В тишине, нарушаемой лишь звуком приглушенного мотора, гулко прозвучали в коридоре шаги. Дверь распахнулась. Вошли двое. В альпаках и унтах.
Один из вошедших, не снимая очков, старательно протер стекла рукавицей. Потом откинул с головы меховой капюшон и сказал осипшим с мороза голосом:
– Промерзли.
Самохин узнал его и невольно отступил, как от призрака: "Крестовников! Здесь! В такое время!"
– Неважно! – прогудел второй гость, расстегивая негнущимися пальцами меховой альпак. – Зато добрались. – И, прищелкнув каблуками, представился: – Гвардии майор Шихов.
Первой опомнилась Анна Павловна: достала из шкафа чайник и выбежала из комнаты.
– Надо бы экипаж обогреть, – сказал майор, стягивая непослушными руками альпак. – Досталось ребятам!..
В кабинет вошли трое в серых комбинезонах и рубчатых танкистских шлемах. Крупные, плечистые, с испятнанными маслом лицами и руками, они до смешного походили друг на друга.
Танкисты привлекли общее внимание. Никто не заметил, как взгляд Крестовникова удивленно задержался на Люсе. Но Крестовников тут же справился с собой и обернулся к Самохину.
– Не ожидали увидеть меня? – спросил он. – Я телефонограмму от вас так и не получил. Позвонил в область. Мне сказали, что связи со строительством нет и, пока не кончится метель, восстановить ее не удастся. А сведения метеослужбы о направлении ветра и осадках становились все тревожнее. Что делать? – Крестовников развел руки с болтающимися на шнурках рукавицами. – Вспомнил я, что наша кафедра помогала военным вести гляциологическую разведку на границе. Позвонил туда. Два часа спустя меня отправили вертолетом, а потом автомашиной я добрался в райцентр, где меня ждал танк от командующего округом с сопровождающим. – Он показал на Шихова. – Дальше все было просто.
– Не очень-то просто, – вмешался Шихов.
– Дорожка! – вздохнул один из танкистов. – Два раза заваливало снегом. Не знаю, как и выбрались.
– Пройдемте ко мне, – пригласил Самохин и посторонился, пропуская гостей.
В кабинете Крестовников сразу перешел к делу.
– Каковы результаты ваших наблюдений над снегом? – спросил он хозяина, потирая ознобленные иссиня-красные руки.
– Наших наблюдений! – невесело усмехнулся Самохин. – Кто полезет в метель на гору? И потом... наблюдения несведущих в науке людей едва ли ценны для вас. – Он заметил, что говорит раздраженно, с неприязнью к собеседнику, и замолчал.
– Несомненно, – поддержал его Крестовников. – Вот я и приехал, чтобы вам помочь.
– Тогда с чего же мы начнем?
– Со снежной разведки, – ответил Крестовников.
– Чтобы определить толщину покрова и плотность?.. – ядовито бросил Самохин.
– И структуру снега, – добавил Крестовников. – От нее зависит образование лавины, ее ударная сила. А по состоянию снега я постараюсь определить, когда сойдет лавина, направление удара. Потом решим, что делать.
Вошел задержавшийся с танкистами Шихов. За ним Анна Павловна и Люся внесли чайник, поднос с бутербродами.
– Как связь? – спросил Самохин и, угадав по выражению лица Анны Павловны ответ, махнул рукой. – Остальное меня не интересует. Впрочем... прогноз слышали?
– Ветер северо-западный, умеренный, до сильного, – ответила за Анну Павловну Люся. – Временами снегопад.
– Временами? – переспросил Самохин. – Это лучше.
– Я попрошу вас подобрать двух-трех крепких лыжников, знакомых с местными условиями.
– Разрешите вас сопровождать? – спросил Шихов.
– Думаю, что здесь вы будете нужнее.
– Я немало походил по горам, – сдержанно настаивал Шихов.
– Знаю. Именно потому, что вы не новичок в горах, вам и придется остаться внизу. – Крестовников заметил недоумение Шихова и пояснил: – На случай, если у нас наверху возникнут осложнения. В горах необходима страховка.
