••••••••••••
ДНЕВНИК КАЗАКОВА
Изд. Первоградского Университета,
2186/199 т.э.
"…Мне неудобно вспоминать себя в последние минуты в том розовом отстойнике. Сидел в кресле, стиснув кулаки, и меня швыряло из крайности в крайность: я грезил планетарным могуществом, то отчаянно праздновал труса – "скинут! Убьют! Ничего не выйдет и все подохнем с голоду!" Мысли расползались: "в армии отделением-то не мог… собрать своих в кулак… может, сразу отстраниться?…" Тут ещё история, как в анекдоте: "Ольгу твою "переведем", а куда – не скажем." Вот и давай, отстраняйся… Короче, тот коктейль из предвкушений, опасений и ольгований мне после стольких лет кажется чем-то нереальным.
Самое забавное, что моральный аспект предстоящего выбора почему-то затмил тогда всё остальное – вместо того, чтобы лихорадочно обдумывать вопросы к Ним, вместо того, чтобы спокойно, взвешенно оценивать каждого из своих избранников, в голове мелькала какая-то ерунда: а имею ли я право подвергать своих друзей такому испытанию? А чем обернётся для каждого их них этот выбор – ведь я, конечно, заберу их одних, без родных, близких, руководствуясь лишь тем, что знаю об их привязанностях – здесь и сейчас? Вспоминались сказанные когда-то слова о том, что у Лёни Крапивки, например, есть какая-то давняя подруга, даже не в Москве – старая школьная любовь, которая уже вышла замуж, но он всё… А что мы, по сути, знаем о жизни друг друга – за исключением той, что у нас на виду, в нашей тёплой компании со Стругацкими, словесными играми в придуманные миры и песнями под гитару?
Вот, примерно так. А потом оказалось, что последние четверть часа из выделенных мне двух стремительно катятся к финалу, и я принялся лихорадочно корректировать итоговый список – не опоздать! Успеть! Учесть все! Помню последнюю мысль – мало кто из наших, кроме меня, Голубева и ещё пары ребят, хотя бы армии служил, не говоря уже об офицерских погонах… правда, Валериан, вроде, был комиссаром стройотряда прошлым летом? Пригодится? Или нет? Да что я, с ума сошёл – ни одного человека с серьёзным опытом командования, не говоря уж о военном – на такую толпу, оказавшуюся в условиях самой, что ни на есть, настоящей робинзонады? Или это первое моё шкурничество – так и не решился отобрать сильного, толкового лидера, который непременно отодвинул бы в сторону меня, любимого и стал бы диктатором маленькой колонии? А если…
…всё. Время вышло…
Как это произошло, помню плохо; единственное, – мне вдруг сразу расхотелось спать, ну совершенно расхотелось – а ведь всё о время в "комнатке выбора" глаза буквально слипались, я это очень хорошо помню, потому что это мешало сосредоточиться и всё время отчаянно хотелось кофе. И опять тьма, и – такое же кресло. И тот же Чюрленис. Только во внезапно появившиеся окна бьет яркий солнечный свет, и танцуют пылинки в луче, в углу рюкзак с книгами, тетрадями и разной милой ерундой…
Окно распахнулось от порыва ветра, и в комнату сразу же хлынул шум волн – и запах, литоральный смрад гниющих водорослей, который принято почему-то называть "запахом моря"… Связка серебристых пластин – магнитные ключи – на столе. На отрывном календаре – 4-е марта 1986-го года, день образования Абхазской АССР. Рядом с календарём – весёленькая голубая папка, а поверх неё – револьвер, большой, протёртый до металлического блеска на кромках и выступающих частях. Наган? Нет, у этого вроде, ствол длиннее – такими револьверами размахивают техасские ковбои в фильмах вроде "Всадника без головы" и "Апачей"… или в "Апачах" не было ещё револьверов? Дома я почти не смотрел телевизор и редко ходил в кино. Это, наверное, плохо – ведь телевизора больше никогда не будет… и в револьверах я тоже не разбираюсь… о чем я думаю, какой нахрен, телевизор???
