Мирное небо над странами социализма. Но в стане капитализма еще разжигается ненависть к советским людям, отравляют международную атмосферу фашистские недобитки.
О революционной бдительности советских воинов и офицеров, о повседневной боевой готовности солдат армий социалистических стран и рассказывается в предлагаемой читателю новой книге известного военного писателя Н. Камбулова. В нее вошли две повести - "Покушение" и "Сын коменданта" - и семь рассказов, написанных на важную и злободневную тему.
Содержание:
ПОВЕСТИ 1
ПОКУШЕНИЕ 1
СЫН КОМЕНДАНТА 24
РАССКАЗЫ 33
СОЛДАТ ШУМАВЫ 33
КОМИССАР И ПРОНЬКА БАБКИН 36
ПОД СИЛЬНЫМ КРЫЛОМ 38
КРУГОВОЙ ПОИСК 40
УРОК ЖИЗНИ 43
ЧТОБЫ - ВСЯ НАША ЖИЗНЬ… 46
ОБЕЛИСК В РОЩЕ 50
Примечания 52
Беспокойство
ПОВЕСТИ
ПОКУШЕНИЕ
Глава первая
Вид у Венке и на этот раз был суровым. С засученными по локоть рукавами, в расстегнутой сорочке, из-под манишки которой виднелась волосатая грудь, он нервно вертел плеткой и покрикивал:
- Бистро, бистро! Мери, не ленись! - Инструктор физической подготовки всех мальчишек зовет одним именем - Мери. - Пошел, "конь"!
О, этот проклятый "конь"! Вечно он наводил страх на Сергея Шумилова: разбежится, и в этот миг "конь" в его глазах будто вырастает до невероятных размеров…
Все же сегодня преодолел. Мальчишки зааплодировали:
- Брафо! Шумилоф!..
Каждый на своем языке прокричал. Венке, видимо, такая вольность приютников не понравилась. Конечно не понравилась: по правилам "Лесного приюта" на занятиях изъясняются только на английском языке. Венке сейчас пустит в ход свою плетку. Мальчишки притихли, привычно выстроились в один ряд, ожидая наказания. Кованые сапоги Венке по асфальту как клацание затвора: клац, клац, клац. Сигарета в зубах, плетка под мышкой, - значит, пронесло: бить не будет.
- Мери! Вы уже джентльмены! Стыдно нарушать правила. Бистро на конюшню!
Это работа, работа до седьмого пота. Стучат о землю буфера: бух, бух, бух. Головы вниз, спины согнутые - но люди, а какие-то птицы клюют странными носами.
- Шумилоф! Мери, ко мне!
Венке сидел в кормушке, задрав кверху ноги, тянул сигарету.
- Водки хочешь?
Случается и такое: Венке может преподносить воспитанникам сюрпризы.
- Залезай! Мери, бистро!
Из фляги налил в колпачок граммов пятьдесят.
- Пей, пей! На будущее пригодится.
Водка теперь в ходу в приюте, как и спорт.
- Для тебя, Шумилоф, скоро отгремит колокольчик. Стенбек против твоей фамилии уже поставил букву "Р". Соображаешь?
Венке вывалился из кормушки, привинтил колпачок к фляге. Круглая рыжая голова его чуть склонилась.
- Почему ты молчал о брате? Значит, не все рассказал мне о своем прошлом?.. Иди и подумай, что ты еще можешь сообщить.
- Нет у меня брата, есть сестра Анюта.
- Знаю, знаю. Иди… Нет, постой. - Венке приблизился, дохнул запахом водки. - После занятий пойдешь к Стенбеку. И не противоречь! - Он повернулся к ребятам, взмахнул плеткой: - Мери, кончай бистро. На молитву - стройсь! Ну, бистро, бистро!
Сначала умывальная комната, потом пойдут в школьную церквушку и будут молиться за здоровье президента.
Церквушка как шкатулка - тесненькая, стены и потолок окрашены в один цвет - темно-серый, пол из светлых каменных плит, на них лежат согбенные и неподвижные тени молящихся. Проповедь одна и та же - "Боже, храни президента, он дарует нам жизнь". Ритуал длится не более пятнадцати минут.