– Понятно.
– Сколько времени понадобится, чтобы подобрать людей в мою группу? – спросил Крестовников.
– Подобрать и подготовить, – уточнил Самохин. – Три-четыре часа.
– Эти три-четыре часа я, с вашего разрешения, отдохну.
– Устраивайтесь здесь. – Самохин показал на диван с подушкой и пледом. – Вам, товарищ майор, я предложу...
– Успею. Мне в разведку не идти. – Шихов поднялся. – Схожу посмотрю, как устроились мои люди.
– Я пройду с вами, – Самохин тоже встал.
Люся проводила их взглядом до двери и взяла чайник.
– Вам покрепче? – спросила она.
– Погорячее. – Крестовников внимательно следил за бегущей из чайника струйкой. – Спасибо.
Он пил чай молча, смакуя каждый глоток.
– Олег Михайлович! – не выдержала Люся. – Возможно, я буду полезна в вашей группе?
– Не думаю.
– Хотя бы в эти трудные минуты не переносите на меня ваши счеты с отцом...
– О чем вы говорите? – Крестовников приподнял брови. – Какие счеты? Разговор о справедливых и несправедливых преподавателях очень стар. Я тоже когда-то делил учителей на злых и добрых.
– Вы не хотите понять меня. – Голос Люси задрожал. – В такое время одна я, здоровая студентка, сижу без дела.
– Вынужденное бездействие тягостно. Понимаю. – Тон Крестовникова стал мягче. – Но это не повод, чтобы идти в горы. Разведка не времяпрепровождение, а необходимость. А если вы вспомните, сколько времени нам отпущено на разведку, то поймете, что это тяжкая, даже рискованная необходимость. В таких условиях в горах нужны мужчины. А теперь... Не примите мои слова за новое проявление моего плохого отношения к вам, но на отдых мне осталось меньше четырех часов.
Весть о прорвавшемся в поселок танке бежала от дома к дому. Люди спешили в управление комбината, набились в коридоре, в приемной, обступили Анну Павловну.
Стоило Самохину выйти с Шиховым из кабинета, как негромкий говор в приемной затих.
– Позвоните в комитет комсомола, – сказал Самохин Анне Павловне. – Надо подобрать двух-трех крепких лыжников для группы Крестовникова. – И обернулся к сидящему в углу трактористу: – Поедем.
Самохин вышел из управления и поднялся в кабину тягача.
Разрывая сугробы, грузная машина двигалась по улице, оставляя за собой широкую голубоватую канаву.
У обогатительной фабрики тягач остановился. За стеной ее, обращенной к Кекуру, выделялась на снегу уложенная углом высокая гряда крупных валунов. Промежутки между ними были забиты камнями, местами заполнены цементом.
Увиденное успокоило Самохина ненадолго. Так защитить можно лишь основные промышленные сооружения. А жилье, дома? Ремонтно-механическая мастерская? Склады, гаражи, стоящие на отшибе от поселка, амбулатория и детский сад? Все это растянулось на добрый километр. Не прикроешь.
– В клуб, – отрывисто бросил Самохин водителю тягача.
По пути он мрачнел все больше. Парниковые рамы – гордость подсобного хозяйства – несколько дней не обметались. Некоторые из них не выдержали тяжести снега, провалились. Скотный двор замело с наветренной стороны по окна, а местами и по застреху. В снегу мягко голубела траншея, промятая к силосной башне.
У входа в клуб Самохин увидел Фетисову и Шихова.
– Ждем вас, – встретила его Фетисова. – Хотим вместе с вами потолковать с людьми.
– Очень хорошо, – ответил Самохин и первым вошел в клуб.
В ярко освещенном зрительном зале было шумно. Люди сидели в верхней одежде, в шапках и походили на пассажиров, ожидающих посадки в поезд. Воздух был напитан устоявшимся табачным чадом.
– Вербованные. – Фетисова показала глазами на зал. – Почти все здесь собрались.
