ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Лисин был разочарован: разговора с главарем бандитской шайки не получалось. Тот был слишком осторожен.
- Я не знаю, кто вы и какие политические цели преследуете, - говорил он Петру, - да и знать не хочу. Будем действовать самостоятельно.
Лисину надо было выяснить, с кем имеет дело: с простым уголовником или политическим преступником. Петр пустил в ход приманку, над которой долго думали Боровков и Трегубов. Он заявил главарю, что послан организацией, объединяющей ярых противников Советской власти.
- Нам необходимо собрать воедино все патриотические силы, - убеждал Лисин своего собеседника. - Нэп подтачивает Советскую власть. И мы должны ускорить этот процесс.
- Хватит, - решительно оборвал Петра собеседник. - В двадцатом году вот такие интеллигенты продали нас. Вы отсиживались по углам, а нас бросали в тюрьмы. Мы баланду хлебали, а вы с комиссарскими женами покручивали. Теперь хотите с гепеушниками нас столкнуть? Не выйдет! Слышите, господин поручик, - не выйдет!
Лицо главаря покрылось пятнами. Он не на шутку рассердился. Это встревожило Лисина. Однако, вытерев вспотевший лоб, рыжеватый сказал уже тише:
- Наше дело простое: обарахлимся и долой отсюда. Тем более, что нас уже начинают обкладывать.
- В уезде нет пока сил, которые могли бы справиться с вами.
- Из губернии пришлют.
- Не слышно, чтобы против вас принимались оперативные меры.
- Откуда вам известно? - спросил главарь.
- У нас свои люди в милиции.
- Плохо работают ваши люди, - иронически усмехнулся рыжеватый. - У нас другие сведения.
"Значит, кто-то их информирует, - подумал Лисин. - Но кто передо мной - Волкодав или один из его помощников?"
Машинально закусывая, Петр лихорадочно обдумывал свое положение. Лисина не так страшила смерть, как сознание провала операции. Погорячился на заимке у Фрола, надо было бы выждать немного. Однако отступать уже поздно.
- Выходит, я рисковал зря?
- Выходит, что зря, - подтвердил, опрокидывая стакан самогона, главарь.
- И мы ничем друг другу не поможем?
- Ничем.
- Тогда разрешите распрощаться.
- Нет, подождите, дорогой поручик. Вот побудете у нас недельку гостем, тогда и отпустим.
"Что-то затевают", - мелькнуло в голове у Лисина. Вслух же он сказал:
- Надо так надо. Но как я объясню начальству свое отсутствие?
- Сошлитесь на нас.
- Я боевой командир, мог бы помочь вам.
- Там видно будет… Пока отдыхайте. Здесь… - и рыжеватый обвел рукой просторную, с закопченными стенами, избу.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Боровков возбужденно шагал по кабинету, не переставая теребить черную с проседью бородку и изредка косясь на начальника уголовного розыска. Боровков только что вернулся с губернского совещания, а тут, на тебе, - происшествие. Течением реки, рассекающей город на две половины, к берегу у скотобойни прибило труп молодого мужчины. Это не был утопленник, о чем свидетельствовали повреждения на голове, нанесенные каким-то тяжелым предметом.
- С ума можно сойти, - говорил Боровков, размахивая руками. - В городе и уезде хозяйничают бандиты, а мы сидим сложа руки, как будто Советской власти нет. Что же - просить помощи у губернии?
До этого молчавший Парфен Трегубов сказал:
- С этим успеется.
- Успеется, успеется. Дождемся, что повыгоняют нас отсюда. И правильно сделают.
- Убитого опознал наш человек, которого мы устроили к Капустину швейцаром. Он вчера видел его в зале с кабинетами. В одном из них сидела компания. Туда заходил и Евстигней. Потом тот, труп которого нашли, был у Евстигнея на квартире.
- М-да, значит это - дело рук Евстигнея… А о Лисине что слышно?
- Ничего.
- Что - пропал? - встрепенулся Боровков.
Парфен не спеша докрутил цигарку, прикурил, потом ответил:
- Не знаю. Уехал к Фролу на заимку и не вернулся.
