__________
Третью неделю молодой человек жил в туземном поселке. О неприятеле ничего не было слышно, но его присутствие чувствовалось повсюду.
Ежедневно разведчики доносили о встречах с подозрительными личностями. Сунгойе давно уже пришлось бы сражаться со своим соперником, не будь при нем двух белых.
Этот вооруженный мир, оборона от невидимого врага действовали юноше на нервы хуже открытой войны.
А Барбантон оставался невозмутимым и уговаривал парижанина запастись терпением. Тот неизменно отвечал, что и так слишком долго терпит.
Старый унтер все больше и больше входил в роль великого полководца и принимал наполеоновские позы: то целыми часами держал руку просунутой между пуговицами кителя, то упирался ею в бок, как изваяние на старинной бронзовой колонне.
Во время учения он окидывал солдат орлиным взором, а те смотрели на него со страхом и обожанием. Давно уж он не был так счастлив. Но жалобы друга изрядно портили ему радужное настроение. Ведь "генерал" так много сделал для усиления обороны! Научил туземцев не класть в ружье порох целыми горстями - от этого оно портится и даже может разорваться, употреблять свинцовые, а не железные или чугунные пули, благодаря чему стрельба сделалась куда результативнее; он обучил солдат шагу и другим приемам (хотя для предстоящей битвы это и не имело большого практического значения, но очень укрепляло дисциплину и приучало четко исполнять команды). Чернокожие, привыкшие сражаться по вдохновению, без всякой тактики, теперь уяснили, что из двух враждебных отрядов победит тот, который будет лучше повиноваться своему вождю.
Для молодого человека дни тянулись бесконечно долго. А жандарм не замечал их вовсе.
Не желая останавливаться на полдороге, он решил пройти со своими солдатами курс стрельбы, научить их рассыпаться в цепи…
- Дайте мне десять тысяч таких воинов , и я завоюю Африку, - изрек он однажды, приняв сразу обе наполеоновские позы - и аустерлицкую и ту, что на колонне.
- Очень хорошо, - одобрил не без досады Фрике. - Двиньтесь долиной Нигера до Тимбукту, покорите Сунгойю, Мессину, Гурму, Боргу, Сокото, Борно, Багирми и Вадаи. Захватите, пожалуй, мимоходом Дарфур и Кордофан. Сделайте подножку абиссинскому негусу , пройдите долиной Нила и задайте перцу египетскому хедиву . Выполните все это, но только не томите меня!
- С удовольствием, дорогой мой, но надобно подождать, когда соберутся эти десять тысяч.
Возразить было нечего. Юноша умолк.
У него на минуту мелькнула жестокая мысль - оставить этого Александра Македонского из Судана на произвол судьбы и вернуться на яхту. Но разведчики все время доносили, что река заблокирована.
От скуки молодой человек принялся учиться мандингскому языку.
Бывали, впрочем, и веселые минуты. Об одном эпизоде Фрике не мог вспомнить без хохота.
Барбантону хотелось, чтобы его ополчение как можно больше походило на европейское войско, и он ввел чины.
Лаптота сразу произвели в капитаны. Других куранкосов, смотря по толковости и исполнительности, - кого в сержанты, кого в капралы. От рядовых они теперь должны были отличаться нашивками. Нашивки нашиваются на одежду. А раз одежды нет?
О, знаки различия можно вытатуировать на руке, под плечом… Но тогда унтер-офицерское звание останется за человеком на всю жизнь.
- Как же вы будете разжаловать провинившихся? - смеясь, спрашивал парижанин, ставя жандарма в тупик.
Татуировку на теле господ офицеров производил все тот же мастер на все руки - сенегалец, мечтая о густых штаб-офицерских эполетах в недалеком будущем.
…Между делом юноша наводил справки о судьбе исчезнувшего медальона.