– Не только вербованные. – Самохин всмотрелся в державшихся особняком женщин. Некоторые из них пришли с детьми и узлами. – Не только...
Хмурые лица, недобрая тишина насторожили Самохина.
– Почему в помещении в верхней одежде? – громко спросил он. – В шапках! С вещами! Как на вокзале!..
– Что ж, выходит, нам и помощи не будет никакой? – перебила его женщина с ребенком на руках.
– Будет, – ответил Самохин. – Сами себе поможем.
– Нечего нас уговаривать! – злобно бросил кряжистый детина в потертой стеганке. – Не маленькие. Видим, что на дворе творится.
– Зачем уговаривать? – спокойно возразил Самохин. – Придет время, прикажу выйти на работы...
– Прежде чем приказывать, обеспечьте нас! – закричали в зале. – Валенки дайте! Стеганки!
– Какой из меня работник в пальтушке? – подскочил к Самохину курчавый парень в узконосых туфлях. – Полы путаются в ногах, снег гребут.
– Вас завербовали для работы на обогатительной фабрике, – по-прежнему сдержанно ответил Самохин. – На работающих в цехах валенок на комбинате нет. Тут и спорить не о чем. Надо будет – пойдете работать.
– Без валенок? – спросил курчавый. – На улице?
– Что ж, по-вашему, когда буря бьет корабль, матросы калоши требуют, чтобы ноги не промочить?
Самохин увидел, что вместо делового разговора его затягивают в ненужные и лишь раздражающие рабочих препирательства. Сопровождаемый недовольным гулом, он поднялся на сцену, выждал, пока затих шум, и обратился к притихшему залу:
– Одни трудятся на морозе по двенадцать часов в сутки, а кое-кто тут... санаторий устроил.
– А ты посиди в этом санатории! – закричали из зала. – Давай к нам! Разговаривать легко, сверху-то!
Самохин понял, что начал неудачно, хотел поправиться.
– Минуточку!
Договорить ему не дали.
– Прежде чем требовать, обеспечьте людей!
– Мы тоже знаем свои права!
Чьи-то руки взяли его за плечи и отодвинули в сторону. Самохин оглянулся и увидел Фетисову. Ее в поселке любили. Старожилы помнили, как она штукатурила первые здания, мерзла в палатках и всегда оставалась спокойной и ровной в обращении с товарищами. Рослая, по-мужски широкая в кости, с красным, обветренным лицом, она не боялась острого спора, умела озадачить противника неожиданным доводом, простецкой на первый взгляд репликой.
Фетисова вышла вперед.
Шум в зале быстро спал.
– Давай! – озорно крикнул кто-то. – Агитируй!
В недружном хохоте неожиданно прозвучал вопрос Фетисовой:
– У кого есть дети ясельного и дошкольного возраста? Над головами торопливо взметнулись руки.
– Пройдите к сцене. – Фетисова показала, куда пройти, и снова обратилась к залу: – У кого дети школьного возраста?..
На этот раз она не успела закончить фразу, как женщины торопливо направились к сцене. Некоторые подталкивали перед собой детей.
– Я понимаю, почему вы пришли сюда, – обратилась к ним Фетисова. – Работать в такое время, да еще и болеть душой за ребят...
– Ишь заливает! – закричали из задних рядов. – Охмуряет православных!
Выкрики утонули в гуле, из которого выделялись злые голоса женщин, возмущенно одергивающих крикунов.
– Начальник комбината принял правильное решение, – Фетисова выждала, пока зал затих, – укрыть детей в безопасном месте. Тогда и родители смогут трудиться, не оглядываясь на дом. Кончим нашу беседу, пройдете со мной в фойе. Там я объясню, как собрать ребят и что дать им с собой.
Фетисова отошла в сторону. Неподалеку от нее надежной опорой сбились в плотную кучку женщины.
На место Фетисовой вышел Шихов.
– Демобилизованные по последнему приказу министра обороны... встать!
В зале послышался неровный грохот. Поднялось человек тридцать.
– Старшины, в проход.
