Мужчин, женщин, детей - всех стерли с лица земли, никого не осталось в стране. Затем настал черед Факу - вождя пондо.
Ах, где-то теперь Факу?
И так шло дальше и дальше, и под конец сами зулусы устали воевать, самые острые ассегаи затупились.
VI. Рождение Умслопогаса
Чака не имел живых детей, несмотря на то что у него было много жен. Таково было правило его жизни. Каждого ребенка, рождавшегося от одной из его "сестер", немедленно убивали, так как Чака опасался, чтобы его сын не сверг его и не лишил власти и жизни.
Вскоре после рассказанных событий сестре моей Балеке, жене короля, пришло время родить, и в тот же день жена моя Макрофа разрешилась близнецами. Это случилось через восемь дней после того, как Ананди, моя вторая жена, родила сына, которого было решено назвать Мусой.
Когда король узнал о состоянии Балеки, он не приказал тотчас же умертвить ее, потому что по-своему немного любил ее. Он послал за мной и приказал мне быть при ней, а когда ребенок родится, принести показать его труп, согласно обычаю, по которому он лично должен был убедиться в его смерти.
Я склонился перед ним до земли и с тяжелым сердцем пошел исполнять его приказание.
Но приходилось покориться, зная непреклонность Чаки, не допускавшего неповиновения.
Я отправился в Эм-Тандени, местопребывание королевских жен, и объявил приказание короля стоявшей у входа страже. Воины подняли свои копья и пропустили меня, я вошел в хижину Балеки. В ней находились и другие королевские жены, но при виде меня женщины встали и ушли; закон не позволял им оставаться в моем присутствии. Таким образом я остался наедине с сестрой. Несколько минут Балека лежала молча, по волнению ее груди я заметил, однако, что она плачет.
- Потерпи, милая! - сказал я наконец. - Скоро страдания твои кончатся!
- О нет, - ответила она, поднимая голову, - только начнутся. О, жестокий человек! Я знаю, зачем ты пришел: умертвить моего будущего младенца!
- Ты знаешь сама - такова воля короля!
- А! Воля короля! А что мне до воли короля? Разве я сама не имею голоса в этом?
- Да ведь это ребенок короля!
- Это ребенок короля - правда, но разве он также и не мой ребенок? Неужели мое дитя должно быть оторвано от моей груди и задушено, и кем же? Тобою, Мбопа! Не я ли бежала с тобой, спасая тебя от злобы нашего народа и мести отца? Знаешь ли ты, что два месяца тому назад король разгневался на тебя, когда заболел, и наверняка умертвил бы тебя, если бы я не заступилась и не напомнила о его клятве? И вот как ты отплачиваешь мне! Ты приходишь убить мое дитя, моего первенца!
- Я исполняю приказание короля! - отвечал я угрюмо, но сердце мое разрывалось на части.
Балека больше ничего не сказала, но, отвернувшись лицом к стене, горько плакала и стонала. Тем временем я услыхал шорох у входа в хижину, и свет в дверях заслонила входящая фигура. Вошла женщина. Я обернулся посмотреть на нее и сразу упал, кланяясь до земли. Передо мной стояла Нанди, мать короля, по прозванию Мать Небес, - та самая женщина, которой моя мать отказалась дать молока.
- Здравствуй, Мать Небес! - приветствовал я ее.
- Здравствуй, Мбопа, - отвечала она. - Скажи, почему плачет Балека? Оттого ли, что она мучается родами?
- Спроси ее сама, великая Мать Вождя! - сказал я.
Тогда Балека заговорила прерывающимся голосом:
- Я плачу, царица Мать, потому, что этот человек, брат мой, пришел от того, кто мой господин, от твоего сына, чтобы умертвить моего будущего ребенка. О Мать Небес, ты сама кормила грудью, заступись за меня! Твоего сына не убили при рождении!
- Кто знает, Балека? Может, было бы и лучше, если бы и его убили! - грустно сказала Нанди. - Тогда бы многие из тех, кто теперь уже мертв, были бы живы!
- Но, по крайней мере, ребенком он был добр и ласков, и ты могла любить его, Мать зулусов!
