Прошло два часа, затем четыре, потом шесть. Нет вестей! Фрике, хоть и знал, что переговоры с дикарями всегда большая канитель, все-таки под конец начал тревожиться. Настала ночь, он пробовал заснуть, но не спалось. Для себя юноша решил: с первыми же лучами солнца пойдет отыскивать слугу. Вдруг вдали, на реке, послышались веселые громкие голоса, шум весел - и в лунном свете показался челнок, плывший рядом с туземной пирогой, в которой сидело несколько негров. Что было у них на уме, молодой человек, естественно, не знал.
- Кто идет? - крикнул он так, что весь экипаж проснулся.
- Это мой, хозяин. Ваш добрый лаптот.
Фрике узнал голос сенегальца и очень обрадовался.
- Хорошо. А кто с тобой?
- Негры-дезертиры. Мой пил, они пили… много пили… мой привел их к тебе на службу - если хочешь. А не хочешь - отрезать им всем головы, и дело с концом.
- Несчастный! Ты пьян как сапожник, - рассмеялся путешественник. - И все-таки очень рад тебя видеть. Добро пожаловать. И собутыльников своих давай сюда. Полезай, да смотри не свались в воду.
Сенегалец, привязывая челнок к шлюпке, проделал это с особенной методичностью, свойственной пьяным людям, желающим доказать, что они вполне трезвы. Потом влез в шлюпку с кормы и стал звать товарищей.
Те мгновенно оказались на борту и, слегка пошатываясь, замерли на палубе.
- Вижу, ты не терял даром времени.
- О, хозяин, мой пил… много пил.
- Вижу, черт возьми. За четверых, должно быть, нализался!
- Мой пил, хотел напоить других, а других поил, хотел расспросить новости.
- Ну это верный способ развязать языки. Что же ты узнал? Про капитана есть что-нибудь?
- Хозяин… угости сперва доброго слугу ромом и беглых негров… тоже угости.
- Милый мой, да ведь ты потом языком не будешь ворочать. Впрочем, раз тебе так хочется…
- О, мой пил сорговое пиво… и просяное пиво… а ром все покроет.
- На, глотай! Только куда ты после этого будешь годиться.
- Товарищам тоже дай пить, - приставал лаптот.
- И товарищи пусть пьют, - согласился Фрике с терпеливостью человека, знающего чернокожих и умеющего ждать.
Выпив по большому стакану рома, негры, как ни странно, несколько оживились. У сенегальца язык перестал заплетаться, он заговорил более связно и понятно.
- Вести о капитане… Он проплыл мимо, когда мы стреляли крокодилов. Капитан теперь - генералом у Сунгойи, военным министром! А Сунгойя - верховный вождь.
- Ну, я теперь ничему не удивляюсь. Барбантон ищет приключения. Пустился во все тяжкие. За каких-нибудь тридцать часов угодить в генералы и министры! Недурно. Наше австралийское божество отличается. Невозможного для него не существует.
Юноша продолжал расспросы. Дальше выяснилось, что появление Сунгойи в родных местах вызвало целую революцию.
Его приверженцы, как только узнали о прибытии опального вождя, ударили в большой барабан и бросились навстречу все как один. Незнакомого белого человека дикари тоже приняли с большим почетом; им очень понравилась его наружность, осанка, обличавшая великого воина. Прибывших сейчас же посадили в лучшую пирогу, в которой ежечасно менялись гребцы, и быстро помчали в Сунгойю.
Немудрено, что шлюпка отстала: ей приходилось лавировать между скал, потом это сидение на илистой отмели…
- Ну, а те, другие негры, кто такие? Почему они нас не пропускают?
- Они нехорошие… Они из противной партии… Они заперли реку. Не хотят, чтобы мы плыли.
