Старый Том ушел, скоро вернулся и принес шесть красных селедок.
- Поджарь-ка их, Том, - сказал он. - Джейкоб, что за человека я видел у хозяина? Старик с предлинным водорезом. Мы идем в Ширнес и должны высадить его в Гринвиче.
- Это Домине, - догадался я.
- Его имя начиналось с "д", но его зовут иначе.
- Добс?
- Да, что-то в этом роде; он будет нашим пассажиром, так как отправляется навестить больного друга.
Мы уселись завтракать, и старый Том, закусив, начал историю Сэма Боулса:
"Сэм Боулс, мой товарищ по палубе китобойного бота "Гренландец", считался одним из наших лучших гарпунщиков. Такой спокойный, добрый, честный товарищ. У него была жена - красивый кусок мяса, но совсем не хорошая. Раз, когда мы собрались в новое плавание, она несколько недель прожила на палубе, потому что Сэм так и прилип к ней. В ожидании отплытия мы набирали экипаж - каждый день приходили новые матросы. Раз утром явился высокий, красивый малый и предложил свои услуги. Шкипер взял его. Я сошел в каюту; там был Сэм с женой. Я заметил, что к нам поступил замечательно красивый малый. Жена Сэма, которая, как все женщины, была немного любопытна, выглянула из люка, но скоро опустила голову, под каким-то предлогом прошла на нос, постояла там и, вернувшись, объявила, что пойдет на берег. Раньше было решено, что она останется на палубе до отплытия "Гренландца". Сэм удивился и осердился; но она, к досаде Сэма, ушла. Вечером Боулс тоже пошел на берег, отыскал ее, и знаете ли, что сказала ему эта маленькая Изабелла? Она стала уверять мужа, что один из матросов обошелся с ней дерзко и что поэтому она не хочет больше оставаться на судне. Сэм разозлился и пожелал узнать, кто ее обидел, но она ласкалась к нему, наконец умаслила и отослала обратно. Так-то. Мы простояли еще три дня и отошли в Гринвич, где должны были взять капитана и отплыть в море, если ветер окажется благоприятным. Красивый высокий малый был с нами. Раз, когда Сэм сидел на своем ящике, хлебая суп, тот вынул очень красивый табачный кисет, сделанный из части брюшка тюленя, с белой, покрытой пятнышками шерстью.
- Товарищ, - крикнул Сэм. - Дай-ка мне мой кисет. Где ты его взял?
- Твой кисет? - ответил тот. - Я сам убил этого тюленя, и жена сшила для меня мешок.
- Вот хорошо-то! Ты можешь до смерти довести человека. Том, - обратился он ко мне, - разве это не тот кисет, который жена подарила мне, когда я пришел с последнего рейса?
Я осмотрел мешок и сказал, что это кисет Сэма. Высокий малый заспорил; началась дьявольская ссора. Сэм назвал его вором, а он бросил Сэма в главный люк. Завязалась настоящая драка. Новый матрос избил Сэма, тот должен был сдаться. После драки я принес Сэму рубашку.
- Это моя рубашка, - закричал высокий.
- Нет, это рубашка Сэма, - ответил я, - я отлично знаю ее.
- Говорю тебе - моя, - повторил матрос. - Жена дала мне ее. Вот вторая сорочка не моя.