- Что ты предпринял?
- Поручил розыск милицейскому посту в Кучумовке.
- Может, Лисин все же прорвался к Волкодаву?
- Может.
- А где Шатров?
- С Семеновым беседует. Упустил Семенов одного мужика тут…
- Ох, сгубите вы меня, помощнички!
На самой окраине, у железнодорожного моста, жила знаменитая на весь город Настя Вострухина. Это была типичная базарная торговка, крикливая, напористая. Ее не однажды доставляли в милицию за спекуляцию и торговлю краденым. Но она умела выкручиваться и делала это довольно ловко. Занималась Настя и самогоноварением. Вечерами у нее дым стоял коромыслом. Приходили к ней в дом мужики не только ради мутноватого зелья…
Муж ее был замешан в деле Луковина и отбывал свой срок в красноярской тюрьме. Однажды Настя получила от него переданное верными людьми письмо, в котором он сообщал, что скоро приедет наведать свою любушку. Беспутная бабенка, которая и без мужа не страдала от недостатка мужского внимания, забеспокоилась. Поразмыслив, решила о предстоящем событии известить знакомого ей милиционера Якова Семенова. Тот жил неподалеку. Выслушав Вострухину, он сказал:
- Ладно, как появится Гришка, беги до меня. Да об этом ни гу-гу.
И вот как-то вечером Настя прибежала к нему растрепанная, простоволосая.
- Григорий пожаловал.
- Где он?
- Сидит в избе, ждет, когда я самогонки ему принесу. Я сказала, что сбегаю к Матрене Лучкиной.
- Та что же, тоже гонит?
- Гонит.
- Пошли, - сказал Семенов.
Но Гришка Вострухин был травленый волк. Он ждал жену, затаившись в сенях. Когда Яков Семенов с Настей шагнули через порог, беглец кинулся на улицу. Семенов бросился следом за Вострухиным. Была ночь, стояла чернильная темень. Выстрелив несколько раз наугад, Семенов вернулся в избу.
- Пропала теперь моя головушка, - запричитала Настя. - Убьет меня Гришка.
- Ты скройся пока куда-нибудь, - посоветовал ей Семенов.
- Куда скроешься? Под землей найдет. Он такой.
- Ну не реви, что-нибудь придумаем.
Наутро Семенов доложил о происшедшем Шатрову. Тот долго ругался, грозился отдать милиционера под суд. Яков стоял с опущенной головой. Когда о конфузе Семенова стало известно Парфену Трегубову, тот коротко резюмировал:
- Ну вот и сошлись концы с концами. Сегодня как раз пришло сообщение из Красноярска.
- Значит, точно бежал? - догадался Шатров.
- Куда уж точнее, - помрачнел Парфен. - Но дело все в том, что Луковин бежал из тюрьмы еще в апреле.
- Ну, оперативно работают мужики, - ругнулся Георгий.
- Ладно. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Теперь я уверен, что Волкодав здесь, в уезде. И бежал он вместе со своими дружками. Надо будет у Насти засаду сделать.
- Но почему Волкодав бежал именно сюда? - вслух размышлял Шатров. - Не пойму…
- Я так смекаю, что к нам в уезд он ненадолго. У него здесь старые кореши. И выходит, нам в первую очередь банк беречь надо.
- В деревнях снять посты?
- Ни в коем случае! У Волкодава в глубинах осталась агентура. Там потребиловки да коммунарские кассы будут привлекать его.
Допрашивая Настю Вострухину, Шатров удивлялся непостоянству ее характера. Торговка то кидалась в слезы, то откровенно кокетничала с заместителем начальника розыска, то замыкалась в себе до того, что из нее нельзя было выжать ни слова.
- Вы имеете, конечно, право на эмоции, Настасья Павловна, но прошу вас ближе к делу, - сказал ей наконец Георгий.
- Так ведь я переживаю, Георгий Иванович.
- Переживать будете дома, а здесь нужны конкретные факты. С кем был знаком в городе ваш муж?
- Не знаю.
- Вспомните, пожалуйста, Настасья Павловна, вспомните.