Потребовались чудеса дипломатического искусства и невероятное количество рома, чтобы хорошенько выведать все у Сунгойи: медальон действительно находится у него. Негр обокрал путешественницу без всяких угрызений совести, полагая, что могущественный талисман ему нужнее.
Дикарь так дорожил своим гри-гри, что, даже будучи безобразно пьяным, не позволил Фрике не только дотронуться, но даже и взглянуть на него.
Медальон висел у него на шее, на цепочке, в кожаном футляре. От одного постороннего взгляда он мог утерять свою силу.
Юноша стал следить за туземцем, решив при первом удобном случае вытащить из медальона лотерейный билет, оставив сам медальон чернокожему монарху.
Случай не замедлил представиться.
Однажды молодой человек сидел с Сунгойей и по обыкновению потчевал его пивом и ромом. Чтобы не возбудить подозрений, парижанин делал вид, что тоже пьет: всякий раз подносил стакан ко рту и выливал себе за рубашку. Когда после алкогольной ванны он отправился переодеться, его вдруг поразили истошные вопли, раздававшиеся со всех сторон.
Часовые с передовых постов отходили назад с криком:
- К оружию! Неприятель!
Селение заволновалось, наполнилось движением и шумом.
Черные ополченцы в относительном порядке собрались в указанных местах. Появился сам Барбантон в полной форме, важный и торжественный, возвышавшийся над толпой на целую голову.
Все распоряжения на случай атаки были отданы заранее, каждый знал, что ему делать, где его место в линии обороны.
Фрике наскоро вооружился скорострельным винчестером, который для боя гораздо удобнее тяжелых охотничьих ружей, и принял командование над отборным отрядом, защищавшим королевскую хижину и священную особу монарха, пребывавшую в состоянии полной невменяемости. Крики усилились (сражающиеся перекликались подобно гомеровским героям), свистели пули, бой разгорался по всей линии. Штурм, к которому давно готовились, начался. Тут-то и проявился во всем блеске военный дар Барбантона, бывшего в продолжение месяца душой обороны.
Не будь им сделано множество дельных распоряжений, превосходящий вчетверо неприятель легко одержал бы верх над сторонниками Сунгойи, овладев столицей без единого выстрела.
Гигантским щитом селения стал крепкий бамбуковый забор, из-за которого осажденные довольно успешно палили из ружей, сами не неся никаких потерь.
Тем временем Фрике, будучи, так сказать, в резерве, достал из походной аптечки нашатырный спирт, накапал его в воду и влил в рот пьяному королю.
Тот вскочил, точно выпил расплавленного свинца, отряхнулся, потянулся, протер глаза, стал чихать и пришел в себя.
В двух словах ему объяснили, что наступила решительная минута. Он тут же принялся готовиться к сражению, и первое, что сделал, - дотронулся до гри-гри.
Но перестрелка неожиданно стала стихать. И раскатистых команд "генерала" что-то не стало слышно. Между тем осаждающие кричали все громче, с их стороны выстрелы участились. Казалось, переменчивое счастье отвернулось от Сунгойи. Его взору открылось печальное зрелище: забор был проломан во многих местах; разъяренные черные демоны со всех сторон врывались в селение, верные войска отступали в полном порядке, без потерь и занимали оборону в королевском дворце (парижанин непочтительно называл его "правительственной хижиной"), число нападающих росло на глазах, стремительно надвигалась катастрофа.
Правда, дворец оказался хорошо защищен. Как мы уже знаем, его обороной командовал Фрике. Стоявший рядом с ним Сунгойя сильно перепугался, приобретя пепельно-серый цвет лица. Но юный француз его успокоил:
- Ну, ну, ваше величество, ободрись! Защищай свою шкуру. Ведь, если ты будешь побежден, твоя песня спета.
Бой закипел уже возле самых стен монаршей резиденции. Стрелки не успевали заряжать ружья. Началась рукопашная. Вдруг раздался знакомый резкий свист - по сигналу все бросились ниц. Хрупкие стены хижины будто воспламенились. Прогремел залп сотни ружей! На нападавших обрушился целый ураган свинца.
