным, будто они монтировали постановочный фильм, а те, кто в нём участвовал, сейчас или отдыхают, или отправились сниматься в другой картине.
Из соседней комнаты – той, где размещалась зелёная студия, послышались какие-то возгласы, судя по тону, – это были команды. Монтажёр, клеивший ужасы налёта натовской авиации, отчего-то покраснел, как тот скромный воришка из "12 стульев". И Радко всё больше и больше поворачивался в сторону студии, хотя вряд ли мог разглядеть, что в ней происходит. А из студии уже послышались женские стоны и ахи.
– Чего там снимают-то? – спросил Игорь, который совсем уже не следил за монтажом, а буквально голову свернул, пробуя рассмотреть происходящее в зелёной комнате.
Монтажёр опять покраснел и начал объяснять, что студия среди прочего занимается и съёмками порнофильмов.
Комов чуть не рассмеялся, услышав это. Выходит, что девчонки, которые пили кофе на кухне, вовсе не новости читают, они – актрисы, местные Чичолины, а та, помнится, даже в итальянский парламент избиралась. Он наконец-то понял суть обмена взглядами между Милошем и девушками. Они, наверное, подумали, что Милош привёл им новых партнёров для съёмок...
Всё напоминало какой-то жуткий сюрреалистический фильм. Они сидят и монтируют сюжет о жертвах налёта, а в соседней студии – снимают порно.
– Давай кассету раздобудем, а потом автографы у участниц съёмок стрельнем, – предложил Игорь.
– Обязательно, только дай сюжет домонтировать. Вообще-то мы, я думаю, не в последний раз здесь оказываемся, – сказал Сергей. – Успеешь и кассеты заполучить, и автографы.
Им надо было ещё успеть съездить в особый отдел, получить разрешение на перегон материала, потом мчаться на центральное телевидение, чтобы отправить сюжет в Москву. Времени хватило только на то, чтобы заглянуть на секунду в зелёную студию, когда они проходили мимо. Одна из девушек танцевала в центре комнаты какой-то эротический танец, на ней была расстёгнутая коричневая шуба – Сергей не смог бы определить, из какого меха. Наряд танцующей дополняли жемчужные бусы, такие огромные, что сразу становилось понятно – подделка, и серебристые туфли на тонком высоком каблуке. Воздух в студии постепенно нагревался от осветительных приборов. Девушке в шубе скоро станет нестерпимо жарко.
На прощание Милош протянул Комову визитку с адресом и названием студии. На ней было написано: "Оказываем любые услуги".
"И похороны со свадьбами снимаете?" – хотел спросить Сергей, но не стал. Маленькие студии, чтобы выжить, берутся за любую работу, а свадьбы и дни рождения обычно оплачиваются очень хорошо. Спрашивать же о съёмках похорон не следовало – было в этом что-то кощунственное…
Глава 4
Арджан Хайдарага. Принцип этнического права
Так, со знакомства с дядей Эрвином, и началась новая жизнь Арджана. Весь вечер и последующий после первой встречи день он пытался выяснить у матери, где был все эти годы неожиданно появившийся родственник, чем занимался, что делает теперь…
– Не знаю, сынок, – пожимала плечами мать. – Ничего не знаю… – и, словно оправдываясь, пояснила: – Эрвин всю жизнь такой. Шуточки да хаханьки, а если что серьёзное, так из него клещами не вытянуть.
Она устало опустилась на стул, сложила на коленях натруженные руки.
– Мы ведь и о том, что он в студенческих волнениях участвовал, только от следователя узнали… – горько вздохнула, потом улыбнулась, словно что-то вспомнила: – И друзья у брата такие же – болтать не любящие, но люди умные, серьёзные, знающие, что делают. А Эрвина они уважали, это я помню, – подняла голову, внимательно посмотрела на сына. – Ты, Арджан, дядю слушайся, он плохого не посоветует. Тем более тебе. Родная кровь в нашей семье всегда почиталась. Да и мне спокойней будет. Ты уже вырос, должен на ноги становиться, а что я, старуха, тебе присоветую, если и сама не знаю, как жить дальше?..
День клонился к закату. Дядя запаздывал – об этом предупредил страшно вежливый, щеголеватый парень, назвавшийся Кендримом. Он же принёс большую коробку, набитую деликатесами и несколько бутылок французского вина и коньяка – похоже, дядя Эрвин не привык отказывать себе в напитках и еде.
Мать посматривала на часы, то и дело поправляя что-то на тщательно сервированном столе. Арджан с Далматом открыто курили на балконе – впервые в жизни. Линдита глядя на них, неодобрительно покачивала головой, но ничего не говорила.
Наконец возле дома притормозила чёрная щегольская машина. Дядя, выбравшись из неё, приветливо махнул рукой стоявшим на балконе племяннику и Далмату. Его сопровождал давешний мрачный тип, допрашивавший Арджана, куда тот идёт. В квартиру верзила не вошёл, видно, опять остался караулить лестничную клетку.
– Голоден, как волк! – объявил дядя с порога.
– Руки мыть будешь? – спросила мать. Немного сварливо, как и полагается старшей сестре, давно поджидающей непутёвого брата, который загулял невесть где.
– Обязательно! – весело откликнулся Эрвин, целуя её.