Накатил внезапный страх: надо немедленно что-то делать, энергично, уверенно – а сковывает апатия… Где ты, решимость?!.."
II
На волоске судьба твоя
Враги полны отваги,
Но, слава богу, есть друзья,
И, слава богу, у друзей есть шпаги!
Ю. Ряшенцев
Цинковый чехол прорезали во всю длину и отогнули в сторону.
Мало-помалу из ящика извлекли целый ряд самых
разнообразных предметов и разложили их на песке…
Жюль Верн "Таинственный остров"
– Валерьян! Лена! Андрюха, Голубев! Это ты, что ли? Погодите, я сейчас!..
Они обернулись. Стоявший на гребне дюны долговязый тип призывно махал какой-то тряпкой; все, столпившиеся на пляже разом замолкли и уставились на него. Почувствовав себя центром всеобщего внимания, тип умолк и принялся торопливо спускаться. Песок осыпался, съезжал под его ногами маленькими оползнями; пару раз он чуть не упал, но всякий раз ухитрялся сохранить равновесие.
– Слушайте, – неуверенно произнесла Лена. – Или у меня глюки, или это Саня…
– Точно! – выдохнул Голубев. – Он-то откуда…?
– А откуда все мы тут? – отозвался Валерьян. – Ладно, потом разберемся… привет, старик!
Набежавший Казаков кинулся обниматься сначала с Валерьяном, потом с Голубевым. Тот, вообще-то не одобрявший подобных проявлений чувств, было отстранился, но необычность ситуации взяла верх. Лена, напротив, кинулась Казакову на шею; при её росте, пожалуй, не сильно уступавшему росту Александра, который был каланчой в любой компании, это получилось очень логично – не жалобно и не трогательно, отметил Валерьян, а именно что логично. Спасибо, хоть целоваться не стали…
Казаков, мягко отстранив Лену, обратился к парням:
– Остальных не видели? Маляна, Лёню, Стаса?
– Так они все тоже здесь? – удивился Голубев. – Саш, что вообще происходит?
Взгляд его зацепился за торчащую из-за пояса Казакова рукоять револьвера, и Андрей спросил сразу севшим, придушенным голосом:
– Так это что, выходит… ты их ЭТИХ?
– Ерунду не мели! – Казаков нетерпеливо отмахнулся. – Ну да, конечно, а ещё я принц Корвин. Ребят, я знаю не больше вашего! Просто решил – раз вы все здесь, то, наверное, и остальные…
– А это тогда откуда? – палец Голубева обвинительным жестом уставился на револьвер.
– Сам не знаю. – отрезал Казаков. – Было. Как и ключи. – и он продемонстрировал собеседникам связку серебристых пластинок размером с проездной билет каждая. – И не спрашивайте сейчас кто и зачем, ладно? Давайте так: Лен, ты стой вон на том бугорке, – и он кивнул на дюну, с которой только что спустился, – а мы разбежимся и поищем наскоро, кого сможем. Сбор прямо здесь, скажем… он взглянул на часы, – …через десять минут. Лен, побудь пока тут, чтобы мы не растерялись – а то примемся снова друг друга разыскивать. Лады?
– Лады, – нехотя согласился Голубев. Было видно, что ответ его нисколько не устроил, но он готов отложить объяснение – пока, во всяком случае. Валерьян ограничился кивком.
– А ты, Лен? Побудешь?
Валерьян обернулся к Простевой – та, задрав голову, не мигая, смотрела в небо. Он поднял взгляд вверх и…
– Парни… – придушенно просипел Голубев. – Здесь, мать его, две луны!..
– А вы что, только заметили? – удивился Казаков. – Я вот сразу, как вышел, посмотрел.
– Вышел? Откуда? – Валериан сделал шаг назад и вслед за Голубевым, уставился на друга с нескрываемым подозрением.