Когда оружейный дым развеялся, взору предстало печальное зрелище. Десятки черных тел окрасили кровью землю. Раненые кричали и стонали, но скоро противник пришел в себя и снова предпринял штурм. Неприятельские войска повел сам низложенный король - высокий негр в мундире английского генерала, загримированный для пущей важности под белого человека. Лицо его было уморительно выкрашено в белую, а щеки в розовую краску. Дрался он отчаянно храбро, подавая пример своим воинам. Те, сильные и рослые - не чета выродившимся неграм морского побережья, с безумной отвагой полезли вперед. Защитники дворца поддерживали непрерывный ружейный огонь, но толпы нападающих все прибывали и прибывали.
"Эти черные чучела дерутся неплохо, - мысленно отметил Фрике. - Даже неприятно бить их из ружья, как кроликов. Я вообще не люблю крови, и, если бы дело шло не о спасении собственной жизни, я бы чинно и благородно сидел сложа руки. Черт бы побрал этого жандарма с его побегом и его черномазого приятеля с его монархией и полицией… К черту всю эту поганую лавочку!.. Однако дела наши из рук вон плохи… Между тем у меня нет ни малейшей охоты подставлять свою шею под нож. Надобно прибегнуть к сильному средству".
Юноша схватил свои тяжелые ружья и начал расстреливать туземцев, ломившихся в дверь.
Окутанные облаком порохового дыма, осыпанные громадными пулями, они в беспорядке отступили. Свергнутый вождь попытался вернуть их, но тут в его тылу прогремел зычный голос "генерала". Барбантон, взяв лучших стрелков, совершил обходной маневр.
- Пли! - скомандовал он.
Нападавшие, очутившись меж двух огней и видя, что сопротивление бесполезно, побросали оружие и попытались бежать, но "генерал" принял меры: на побежденных со всех сторон направили ружья. Бегство оказалось невозможным.
Старый воин вложил саблю в ножны и, взяв в левую руку револьвер, подошел к потрясенному, растерявшемуся "белому" вождю.
Схватив его правой рукой по-жандармски за шиворот, он отчеканил:
- Вы - мой пленник! Солдаты, бросай оружие!
ГЛАВА 15
Массовые зверства. - Приготовления к отплытию. - Сунгойя собирается угостить своих воинов слоном. - Похищен змеей.
Обходной маневр Барбантона решил исход битвы. Сунгойя торжествовал полную победу, его соперник попал в плен.
Числа убитых никто не знал, да это никого и не интересовало.
Все внимание победителей было устремлено на пленных. Их, раненных и невредимых, оказалось около пятисот человек. Обезоруженные, крепко связанные, они валялись на солнцепеке, как скот, отобранный на убой.
Фрике и жандарм не без тревоги задавались вопросом: что ждет этих несчастных?
Победители пока занимались лишь тем, что поглощали неимоверное количество пива.
Торжествующий Сунгойя как бы поставил себе целью опровергнуть пословицу - неверную, как и их большинство - будто бы "благодарность - добродетель негров".
На европейцев, оказавших монарху такую сильную поддержку, он почти не глядел.
- Каков болван! - ворчал парижанин. - Дует пиво, а нам ни одного благодарного слова.
- Да, он что-то не особенно предупредителен, - согласился смущенный жандарм.
- Я вовсе не претендую на титул герцога для вас или для себя, но сказать спасибо этому нахалу не мешало бы.
- Боже мой! Что они собираются делать?
- У меня мороз пробегает по коже.
Сунгойя отдал приказ, после которого даже самые отчаянные пьяницы перестали пить. Они бросились к пленным, подтащили их к забору и привязали стоймя к кольям. Побежденные, несмотря на крайне грубое и жестокое обращение, вооружились гордым терпением и не издали ни единого стона.
