Повесть о боевых буднях советских партизан-парашютистов.
Содержание:
"ЧТО ВЫ ЗНАЕТЕ О КУРЛЯНДИИ?" 1
В ПОЛЕТ 3
В СТАНЕ ВРАГА 3
ВЫХОД ИЗ ЛЕСУ 4
А СТОЯТЬ НАДО… 5
ПРЕРВАННЫЙ ЗАВТРАК 5
ПОБРАТИМЫ 6
УТРО В ЛАГЕРЕ 7
ЗВЕЗДНЫМ ВЕЧЕРОМ 8
НА ЗАГОТОВКАХ 9
МЫ СЛЫШИМ ТЕБЯ, НАША РОДИНА! 9
ГЛАЗА И УШИ АРМИИ 10
ПОПОЛНЕНИЕ 11
НАШ ДЕД 12
"НОЧЬ ПОД РОЖДЕСТВО" 13
ЗАСАДА У ХУТОРА 14
БОЕВЫЕ БУДНИ В "КОТЛЕ" 15
"ТЫ ЛЕНИНГРАД ПОМНИШЬ?" 17
В ПОХОДАХ 18
ПОСЛЕДНИЙ ПОДВИГ 19
СУД НАД РИМАНОМ 20
С ТОГО СВЕТА 20
У ОЗЕРА 21
КОГДА ШУМИТ ВЕСНОЮ ЛЕС 21
ВМЕСТО ЭПИЛОГА 22
Примечания 23
Павел Автомонов
В КУРЛЯНДСКОМ КОТЛЕ
ДРУЗЬЯМ - СОВЕТСКИМ ПАРТИЗАНАМ-ПАРАШЮТИСТАМ - ПОСВЯЩАЮ
Автор
"ЧТО ВЫ ЗНАЕТЕ О КУРЛЯНДИИ?"
Машина мчалась на восток.
Мы - четверо - стоим в кузове, прижавшись к кабине. Встречный ветер сердито треплет наши отросшие волосы. Глядя друг на друга, мы улыбаемся. На лицах у нас радость: мы едем по освобожденной земле, стоим во весь рост, говорим полным голосом.
Машина переваливает через высотку. Знакомые места. Отсюда, вот от этих берез, в ясный майский день смотрел я на разбросанные среди зелени полей хутора, на лес, что темнеет вдали, сливаясь с дымкой горизонта. Но тогда и поля, и лес, и вся открывающаяся сейчас перед глазами, такая чудесная, сверкающая бесконечным разнообразием равнина - мне казалась иной - тусклой и встревоженной. Теперь убранные поля уже посерели, березы на пригорке золотятся умирающей листвой, дом - рядом с шоссе - полуразрушен снарядом, но я гляжу и не чувствую осеннего умирания. Перед глазами все выглядит так ярко и радостно, точно снова вернулся май. Не беда, что у дома рядом с шоссе вырвана стена, а крыша пробита осколками. Не беда! Должно быть, также думает и тот усатый латыш, который чинит разбитую крышу. Смотрю вокруг, и мне становится немного грустно, - жаль, что теперь, когда вновь возрождается здесь жизнь, приходится покидать этот край.
Навстречу нам по шоссе двигаются обозы, колонны грузовиков, артиллерия, группа связистов тянет провод. Все это направляется туда, на запад, к Риге, за освобождение которой идет бой.
Мы поднимаем руки, приветствуя заполнивших встречную машину советских бойцов.
- Узнаешь место? - показывая на опушку леса около шоссе, тронул меня за плечо командир нашей группы Николай Зубровин. - Знакомая работа.
Зубровину всего лишь двадцать четыре года, но лицо его прячется в густой светлой бородке; отросшие вьющиеся волосы закрывают шею.
На опушке валялись остовы сожженных немецких машин и около них, полузарывшись в землю, три ржавых танка. Вспомнилось, как тогда, весной, у этой опушки остановилась на отдых танковая колонна гитлеровцев и я передавал командованию фронта радиограмму о числе машин и координаты их нахождения.
- Дали тогда им жару "илы", - передернув широкими плечами, сказал Агеев, стоявший рядом с Зубровиным.
- Интересно, догадались ли немцы, что их подстерегли разведчики? - спросил четвертый наш спутник - Ефим Колтунов, красивый, стройный малый. - Как твое настроение, Алеша? Полетишь еще раз в тыл к гитлеровцам? - после недолгого молчания спросил он, обращаясь к Агееву.
- Нет, - усмехнулся тот. - Пожалуй, не полечу. Два раза перелетал, раз пешком фронт переходил… теперь я на передовую, а то, боюсь, жена с ума сойдет, если опять полгода не буду ей писать.
- А все-таки, если хорошенько подумать? - не отставал Колтунов.