- Никогда, Балека! Ребенком он кусал мне грудь и рвал мои волосы. Каков человек - таков был и ребенок!
- Да! Но ребенок его мог быть не таким, Мать Небес! Подумай, у тебя нет внука, который будет беречь тебя на старости лет. Неужели ты дашь иссякнуть твоему роду? Король, наш властелин, постоянно подвергается опасностям войны. Он может умереть, и что тогда?
- Что тогда? Корень Сензангаконы не иссяк. Разве у короля нет братьев?
- Но они не твоей плоти и крови, Мать! Как? Ты не хочешь даже слушать меня? Тогда я обращаюсь к тебе, как женщина к женщине. Спаси мое дитя или убей меня вместе с ним!
Сердце Нанди дрогнуло. Слезы показались на ее глазах.
- Как бы это сделать, Мбопа? - обратилась она ко мне. - Король должен видеть ребенка мертвым, если же он заподозрит обман, - а ты знаешь, и тростник имеет уши, - то… Тебе известно сердце Чаки, и ты сам понимаешь, где будут завтра лежать наши кости!
- Неужели нет других новорожденных в Земле Зулу? - спросила Балека, приподнявшись на постели и говоря шепотом, похожим на шипение змеи.
Слушай, Мбопа! Твоя жена тоже должна была родить?… Внемлите же мне - ты, Мать Небес, и ты, брат, слушайте тоже. Не думайте шутить со мной. Я или спасу моего ребенка, или вы оба погибнете вместе с ним. Я скажу королю, что вы приходили ко мне оба и нашептывали мне заговор - спасти ребенка, а короля убить. Теперь выбирайте, и скорее!
Она откинулась навзничь, мы молча переглядывались. Наконец Нанди первая заговорила.
- Дай мне руку, Мбопа, и поклянись, что ты будешь верен в сохранении этой тайны, так же, как и я клянусь тебе. Быть может, придет день, когда этот ребенок, еще не видевший света, будет королем Земли Зулу, тогда в награду за сегодняшнюю услугу ты будешь первым человеком среди народа, голосом короля, его наперсником! Если же ты не сдержишь клятвы, берегись! Я умру не одна!
- Клянусь, Мать Небес! - ответил я.
- Хорошо, сын Македамы!
- Хорошо, брат мой! - сказала Балека. - Теперь иди и скорее делай все, что нужно. Я чувствую приближение родов. Иди и знай, что в случае неудачи я буду безжалостна и добьюсь твоей смерти, хотя бы ценой моей собственной жизни!
Я вышел из хижины.
- Куда идешь? - спросила меня стража.
- Иду за лекарствами, королевские слуги! - ответил я.
Так я сказал, но на душе моей было тяжело, и я задумал бежать из Земли Зулу.
Я не мог и не смел сделать того, что от меня требовали. Неужели же я могу убить своего собственного ребенка, отдать его жизнь ради спасения жизни ребенка Балеки? Могу ли я пойти против воли короля и спасти ребенка, осужденного им на смерть? Нет, это невозможно! Я убегу, оставлю все и буду искать племя, жилище где-нибудь в стороне, там я начну жизнь сначала. Здесь я жить больше не могу. Здесь, около Чаки, ничего не найти, кроме смерти.
Размышляя таким образом, я дошел до своей хижины и узнал, что жена моя Макрофа только что разрешилась двойней. Я выслал из хижины всех, кроме Ананди, неделю тому назад давшей мне сына. Второй ребенок из двойни был мальчик и родился мертвым. Первой родилась девочка, известная впоследствии под именем Нады Прекрасной - Нады Лилии. Внезапная мысль озарила меня - вот где выход из положения!
- Дай-ка мне мальчика, - сказал я Ананди. - Он не умер. Дай его мне, я вынесу его за ворота крааля и верну к жизни моими лекарствами!
- Это бесполезно, ребенок мертвый! - воскликнула Ананди.
- Давай мне его, когда я приказываю! - закричал я свирепо. Она подала мне труп ребенка.
Я взял его, завернул в узел с лекарствами и все вместе обернул циновкой.