- А, вот как! Не хотят! Мой жандарм сделался главнокомандующим у будущего монарха. Не помочь ли ему, атаковав арьергард неприятельской армии? Впрочем, какое я имею право вмешиваться в дела этих чучел? Все они друг друга стоят! Нет, лучше мирные средства. Чем идти напролом, постараемся обойти препятствие. Скажи, далеко ли отсюда до Сунгойи сухим путем?
Сенегалец поговорил с товарищами; те подняли вверх пять пальцев правой руки и три пальца левой.
- Восемь дней пути? А если на шлюпке?
Ответ был дан неопределенный: через два дня "огненной лодке" нельзя будет идти из-за камней и мелководья, придется плыть в пироге, по крайней мере, пять дней.
- Понимаю. Раз уж скоро все равно покидать судно, так не лучше ли по суше тихо-мирно прибыть в селение?
На следующее же утро француз начал приводить свой план в исполнение. Трех негров-дезертиров он напрямик спросил, желают ли они поступить к нему на службу. Те с готовностью согласились: им было лестно пойти в поход с белым хозяином. А когда Фрике пообещал каждому по ружью и кружке рома, туземцы пришли в неописуемый восторг и заплясали какой-то сумасшедший танец, объявив, что белый господин - их отец, и они пойдут за ним хоть на край света.
Покончив с этим, парижанин решил отослать шлюпку с обоими матросами во Фритаун, чтобы на стоянке местные дикари не могли напасть и захватить ее. В помощь матросам он оставил одного из негров, а сенегальца и двух других чернокожих взял с собой. Таким образом у юноши оказалась охрана из шестерых здоровых молодцев. Из них трое досконально знали местность, и все вместе были способны нести на себе багаж, провизию и амуницию.
Фрике снарядил экспедицию всем необходимым, не позабыв ни одной мало-мальски полезной вещицы. На шлюпке все имелось с запасом. Складную лодку, разумеется, также взяли с собой. Сенегальцы и два негра из экипажа были вооружены винчестерами, а француз - винтовкой "Экспресс", американским револьвером и тесаком. Свои ружья крупного калибра он поручил нести неграм. Конечно же наш герой положил в карман компас и огниво с фитилем, хотя сам не курил.
Андре он черкнул записку, рассказав о происшедшем, вложил ее в непромокаемый конверт и вручил кочегару. Потом велел свезти себя и негров на правый берег и простился с обоими матросами, крепко пожав им руки.
Спустя пять минут парижанин скрылся в лесу, а шлюпка пошла во Фритаун.
Идти пешком через тропический лес для европейца является нешуточным делом, для этого нужны недюжинные силы и железная выдержка.
Помимо трудностей самой ходьбы, путешественника ждет множество других мучений. Во-первых, температура. Вообразите себе громадную оранжерею, насыщенную водяными парами, с тяжелой, душной атмосферой, в которой ни днем, ни ночью не ощущается освежающего ветерка. Белый человек в этой атмосфере все время обливается потом и быстро слабеет. Развивается даже острое малокровие. В таких условиях особенно необходима питательная, укрепляющая пища с хорошим вином, а между тем кушать приходится что попало: кое-как изжаренную дичь без соли, подпорченные консервы, запивая все это мутной и вонючей водой.
Даже при дыхании кровь мало окисляется - в лесу нет чистого воздуха, весь он наполнен сыростью и миазмами от разложения органических веществ.
На первый взгляд кажется, что можно часто отдыхать, ведь путешественник, обыкновенно, никуда не торопится. Но не тут-то было: только он расположится на отдых, как его начинают атаковать комары и всевозможные мошки - колют, жалют, кусают - и нет от них никакого спасения.
Что касается диких зверей, то надо сказать правду: они стараются избегать человека, за исключением, может быть, буйвола и носорога. Опасность возникает лишь тогда, когда животных преследуют. Как часто разочаровываются записные охотники, тщетно разыскивающие в Африке крупную дичь - та упорно от них убегает и прячется.