- Не полечу, - повторил свое решение Агеев. - Если вот отпуск получу, как приедем в штаб, тогда подумаю, - добавил он и подмигнул, хитро прищурив глаза.
- Так я скажу - полетишь, Алеша, честное слово! Пройдет вот денька три и потянет… Я, если предложат мне, полечу, только в бане помоюсь… А ты разве отстанешь? Люблю я, ребята, свое дело разведчика, - продолжал Колтунов, но в это время машину подкинуло на какой-то выбоине, и он, ухватившись за мое плечо, замолчал.
…До Изборска ехали без остановок. Но при въезде в Изборск путь нашей машине перегородил шлагбаум. Лейтенант - дежурный контрольно-пропускного пункта - приказывает нам слезть и предъявить документы. Зубровин пытается объяснить, кто мы.
- Меня это не интересует, - говорит лейтенант. - Предъявите документы!
- Гитлеровцы не могли снабдить нас документами, товарищ лейтенант, - объясняет Зубровин дежурному. Но дежурный подозрительно косится на наши автоматы и решительно настаивает на своем.
Поведение лейтенанта нам понятно. Любой из нас, будучи на его месте, сделал бы то же самое. Документов у нас нет. Обросшие бородами, без фуражек, в гражданских пиджаках, с оружием и радиостанцией, мы кажемся подозрительными.
Нас препровождают к коменданту.
Пожилой майор, прищурив строгие глаза, осмотрел нас с головы до пят.
- Что за братия? - спросил он. Зубровин ответил, что мы партизаны, точнее, разведчики Ленинградского фронта, почти полгода находились в тылу врага, теперь, после прихода нашей армии, едем в распоряжение своего командования.
- Понятно! - согласился майор. - Я сам командовал партизанским отрядом под Лядами.
- А мы на первом задании были под Новосельем, - сказал Зубровин. - Почти соседи.
Майор оживился. Разговор зашел о командирах псковских партизан, о боях, в которых принимали участие. Недоверие, с каким нас встретили, растаяло.
- На Ленинград путь держите? - спросил майор. - Наверно, сами ленинградцы?
- Нет, товарищ майор, - ответил Зубровин. - Среди нас нет ни одного ленинградца. Я - командир группы - родом с Урала, радист наш, - Зубровин показал на меня, - с Украины, этот… Агеев - с Волги, Колтунов из Эстонии, из города Мустве, почти здешний, но мы, товарищ майор, душой ленинградцы!
- В Ленинграде мы блокаду пережили, - сказал я.
Майор, убедившись в том, что мы на самом деле разведчики, не стал больше расспрашивать. Он отдал распоряжение дежурному:
- Накормите товарищей, а потом устройте их на самую дальнюю машину, какая пойдет на восток.
- Есть, товарищ майор!
Комендант пожал нам руки, и мы вышли.
В ожидании попутной машины я невольно представлял себе приезд наш в Ленинград. Как выглядит он теперь, когда нет блокады? Из Ленинграда мы два раза за эту войну вылетали в тыл врага.
- Ты, Николай, как приедем, не забудь бороду обрезать, - посмеивался Колтунов над Зубровиным. - А то, не ровен час, примчишься бородатый в госпиталь к Валюшке. Помнишь, как тогда, зимой, перемахнул ты через забор? Напугаешь ее.
- Попробую и теперь через забор, так быстрее, - смеялся Зубровин. Он лежал на траве, заложив руки за голову. - А что до моей бороды, - продолжал он, - то чем же она плоха? Бороду носили многие великие люди.
- Так то "великие", а мы разведчики, - вмешался Агеев. - А бороду твою надо в первой попавшейся парикмахерской ликвидировать!
У здания комендатуры остановилась легковая машина. Из нее вышел незнакомый подполковник и быстро взбежал на крыльцо. Через некоторое время он показался вместе с комендантом.
- Вот они, товарищ подполковник, - показал на нас комендант. - Еще не уехали.
Мы удивленно переглянулись.
- Кто из вас лейтенант Зубровин? - подходя к нам, спросил подполковник.
- Я, - вскочил Николай.
- Здравствуйте! Я разыскиваю вас…
- Слушаю, товарищ подполковник.
- Ваша группа находится в моем подчинении.
- Мы в распоряжении Ленинградского фронта.
- Знаю. Участок, где вы находились, отошел к Прибалтийскому.
- Как к Прибалтийскому? Мы душой ленинградцы! - не скрывая досады, воскликнул Агеев.
- И хорошо, что ленинградцы, но пока вам придется изменить направление, - сказал подполковник и усмехнулся. - Предстоит одно задание. Через час придет машина.
Точно через час, как и обещал подполковник, подошла машина, и мы вместо Ленинграда оказались недалеко от городка Печоры в деревне; там для нас была приготовлена комната.
События на фронте радовали сердце.