Все было сделано с невероятной быстротой. Вождь встал и объявил, что сначала женщины и дети накажут пленных розгами.
Этого объявления, очевидно, ждали.
Из хижин, вопя и потрясая палками, высыпала целая армия отвратительных мегер и противных маленьких уродцев с толстыми животами и тонкими ножками.
На пленников посыпался град ударов. Они корчились, скрежетали зубами и, наконец, завыли, как звери, с которых заживо сдирают шкуру, - терпению человеческому есть предел.
Победители тем временем оттачивали свои дрянные сабли, одобрительным хохотом поддерживая истязателей. Покрасневшие от крови палки опускались на спины несчастных реже и реже - мучители стали уставать.
Сунгойя дал знак. Все остановились, тяжело переводя дыхание. Посудины с пивом пошли по кругу. Стар и млад, женщины и дети с жадностью поглощали пьянящий напиток.
Воины покрепче - не раненные и не очень пьяные - подошли с поднятыми саблями к забору, к измученным, истерзанным, облитым кровью пленникам.
Французы поняли. Изверг, которому они сами же помогли одержать победу, собирается отдать приказ о массовых убийствах.
Этого они выдержать не могли.
Оба бросились к негодяю и принялись уговаривать не омрачать победы гнусной жестокостью.
- Ты жил с белыми, - пытался образумить его Барбантон, - ты видел, что они щадят побежденных. Убивать пленного - низость, и если ты хочешь править своим народом по примеру европейцев, то должен перенять их обычаи. Я тебе помог одержать победу и в награду прошу пощадить этих людей.
- Мой друг говорит дело, - с важностью вмешался Фрике. - Пленных нельзя убивать. Если ты это сделаешь, мы сейчас же уйдем и призовем проклятие на твою голову.
- Что же делать? - возразил плут-король на ломаном французском. - Кормить их я не могу - нечем. Отпустить? Они завтра же нападут опять. Продать их в рабство тоже нельзя: вы же сами, белые, этого не позволяете и вешаете тех, кто рабов покупает. Единственный выход - убить врагов. На моем месте они сделали бы то же самое. И вождь должен умереть первым. Всегда нужно лишать жизни того, на чье место садишься. Назад не возвращаются только мертвецы. Вы же, если хотите остаться моими друзьями, не вмешивайтесь в наши дела и уважайте наши обычаи. Я здесь единственный повелитель.
Тиран взмахнул саблей над поверженным королем и снес ему голову одним ударом.
Это послужило сигналом.
За каждой жертвой уже стоял палач. На головы полутысячи куранкосов опустилось отточенное железо.
Но не все палачи-победители оказались такими ловкими, как их "достойный" вождь. У многих сабли не перерубили позвонков пленников или врезались им выше шеи, в череп. Последовали новые взмахи, новые удары. Слышались нечеловеческие крики, ужасное хрипение…
Кровь брызгала из перерезанных артерий, окатывала заплечных дел мастеров, обливала землю, забор. Образовалось кровяное болото.
Возмущенные союзники по сражению с отвращением повернулись и направились в свою хижину.
Они не присутствовали при дальнейшем изуверстве, когда из тел казненных вырывались внутренности, и дикари, опьяненные вином и кровью, пожирали еще живые трепещущие сердца.
Не желая дольше ни минуты оставаться с людоедами, европейцы принялись укладываться.
Барбантон проклинал свое бегство с "Голубой Антилопы" и объявил, что вернется на яхту, несмотря на присутствие там жены. Весь его воинственный пыл исчез. Изнанка воинской славы предстала перед ним во всей своей ужасающей наготе.
Потрясенный жандарм скинул мундир, сунул саблю в чехол из зеленой саржи и, переведя дух, сам себя, в качестве главнокомандующего, уволил в отставку.
Верный сенегалец, встревожившись, пришел навестить своих хозяев, которых давно не видел.