Мы посмотрели на другую рубашку. Обе принадлежали Сэму. Услышав это, Сэм почувствовал тревогу и ревность. Ему казалось странным, что его жена захотела непременно уйти с судна, когда на его палубу пришел этот красавец; дело же с кисетом и рубашкой совсем изумило его. Жена Сэма обещалась приехать в Гринвич и повидаться с ним. Когда мы бросили якорь, многие из матросов отправились на берег, в том числе и высокий малый. Сэм, голова которого раздулась, как тыква, попросил одного из товарищей передать его жене, что он не может выйти на берег, и попросить ее прийти к нему. Ну, это было около девяти часов; стоял темный вечер; звезды так и мерцали. Сэм сказал мне: "Том, выйдем на берег, в темноте никто не увидит моих подбитых глаз". К трапу подвели ялбот, и второй помощник велел Сэму взять с собой железный гарпун и попросил расширить в нем отверстие для веревки. Понятно, Сэм прежде всего пожелал посетить дом, в котором всегда останавливалась его жена. Он поднялся по лестнице в ее комнату, я шел за ним. Дверь была закрыта, и вот мы увидели, что этот дьяволенок, его жена, обнимается с высоким малым. Сэм не мог сдержать ярости и страшно ударил красавца гарпуном. Тот упал весь в крови. Жена Сэма кричала и рыдала над убитым; это еще больше рассердило его. Он убил бы и ее, но на шум сбежался народ. Пришли констебли, Сэма посадили в тюрьму; я вернулся на борт и рассказал все. Мы уже собирались отойти, так как капитан нанял двоих матросов взамен Сэма и того бедного малого, которого он убил. В последнюю минуту за мной пришел какой-то законник. Меня увели на берег, держали взаперти и хорошо кормили. Начался суд. Беднягу Сэма обвинили в убийстве. Джентльмен в черном балахоне и парике начал рассказ, говоря, что убитый малый, по имени Уиль Эроль, сидел со своей собственной женой, а Сэм бросился на него и убил гарпуном.
- Это ложь! - вскрикнул Сэм. - Он обнимал мою жену.
- Милорд, - сказал прокурор, - с убитым была его собственная жена, и вот брачное свидетельство.
- Поддельная бумага! - проговорил Сэм, - Вот мои документы, - и он вытащил из-за пазухи оловянный ящичек с бумагами.
Тогда судья сказал, что Сэм должен придержать язык; суд продолжался и сперва все шло по их. Потом наступила наша очередь. Вызвали меня; я рассказал все, что знал; сравнили бумаги. Оказалось, что маленькая
Изабелла обвенчалась с обоими, но за Сэма она вышла замуж раньше. Итак, судья объявил, что она была женой Сэма и что всякий муж, даже не имевший в руках гарпуна мог быть оправдан в подобном случае. Сэма отпустили на свободу, а его жену задержали, так как она вызвала убийство своим дурным поведением. Ее отослали за море. С тех пор Сэм никогда не поднимал головы; его тяготила мысль, что он убил невинного, и угнетало воспоминание об ужасных поступках жены. Он отправился на промысел, и кит ударом хвоста разбил его лодку надвое; оглушенный ударом Сэм как камень пошел ко дну".
- Это хороший рассказ, отец, - сказал Том. - Прав я был, что мне хотелось услышать его.
- Нет, - ответил старый Том, протягивая руку и хватая сына за шиворот, - и раз уж ты мне напомнил, я сведу с тобой старые счеты.
- Господь с тобой, отец. Ты же мне ничего не должен! - сказал Том.
- Должен, и теперь ты получишь все сполна.
- О Боже, они утонут! - пронзительно крикнул Том, с ужасом вскинув обе руки.
Старый Том быстро обернулся, чтобы посмотреть по указанному направлению, и выпустил его воротник. Том убежал и разразился хохотом. Засмеялся и я, и его отец.
На берегу я убедился, что Том сказал правду: с Драммондом завтракал Домине. Он поручил мальчиков новому учителю, и попечители позволили ему отправиться в Гринвич к старому другу. Во избежание издержек, а также ради любопытства, старик решил сделаться пассажиром на нашей барже.
- Еще никогда, Джейкоб, - сказал он, - не ступала моя нога на что-либо плавающее. Я бы и теперь не сделал этого, но такой способ передвижения сохраняет деньги, которых, как ты знаешь, у меня немного. Мистер Драммонд уверяет меня, что баржа прочна и вынесет удары противных ветров и волн. Полагаясь на Провидение, я пущусь в плавание под твоим руководством, Джейкоб.
- Нет, сэр, - сказал я со смехом при мысли о тех опасностях, которые в уме Домине связывались с речным плаванием. - Dux - старый Том.