Настя снова уткнулась в носовой платок. Она уже каялась, что связалась с милицией. Может, все бы обошлось? Ну, побил бы Гришка за неверность. Разве ей впервой терпеть его руку? А тут, на тебе, влезла в петлю. И говорить нельзя, и не говорить тоже.
- С шорником Курилиным.
- Это тот, что возле заезжего двора живет?
- Он самый.
- Еще с кем?
- С Евстигнеем Васильичем…
- Хозяином номеров "Париж"?
- Да. А больше не знаю.
- Ладно, Настасья Павловна, отдохните. Потом побеседуем с вами еще.
Яков Семенов пришел к шорнику поздно вечером. Тот ужинал с семьей.
- Найди бутылку самогона, - сказал ему милиционер.
- Ты что, какой самогон? - удивился Курилин.
- Ладно, не прибедняйся, - остановил его Семенов. - Надо для дела. Для меня устроишь?
Шорник внимательно взглянул на милиционера, отложил в сторону ложку.
- Да грех же на душу беру, Яков Фомич! - взмолился Курилин.
- Бери, у тебя их много.
- Ладно, Андрей, неси уж, - вмешалась жена шорника, худенькая, вся в бородавках бабенка.
- О господи, помоги нам, - перекрестился шорник, открывая подпол. Вернувшись с бутылью, спросил: - С собой возьмешь али как?
- Здесь выпью. Огурцы есть?
- Есть, есть, - засуетилась жена шорника.
- Мне надо с тобой откровенно поговорить, - сказал Семенов шорнику, когда его жена ушла на кухню.
- О чем?
- Узнаешь.
На столе появилась миска с огурцами. После того, как домочадцы удалились в другую комнату, шорник спросил:
- Ну, говори, Семенов, чего тебе надо.
- Дай закурить самосаду.
- Держи.
- Так вот, Андрей, многое я тебе прощал. И ворованным, ты приторговывал, и спекуляцией вместе с Настей Вострухиной занимался. Теперь за тобой дело.
- Что хочешь?
- Уволили меня из милиции…
- Вот это номер! - присвистнул Курилин. - За что же?
- Гришку Вострухина упустил. А у Парфена разговор короткий: выметайся!
- Дела, - протянул шорник.
- Хуже некуда. Хочу, Андрей, отомстить Трегубову с твоей помощью.
- Это ты серьезно?
- Серьезнее некуда.
Шорник вскинул на Семена белесые глаза.
- Ладно, приходи ко мне завтра, я сведу тебя с нужным человеком.
- Спасибо. Что же ты себе не наливаешь? Давай, теперь одной веревочкой связаны.
* * *
Лукерья спустилась вниз, отрывисто бросила Шубину:
- Иди, хозяин зовет.
- А кто здесь останется?
- Я постою. Нужен ты ему.
Капустин сидел за бумагами. Когда Шубин вошел, Евстигней поднял голову, хмуро взглянул на парня.
- Поручение тебе. Зайдешь к аптекарю Левинсону, передашь ему вот это письмо.
Он сунул Шубину запечатанный конверт.
- Ответ ждать? - спросил парень.
- Подожди. Впрочем, не надо, сам пришлет.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Шатров квартировал во флигельке, который стоял во дворе уездной школы младших агрономов. Жилье состояло из небольшой комнаты и спаленки. У входной двери угол был отгорожен занавеской: там находились умывальник и небольшой столик с примусом. Флигелек, благодаря стараниям сторожихи школы, содержался в образцовом порядке. Да и сам Шатров по старой военной привычке строго следил за чистотой. Гости у него бывали редко. Треть получки Георгий отправлял в губернский центр сыну погибшего друга, который учился в техникуме, поэтому денег оставалось только на самое необходимое.
В этот вечер Шатров вернулся домой очень поздно: в милиции проходило партийное собрание. Сняв суконную гимнастерку, он сел на старенький диван и задумался. Дело Савичева все более усложнялось. На партийном собрании коммунисты серьезно критиковали сотрудников розыска.
- Каждый день промедления - удар по нашему авторитету, - говорил Боровков. - А мы - частица Советской власти. Это надо сердцем понять, товарищи. И тут никаких скидок на трудности.
