- Оставь писарей в покое. У них хватает работы в штабе. Ты хорошо знаешь, что ни один из них не ложится раньше полуночи.
- Тогда с денщиками? С вестовыми?
- С ними.
- Но ведь когда я пытаюсь вытащить их на занятия, не вы ли все начинаете трезвонить мне по телефону: "Моего сегодня не трогай, он должен выгладить мне белье". Разве и ты не поступаешь так же? А если я не могу забрать денщика ни у тебя, ни у Смеу, ни у Бра-толовяну, так с кем же мне проводить занятия? Если случается, что заболевает вестовой и попадает в санчасть, немедленно раздается звонок: "Медреа, что там со Станом случилось?" - "Он болен, лежит в санчасти". - "У тебя некем его заменить? Мне нужен вестовой". Давай говорить серьезно. Если господин генерал хочет, чтобы я проводил с ними занятия, пусть запретит вам задерживать под любым предлогом своих денщиков и вестовых. Вы так оберегаете своих людей, будто у них от двух-трех-часовых занятий желчный пузырь лопнет.
- Дорогой Медреа, я не могу сказать, что ты неправ. С сегодняшнего дня с этим покончено. Выводи их всех на занятия. Всех без исключения. Кто станет просить за них, не поддавайся, держись крепко: "приказ генерала". И я тебе советую начать сегодня же. Иди к себе в канцелярию и пошли Доробыца собрать людей. Когда он их всех соберет, дай мне знать. Я доложу генералу об исполнении его приказа.
Капитан Медреа вышел, пробормотав что-то неопределенное.
…И пока капитан Смеу мчался к командному пуркту "Орла", пока денщики, вестовые и повара маршировали в строю мимо штаба, направляясь к пустырю, расположенному на окраине городка, Уля Михай без помехи пробрался в дом, где жил капитан Смеу.
Ни капитан Смеу, который ехал в машине к командному пункту "Орла", ни денщики и повара, выполнявшие на пустыре ружейные приемы, не могли знать, что и в том и в другом случае идея принадлежала Уле. Он собрался заглянуть в комнату капитана Смеу и не хотел, чтобы его застал там денщик.
Были и другие причины, толкнувшие его на этот шаг. Во-первых, теперь, когда он знал правду относительно Барбу, ему казалась странной ярость, с какой капитан обвинял его. И потом - сама форма, в которой излагалось обвинение, очень похожа была на инсценировку. Чего, например, стоила записка, которую Смеу сунул генералу как раз в тот момент, когда тот выражал свое недовольство хорошей осведомленностью неприятеля и бездеятельностью нашей контрразведки. И что говорилось в записке? Что он, Смеу, знает, кто осведомитель Абвера. Только вместо того, чтобы здесь же сообщить его имя, он просит генерала созвать всех на совещание. Вот это совещание и представлялось Уле хорошо разыгранным спектаклем. Когда все собрались в кабинете генерала, Смеу сделал сообщение, которое прозвучало как неожиданно взорвавшаяся бомба: виновник всех бед - Барбу! Доказательство? Разве он не уклонился от поездки в первый эшелон, мотивируя свой отказ воображаемым гриппом именно потому, что знал об артиллерийской ловушке генералу и сопровождающим его лицам? Ни генерал, ни капитан Георгиу не подумали тогда о том, что агент, притаившийся в штабе, не мог в такой короткий срок узнать и сообщить противнику место, где будет установлен временный КП, - хотя бы потому, что этого не знал даже сам генерал, пока не прибыл в прифронтовую деревушку. Из сведений, собранных впоследствии, Уля Михай знал, что ночью домик был оборудован под временный командный пункт. Впрочем, и остальные обвинения отпадали при более внимательном рассмотрении. Вероятно, капитану Смеу никого не удалось бы убедить в виновности Барбу, если бы на помощь не пришел случай. Действительно, совершенно случайно именно в тот же самый день пришел ответ из генерального штаба. Этот ответ, неблагоприятный для Барбу, рассеял последние сомнения капитана Георгиу.