Венке тут же. Он успел переодеться - сменил полувоенную сорочку и ковбойские брюки на черный костюм, но сапоги те же, с подковками, и, когда Венке переступает, в тиши слышится: клац, клац. Капеллан, сухонький и почти облысевший, вскидывает на него беглый, вкрадчивый взгляд.
Капеллан тянет: "Мир - это скопище насилия и зла… Но есть великая надежда". Надежда, конечно же, это США и их президент. Слушать не интересно, повторяется это каждый день. И мысли у Сергея начинают бунтовать. Бунтуя, они постепенно уносят его в далекое и вечно живущее в нем. Венке уже не Венке. "Сухая груша" капеллан тоже по капеллан…
Синий вечер зашторил окно. Анюта готовит уроки. Хочется дернуть ее за косичку: скучно ему, Сереже, смотреть, как сестренка покусывает губы, то, высунув кончик языка, сидит неподвижно - важно думает. Мама, добрая мама всегда на страже: "Сереженька, не смей! Тише". По взгляду догадывается он о предупреждении матери.
Анюта наконец с шумом кладет учебник в портфель.
- Ура! Анюта, пошли играть…
…С невероятным грохотом открывается дверь. Вошел папа. Что это с ним? Почему он с таким шумом появился? На нем каска, противогаз, гранатная сумка. Стоит прижавшись к двери. Мама в цветастом сарафане зябко повела плечами:
- Коля, что случилось?
- Ничего, просто очередная тревога в отряде.
Мама и папа прошли в кухню. Он, Сережа, за ними. Анюта задержала. Но он услышал: "Это не учения, это война! Береги детей".
И тут грохот, да такой, что посыпались стекла. А папа уже у двери. Потом рванулся к Анюте. Обнял - и к нему, Сереже:
- Слушайся маму!..
Ночь темная, как в погребе, без света. Мама держит за руку, Анюта идет впереди. И вдруг вспышки - громадные столбы огня. Крякает, аж земля качается.
- Анюта!
- Я здесь, мама.
- Дай твою руку, - кинулась мама к Анюте. Тугая горячая волна воздуха сбила с ног и маму и его, Сережу…
Открыл глаза - ни мамы, ни Анюты. Возле стоит в сером пиджаке дяденька. Что-то пролопотал солдатам и наклонился, ощупал руки, ноги, раздвинул веки.
- Корош.
Поднял и в машину посадил…
Венке, не дожидаясь окончания проповеди, зацокал к выходу, спугнул воспоминания. Капеллан протянул:
- А-а-минь.
К Стенбеку идти не хотелось: шеф приюта вновь будет испытывать его память. "Шумилов, садитесь. Рассказывайте, господин Шумилов, что сегодня заметили необычного в жизни моих подчиненных?" Надоело это все - и физические упражнения, и уроки английского языка, и сам Стенбек с его подчеркнутой вежливостью, с его постоянным обещанием: "Розыск ваших родителей проходит успешно. Немного осталось ждать, скоро мы вас отправим". Действительно, находились счастливчики. Теперь же отправляют чаще, похоже на то, что "Лесной приют" скоро совсем закроют… В приюте всего двенадцать мальчишек, доставленных сюда из разных мест.
Счастливчиков выстраивают на виду у всех. Стенбек тянет напутственную речь. Говорит он с длинными паузами, словно тщательно обдумывая каждое слово. "В этом мире, тревожном и тяжело раненном невиданной доселе войной, мы торжественно обязались спасти человечество от голода, нищеты и разрухи… Дети мои… мы вас спасли от смерти!.. Расскажите же своим родным и близким, как хорошо жилось вам здесь… Мы не требуем компенсации за ваше обучение и воспитание… Одна просьба к вам: не забывайте доброту и щедрость… нашего президента. Чаще вспоминайте его имя в своих семьях, на работе, в учреждениях и на отдыхе. Молитесь за процветание великой страны, под стягом которой вы жили, набирались сил и знаний".