"Может, уйти из милиции? - размышлял Шатров, обхватив голову руками. - Хуже будет, когда выгонят. Попрошусь на какую-нибудь другую работу. Ну, например, в охрану. Там, по крайней мере, все ясно".
Электрическая лампочка замигала и резко сбавила накал: свет выключали в половине двенадцатого. Шатров зажег тяжелую лампу-десятилинейку. Прикрыв стекло абажуром, взял журнал. Но чтение не шло в голову.
"Поговорю с Боровковым, может, сразу освободит, - решил, наконец, Георгий. - Во всяком случае это будет честно с моей стороны".
На душе стало легче. Он встал, открыл буфет. На глаза попался кусок зачерствевшего хлеба. Шатров черпнул из ведра кружку воды, густо посыпал горбушку солью, вернулся к столу. В это время в окно громко постучали. Переложив в карман револьвер, он подошел к двери:
- Кто?
- Я, Георгий Иванович. - Шатров узнал голос вахтера школы. - Откройте на минуту.
Георгий приоткрыл дверь.
- Что надо, Емельяныч?
- Барышня тут до вас просится. Говорит, по срочному делу.
- Ладно, пропусти.
Через несколько минут в комнату вошла молодая женщина в накинутой на плечи черной паутинке. Она, видимо, бежала, грудь ее высоко вздымалась. Это была артистка варьете из "Парижа" Галина Кузовлева.
- Проходите, - жестом пригласил ее Георгий. - Садитесь.
Она присела на край стула, взволнованно поправила волосы. Шатров сел напротив.
- Я вас слушаю.
- Не знаю даже, с чего начать, - прерывистым голосом сказала Кузовлева. - Все так неожиданно.
- Дать воды?
- Нет, нет, обойдусь. Так вот: я видела сегодня Дмитрия Елизова.
- Елизова? - придвинулся ближе Шатров. - Где? У Капустина?
- Нет. Сегодня я не была занята. Где-то продуло - и голос сел. Меня отпустили на три дня. Днем я отсыпалась. А вечером решила пойти в библиотеку, что в городском саду. Стала выбирать книгу и вдруг слышу сзади знакомый голос. Оглядываюсь: Елизов! Знаете, с кем он разговаривал? С Екатериной Савичевой.
- С Савичевой? О чем?
- Я не вникала в их беседу, но это был банальный разговор.
- А потом?
- Потом пошли вместе по аллее, оба при этом смеялись.
- Н-да, история, - потер подбородок Шатров.
Дмитрий Елизов был первым помощником Ивана Луковина. После ареста главаря шайки ему удалось скрыться. И вот теперь он снова появился в городе. Значит, собираются под одно крылышко.
- А вы не ошиблись, Галя?
- Да нет, не могла. Савичева у нас часто бывала, так я ее хорошо знаю. А Елизова помню еще с времен колчаковщины. Тогда я тоже выступала в варьете, а он был помощником коменданта города. Заходил Елизов к нам часто.
"Савичева, значит, жива, - размышлял Георгий, - это интересно. Выходит, при ее содействии Егора хлопнули. Ну и женщина! На воровской малине Елизова не поймаешь, его надо искать у тех, что затаились после разгрома Колчака".
- А вас они не узнали?
- Не думаю. Елизов и Савичева были увлечены разговором.
- Кто еще был в библиотеке?
- Да человек пять, все молодежь.
- Спасибо… Как же вы теперь доберетесь домой? Извините, но одну вас я просто не имею права отпустить.
- Я живу неподалеку.
- Все равно. Я вас провожу. Только подождите немного. Мне обязательно надо позвонить.
- Пожалуйста.
Телефон находился у вахтера. Набрав номер, Шатров прикрыл трубку ладонью и сказал извиняющимся тоном:
- Иван Емельянович, выйдите на минутку.
- Хорошо, понимаю, - старик кивнул и поднялся.
- Дежурный слушает, - четко и неожиданно громко ответили на другом конце провода.
- Слушай, Сергейчук, - приглушенно заговорил Шатров, - кто из начальства еще у себя?