И всё- таки не мог же капитан Смеу заранее знать, что долгожданные сведения наконец получены. Уля спрашивал себя, не рассчитывал ли капитан Смеу, обвиняя Барбу, на что-то другое, помимо своих доводов? Не рассчитывал ли он, что, пока в кабинете генерала произносятся обвинительные речи, будет обнаружено исчезновение Барбу. Если это действительно так, то расчет был верным: весть об исчезновении Барбу была последним звеном в цепи неожиданностей, - она сумела рассеять все сомнения.
Но предполагать всё это - значило подозревать капитана Смеу. Особых причин для этого не было. Единственным доводом, который мог как-то оправдать подозрения Ули, была чрезмерная горячность, с какой Смеу обвиняя Барбу. Но и это только предположение. Само по себе оно ни в коем случае не может служить поводом для каких бы то ни было обвинений. Вставало много неясных вопросов, на которые стремительный ход событий не дал Уле возможности найти ответы. Приходил ли в действительности к капитану Смеу ночной гость? Что представлял собой Некулай, денщик капитана Смеу? Ведь он первым обнаружил труп шофёра Пантелеймона. Хотя, по общему мнению, Некулай был немного придурковат, к тому же и капитан Смеу ручался за него… Правда, теперь, когда существовали некоторые подозрения относительно капитана, его ручательство могло быть поставлено под сомнение.
Разумеется, всё это ни в коей мере не давало оснований видеть в капитане Смеу агента Абвера. Но раз вопросы возникли, на них нужно было найти ответ, особенно теперь, после того как Уля познакомился с содержанием письма Барбу. Разве Барбу не писал, говоря о резиденте Абвера, что "сам черт не заподозрит его"? Кто бы мог заподозрить капитана Смеу? Или его денщика Некулая, которого все жалели, словно он был деревенским дурачком?
В конце концов именно письмо Барбу пробудило в Уле желание поближе познакомиться с тем, как живет капитан Смеу.
Квартире капитана Смеу, которую ему удалось для себя раздобыть, могли бы позавидовать многие офицеры штаба. Это была просторная, со вкусом обставленная комната, с очень красивым персидским ковром на полу. Два больших окна выходили на улицу.
В комнате поддерживалась образцовая чистота. На умывальнике в абсолютном порядке, словно солдаты, готовые к осмотру командиром отделения, были расставлены мыльница, зубная щетка в стакане, кисточка и бритвенный прибор. Между окном и дверью помещался письменный стол, на котором стояла чернильница из мрамора, лежала папка с кожаными углами и нож для разрезания бумаги. На ручке ножа неумелой рукой было выведено "Карлсбад". В левом углу рядом с чернильницей лежали одна на другой три книги.
Уля осмотрел обложку папки, прочел названия книг (это были три популярных романа), перелистал их страница за страницей. Попробовал открыть единственный ящик стола. Он был заперт, но ключ торчал в замке. Уля открыл его. Всё, что содержалось в ящике, носило венгерские названия и принадлежало бывшим хозяевам.
У стены, вблизи кровати, стоял походный чемодан капитана Смеу. Его содержимое особенно интересовало Улю, и он готов был любым способом открыть чемодан. Но отмычка не понадобилась, так как ключ торчал в замке.
"Может быть, здесь найдется хоть что-нибудь интересное", - подумал Уля, поднимая крышку.
В чемодане тот же совершенный порядок. Белье, носки, носовые платки, теплые вещи. В особом отделении - фотография в рамке. Портрет очень красивой женщины - несомненно жены капитана. Пачка писем, написанных одной и той же рукой. Он бегло проглядел их. Содержание, с небольшими вариациями, было почти одинаковым. Обычные сообщения о здоровье родных. Телеграммы о бракосочетаниях и смертях, случившихся в знакомых семьях, бесконечные жалобы на трудности снабжения. Все письма неизменно заканчивались словами: "Обнимаю тебя и жду с нетерпением твоего возвращения".
Но хотя писала она об этом каждый раз, холодность писем заставляла думать, что на самом деле эта красивая женщина с чувственным ртом и страстным взглядом без особого нетерпения ждала возвращения капитана Смеу,
"Боюсь, - сказал себе Уля, - что Смеу не очень счастлив в семейной жизни".