- Не впускайте никого до моего возвращения, - сказал я, - и не говорите никому ни слова о ребенке, которого вы считаете мертвым! Если впустите кого-нибудь или скажете слово, мое лекарство не поможет и ребенок действительно умрет!
С этими словами я вышел. Жены мои недоумевали. У нас не было в обычае оставлять в живых обоих детей, когда рождались двойни. Тем временем я поспешно бежал к воротам Эм-Тандени.
- Я несу лекарства, королевские слуги! - объяснил я страже.
- Проходи, - ответили они. Я прошел в ворота и направился к хижине Балеки. Около нее сидела Нанди.
- Ребенок родился! - сказала мне мать короля. - Взгляни на него, Мбопа, сын Македамы!
Я взглянул. Ребенок был крупный, с большими черными глазами, как у Чаки. Мать короля, Нанди, вопросительно смотрела на меня.
- Где же он? - шепотом спросила она. Я развернул циновку и вынул мертвого ребенка, со страхом оглядываясь кругом.
- Дайте мне живого! - в свою очередь шепнул я.
Она передала мне ребенка. Я выбрал в своих лекарствах снадобье и потер им язык ребенка. Это снадобье имело свойство заставлять язык онеметь на некоторое время. Затем я завернул ребенка в узел с лекарствами и снова обмотал его циновкой.
Вокруг шеи мертвого ребенка я завязал шнурок, которым будто бы задушил его, и слегка завернул его другой циновкой.
Теперь я в первый раз обратился к Балеке:
- Послушай, женщина, и ты, Мать Небес, я исполнил ваше желание, но знайте, что еще раньше, чем я доведу до конца это дело, оно будет стоить жизни многих людей. Будьте безмолвны, как могила, она широко разверзается перед вами обеими! - Я ушел, унося в правой руке циновку с завернутым в нее мертвым ребенком. Узел с лекарствами, где лежал живой, был привязан к плечам.
Я вышел из спальни и, проходя мимо стражи, молча развернул циновку.
- Ладно! - сказали они, пропуская меня.
Но с этой минуты начались мои неудачи. Как только я вышел за ворота, меня встретили три посланных от короля.
- Король зовет тебя в Ум-Длункулу! (Так называется жилище короля, отец мой.)
- Хорошо, - ответил я, - сейчас приду, но сперва я забегу к себе взглянуть на мою жену Макрофу. Вот у меня в руках то, что нужно королю! - При этом я показал им мертвого ребенка. - Отнесите его к королю!
- Король не давал нам такого приказания, Мбопа! - отвечали они. - Он приказал, чтобы ты сию же минуту явился сам к нему!
Кровь застыла в моих жилах. У короля много ушей. Неужели он уже знает? И как я осмелюсь явиться перед королем с живым ребенком за спиной? Я чувствовал в то же время, что всякое колебание послужит моей погибели, так же как изъявление страха или смущение.
- Хорошо! Идем! - ответил я, и мы вместе направились к воротам Ум-Длункулу.
Надвигались сумерки. Чака сидел в маленьком дворике перед своей хижиной. Я на коленях подполз к нему, произнося обычное "Байете!" и, оставаясь в таком положении, ждал.
- Встань, сын Македамы! - сказал король.
- Не могу встать, Лев Зулусов! - отвечал я. - Я не могу встать, имея на руках королевскую кровь, пока король не дарует мне прощения!
- Где он? - спросил Чака.
Я указал на циновку в моих руках.
- Покажи!
Я развернул, Чака взглянул на ребенка и громко рассмеялся.
- Он мог бы быть королем! - сказал он, приказав одному из своих приближенных унести труп. - Мбопа, ты умертвил того, кто мог бы царствовать. Тебе не страшно, Мбопа?
- Нет, король! - ответил я. - Ребенок умерщвлен по приказанию того, кто сам король!
- Сядь-ка, потолкуем. Завтра ты получишь в награду пять быков, ты можешь сам выбрать их из королевского стада!
- Король добр, он видит, что пояс мой туго стянут, он хочет утолить мой голод. Позволишь ли мне, король, удалиться? Моя жена Макрофа скоро родит, и я хотел бы навестить ее!