Глава XI
Великая ученость на воде. Младший Том живо интересуется мертвыми языками
Старый Домине серьезно попрощался с семьей м-ра Драммонда и с трепетом шел по мостику на баржу; казалось, он был уверен, что его ждут величайшие опасности.
- Вот и старый Том, сэр, - сказал я, обращаясь к Домине, когда нам навстречу вышел барочник. Добиензис с удивлением взглянул на него и сказал мне:
- Ты не предупредил меня, что он укорочен!
Я познакомил моего старого наставника с младшим Томом, который начал выкидывать свои смешные штуки и заинтересовал его шутливо-остроумными вопросами, и, наконец, с нашим водолазом Томми. Три Тома понравились ему. Вообще, все интересовало Домине: реки, баржи и лодки, скользившие во всех направлениях. Он долго смотрел на речные картины и любовался ими; потом вдруг погрузился в размышления, улетел из жизни. Младший Том в припадке шалости схватил полу сюртука Домине и показал ее Томми. Собака, привыкшая хватать канат по его знаку, тотчас же взяла в зубы фалду и три раза отчаянно дернула за нее. Домине не обратил на это внимания, только рассеянно отмахнулся рукой, точно желая безмолвно сказать: "Оставьте меня, я занят".
- Тащи, тащи, - кричал Том ньюфаундленду, держась за бока от хохота. Томми сделал отчаянную попытку и унес одну полу сюртука Домине; Добиензис все-таки не заметил этого. Собака убежала на нос; Том младший кинулся за нею, чтобы отнять оторванную полу. В это время старик пел песню, полную патриотизма и чувства, и Домине мало-помалу очнулся. Когда Том старший окончил пение, Добс вскрикнул от восторга:
- Меня восхитила эта песня! Только подумать, что ее пел безногий!
- Ах, добрый джентльмен, ведь я не ногами пою, - ответил старший Том.
- Нет, добрый кормчий, я знаю, что человек поет ртом! Ах, твой голос так сладок, сладок как мед, силен…
- Как латинский язык, - договорил младший Том. - Нy, отец, старый словарь пустился вовсю. Останови-ка его новым куплетом.
- Вот я остановлю тебя: двину тебя бочонком, Том. Что ты сделал с фалдами старого джентльмена?
- Предоставь мне поправить дело, отец, - отозвался Том.
- Хорошо! Но баржа качается. Вперед, Джейкоб, подними мачту; Том и Томми помогут тебе.
Его приказания были исполнены раньше, чем очнулся Домине, который опять улетел в заоблачный мир.
- Здесь есть водовороты? - спросил Добс, говоря про себя.
- Водовороты? - ответил младший Том. - Еще бы! Ужасные, особенно под мостами. Я видел, как в них один за другим тонули суда… Штук эдак двенадцать.
- Двенадцать судов! - вскрикнул Домине, поворачиваясь к Тому. - И все люди погибли?
- Я никогда не видывал их позже, - мрачным голосом произнес юный Том.
- Я не подозревал, какие опасности близ меня, - сказал Домине. - Люди, которые отправляются в море на кораблях, видят творения Господа и Его чудеса в глубине.
Еще долго говорил Домине на ту же тему, пересыпая свои слова латинскими изречениями. Его прервал младший Том. - Скажите, пожалуйста, сэр, к чему служит человеку речь?
- Ты задал глупый вопрос, мальчик, - ответил Домине. - Нам дан дар слова, чтобы мы могли выражать и сообщать другим наши мысли.
- Я так и думал, сэр. Так почему же вы говорите на такой тарабарщине, которую никто из нас не может понять?
- Прости, дитя. Я говорил на одном из мертвых языков.
- Если он мертв, зачем вы не оставите его в гробу? - Недурно; ты остроумен. (Буль-буль, - послышался его смех).
- Однако, дитя, знай, что с мертвыми приятно общаться.
- Неужели? Хотите, мы высадим вас на кладбище в Батерси?
- Молчи ты. Том, - заметил ему отец. - Извините его, сэр.
- Нет, мне приятно слушать, как он говорит; но было бы еще приятнее послушать твои песни.