Лаптоту тоже не по нраву была эта бойня. Он успел стать достаточно цивилизованным, общаясь с европейцами, и поэтому наотрез отказался участвовать в кровавой оргии, чем вызвал недовольный ропот туземцев.
Французы решили возвращаться домой речным путем, но негры, которые могли послужить носильщиками и гребцами, оказались мертвецки пьяны.
Пришлось отъезд отложить.
Настала ночь.
Они поужинали на скорую руку рисом с овощами, испеченными в золе, и легли спать. Сон был тревожный, кошмарный. На всякий случай каждый положил подле себя винтовку. Но за ночь ничего особенного не случилось.
Взошедшее солнце осветило поселок, уже успевший принять почти обычный свой вид: трупы были убраны, о сражении и бойне напоминали только опрокинутые кое-где хижины, выломанный забор, следы пуль на деревьях и еще не просохшие широкие лужи крови.
Сунгойя, протрезвевший, но сильно помятый с перепоя, как хороший сосед, заглянул проведать своих друзей-французов.
Он облачился в английский генеральский мундир, тот самый, в котором красовался вчера его соперник.
Барбантон набросился было на монарха с упреками за вчерашнее, но благоразумный парижанин сразу его перебил.
К чему бесполезные разглагольствования? Сделанного не воротишь. Находясь среди дикарей, необходимо считаться с дикими нравами. Чем ссориться, спорить, лучше молча уложить багаж и уйти.
Монарх, заметив сборы в дорогу членов правительства, очень удивился. По своей наивности он никак не мог понять истинной причины спешного отъезда.
Белые друзья чем-то недовольны? Обиделись на него? За что? Быть может, он чересчур возвысил голос, когда спорил из-за пленных, которым добрые белые люди просили пощадить жизнь? Но ведь он вчера был возбужден - и битвой, и пивом, и ромом. Правда, он казнил пленных, но ведь и у европейцев, ему рассказывали белые матросы, это бывает.
- Неправда! - резко возразил Барбантон. - У нас казнят только пленных бунтовщиков.
- Ну, вот видишь, - возразил негр. - Казнят, стало быть.
- Так это не одно и то же. Тут междоусобица, гражданская война, между собой воюют люди из одной и той же страны.
- Все белые из одной и той же страны, и все негры из одной и той же страны. Есть земля белых людей и есть земля черных людей. Почему же одних можно расстреливать, а других нельзя? Не понимаю. Во всяком случае, дело сделано. Не для того я пришел, чтобы спорить попусту. Сунгойя теперь успокоился, обезопасил себя от врагов, и мы можем с вами позабавиться.
- Спасибо, - холодно отвечал Фрике. - Пора домой, на корабль, мы и так задержались. Нас давно ждут.
- Успеете, а сегодня позабавимся.
- Говорю же, не до забав.
- Успеете, а сегодня позабавимся.
- Да что ты все заладил одно и то же? - взорвался юноша. - Хуже кукушки! Чем нам забавляться?
- Охотой.
- Охотой?.. Какой?
- Слоновой.
- Почему тебе в голову пришло охотиться на слонов?
- Потому, что ты великий охотник, и ружья у тебя большие. И потому еще…
- Ну? Еще почему?
- Потому что у нас нет провизии, а слона хватит на несколько дней.
- Какой хитрый король! Давно бы сказал, что хочешь сделать с нашей помощью запасы мяса. Очень хорошо. Я согласен. А после можно будет уйти или нет?
- Можно.
- И ты дашь нам пирогу с гребцами, чтобы добраться до Фритауна?
- Дам, если убьете слона.
- А когда нужно его убить?
- Завтра.
- Завтра? Значит, уже есть слон на примете?
- Я приведу тебя и Бабато-генерала к нему.
- Хорошо. Постараюсь добыть для тебя эту мясную гору.
Охотники снарядились и многочисленной толпой пошли в лес. Время было дорого. Поселку грозил голод.