Не большая опасность и от змеи. Она нападает на человека только тогда, когда он растревожит ее сам, например, наступит ногой, а это бывает редко: обычно пресмыкающееся уползает прочь при малейшем шуме. Конечно, какие-нибудь гигантские экземпляры агрессивных гадин в счет не идут, ведь они - явление исключительное.
Фрике шел по лесу уже два дня, проклиная и жару и климат, посылая ко всем чертям негров, присоветовавших ему покинуть шлюпку, в которой было так удобно. Доставалось - не будем скрывать - и старому другу Барбантону.
- И ведь это еще, пожалуй, не все! - яростно восклицал парижанин. - Намучившись дорогой, нам по прибытии придется, чего доброго, вмешаться в междоусобицу - воевать, сражаться, делать революцию, посещать митинги, слушать идиотские речи, читать прокламации и даже, может быть, участвовать в составлении конституции! Ах, жандарм, жандарм! Что вы, сударь мой, наделали! За что нас так подвели! И найдем ли мы вас целым и невредимым? Смотрите не сломайте себе шею в погоне за почестями. Кстати, лес кончается. Не так душно, но зато еще жарче. Мы на самом берегу реки, среди гигантских камышей. Это мне не нравится. Эй, лаптот!
- Что, хозяин?
- Спроси у своих приятелей, почему они держатся так близко к берегу. Мы увязнем в трясине!
- Они говорят, что так лучше.
- Пусть возьмут правее.
- Они говорят, там много буйволов и носорогов: мы будем растерзаны в клочки.
- Скажи, я приказываю. Если им не нравится, могут уходить, но только тогда не получат ни рома, ни ружей. Буйволы! Носороги! Да это как раз то, что нужно. Поедим свежего мяса. Носорога я не пробовал, но мясо буйвола очень вкусное - язык, например, или вырезка. Лаптот, где моя винтовка?
- Вот она, хозяин.
- Будь с ней все время около меня и стой смирно, что бы ни случилось.
- Мой понял.
- Это что за шум? Точно стая диких вепрей мчится по мягкому илу. Не буйволы ли?
Гул приближался. В прибрежных зарослях слышался тяжелый топот и фырканье.
Камыши раздвинулись. Показалась чудовищная голова, остановилась и злобно потянула в себя воздух, почуяв человеческий запах.
Негры взвыли и в ужасе пустились наутек.
Сенегалец сделался пепельно-серым, но остался на месте.
- Хозяин, - проговорил он упавшим голосом, выбивая зубами дробь, - защити своего верного слугу. Это носорог.
ГЛАВА 12
Рациональная этимология. - Белые и черные носороги. - Птица при носороге. - Брешь в живой крепости. - Фрике на земле и без оружия. - Победный крик.
Носорог, в отличие от гиппопотама, назван так не напрасно. Впрочем, он этого, вероятно, не сознает и не ценит.
"Носо-рог". Да у него, действительно, на носу рог, а то и два. Кожа его отличается невиданной толщиной и твердостью. Распространен он не только в Африке как бегемот, но и в Азии, где водится даже на больших островах.
Здесь, конечно, мы будем говорить только об африканском носороге, но между ним и его азиатским родичем нет разницы, разве только в мелочах.
Носорог, подобно бегемоту, может служить олицетворением грубой силы, не управляемой разумом. Треугольная короткая голова его насажена прямо на безобразные плечи; туловище покрыто шершавой кожей со всевозможными буграми и мозолями, похожими на засохшую грязь. Лба нет, вместо него какое-то углубление. Где тут поместиться мозгу? Короткие прямые уши свернуты в трубки, близорукие, непомерно маленькие глаза прикрыты веками, напоминающими корку. Рот небольшой, с плоскими губами. Причем верхняя - очень подвижная и легко оттопыривающаяся вперед, свисает в виде остроконечного придатка, так что зверь может хватать ею лишь небольшие предметы.