Из рядов вышел коренастый крепыш в ладно пригнанной шинели.
– Постройте демобилизованных и выведите сюда. – Шихов показал рукой влево от сцены.
– Выходи строиться! – привычно подал команду парень в шинели. – Разобраться по два.
Он подровнял группу, вывел к сцене и доложил:
– Товарищ майор! Демобилизованные в количестве двадцати шести человек построены.
– Вольно! – Шихов осмотрел стоящих парней и обернулся к залу. – А теперь потолкуем с остальными. Вернее, с теми, кто не желает работать.
– Да в чем работать-то! – вскочил с узла курчавый парень и выставил ногу в узконосой туфле: – Гляди!
– Полно тебе, – громко вмешалась Фетисова. – Который год живу тут, а не видела еще дурачка, чтоб приехал на Север в таких-то бареточках. – И, не давая возразить себе, закончила под одобрительный смех: – Развяжи сидор свой. Развяжи! Если не будет в нем другой обуви, сниму с себя валенки и отдам тебе. При всех говорю. Сниму! Босая по снегу пойду!
– Давай, давай! – закричали со всех сторон опешившему от неожиданности парню. – Разуй ее! Развязывай сидор!
– Да идите вы!.. – Парень злобно выругался, и это прозвучало признанием своей собственной вины.
Пока в зале угасал озорной шумок, Фетисова быстро сказала Самохину:
– Решайте с эвакуацией ребят. Нельзя оставлять их в клубе. Какой здесь покой! Матери будут бегать сюда надо и не надо...
"Ты сама за меня решила, – подумал Самохин, – а теперь подкидываешь мне свое решение".
– Делайте, – согласился он. – Вы отвечаете за эвакуацию детей. – И обратился к залу: – Вечером все незанятые на работах будут разбиты на аварийные бригады. Я убежден, что все честные люди помогут сохранить предприятие...
– А если найдутся нечестные? – Курчавый парень нагло уставился на начальника комбината. – Сачки? Будут сидеть в клубе. Что с ними делать? Вот вопрос!
– Пускай сидят, – с неожиданным для всех спокойствием согласился Самохин. – Все работающие будут жить и питаться побригадно, в домах. Рабочему человеку надо не только отдохнуть, обогреться, но и обсушиться. А где тут обсохнешь?
Слова его были встречены одобрительным гулом, в котором потонули голоса недовольных.
Глава вторая
Самохин вышел на крыльцо. Морщась от бьющего в лицо резкого ветра, поднял меховой воротник куртки.
По широкой безлюдной улице привольно скользили мутные волны поземки. Края крыш курились снежком.
За сверкающим изморозью танком с налипшими на лобовой броне и опорных катках комьями мерзлого снега стоял гусеничный трактор с прицепом-санями. Возле него трое в лыжных костюмах увязывали покрытую зеленой парусиной горную лодочку, привезенную Крестовниковым. Несколько в стороне от них стояла Люся.
Из танка, источающего резкие запахи горелого масла и стылого металла, выбрался Крестовников, вытащил из люка охотничьи лыжи, подбитые серебристым мехом нерпы.
Люся увидела его и отвернулась. Лицо у нее стало отчужденным, безучастным.
Самохин присмотрелся к дочери, после короткого раздумья подошел к ней.
– Ты знаешь его? – Он показал легким движением головы на Крестовникова.
– Столько слышала от тебя...
– Я не о том, – перебил отец. – Ты с ним знакома?
– Олег Михайлович у нас преподает, – ответила Люся как можно безразличнее.
– Ты никогда мне о нем не говорила.
– Зачем? И без того ваши отношения...
Она увидела подходившего к ним Крестовникова и оборвала фразу.
– Итак, – сказал Крестовников, – выходим. Маршрут вам известен. Возвращение в восемнадцать ноль-ноль.
Спутники Крестовникова надели поверх лыжных костюмов теплые куртки и проворно забрались в кузов саней. Танкисты подали им горную лодочку, лыжи.