Да, это верно - минуло уже двенадцать лет, как Сергей мытарится по приютам, а в "Лесной" он попал прошлой осенью. "Двенадцать! Теперь и в семье не сразу узнают". Перед тем как отправиться на беседу к Стенбеку, Сергей осмотрелся перед зеркалом. "Ну конечно же, не узнают - вон как вымахал!" - подмигнул своему отражению - высокого роста парню с голубыми глазами и прической на пробор. Прическу определил ему сам Стенбек: "Это чисто по-русски, господин Шумилов. Мы очень уважаем Россию. О, это великий народ!"
Трудно понять этого Стенбека! В беседах с ним, с Сергеем, Стенбек восхищается русскими будто бы искренне, подчеркивает решающую роль Советского Союза в разгроме нацистской Германии. А вот с другими ребятами, слышал, нелестно отзывается о Советском Союзе, говорит, вроде бы русских спасли американцы. Но это лишь слухи, пока же Стенбек относится к нему вполне терпимо, только чаще других вызывает на беседы.
От общежития до офиса метров двести. Дорожка асфальтирована, тянется по лесу - меж старых сосен и елей. Городок расположен в лесу, он занимает обширную территорию и обнесен высокими бетонными плитами, а внутри приплюснутое здание котельной, тоже обнесенное глухой оградой и вечно дымящее…
Контора двухэтажная, с двумя огромными верандами, смотрящими на деревья стеклянными глазищами. Сергей взбежал по каменной лесенке и, открыв двери, привычно направился в кабинет шефа. Его окликнул Венке.
- Одну минуточку, Мери! Вот сюда, - показал он на дверь, ведущую на веранду.
Веранда оказалась обширной. Полы устланы коврами, два стола, легкие кресла, а на глухом простенке портрет президента в тяжелой, покрытой золотом рамке. Сергей охватил все это одним взглядом и потом, как всегда, поприветствовал шефа наклоном головы. Стенбек поднялся аккуратненький, с наметившейся полнотой и с виду похожий на конторщика, достигшего в служебной карьере всего заветного. Теперь ему больше ничего не надо - он доволен жизнью и своим положением в обществе.
- Господин Шумилов… - Стенбек сделал паузу, взгляд его уперся в портрет президента. - Сегодня с вами буду говорить только по-русски, хотя правила моего учреждения запрещают мне это делать. Садитесь… Так вот, господин Шумилов, сегодня не буду долго задерживать вас… Один лишь вопрос. - Стенбек порылся в бумагах, взял какую-то фотокарточку. - У вас есть брат?
- Нет. Есть сестра Анюта. Я уже говорил о ней.
- Значит, забыли… Вот, посмотрите… - Стенбек протянул фотографию.
- Это моя!
- О, отлично! - Шеф оживился: в глазах его, доселе полусонных, блеснули искорки. Выйдя из-за стола, он похлопал Венке по плечу: - О’кей!
Закурив сигарету, Стенбек прошел к окну.
- Вспомните, вспомните. - У Стенбека короткая шея, со спины он похож на штангиста - покатые плечи, руки толстые врастопыр: вот-вот, кажется, поднимет штангу.
Венке щелкнул зажигалкой, таинственно подмигнул Шумилову:
- Не возражайте.
- Благодарите, Шумилов, инструктора Венке. Это он нашел вашего брата… Викто́ра Шумилова. Вы скоро с ним встретитесь. Да, да, он тоже, бедняжка, как и вы, оказался в нацистской Германии… Тоже хлебнул горя… Какая радость будет для ваших родителей, когда мы отправим вас в Россию!
- Я что-то не помню, господин шеф, - начал было Сергей, но Стенбек остановил его:
- Во время бомбежки ты был контужен… Память восстанавливается постепенно.