В том же отделении он нашел ножницы, две катушки ниток, конвертик с иголками, несколько сигарет, коробку с пуговицами, коробочку с таблетками против невралгии и бутылочку темного цвета, на которой было написано "валерьянка". Бутылочка была наполовину пуста.
"Смотри- ка, у капитана больное сердце, а он скрывает это от нас!"
Уля поднялся и, оглядываясь вокруг, подумал: "Кажется, я напрасно теряю здесь время". Потом подошел к большому шкафу с тремя отделениями и открыл его. Полки были пусты. Видимо, хозяйка, уступив комнату, позаботилась освободить шкаф от белья. В отделении для верхней одежды висела парадная форма капитана. Он обыскал карманы, ощупал подкладку. Напрасный труд!
Налево была еще одна дверь. Он внимательно прислушался, но ни один звук не доносился оттуда. Легко нажал ручку. Небольшое помещение, нечто вроде коридорчика. В углу матрац, свернутый валиком, под ним походный сундучок. В этом коридорчике безусловно спал денщик.
Пожитки денщика также подверглись тщательному осмотру, но и это не дало никакого результата.
Уля закрыл дверь, еще раз осмотрел всё вокруг, чтобы убедиться, что не забыл ничего проверить, потом так же незаметно, как вошел сюда, выбрался на улицу.
Хотя он и не питал особых надежд на этот осмотр, однако результаты его совершенно разочаровали Улю.
"В конце концов, - говорил он, злясь на самого себя, - чего я, собственно, ждал? Если он невиновен, то, естественно, что я ничего не нашел, а если виновен… то же самое. Даже самый неопытный агент позаботится прежде всего, чтобы не дать в руки любопытным ничего компрометирующего".
Несколько часов спустя Уля Михай встретился на улице с капитаном Смеу, возвращавшимся из столовой. Капитан остановил его, стал расспрашивать о разных разностях. Потом попросил проводить до дому.
Смеу был в очень хорошем настроении, всё еще находясь под впечатлением лестных слов, сказанных генералом. Ему хотелось поболтать. Он рассказал Уле о своих впечатлениях от поездки на командный пункт "Орла", познакомил с тем, что делается на других участках фронта.
Уля, рассеянно слушая, вспомнил вдруг о бутылочке с валерьянкой и снова удивился тому, что никогда не слышал, чтобы капитан жаловался на сердце. Это показалось ему тем более странным, что все знали, как заботливо относится капитан к своему здоровью. При малейшей простуде он вызывал фельдшера, который ставил ему банки или делал втирания, глотал аспирин и пирамидон, заставлял денщика готовить чай, который пил очень горячим, и во всех случаях держал их в курсе дела, постоянно рассказывая о том, как он себя чувствует.
Переходя от одной темы к другой, Уля постепенно завел разговор о болезнях и стал жаловаться на то, что у него побаливает сердце.
- Послушайте меня! Не шутите с сердцем. Обязательно сходите к Стытеску, пусть он выслушает вас, - посоветовал ему капитан Смеу. - Если хотите, я могу с ним поговорить, чтобы он вас тщательно осмотрел,
- Прошу вас, господин капитан. А у вас как с сердцем?
- У меня? Слава богу! Пока хорошо. Оно меня еще никогда не беспокоило, и я думаю, что сердце у меня здоровое. Так, по крайней мере, было до этого года. Вы знаете, что я имею обыкновение ежегодно проверять себя. Есть немало болезней, которые делают свое дело скрытно. Их можно обнаружить только с помощью анализов. И если запустить их, своевременно не принять мер, потом бывает поздно бороться. В лучшем случае врачам приходится немало повозиться, чтобы поставить тебя снова на ноги. Слава богу, у меня крепкий организм и до сих пор, кроме гриппа и легких недомоганий, я не знаю других болезней.