– Вон их того домика, что с краю. – Казаков мотнул головой в сторону ряда домиков, весело белеющих на фоне кирпичной пятиэтажки. – Я там пришёл в себя. Гляжу – на столе револьвер и вот эти магнитные ключи. Ну, я и подумал – наверное, должен найтись и кто-то из своих? И вот – вы…
– Сань, по-моему ты темнишь. – решительно сказал Валериан. – Ну ладно, с этим потом разберемся. А сейчас, и правда, давай делать так ты сказал. Я пойду в ту сторону, а ты, Андрюх…
– Андрей Михалыч, это вы? Андрей Михалыч мы здесь, смотрите!
Голубев обернулся на мальчишеский голос – и расплылся в улыбке. К нему, увязая в песке, бежали трое подростков – два паренька в возрасте лет пятнадцати и девочка, немного постарше – скорее, даже девушка.
– Толик! Серёня! Машка! – голос его предательски дрогнул. – Ребят, это же мои! Сань, помнишь, ты видел Толика Майкова и Машку неделю назад, у нас во Дворце? Ну, мы ещё чай пили потом у нас в клубе! Ну всё, теперь живём…
••••••••••••
– Карабины мосинские – это хорошо. – Голубев любовно нянчил в руках короткую винтовку. – И калаши – самое то в нашем положении.
– Какое такое, интересно, наше положение? – поморщился Казаков. – Ты с кем воевать собрался? И вообще – я автоматы только в школе, на уроках НВП у руках держал. А в армии, в роте охраны аэродрома, у нас были карабины – очень вот на этот похожи, тоже заряжать надо было обоймой… – и он, как знакомого пса по загривку, погладил шейку приклада – Да и патронов они поменьше потребляют.
– А револьверы у вас тоже в роте охраны были? – осведомился Голубев, покосившись на казаковский кольт.
– Ага, хренольверы – рядовым не положено. А этот – ну был он с самого начала у меня на столе. Я и прибрал – чего оружию без присмотра валяться? Ещё зайдёт кто… и вообще, – Казаков покосился на РПД в руках приятеля, – ты бы оставил пулемёт, что ли… возьми, вон, тоже ТТ. А заодно – отбери по штуке для всех наших. С кобурами, ремнями – что там ещё к ним полагается… сколько нас – семь, десять?
– Двенадцать – с девчонками. – прикинул Голубев. – Только Ленка Простева пистолет ведь не возьмёт. Насчёт Вики е уверен…
Казаков пожал плечами и скептически скривился – их мол, дело. Голубев с сожалением вернул в пирамиду пулемёт (предварительно отстегнув коробку с лентой), пошарил на полке и извлёк зелёную брезентовую сумку. Выложив белёсую, с гофрированным шлангом, противогазную маску, Голубев зачем-то вывернул сумку, потряс и принялся складывать в неё ТТ в новеньких, скрипучих кобурах и картонные пачки с патронами. Закончив, он с сожалением покосился на пирамиду, где сиротливо стоял вожделенный РПД.
– Ладно, бери, чего уж там… – вздохнул Казаков. – Будешь олицетворять собой мощь режима. Где там Димка?
Из-за ближайшего стеллажа раздался шум, что-то с грохотом упало. Показался Колосов – щека расцарапана, на плече агрегат, вроде акваланга: с ярко-жёлтыми баллонами, украшенными сверху гроздью хромированных вентилей. В руках – короткая трубка, с пистолетной рукоятью, на конце трубки – широкий сплющенный раструб. Казаков сразу подумал о садовых распылителях, с помощью которых опрыскивают кусты от вредного жучка-паучка.
– Во, глядите! – Димка гордо предъявил устройство с раструбом и небольшую брошюрку на скверной желтоватой бумаге. – тут написано, что при вдыхании этой смеси наступает временный паралич… короче, двигаться не сможешь и говорить тоже. Действует два часа, потом проходит без вредных последствий – если не считать головной боли. Там таких десятка два с половиной. Возьмем парочку?
– Не надо, – покачал головой Голубев. – Чёрт знает, как эта штуковина на самом деле действует. Надо бы опробовать, в вот так, с лёту – я бы не рискнул.