Войска Ленинградского фронта, что еще летом совместно с Карельским фронтом, при взаимодействии Балтийского и Северного флотов, поставили на колени Финляндию, теперь от Тарту и Нарвы рвались на Запад. За неделю боев была почти полностью освобождена Советская Эстония, орудия Советской Армии гремели уже на подступах к Риге; войска генерала Баграмяна, на участке между Лиепаей и Мемелем, вышли к морю, отрезав гитлеровцам пути отхода из Курляндии в Восточную Пруссию. На Курляндском полуострове оказалась в "котле" крупная вражеская группировка. Гитлеровское командование упорно не хотело эвакуировать свои войска с полуострова. Оно рассчитывало приковать здесь часть советских войск и отвлечь их от участия в основных операциях.
На пятый день нашего отдыха вместе с подполковником, направившим нас в эту деревню, приехал начальник разведки. Поздравив нас с награждением боевыми орденами за образцовое выполнение задания и спросив, как мы проводим время, как себя чувствуем, он сказал:
- Я говорил с командующим о вашем отпуске; конечно, вы имеете на это право, но пока отпуск придется отложить. Боевая обстановка в Прибалтике сложилась так, что необходимо быстрее ликвидировать вражескую группировку. Для успеха операции решено выбросить в тыл врага небольшую разведывательную группу.
Мы молчали.
- Куда лететь, товарищ полковник? - спросил, наконец, Зубровин. - Пожалуй, мы не успеем выброситься, как Советская Армия нас "освободит".
- Дело будет жаркое, товарищи, и трудностей встретите немало, - сказал полковник. Он достал из планшетки карту и раскинул ее. - Лететь придется сюда, в Курляндию, - добавил он.
Что я знал о Курляндии? Очень мало. В школе о ней говорили, когда шла речь о незамерзающих портах Лиепая и Вентспилс. Теперь, рассматривая карту, я ничего не мог сказать об этой земле.
- Курляндия, или Курземе, как она называется по-латышски, представляет сейчас очень важный плацдарм, - говорил между тем полковник, знакомя нас с заданием. - Там много дорог, почти на каждом километре жилые строения - хутора. Как видите, полуостров острым клином входит в море. Сейчас этот клин отрезан советскими войсками. По далеко не точным данным, в Курляндии находится до тридцати гитлеровских дивизий, а также враждебная Советской власти часть латышской и эстонской буржуазии, сотрудничавшей с гитлеровцами во время оккупации ими Прибалтийских советских республик и бежавшей теперь от гнева своего народа.
Слушая полковника, я мысленно представил себе этот "котел". С суши он плотно закрыт нашими войсками, с моря - открыт. Враг имеет в своем распоряжении порты, через которые он может сообщаться с портами Восточной Пруссии и всей Германией.
- Нам надо знать, что делается в этом "котле" у гитлеровцев, а для этого необходимо забросить туда наших людей, имеющих опыт разведывательной работы в тылу противника. Командование фронта считает, что ваша группа может выполнить это ответственное задание, - добавил полковник, закончив свои объяснения.
Наступила тишина. Предложение полковника было так неожиданно и так не вязалось с нашими недавними планами об отпуске, о свидании с близкими, что в первые мгновения каждый из нас не знал, что сказать.
Зубровин стоял у окна и мельком то и дело поглядывал на Колтунова, будто ждал, что тот должен заговорить первым.
- Я лечу, - нарушив молчание, громко сказал Агеев. Он бросил на пол окурок папиросы, и придавил его ногой.
- Дельно сказал, Алеша! Надо, так надо, - повернулся на каблуках Колтунов и добавил: - Летим!
- Что же, дорога знакомая, - сказал Зубровин. - А ты, Виктор? - он вопросительно посмотрел на меня.
Вот уже в четвертый раз за время войны я попадаю в такое положение, когда решительный шаг зависит от меня самого. Я вспомнил слова отца, сказанные в предсмертный час нам, его сынам, трем хлопчикам: "Не думайте, сыны мои, что вы слабее, неразумнее, чем все люди. Не думайте, что вы и лучше других. Знайте всегда себе цену и молчите о ней. Идите за лучшими, и тогда каждый скажет, что вы - люди…"
- Какая же вы разведывательная группа без радиста? - говорю как можно спокойнее, но чувствую, что голос у меня немного дрожит. Заканчиваю решительно: - Лечу!
- Я был уверен в том, что вы согласитесь, - улыбаясь, сказал полковник. - Остается от всей души пожелать вам успеха. Завтра к вам прибудут двое товарищей латышей, - они полетят с вами. Желаю возвратиться на Большую землю живыми и здоровыми. Вылет ваш в тыл врага назначен на десятое октября, к этому числу будьте готовы.
На следующий день к нам прибыли новички.