- Трегубов здесь.
- Ладно, я ему перезвоню, скажи, чтоб подождал, не уходил.
Когда в трубке послышался хрипловатый голос Парфена, у Шатрова вдруг пересохло во рту: "Что если артистка все напутала? Шкуру снимет Трегубов…"
- Кто там? Почему молчите? - сердито загудела трубка.
- Докладывает Шатров. Только что мне сообщили, что в городе видели Елизова и Савичеву.
Трубка молчала.
- Вы меня слышите?
- Да, слышу, - ответил Парфен. - Давай приходи сюда.
Однако Георгий задержался - пришлось провожать Кузовлеву.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Жители города уже не помнили, когда возле перевоза обосновались цыгане. Вольные дети степей понастроили себе землянок, в которых жили зиму и лето. Целыми днями здесь стоял шум и гам. Люди с опаской проходили мимо "Копай-городка". И не без основания. Частенько возникали драки с поножовщиной. Во время германской войны цыгане снялись с места и табором ушли в неизвестном направлении. Но землянки долго не пустовали. Разный люд селился здесь. "Копай-городок" был бельмом на глазах уездной милиции. Небольшим числом боялись сюда соваться. Много раз Боровков ставил перед властями вопрос о ликвидации злачного места. Ему отвечали:
- А некуда пока размещать людей, Иван Федорович. Вот построим десяток хороших бараков, прикроем "Копай-городок"…
Вот сюда шорник и повел вечером бывшего милиционера Якова Семенова. Шли задами, по-над берегом. На землю опустился туман, пахло прелью. В поздний час "Копай-городок" выглядел зловеще. Кое-где пробивался слабый свет, слышались приглушенные голоса. Время от времени тишину прорезала грубая брань.
- Да, райский уголок, - сказал шорнику Яков.
- Бывал здесь?
- Бывал. Тут мне чуть ножом в бок не саданули.
Курилин усмехнулся:
- Могли и голову оторвать.
Они подошли к одной из землянок. Курилин постучал в дверь.
- Кто ломится? - послышался густой бас.
- Это я, Курилин.
- А, Тренчик, заходи.
Сгибаясь под притолокой, шорник и Семенов вошли в землянку. Яков не сразу сориентировался в ней. Наконец глаза его привыкли к полумраку. Он стал различать предметы, людей. В помещении было тесно, накурено. За дощатым, грубо сколоченным столом сидели трое. Перед ними стояла семилинейная лампа.
- Привел? - спросил один из находившихся в землянке.
- Вот, - ответил шорник, показывая на Семенова. - Проходи, Яков, садись.
Семенов узнал в говорившем Гошку Сороку, вора, специализировавшегося на поездных кражах. Он жил в Заречье. Другие Якову были незнакомы.
Сорока отрекомендовал гостя:
- Бывший милиционер Яков Семенов. Все охотился за мной, а теперь в друзья набивается.
- Бывает, - усмехнулся широкоплечий с крепкой мускулистой шеей мужчина. Он сидел в углу. - Расскажи-ка, Яков, с чего это ты повздорил с начальником?
Хотя в землянке царил полумрак, Семенов почувствовал на себе его тяжелый цепкий взгляд. Во рту стало сухо.
- С Гришкой Вострухиным история вышла, - стараясь улыбнуться, ответил он. - Без разрешения начальства хотел задержать его, а потом упустил. Ну, и дали пинка.
- Это как - даже без дисциплинарного взыскания?
- Были они у меня…
- И что ты теперь собираешься делать?
- Пойду работать на лесопилку Богачева.
- А от нас что хочешь?
- Трегубову насолить.
- Ишь ты, за дело взгрели, а ты уж и обиделся.
Яков вскинул руку.
- Я им верой-правдой с двадцатого года служил, два раза ранен был.
- Ладно, не горячись, - успокоил его широкоплечий. - Будет по-твоему. Но за добро добром платят. Скажи, многим в городе известно, что тебя из милиции поперли.
- Пока нет.
- И хорошо. Вот что, Яков: завтра пойдешь хозяина номеров "Париж" арестовывать. Тебя он знает, не станет рыпаться.