– Ну нет, так нет. – покладисто ответил Колосов и поволок распылитель назад
– Кстати, там, дальше стоит здоровенный пулемёт. На колёсиках, с щитком. Как "максим", только больше раза в два, и ствол тонкий, без водяного кожуха. Я такие в фильме "Освобождение" видел.
– ДШК – буркнул Казаков, сверившись с бумажкой. – Одна штука. Написано "универсальный станок" – это значит, что и по воздушным целям тоже… интересно, на кой ляд нам это? Не по самолётам же стрелять?..
– По драконам – хмыкнул Голубев. С ручным пулемётом, на брезентовом ремне он выглядел чрезвычайно воинственно. Для завершения образа не хватало ленты через плечо. – А ты, Саш, взял бы кобур – а то отстрелишь себе что-нибудь… нужное.
– Давай – согласился Казаков. Кольт за поясом и правда мешал – он то норовил выпасть, то проваливался под ремень, упираясь стволом в пах. Ходить так было очень неудобно, садиться – и вовсе немыслимо. – Кстати, Андрюх, ты откуда эту хреновину знаешь, с армии?
– Ага. – подтвердил Голубев. – С РПД столько возился – с закрытыми глазами теперь могу. Вещь, скажу я тебе!
– Вот и ладно. – кивнул Казаков. – Тогда прямо сейчас и составь цидулку – кому раздал оружие. И, чтобы по всем правилам – разграфи листочек, номер там, подпись, "принял" – всё, как полагается… Да, и прикинь, кого в караул у складов поставить. А то ключи – ключами, но бережёного – сам понимаешь…
– Это я мигом. – засуетился Голубев. – Да хоть ребят своих, старших, из отряда, пойдёт? Мы в этом году на республиканской "Зарнице" были, от Дворца, в дивизии Дзержинского – там и нормативы по сборке-разборке сдавали, и стреляли даже. Ребята надёжные, ручаюсь за них…
– А стоит? – осведомился Баграт. – Автоматы школьникам… сколько им годков?
– Четырнадцать-пятнадцать, есть и десятиклассники. – немедленно ответил Голубев. – Я пока только старшим – Толику Майкову, Немирычу… Да я за них, как за себя!
– Ну, смотри… – покачал головой Казаков. – Что-то мне это сомнительно – оружие – пацанам, еле-еле обученным… трупы потом считать замучаемся!
– Баграт прав. – заявил молчавший до сих пор Валерьян.– Вот соберем народ на площади – мало ли кто что крикнет, и вообще… Уверен, что у твоих мальчиков нервы не сыграют? Оружие, сам понимаешь, чувство власти… нам это надо?
– Вот именно, что надо – не сдавался Голубев. – Сам сказал – народ соберётся, мало ли, кто что учудит? А тут ты, весь из себя такой непреклонный, ребятки мои с калашами, да и я… сразу зауважают!
– Уважать, значит, за калаши будут? – саркастически улыбнулся Валерьян. – Ну-ну… хорошо начинаешь, Капитан Бойцовых Котов!
– Бойцовые Коты, говоришь? – сощурился Голубев. – А что, спасибо за идею – сегодня же предложу ребятам…
– Ладно, закончили. – пресёк нарождающуюся склоку Казаков. – Андрей, бери автоматы, и пошли. Три, не больше – пока дашь этому… Майкову и тем двум – а там посмотрим. Да, и матюгальник прихватите – вроде, лежал на первом стеллаже. Такой жестяной раструб – а ты что, думал – тебе тут будет мегафон на батарейках? Ну так извини, друг, они на Земле остались!