- Вы счастливый человек, господин капитан. Впрочем, года два тому назад у меня сердце тоже было здоровым. Если бы я слушался врачей, которые осматривали меня в Париже, когда еще ничего серьезного не было!.. Но я, видите ли, не делал даже того немногого, что они советовали. Например, они говорили, что, когда сердце начинает беспокоить, надо принять несколько капель валерьянки. Чувствовал я себя хорошо и, когда ехал сюда, даже не подумал захватить это лекарство. Так уж устроен человек: стоит ему почувствовать себя получше, как он забывает о предписании врача. Неужели в нашей санчасти нет валерьянки? Что-то мне не верится. Хотя на фронте нужны совершенно другие медикаменты, не так ли, господин капитан?
- Я думаю, что у них должна быть и валерьянка!.. Во всяком случае Стытеску мог бы вам достать. Я с ним обязательно поговорю.
Разговаривая таким образом, они дошли до дома, где жил капитан, и здесь расстались.
Уля Михай решил побродить немного по городу.
"Вероятно, в бутылочке когда-нибудь была валерьянка, а теперь капитан Смеу хранит в ней другое лекарство", - думал Уля, рассеянно оглядывая редких прохожих, которые попадались ему навстречу.
Удовлетворившись этим объяснением, он до самого вечера больше не думал о бутылочке с валерьянкой.
Но наутро бутылочка снова стала его беспокоить. Капитан Смеу сказал ему накануне, что никогда ничем не болел, кроме гриппа и легких проходящих недомоганий.
В таком случае, какое же другое лекарство может содержать в себе эта бутылочка с этикеткой, на которой написано "валерьянка"? Может быть, какое-нибудь лекарство от простуды? Маловероятно.
"Мне кажется, что я обращаю внимание на вещи, совершенно незначительные", - сказал себе Уля.
И всё- таки несколько часов спустя, когда капитан Смеу работал у себя в кабинете, а денщик Некулай выполнял ружейные приемы на пустыре, расположенном на окраине городка, Уля снова пробрался в квартиру капитана Смеу. Он оставался там совсем недолго, ровно столько, сколько нужно было, чтобы отлить из бутылочки с "валерьянкой" несколько капель в пузырек, который он захватил с собой.
Выйдя оттуда так же незаметно, как вошел, Уля отправился искать капитана Георгиу.
- Господин капитан, как бы нам узнать, какое лекарство налито сюда? - спросил он, войдя к начальнику Второго отдела.
Капитан Георгиу потряс пузырек, посмотрел его на свет, потом ответил:
- Здесь у нас такой возможности нет. Но я думаю, что в "Орле" можно будет это сделать. Мне всё равно нужно утром туда ехать, так что оставьте мне пузырек, и я попрошу, чтобы это лекарство отдали на анализ. Вечером, когда я вернусь, вы узнаете результат. Откуда у вас эта бутылочка?
- Пока я вам ничего не могу сказать. И, честно говоря, не жду, чтобы результаты анализа принесли бы нам что-нибудь неожиданное.
- Тогда это?…
- Простое любопытство.
- Что ж, если не хотите, я не стану принуждать вас говорить. Во всяком случае, вы не из тех людей, чтобы делать что-нибудь из праздного любопытства.
Капитан Георгиу вернулся из штаба "Орла" поздно вечером. Уля ждал его возвращения, прогуливаясь перед штабом.
Увидя его, капитан Георгиу сказал:
- Зайдите ко мне. Есть результаты анализа.
- Я приду через пять минут.
Он дал капитану войти к себе и спустя пять минут пошел за ним.
- Господин Уля, - сказал капитан Георгиу, встретив его на пороге, - хочу вас поздравить. Я уверен, что вы на верном пути. Знаете ли вы, что находилось в вашей бутылочке?
- Я жду, чтобы вы мне это сказали.
- Это состав, которым пользуются для проявления микрофотографий.
Уля Михай тихонько присвистнул:
- Ей-богу, не ожидал…
- Скажите мне теперь, где вы его нашли.
- Прежде чем я вам скажу, прочтите, пожалуйста, эту бумагу.
Он вынул из кармана кителя лист бумаги, развернул его и протянул капитану.