- Извольте, сэр, - сказал старый Том и запел:
Скользи, моя гондола…
Песня кончалась словами "хотел бы бабочкой я быть".
- Да, вы могли бы быть бабочкой, - сказал Домине, глядя на него.
Младший Том залился хохотом.
- Да, сэр, я думаю, он скоро сделается бабочкой. Ноги у него отвалились, а крылья еще не выросли. Он теперь кокон, а вы знаете, что из кокона выходит бабочка. Вот смешной старикашка-то, правда, отец? - обратился он к старому Тому.
- Том, Том, иди на нос, мы скоро стрельнем под мост.
- Будете стрелять? - вскрикнул Домине.
- Вы не боитесь огнестрельного оружия? - спросил Том младший. - Ведь нам постоянно приходится стрелять. Вы не знаете этой реки.
- Действительно, я думал, что тут есть только одна опасность - глубина воды.
- Иди вперед, Том, и не смей смеяться над теми, кто лучше тебя! - крикнул старый Том.
- Джейкоб, я не понимаю языка старого Тома и молодого Тома; он так же непонятен для меня, как было бы наречие собаки Томми, - сказал Домине.
- Или как для них ваша латынь.
- Правда, Джейкоб, правда. Я не имею права жаловаться, да и не жалуюсь, потому что все это очень занимает меня, хотя иногда я становлюсь в тупик.
Когда мост Петни остался позади нас, старый Том стал петь одну песню за другой.
- Джейкоб, - сказал Домине, - благодаря стоустой молве я знал, как беспечны моряки, как они равнодушны к опасности. Но я никогда не думал, что можно выказывать такую жизнерадостность. Ты взрослый не по возрасту, а что такое он? Остаток человека, покоящийся на неестественных и плохо приспособленных подпорках; его сын еще дитя, и все вы так веселы, так счастливы!
Скоро мы с Томом собрали грот, опустили якорь. Легкая баржа замедлила ход. Домине, взглянувший на лес мачт, который мы миновали поглр Лондонского моста, вдруг спросил:
- Добрый кормчий, куда мы идем?
- Я вам отвечу по-своему, мастер, - отозвался старый Том и запел.
- А теперь, мастер, покушаем. Мы до завтрашнего утра не подымем якоря. Ветер дует нам прямо в лоб, и он довольно свеж. Погреемся-ка грогом.
- Я слыхал об этом напитке и не прочь попробовать его, - заметил Добс.
Глава XII
У Домине начинает двоиться в глазах
Мы уселись за стол, на котором стояла сковорода, так как у нас не было блюда; поели мы вволю. Ньюфаундленд, игравший подле младшего Тома постукивая хвостом, получил остатки кушанья.
Том принес бутылку и оловянные стаканчики. Старый Том сделал один стакан грога для себя, другой для Тома; и мне незачем говорить, который из них был крепче.
- Одной бутылки мало, отец, - сказал Том, - ведь нас четверо.
- Одной бутылки, плут? - сказал Том старший. - Да в шкафу есть вторая.
- Ну, мне кажется, что у тебя уже двоится в глазах, отец, - заметил Том.
Старик вообразил, что его сын утащил вторую бутылку, вскочил со стула и заковылял к шкафу. Мальчишке только этого и было нужно - он быстро переменил свой стакан на стакан отца.
- Бутылка в шкафу, - заметил успокоенный старый Том, вернувшись на место. Он поднес стакан к губам, вскрикнул: - Что я наделал? - и тотчас же подлил водки в свою смесь.
- Клянусь крепостью бутылки в шкафу, ты сделал свой грог вдвое крепче. Подлей-ка и мне капельку; мой грог на семи водах, а между тем я у тебя не в черной книге.
- Нет, нет, Том, твой следующий стаканчик будет покрепче, - ответил отец. - Ну, а как нравится напиток вам, мастер?
- Очень, - ответил Домине.