- Нет, посиди немного, скажи, что делает Балека, моя сестра и твоя?
- Все благополучно! - ответил я.
- Не плакала ли она, когда ты взял у нее ребенка?
- Нет, не плакала. Она сказала: воля моего властелина пусть будет моей волей!
- Хорошо. Если бы она плакала, то тоже была бы убита. Кто же был при ней?
- При ней была Мать Небес!
Чака нахмурил брови.
- Нанди, моя мать? Зачем она там была? Клянусь, хотя она и моя мать, если бы я думал… - Чака остановился. На минуту он замолк и затем продолжал: - Скажи-ка, что у тебя в этой циновке? - Он указал концом своего ассегая на узел за моими плечами.
- Лекарства, король!
- Ты носишь с собой такое количество лекарств? Да их хватило бы на целое войско. Разверни циновку и покажи, что в ней!
Скажу вам откровенно, отец мой, что от ужаса у меня кровь застыла в жилах. Если бы я открыл циновку и он увидел ребенка, тогда…
- Это тагати - оно заколдовано, мой повелитель. Не следует смотреть лекарства!
- Открой, говорю тебе! - возразил он гневно. - Что, я не могу видеть лекарства, которые должен глотать?! Я, величайший из королей!
- Смерть есть лекарство королей! - ответил я, взяв в руки узел, и положил его как можно дальше от него, в тени изгороди. Затем нагнулся, медленно развязывая веревки. Капли пота текли по моему лицу, подобно каплям слез. Что делать, если он увидит ребенка? А что, если ребенок проснется и закричит? Я должен буду вырвать копье из рук короля и ударить его. Да, решено! Я убью короля и затем себя самого. Наконец циновка была развязана. Сверху лежали коричневые корни целебных трав, а под ними бесчувственный ребенок, завернутый в мох.
- Скверная штука! - сказал король, нюхая щепотку табаку. - Смотри-ка, Мбопа, какой у меня верный глаз! Вот тебе и твоим лекарствам! - С этими словами он поднял ассегай и намеревался пронзить им узел, но в ту минуту, когда он прицелился, мой добрый змей внушил королю чихнуть, и потому копье пронзило только листья моих целебных трав, не задев ребенка.
- Да благословит небо короля! - сказал я, как того требовал обычай.
- Спасибо, Мбопа, это хорошее пожелание, - сказал король, - а теперь убирайся! Следуй моему совету. Убивай своих детей, как я убиваю своих. Я делаю это для того, чтобы они не надоедали мне. Поверь мне, лучше потопить детенышей льва!
Я поспешно завернул узел, руки мои дрожали. О, если бы в эту минуту ребенок проснулся и закричал! Наконец я завязал узел, встал, поклонился королю и, согнувшись вдвое, прошел мимо него. Не успел я переступить ворота Ум-Длункулу, как ребенок начал пищать. О, если бы это случилось минутой раньше!
- Что это, - спросил меня один из воинов, - спрятано у тебя под поясом, Мбопа?
Я не отвечал и бежал, не останавливаясь, до своей хижины. Когда я вошел, обе мои жены были одни.
- Я вернул ребенка к жизни! - сказал я, развязывая узел. Ананди взяла ребенка и стала его разглядывать.
- Мальчик кажется мне больше, чем был!
- Дыхание жизни вошло в него и раздуло его! - объяснил я.
- И глаза его совсем другие, - продолжала Ананди. - Теперь они большие и черные, похожие на глаза короля!
- Дух мой глянул в них и сделал их красивыми! - ответил я.
- У этого ребенка родимое пятно на бедре. У того, что я дала тебе, такого знака не было!
- Я прикладывал лекарства к этому месту! - ответил я.
- Нет, это другой ребенок, - сказала она угрюмо. - Это подмененное дитя, оно принесет несчастье нашему дому!
Тогда я вскочил в ярости и проклял ее, я понял, что если я не остановлю ее, язык этой женщины погубит нас.