Обрадованный Голубев снова полез в пирамиду за автоматами. Пулемёт на плече лязгал, мешался, цепляясь за тяжёлую противогазную сумку с пистолетами. Валериан посмотрел на его мытарства и тяжко вздохнул:
– Ладно, давай помогу… капитан! Вешай на меня эти ваши игрушки, поработаю вьючным ишаком…
– Сань! – из-за стеллажа с деревянными зелёным (цвет горохового супа, здравствуй, Советская Армия!) ящиками грузовика выбрался Колосов с охотничьим ружьём. На плече у него висел патронташ, из гнёзд выглядывали латунные донца патронов. Казаков хлопнул себя по лбу:
– Во, блин! Ты куда запропал-то? Мы тебя чуть тут не заперли!
– А и ладно, запирайте. – согласился Димка. – Только потом открыть не забудьте. А я пока тут инвентаризацию наскоро проведу – хотя бы по оружию и транспорту. Карандаш и пара листочков найдётся? Не поверишь, Сань, там дальше ТАКОЕ стоит…
– Знаю я твоё "такое" – проворчал Казаков. – Что-нибудь ползающее и лязгающее. Ты вот что, лучше посмотри, что у нас из продуктов по списку на поверхности лежит. Народ сейчас от шока отойдёт – жрать запросит. Тушенка, крупы какие ни есть, макароны… Да, чай с сахаром – обязательно. Палатки опять же, поищи, котелки, спальники всякие… вот список, не потеряй только.
Колосов, заметно поскучнев, кивнул. Ружьё, тем не менее, из рук не выпустил – держал на плече, уставив сдвоенные стволы в крышу ангара.
– Запирать я тебя не буду. – продолжал Казаков.– А то мало ли – вдруг меня драконы сожрут, что тебе тут, с голоду подыхать?
– Ну, с голоду он точно не подохнет. – ухмыльнулся Валерьян. – Он стоял возле штабеля картонных ящиков и вертел в руках тусклую жестяную банку, заляпанную комьями машинного масла. – "Тушёнка свиная" – прям склад Госрезерва!
– Ну тогда от жажды. – буркнул Казаков. – Ящиков с "Боржоми" тут, кажется, нету? Всё равно, Андрюх, наряди двоих своих… хм… Котят в караул, к складам – и чтоб ни одна сволочь!.. И вообще, хорош болтать, пошли, дел по уши…
III
Разворачивайтесь в марше! Словесной не место кляузе. Тише, ораторы! Ваше слово, товарищ маузер.
Вл. Маяковский
Винтовка рождает власть
Мао Цзедун
Снаружи ангары выглядели капитально – куда основательнее здания интерната, сиротливо приткнувшегося у кромки песчаных дюн, за которыми начиналась узкая полоска пляжа. За пятиэтажкой виднелась ещё одна капитальная постройка – одноэтажная, широченно-приплюснутая, с плоской крышей, частоколом жестяных труб, прямоугольными венткоробами и выкрашенными в красновато-бурый цвет улитками промышленных вентиляторов. Казаков подумал, что Хозяева, наверное, перенесли и подвал и всё сопутствующее пятиэтажки хозяйство обоих зданий – канализация, насосы какие-нибудь, или что там ещё может оказаться… Под ногами хрустело стекло – блестящее крошево усыпало песок вокруг корпуса, видимо окна интерната не пережили толчка при Переносе. "Что в комнатах, наверное, творится… – хозяйственно подумал Александр. – А ведь ещё придётся рамы заделывать…"
В пятиэтажку – вывеска у входа гласило, что это интернат при научно-производственном "Энергомаш", город Химки, – заявились походным порядком; навстречу хлынула бурлящая толпа подростков и расступилась, увидев увешанных оружием визитёров. Особенно эффектен был, конечно, Голубев с пулемётом; пацаны вышагивали за своим командиром с автоматами и чуть ли не лопались от сознания собственной значимости. Казаков следовал за этой троицей; не то, чтобы он чего-то опасался, просто так было удобнее. Клин из Голубева и "котят" (похоже, словечко прилипнет, вон как Валериан ухмыляется!), рассекал толпу, как таранный форштевень броненосца тонкий ноябрьский ледок; интернатские замолкали, расступались, очищая крыльцо и монументальную парадную лестницу, не сочетавшуюся с обликом районного интерната.