На приподнятом носу с ноздрями в виде изогнутого вверх полумесяца торчит огромный, грозный рог. Это и оружие для нападения, и орудие для работы: он выкапывает им из земли коренья, до которых очень лаком. Рог не похож по своему составу ни на рога оленя или лося, ни на рога барана или коровы. Очень крепкий и очень твердый, он состоит как бы из сросшихся волокон или, точнее, из ороговевшей шерсти. Костного вещества там нет и в помине. Кроме того, рог отличается той особенностью, что не связан с черепными костями, имеющими необыкновенную толщину и продолжающимися до ноздрей. Он держится только на коже и легко срезается ножом.
Рог отлично полируется и имеет разнообразное применение в промышленности.
Защищенный толстой кожей носорог для охотников долго был почти неуязвим, но с усовершенствованием огнестрельного оружия потерял это преимущество.
Прежние пули отскакивали от его природного панциря, и нужно было попасть в одну из складок кожи, чтобы ранить животное. Незащищенными оставались глаза, но в глаз попасть очень трудно, это знает каждый охотник. Зато теперь убить его не так уж трудно, если попасть из винтовки Гринера или "Экспресс" в темное пятно позади плеча.
В Африке существуют два основных вида носорога - черный и белый, подразделяющихся каждый на две разновидности: тот и другой бывают или с двумя рогами, или с одним.
Белые носороги обеих разновидностей больше, массивнее, неповоротливее и редко нападают на человека. Они жирнее черных, мясо их вполне съедобно.
Единственный рог однорогого носорога достигает ста сантиметров и отогнут назад, а у двурогого передний - длиннее метра и загибается вперед под углом в сорок пять градусов, задний же - не более двадцати сантиметров и похож, скорее, на твердую шишку. Черные особи обеих разновидностей меньше и проворнее белых. Они очень опасны и злобно кидаются на все, что им кажется подозрительным.
Их мясо жесткое и сухое, так что даже негры, неприхотливые в пище, стараются его не есть.
Многие считают это млекопитающее смирным, как и большинство травоядных. Быть может, это и справедливо относительно белой разновидности, но к черной относиться не может. Черный беснуется часто без всякой причины. Часами роет рогом землю, бешено вырывает кусты, уничтожая в слепой ярости совершенно безобидные неодушевленные предметы.
В отличие от слонов, носороги почти никогда не ходят стадами, чаще - в одиночку или парами. Только там, где их особенно много, они иногда собираются группами по три, редко по четыре или пять особей.
Упомянем о неразлучном спутнике носорога - птичке из семейства воробьиных, называемой по-научному buphaga africana (быкоед африканский), а капскими колонистами именуемой rhinoceros-bird (носорогова птица).
Птаха эта - маленькая и слабая - настоящий телохранитель могучего гиганта. В коже носорога вовсе не так много паразитов, поживиться ей почти нечем, тем не менее верность пернатого своему большому другу не знает границ. Быкоед охраняет даже сон носорога; при малейшей опасности пронзительно кричит, будит его, а если тот не просыпается, клюет в уши.
"Сколько раз я проклинал эту необыкновенную дружбу, - рассказывает Гордон Каумминг, знаменитый охотник, которого доктор Ливингстон считает крупнейшим знатоком африканской фауны, - носорог отлично понимает сигналы, подаваемые ему птицей; он сейчас же настораживается, вскакивает и убегает…
Мне часто приходилось охотиться на него верхом на лошади. Он заводил меня далеко и получал несколько пуль, прежде чем падал. Птицы не покидали его до последней минуты.
Они сидели у зверя на спине и на боках; при каждом выстреле взлетали метра на два, тревожно кричали и опускались опять на прежнее место. Четвероногому приходилось иногда пробегать под деревьями; низко нависшие ветки сгоняли птиц с его спины, но при первой возможности они садились на нее опять.
Случалось убивать этих животных ночью, на водопое. Пернатые, думая, что звери спят, оставались с ними до утра, потом долго старались разбудить и улетали, лишь окончательно убедившись в их смерти".