Маленький плотный лыжник деловито проверил имущество и неожиданно звонким девичьим голосом поблагодарил танкистов:
– Спасибо, хлопцы!
– Буркова! – Самохин узнал в маленьком лыжнике секретаря комитета комсомола. – Я просил тебя подобрать парней.
– У нее второй разряд по альпинизму, – мягко вмешался Крестовников. – Да и не время сейчас заменять кого-либо в группе.
– Кекур не Белуха. – Буркова посмотрела на Самохина спокойными серыми глазами. – Если я уйду на несколько часов, ничего тут без меня не случится. – И для большей убедительности добавила: – Не на вершину поднимаемся.
– Поехали! – поспешно крикнул Крестовников, заметив, что Самохин хочет что-то возразить.
Трактор выстрелил синим клубком дыма и двинулся по улице.
Вслед ему махали руками, платками и шапками, пока он не свернул в проулок. Люся тоже помахала рукой. Потом она сбежала с крыльца и быстро направилась к дому.
Почему она утаила от отца, что знакома с Крестовниковым?
Впервые она встретилась с ним два года назад в спортивно-оздоровительном лагере и стала с недоброжелательным любопытством присматриваться к человеку, причинившему отцу столько огорчений. Однако скоро поняла, что студенты его любят. Общительный и подвижный в лагере и неутомимый в горах, он сразу стал душой молодой компании. Спортивная закалка, утверждал он, – одна из особенностей профессии географа. При сдаче кандидатского минимума необходимо требовать от будущего лавиноведа не только знаний по избранному предмету, но и сдачи норм по альпинизму или хотя бы по горному туризму.
Недоброжелательность Люси быстро таяла, тем более что Крестовников явно выделял ее: звал на тренировки, ставил в пример другим.
Близился день отъезда из лагеря, когда Люся и Крестовников отправились вдвоем в горы. Отдыхая, он начал рассказывать, как стал лавиноведом. В памяти его студенческая пора поблекла, зато отчетливо, в мельчайших подробностях сохранились перипетии сложной борьбы, которую он вел последние годы.
Едва получив диплом, Крестовников принялся за диссертацию "Противолавинная служба". Защита прошла блестяще. Оппоненты особенно выделяли практическую ценность труда молодого ученого. Окрыленный успехом, он стал добиваться ассигнований на организацию опытной станции лавинного прогноза.
Ему не отказывали. Говорили о ценности его предложения, но просили более доказательно обосновать возможность прогнозирования. "Более доказательно"! Какие резиновые слова! А время шло.
Работая в университетской лаборатории, Крестовников вел наблюдение над тремя горными районами. За минувшие годы он восемь раз предупреждал о лавинной опасности. Все эти лавины сошли на пастбища, горные дороги. А один раз он вмешался в действительно серьезное дело: принял бой с начальником будущего комбината...
Сейчас Крестовников заговорит об отце, станет осуждать его. Этого допускать нельзя.
– Знаю, знаю, – поспешно перебила она собеседника. – Как вы с отцом похожи... Словно два одинаковых портрета, только в разных рамках.
– С отцом? – растерянно переспросил Крестовников. Он снял очки. Излишне старательно протер стекла. Странно, ему раньше не приходило в голову, что Люся имеет какое-то отношение к начальнику комбината.
С этого дня отношение его к Люсе заметно изменилось. Крестовников не сторонился ее, по-прежнему называл по имени, но вот простота в общении с девушкой исчезла. Исчезло и дружелюбие.
Обидное превращение Крестовникова из внимательного и доброго старшего товарища в человека, способного оттолкнуть и даже обидеть другого, стало очевиднее, когда он пришел преподавать на четвертый курс: теперь он попросту не замечал Люсю, а, принимая у нее зачеты, останавливал, не дослушав до конца, и лишь легким кивком головы показывал, что удовлетворен ответом.
Самохин долго не мог отвести взгляда от удаляющегося тягача.
Вывела его из оцепенения Фетисова.
– Дети собраны, – сказала она.
Самохин вопросительно посмотрел на Шихова.