Устроившись за столом, он азартно потёр руки и принялся за еду. Изредка дядя поглядывал на парней, но не произносил ни слова. Молчали и они – кто же отвлекает болтовнёй голодного человека? Наконец дядя удовлетворённо откинулся на спинку стула, пододвинул поближе пепельницу, извлёк из новой пачки сигарету, закурил и глубоко затянулся.
Арджан пристально смотрел на улетающую к форточке тонкую струю дыма (как у него так получается?), поэтому не сразу понял, что дядин вопрос адресован ему с Далматом.
– Ну-с, молодые люди, и что вы сделали для нашей родины?
В голосе дяди чувствовалась смешинка, но глаза его смотрели строго и испытующе.
– В каком смысле? – осторожно спросил Арджан.
Далмат промолчал.
– Вот… – дядя посмотрел на сестру. – И что прикажешь делать, дорогая Линдита? – он задумчиво посмотрел на огонёк, тлеющий на кончике сигареты, перевёл взгляд на племянника. – В прямом смысле, в самом прямом, милый юноша. Верю, что вам надоела болтовня, коей заполнены все газеты. Самому весь этот трёп опротивел, хотя и понимаю, что журналистам тоже хочется заработать на кусок хлеба с маслом. Но нельзя же, как говорится, за деревьями леса не видеть. Нравится это кому-то или нет, но Косово сегодня действительно стоит перед серьёзным выбором, ищет ответ на вопрос: как жить дальше? Всем, заметьте, жить, – каждому косовару. И вам – в том числе. Ты, племянник, давеча говорил, что хочешь за границей поработать. Без профессии, без знания языка…
Дядя вновь затянулся горьким дымом. Арджану показалось, что в глубине его глаз мелькнуло что-то похожее на брезгливость, и он, не понимая почему, внутренне сжался.
– В Европе таких немало… – снова заговорил Эрвин. – В основном из Африки: из Марокко, Судана, всяких там нигеров и нигерий. Только я не хочу, чтобы мои земляки, а тем более родственники пополняли эту армию нищебродов.
– Вот! – Далмат радостно встрепенулся. – Поэтому я и говорю Арджану: нужно учиться дальше.
– Верно, – дядя благосклонно посмотрел на него. – Учиться, создавать свой бизнес, становиться хозяином жизни, а не приживалкой при богатеньком олухе-иностранце. А для этого нужно прежде всего навести порядок в собственном доме.
– Не понимаю я тебя что-то, Эрвин, – призналась мать, напряжённо прислушивавшаяся к словам брата.
– Ну что же здесь сложного? – дядя с улыбкой посмотрел на неё. – По-моему, всё предельно ясно. Югославия и сербы ищут свой путь в объединённую Европу? Бога ради! Но – без нас. У албанцев свои головы на плечах, и мы сумеем обустроить жизнь в нашем родном Косово сами. Тот, кто с этим не согласен, должен убраться с нашей земли. Куда? Вот это уже его проблемы.
– "Косово без сербов"? – криво усмехнулся Далмат. – Слышали… По-моему, отдаёт от этого лозунга какой-то дикостью, Средневековьем…
– Да-а? – нехорошо прищурился дядя. – Скажите, пожалуйста! И чем же мой уважаемый оппонент может подкрепить столь резкое заявление?
– Ну… – растерялся на мгновение Папакристи. – Обратимся хотя бы к историческим данным…
– Смелее! – подбодрил его дядя.
– Вы же не будете оспаривать факт, что Косово вошло в состав сербского государства аж восемьсот лет назад… – неуверенно начал Далмат.
– Не буду, – согласно кивнул дядя. – Произошло это в конце двенадцатого века при Стефане Немане.
– Ну вот, – приободрился Папакристи. – Вскоре независимость Сербского королевства была общепризнана, а город Печ стал резиденцией митрополита Сербии. Да и вообще Косово превратилось в политический, культурный и религиозный центр сербского государства. Наша Приштина служила королю Стефану Урошу Второму Милутину резиденцией. Это в самом начале четырнадцатого века…
– В первой четверти, – уточнил дядя. – Вот только несколько десятилетий спустя войска Османской империи в пух и прах разбили сербов на Косовом поле. Напомню, что после этого сербское население драпануло из Косова, а в тысяча шестьсот девяностом году печский патриарх и вовсе призвал сербов к великому переселению с этих земель.
– Ну да, – согласился Далмат. – Это после того, как турецкие войска разбили австрийцев…
– Какая разница, кто кого бил? – пожал плечами дядя Эрвин. – Главное, что на земли, с которых сербы убежали, не побоялись прийти албанцы. Именно наши предки начали борьбу с турками, они в итоге и добились победы.
– Да, но по итогам Балканских войн большая часть Косова вошла в состав Сербии…
– Выражаясь точнее, – была включена. Хотим мы быть в составе Сербии и Черногории или жить в едином Албанском государстве, независимость которого была провозглашена по итогам всё тех же Балканских войн, нас никто не спрашивал. А потом албанцев стали вытеснять с этой благословенной земли – с нашей земли! Сильные духом развернули партизанскую войну, не щадили своих жизней за то, чтобы Косово стало частью Албании.
– Что и было осуществлено в годы Второй мировой войны, – подхватил Далмат. – Вот только о независимости приходилось лишь мечтать. Косово стало частью независимого итальянского протектората Албания. Теперь отсюда изгоняли уже сербов. А после войны Косово вошло в состав Югославии.