Константин Озолс назначен к нам в качестве заместителя командира группы. С первой же встречи мы полюбили этого толстяка-латыша. Был он так неуклюж и так грузен, что в хате, где мы жили, дрожал пол от его тяжелых шагов. Озолс любил петь. Пел он и латышские и русские песни, размахивая, точно дирижируя, при этом своими огромными руками. Особенно он любил песню "Сидели мы на крыше". Она имела близкое отношение к его профессии. Озолс - кровельщик, его руками сделаны сотни крыш в разных концах Латвии.
В начале войны Озолс пешком добрался из Риги в Москву, оттуда уехал в Ташкент; там он устроился на работу по своей специальности и получил броню. Но он не мог жить вдали от непосредственной борьбы с врагами, захватившими его родину. В 1943 году Костя оказался в Латвии. Он стал партизаном.
Вторым товарищем, прибывшим к нам вместе с Озолсом, была девушка. Знакомясь с нами, она назвала свое имя - Аустра.
Не знаю почему, но Аустра сказала, что она моя землячка. Внешне она действительно походила на украинку - смуглая, кареглазая. Я попросил Аустру спеть украинскую песню. Она высоким, грудным голосом запела мотив "Реве та стогне Днипр широкий", но слова песни произносить избегала. Тогда я спросил, с чем едят вареники. Аустра засмеялась и покраснела, опустив глаза, как на экзамене.
Аустра явилась к нам не только как боец-разведчик, но и как медсестра. С нею был запас различных медикаментов и даже хирургические инструменты.
Озолс очень хорошо отзывался о ней, но девушка терпеть не могла похвал, даже обижалась на них.
- Как вам, Костя, не совестно смеяться надо мной, - говорила она, услышав похвалу себе.
- Да я вовсе не смеюсь, - досадуя на то, что она не понимает искренности его слов, сердился Озолс. - Ты одна с автоматом полицейскую засаду разогнала.
- Так они же сами после первого "диска" разбежались.
Оказалось, что Аустра метко стреляет, знает ручной пулемет. Костя Озолс и Аустра быстро освоились с положением, и в тот же день, когда они прибыли, мы уже смотрели на них, как на своих.
Десятое октября - мы собираемся в путь… Проверены новые автоматы типа ППШ, получили снаряжение, дожидаемся самолета и - прощай, родная земля!
- Кажется, все, - закончив приготовления, сказал Зубровин, помогая мне застегнуть чехол переданной нам новой радиостанции. - Осталось только родным написать, предупредить, что, мол, если писем не будет, то так это и: надо.
В тот же день Зубровин и Агеев дали мне свои рекомендации для вступления кандидатом в члены Коммунистической партии.
"На третье задание хочу идти коммунистом", - написал я в своем заявлении.
- А когда ты, Ефим, напишешь свое заявление? - спросил Зубровин Колтунова.
О Колтунове не раз говорили мы в нашей группе, когда находились в тылу врага и вовремя отдыха на нашей стороне фронта. Ефим считает, что он мало сделал для разгрома фашистов. Вырос он в Эстонии. До установления Советской власти, при буржуазном правительстве, детям рабочих и крестьян невозможно было учиться. Ефим смог окончить только два класса начальной школы. Он стеснялся своей малограмотности. В боевой обстановке он был находчив, смел, решителен. Мы знали его как отважного разведчика и надежного товарища и всячески старались помочь ему повысить свои знания.
Сейчас на вопрос Зубровина Колтунов прищурил свои веселые синие глаза и улыбнулся:
- Еще разочек слетаем в тыл к фашистам, может, документы дельные добудем или генерала гитлеровского накроем, тогда приду и скажу: "Принимайте, товарищи, учите меня!.."
- Скромничаешь ты, Ефим. Это неплохо. Скромность украшает человека, - сказал Зубровин. - Теперь, братцы, наша задача - боевое задание выполнить на совесть. Все готовы, товарищи? Ничего не забыли? - спросил он.
- Готовы, одно только осталось, - усмехнулся Агеев.
- Что?
- Не спросили у новичков, знают ли они Ленинград? Говорят, кто не знает Ленинграда, тот ничего не знает.
Все рассмеялись.
- Конечно, знаем, - заявила Аустра. - А ну-ну!
- Ленинград… это порт. Красивый город, как наша Рига.
- Не все, - взглянув на девушку, подал голос Колтунов. - Я вроде, как вы, отвечал, когда пришел в группу.
- Что еще надо знать о Ленинграде? - спросила Аустра.
- Много. Ленинград - колыбель революции, город Ленина. Там в 1917 году Коммунистическая партия вела рабочих и солдат на бой с буржуазией. Ленинград - город мужества и доблести народной, город, где не ступала нога врагов, город-герой, - без передышки выпалил Колтунов и, торжествующе посмотрев на Аустру, договорил:
- Воину обязательно надо знать это, чтобы в тяжелые минуты не смотреть в кусты.