Стенбек опять повернулся к окну. Сколько до этого было разговоров о родителях и с Венке, и с самим шефом, подробно расспрашивали не только об отце и матери, но и о родственниках и знакомых. Более того, даже о том, что он, Сергей, в детстве любил поесть, какие фильмы смотрел, с кем дружил и с кем ссорился. И обо всем он рассказывал… Стишок вспомнил, написанный папиным помощником по заставе лейтенантом Сидоренко:
Слушай папу, слушай маму
И Анюту тоже…
Двойки, тройки получать
Не к лицу Сереже.
Венке тогда это очень понравилось: он пощекотал его ручкой плетки и, хохоча, воскликнул: "Мери, у тебя чертовская память! А ну, припомни еще что-нибудь… вот такое же".
- Бомбежка, говорите? - произнес Сергей, глядя уже на Венке, который, опершись плечом о кафельный камин, спокойно сосал толстую сигару.
Стенбек, видимо, что-то заметил в лесу, резко задернул шторку, крикнул:
- Венке! Какого черта Виктор шатается по территории!
Повернулся к столу и, будто бы только что заметил Сергея, сказал:
- Вот зачем я вызвал вас: сегодня же перейдете из общежития в отдельную комнату, будете жить вместе с братом. И еще… Нашлись ваши родители. Скоро отправим… На родину, в Россию!
"Вот почему Венке говорил, что против моей фамилии Стенбек поставил букву "Р"! - радостно подумал Сергей, сбегая по лестнице.
Что-то было в этом старшем лейтенанте не от мира сего… А что именно, Стенбек никак не мог понять. Венке делает вид, что он торопится поставить точку. "Это подопытный экземпляр - и только. Самый подходящий экземпляр. Бугай, как говорят русские". Венке - человек настроения, от него всего можно ожидать. А может быть, оберет Венке прав: для того чтобы испытать действие ДОСа на человеке, совершенно лишне знать биографию этого человека, а тем более его взгляды на жизнь, знать его мнение о перспективах войны. Будто бы так…
Но Стенбек тянул, почему-то не решался подписать акт эксперимента.
- У вас есть дети?
- Двое…
- Жена?
- Да, есть.
- Вы были начальником пограничной заставы?
- Это вам известно.
- Ваш пограничный отряд оборонял поселок Аджи-Мушкай?
- Да. Часть наших бойцов и командиров еще сражается в катакомбах.
- Безумие!.. Пал Ростов, войска фюрера на подступах к Сталинграду! Мы скоро будем в Москве!
- Слышал, вроде так…
- Если мы вас отпустим, вы скажете своим подземникам, чтобы они немедленно капитулировали, ибо сопротивление бесполезно…
- Нет, не скажу…
- Почему?
- Не поверят, сочтут меня изменником, трусом.
- Тогда мы вас расстреляем…
- Понятно… Но изменником Родины я никогда не стану.
- В победу Советского Союза вы верите?
- Не только верю - убежден, что гитлеровская Германия будет разгромлена.
Венке взорвался. Он не встал, а подпрыгнул со стула, аж фуражка отлетела к двери, и сам он, поскользнувшись, грохнулся у ног пленного, больно ушиб себе локоть.
- Охрана! - позвал Венке часовых.
Стенбек воспротивился.
- Ни в коем случае! - загородил собой дверь: акт эксперимента лежал на столе, о нем никто не должен знать, таков приказ высшего начальства да и желание его, Стенбека.
- Венке, нас обоих расстреляют, если…
Венке догадался, о чем хотел сказать Стенбек. Он поднял фуражку, раскурил сигарету. Все же один из охранников ворвался в подвал. Он выхватил у Венке сигарету и начал ею прижигать шею пленного, потом тыкал в щеки и нос. Сигарета погасла, и эсэсовец набросился на Стенбека с упреками:
- Химик! Ученая крыса! Ты еще его спроси, с кем он шашни водил, сколько любовниц имел! Ставь точку!
- Уходите вон, немедленно! - закричал Стенбек на охранника и тотчас же заметил: взгляд Шумилова прикован к акту, и казалось, что для этого обессиленного побоями старшего лейтенанта ничего в мире нет, кроме строчек акта. Стенбек прыгнул к столу, шибанул плечом Шумилова, тот засеменил назад, но не упал, а, сбычив на Стенбека взгляд, улыбнулся жесткой, острой улыбкой.