Выше мы отметили, что белые носороги спокойнее черных. Это спокойствие весьма относительное. Носорог, встреченный парижанином, был белый и однорогий, а между тем рассвирепел сразу же, как только увидел людей.
Низко опустив голову, пыхтя, как разъяренный бык, и направив перед собой огромный рог, зверь устремился на француза, который стоял и не знал, как поудачнее выстрелить.
К счастью, почва была болотистая, топкая; тяжелый белый великан увязал в ней то одной, то другой ногой, и поэтому бег его замедлился.
Не рассчитывая попасть спереди в уязвимое место, юноша отскочил в сторону и пальнул в мясную тушу сбоку, почти не целясь.
Но за секунду до выстрела носорог почуял негров, спрятавшихся в камышах, и быстро повернулся. Голова животного опять очутилась против охотника, и, вылетевшая пуля ударила в рог, почти на уровне носа.
Рог был срезан как серпом и остался висеть на лоскутках кожи перед мордой его обладателя.
- Досадно, я не сюда целился, - буркнул Фрике. - Но погоди, дорогой, для тебя найдется еще заряд.
Оглушенный носорог упал на колени. Так как рог у него растет не на черепе, а на надкостнице, потрясение оказалось очень легким.
Юноша выстрелил вторично.
Опытный охотник поступил бы иначе. Он развернулся бы так, чтобы поразить животину в бок. Но Фрике, неустрашимый и хладнокровный, не был ни настоящим охотником, ни первоклассным стрелком. И потому совершил большую ошибку.
Носорог несся с опущенной головой. Пуля восьмого калибра - страшная пуля из винтовки "Экспресс" - попала ему немного выше плеча, в складки кожи, пробила ее насквозь и раздробила лопатку, как стекло. В бегущей туше образовалась настоящая дыра. Сквозь разорванные мускулы и шкуру, сквозь обломки костей обнажилось что-то бледно-красное - легкое.
Ужасная рана была, конечно, смертельна. Но носорог оказался столь крепким и живучим, что едва покачнулся. Смерть могла наступить лишь после большой потери крови.
Охотник закинул за плечо разряженную винтовку, проворно посторонился, чтобы дать дорогу исполину, и взял у сенегальца свою двустволку восьмого калибра, заряженную круглой пулей. Это ружье длиннее винтовки и не так удобно, но на коротком расстоянии оно очень эффективно, хотя и не является нарезным.
Два выстрела, произведенные Фрике, образовали густое облако дыма, закрывшее и его и сенегальца.
Носорог не мог их видеть. Он стоял, корчась и воя от боли. Сквозь дым француз едва-едва различал его.
- Что ж он до сих пор не валится? Ведь я его подстрелил! Эй, лаптот! Подержи-ка ружье, а я вновь заряжу винтовку.
Негр не отвечал.
Юноша повернул голову. Слуги не было.
- Трусишка, больше ничего! - пробормотал парижанин.
Над камышом пронесся легкий ветерок и рассеял дым от выстрелов.
Стрелок увидел своего врага. Он стоял неподвижно и усиленно нюхал воздух.
Молодой человек прицелился и попал в другое плечо животного. Было слышно, как пуля ударилась в твердую кость.
Несмотря на вторую смертельную рану, зверь все-таки бросился на охотника. Изумленный такой невероятной живучестью, Фрике выстрелил опять, на этот раз совсем неудачно, и с двумя пустыми ружьями оказался рядом с разъяренным чудовищем.
Правда, у него был еще револьвер, но разве он тут мог что-нибудь значить? Оставалось спасаться в тростнике. Юноша пустился наутек, чувствуя за спиной горячее дыхание четвероногого. Казалось, за ним гонится сама смерть.
Он сделал прыжок назад, попал ногой в яму, только что протоптанную зверем, споткнулся и упал, растянувшись во всю длину.
Неужели смельчак погиб?
Но что это? Носорог остановился, ужасно захрипел и повалился на бок в каком-то метре от парижанина.