- Замолчи, колдунья! - крикнул я. - Как ты смеешь так говорить? Ты хочешь навлечь проклятие на наш дом! Ты хочешь сделать нас всех жертвами королевского гнева! Повтори еще твои слова - и тебя вынюхают, как колдунью!
Я продолжал браниться, угрожая ей смертью, пока она не испугалась и, бросившись к моим ногам, не стала молить о прощении.
Признаюсь, однако, я очень боялся языка этой женщины, увы, не напрасно!
VII. Умслопогас отвечает королю
Прошло несколько лет, и об этом происшествии, казалось, все забыли, но это только казалось. О нем не говорили, но и не забыли, и скажу тебе, отец мой, я очень боялся того часа, когда о нем вспомнят. Тайна была известна двум женщинам: Нанди, Матери Небес, и Балеке сестре моей, жене короля. Другие две - мои жены, Макрофа и Ананди, подозревали о ней. При таких условиях тайна не могла быть сохранена навсегда. К тому же Нанди и Балека не умели скрывать своей нежности к ребенку, который назывался моим сыном, но, в сущности, был сыном короля Чаки и сестры моей Балеки и, таким образом, приходился внуком Нанди.
Частенько то та, то другая заходили в мою хижину под предлогом посещения моих жен, брали ребенка на руки и ласкали его. Напрасно просил я их воздерживаться от этих знаков особенного внимания к нему, любовь к ребенку брала верх, и они все-таки приходили. Кончилось тем, что Чака однажды увидел мальчика сидящим на коленях своей матери Нанди.
- Какое дело моей матери до твоего мальчишки, Мбопа? - спросил он меня угрюмо. - Разве она не может целовать меня, если ей так хочется ласкать ребенка? - И Чака дико расхохотался.
Я пожал плечами в ответ, и вопрос на время был замят. Но с этого дня Чака приказал следить за своей матерью.
Тем временем Умслопогас из мальчика превратился в здорового крепкого отрока, подобного ему не было далеко кругом. С самого детства характер мальчика был немного угрюм, он говорил мало и, подобно отцу своему, Чаке, не знал чувства страха. Он любил только двух существ на свете - меня, Мбопу, которого называл отцом, и Наду, считавшуюся его сестрой-близнецом.
Надо сказать, что если среди мальчиков Умслопогас выделялся силой и храбростью, то Нада была прелестная, самая красивая девочка.
Скажу тебе откровенно, отец мой, мне кажется, она не была чистокровной нгуни, хотя поручиться в этом не могу. Во всяком случае, глаза ее были нежнее и больше, чем у женщин нашего племени, волосы длиннее и менее курчавы, и цвет лица ближе подходил к цвету чистой меди. В этом отношении она вся была в свою мать, Макрофу, хотя красивее матери, - красивее, чем какая-либо из виденных мною женщин. Мать ее Макрофа, жена моя, принадлежала к племени свази и попала в крааль короля Чаки вместе с другими пленными после одного из его набегов. Она считалась дочерью вождя племени свази, и что она родилась от его жены - это было верно, но был ли вождь отцом ее, я не знаю; от самой Макрофы я слыхал, что до ее рождения в краале ее отца проживал европеец. Он был родом португалец, очень красив и мастерски выделывал железные вещи. Этот европеец любил мать моей жены; говорили, будто Макрофа была его дочерью, а не дочерью вождя племени свази. Я знаю также, что за несколько месяцев до рождения моей жены вождь свази убил этого европейца. Никто, конечно, не мог знать сущей правды, и я говорю об этом лишь потому, что красота Нады более походила на красоту европейцев, нежели на красоту наших единоплеменниц, что было вполне естественно, если бы ее дед был действительно европеец.
Умслопогас и Нада были всегда неразлучны. О, как они были милы!
Дважды за время их детства Умслопогас спас жизнь Нады.
В первый раз дело было так.
Однажды дети зашли далеко от крааля в поисках ягод. Незаметно забрались они в страшную глушь, где их застала ночь. Утром, подкрепившись ягодами, они тронулись дальше, но не могли выбраться из незнакомого места, а тем временем наступил вечер и спустилась непроглядная мгла.