Начальник Второго отдела прежде всего заглянул в конец. Там стояла подпись командующего войсковой группой "Орел" генерала Войнеску. Впрочем, содержание этого документа было достаточно коротким. Генерал предоставлял Уле Михаю полную свободу действий в целях выполнения его задачи, указывал, что Уля подчиняется отныне только командующему "Орла", и приказывал Второму отделу дивизии "Молдова" оказывать ему всяческое содействие.
Капитан Георгиу прочитал всё это с явным раздражением.
- Вы полагаете, господин Уля, что такой приказ был необходим?
- Прошу вас, не обижайтесь на меня! Я хотел иметь уверенность, что меня не заставят делать ничего противоречащего моим планам, как это случилось тогда, когда восторжествовала точка зрения капитана Смеу, который независимо от тех соображений, с которыми вы сейчас познакомитесь, по-моему, превысил свои права. - Капитан Георгиу сложил бумагу и вернул ее, не сказав больше ни слова. - Я думаю, что ее лучше хранить в вашем сейфе, господин капитан. Хоть я умею охранять свои карманы, но всё же может случиться, что я окажусь в таком положении, когда мне придется пожалеть, что я ношу с собой такой документ.
- Хорошо, жогда я оставлю его у себя… Но бутылочка?… Где вы ее нашли?
- В чемодане капитана Смеу. Капитан Георгиу взглянул на него, совершенно oшe-ломленный.
- В чемодане капитана Смеу… - машинально повторил он. - Зачем Смеу понадобился состав для лроявления микрофотографий?
- Вот это еще надо разузнать. Завтра я снова произведу обыск у него на квартире, на этот раз более тщательный, чем в первый раз. Может быть, мне удастся узнать, для чего он использует этот проявитель. Я попрошу вас позаботиться, чтобы и завтра капитан Смеу получил задание выехать куда-нибудь за город.
На следующий день Уля снова пробрался в комнату капитана Смеу. На этот раз он действовал более последовательно. Он мысленно разделил всё помещение на четыре части и начал внимательно осматривать каждую часть. Стены, паркет, картины, зеркало, стыки мебели, матрац, подушки и так далее. Короче, всё, что могло бы оказаться тайником, было проверено с большим вниманием. Наконец снова дошла очередь до походного чемодана. Уля выстукал дно, чтобы убедиться, что оно не двойное, развернул белье и осмотрел его по швам и обшивкам, раскрыл коробочки с таблетками от невралгии. Всё, вплоть до баночки с мазью, было вскрыто с помощью бритвенного лезвия
Однако все старания оказались бесплодными.
Оставалось еще раз внимательно пересмотреть письма. И вот, пересчитывая их, чтобы убедиться, Что они все на месте, Уля обратил внимание на мелочь, которая ускользнула от него при первом осмотре: на трех письмах отсутствовали марки
Убедившись в этом, Уля Михай задал себе вопрос: может ли отсутствие этих марок объяснить назначение проявителя для микрофотографий?
Проверив почтовые штемпеля, он обнаружил, что все три письма были помечены старыми числами, относящимися еще к тому времени, когда дивизия участвовала в освобождении Трансильвании. На одном конверте стояла дата 31 августа, на двух других 15-е и 30 сентября. На всех остальных письмах марки были нетронуты и, как казалось, никогда не отклеивались.
Уля задумался. Что могло означать отсутствие марок только на первых трех конвертах? Весьма вероятно, что пока дивизия воевала в Трансильвании, капитан Смеу получал указания от какой-нибудь агентурной группы, находившейся на территории Румынии. Впоследствии, когда фронт продвинулся и особенно после форсирования Тиссы, капитан мог получать указания от Абвера другим способом. Но каким? Как сообщались между собой агенты Абвера в настоящий момент?
"Я напрасно ломаю себе голову! - подумал Уля, уложив конверты на место. - Пока надо довольствоваться тем, что я узнал". И, закрыв чемодан, он отправился искать капитана Георгиу.
Неподалеку от штаба Улю догнал старший сержант Доробыц.
- Я искал вас, чтобы передать хорошую новость! - предупредительно сказал он.