"Охранник просто мясник, безмозглая скотина, одетая в форму немецкого солдата. Такой при любом положении останется безнаказанным. Да и кто с такого спросит, он же убивает дозволенным оружием! Не запрещенным! Черт меня дернул составить это вещество! Черт меня дернул связаться со спецслужбой! И вот результат - приказ: газом уничтожить подземный гарнизон красных! Вначале испытать, потом произвести атаку…"
В акте всего несколько строчек… Это даже не акт, скорее, боевое донесение.
"Совершенно секретно. Сегодня… в… часов мною, Стенбеком (Эхманом), проведен эксперимент действия ДОСа. Расчеты подтвердились на … процентов".
ДОС - газ и не газ. Это особая дымовая смесь, формулу которой он, Стенбек, держит в памяти. При отравлении ею люди умирают не сразу: им как бы предоставляется возможность минуту-другую "подумать" перед выбором. По истечении этого небольшого времени все же умирают. И не так-то легко определить причину смерти. К тому же, кто остается в живых, при душевном потрясении и возбуждении лишается зрения…
Шумилов - подходящий экземпляр, организм его высшей выносливости. Он попал в плен контуженным. Венке сделал все, чтобы врачи быстрее привели его в нормальное состояние. Но Венке олух, при своей горячности и неуравновешенности может совершить непоправимое - или побоями совершенно обессилит пленного, или (еще хуже) при транспортировке прошляпит.
А спецслужба торопит: быть в постоянной готовности совершить газовую атаку по укрывшимся в катакомбах советским бойцам. Начальству легче: оно отдает устный приказы. Он же, Стенбек, обязан оставить документ за своей подписью…
- В вашем поведении замечается что-то не от мира сего, - наконец сорвалось у Стенбека.
Шумилов попросил закурить. Венке хохотнул, глядя на Стенбека.
- Ну хватит, - сказал Стенбек. - Хватит…
Для эксперимента была оборудована подвальная комнатушка размером не более десяти квадратных метров. В закрытом дворе уже стоял компрессор, от которого был проведен шланг, укрытый землей и всяким хламом. И дворик тесненький, как сама комнатушка. Первым вышел из машины Венке, затем охрана и пленный. Последним, когда уже втолкнули в подвал пленного, из шоферской кабины спрыгнул на землю Стенбек.
- Я останусь, - сказал Стенбек. Венке сразу понял: "химик" не надеется на охрану. Но он не стал возражать, лишь шикнул на автоматчиков, занявших свои места - двое у входа, двое у приплюснутого окошка, возле которого возвышался штабелек кирпичей, стоял лоток с раствором для замуровки оконного проема.
- Наивысшая готовность! Лично буду проверять через каждые два часа, - предупредил Венке охрану.
Комната освещалась лампочкой. Пленный лежал на топчане. Стенбек прошел за стол, сбросил с себя френч, устало опустился на табуретку и огляделся вокруг: нет, ничего не напоминает о месте эксперимента, обычное подвальное помещение. Это несколько успокоило Стенбека. От нечего делать он начал перезаряжать пистолет - обойма входила и вынималась легко, с небольшим клацанием. Занятие это вскоре надоело Стенбеку, и мысли его вновь вернулись к пленному.
- Вам холодно? - спросил Стенбек и про себя отметил: "Дрожит от страха. Нет, и этот от мира сего".
- Неудобно лежать, гвозди не загнули. Спешили, что ли?
Ответ пленного показался Стенбеку странным, несколько смешным. Он вспомнил анекдот о приговоренном к повешению: "Повесить меня нельзя - я боюсь щекотки". Венке, рассказывая этот анекдот, хохотал, Стенбеку тогда было не до смеха. Сейчас улыбнулся, но тут же, вспомнив о том, что через несколько часов он подпишет акт, зябко повел плечами. И всему причина этот пленный… "Почему он думает, что Германия потерпит крах?"
- Сядьте! - крикнул он пленному.
- Пожалуйста.