Наполнялся один стакан за другим, и старый Том уверял, что грог излечивает от всех болезней лучше шарлатанских лекарств; в подтверждение своих слов он пел отрывки старых песен. Я заметил, что мой достойный наставник начал поддаваться действию алкоголя; я несколько раз дергал его за сюртук, так как мне не хотелось, чтобы он пил еще. Но Домине не обращал на меня никакого внимания. Тогда я поднялся и пошел на нос посмотреть на канат.
- Странная вещь, - пробормотал Домине. - Зачем это Джейкоб сильно дергал меня за платье?
- А разве он дергал? - спросил Том младший.
- Да, много раз, а потом ушел.
- Кажется, он слишком сильно тащил вас за сюртук, - заметил Том младший; он наклонился и, сделав вид, что поднимает с палубы фалду, которую оторвала собака, показал ее моему наставнику.
- Что сделал ты, о Джейкоб, избранный сердцем сын? - по-латыни произнес Домине, с отчаянием разглядывая лоскут сукна.
- Долго сильно дергал, вот и оторвал, - пропел старый Том и, посмотрев на сына, прибавил: - Ну и плут же ты, как я погляжу.
- Дело сделано, - заметил Домине и со вздохом положил оторванную фалду в уцелевший карман. - Что сделано, того не переделаешь.
- Да, - заметил Том, - но мне кажется, что игла с ниткой скоро соединит части вашего сюртука; можно сказать, они вступят в брак, и сюртук браковать не придется.
- Верно, (буль-буль), экономка поправит дело, но все же это возбудит ее гнев. Но перестанем думать об этом, - сказал Домине и выпил еще стакан, с каждой минутой пьянея все больше и больше. - Мне кажется, будто меня что-то поднимает; я мог бы плясать; мне кажется, я могу даже запеть.
- Да, веселый мастер? - спросил Том старший. - Давайте вместе петь и плясать. Эй, хор, подтягивай.
- Споем песню и попляшем, - затянул Том.
Глава XIII
Веселье разгорается. Ноги педагогов теряют уверенность. Аллегорический комплимент, который вызывает почти настоящую ссору. Нос Домине поврежден
До меня долетело пение Тома старшего и какое-то карканье, которое, как я догадался, исходило из уст Домине. Он подпевал. Я пошел к нему с целью, если возможно, остановить его вовремя. Но грог уже ударил в голову Домине, и мой старый наставник не обратил никакого внимания на мои просьбы. Младший Том принес вторую бутылку, и Домине осушал один стакан за другим.
- Эй, Джейкоб, почему ты не потягиваешь и не подтягиваешь? - кричал мне старый Том.
Я присоединился к хору, в котором голос Домине звучал особенно сильно, хотя и не так музыкально, как голос Тома старшего.
- Эвое, - крикнул он, - эвое! - И он пропел куплет, в котором играли роль латинские глаголы.
- О, я не забываю песен моей юности, - сказал мой наставник, - и напиток действует на меня, как пар на древнюю сивиллу . Я скоро начну пророчествовать, предсказывать будущее.
- Я тоже могу сделать это, - сказал младший Том и, подтолкнув меня локтем, засмеялся.
- Ты - Ганимед . Наполни же мой кубок, - сказал Домине, обращаясь к младшему Тому. И, посмотрев на его отца, прибавил: - А вот - Аполлон или, вспомнив, что у тебя нет ног, - половина Аполлона… Следовательно, ты, так сказать, полубог. (Буль-буль). Сладка твоя лира, друг кормчий, сладки твои вымыслы.
- Полно, мастер, я не лгун, - обидчиво закричал Том. - Придержи-ка язык, не то плохо вам придется.
- Да ведь я говорил о твоем музыкальном таланте; я говорил о нем аллегорически.
- Я никогда, никогда не лгал, - повторил старый Том, который, выпив лишнее, всегда начинал горячиться.
Видя, что начинается настоящая ссора, я, не обращая внимания на младшего Тома, который хотел, чтобы "старики схватились", заставил их помириться; они послушались моего совета и в течение минут пяти жали друг другу руки. Когда рукопожатие, наконец, окончилось, я снова стал молить Домине не пить больше и уйти спать.