19
Раздумья Скорцени над неоконченным досье были прерваны появлением офицера-парашютиста.
- Капитан Лангут, - представился рослый офицер с худыми, запавшими, словно он только что выпущен из концлагеря, щеками. - Имею приказ генерала ШтуДента вручить вам телеграмму из штаба верховного командования.
- Телеграмму из штаба?. - поднялся Скорцени, бросая на стол папку с материалами "Консула". - Не забывают.
- Генерал сказал, что будет ждать вашего звонка. С содержанием телеграммы я не знаком. Она в пакете.
"Значит, касается Муссолини, - догадался Скорцени, принимая пакет. - Фюрер счел возможным подарить политический труп дуче англичанам? Хороший был бы подарочек".
Не сводя глаз с капитана, словно этот курьер становился заложником и нее всю ответственность за то, что могло последовать вслед за ознакомлением с текстом телеграммы* Скорцени вскрыл пакет.
Лангут стоял навытяжку. Он впервые видел "самого Скорцени" и даже пребывал в его кабинете. Капитан считал это везением, в которое в офицерском клубе вряд ли поверят. Как офицеру разведки ему давно хотелось поближе познакомиться с человеком, под началом которого находился почти весь диверсионный легион службы безопасности СС. Лангут почитал это за честь.
"Из итальянских источников стало известно, - говорилось в телеграмме, - что интересующее нас лицо находится на крейсере "Италия", стоящем на рейде порта Специя. Приказ: "Срочно принять меры к освобождению"".
- Специя? Какая еще Специя?! - с презрительным остервенением прогромыхал Скорцени, почти с ненавистью взглянув на капитана Лангута. - В мире вообще не существует ни такого города, ни такого порта!
- Простите? Как вы сказали?
- Вы чего-то не поняли, капитан? Что вы так умно смотрите на меня, словно вам давным-давно известно, где именно находится этот чертов порт?
- Насколько я понял, речь идет об итальянском порте Специя. Это, - поморщил лоб капитан, - если я не ошибаюсь…
Не слушая его, Скорцени метнулся к висевшей на стене карте мира и принялся лихорадочно прочесывать взглядом морское побережье Италии от Рима до Трапани на севере Сицилии.
- Есть, вспомнил, - ожил наконец капитан. - Он должен быть где-то на берегу Лигурийского моря.
- Лигурийского?
- Между Генуей и Ливорно.
- Точно, - удивился Скорцени, почти сразу же наткнувшись на нужное ему название. - Вы почти гений, капитан, как вас там…
- Лангут, гауптштурмфюрер.
- Вот он, черт бы его побрал. Южнее Генуи. Генуэзский залив. Но ведь это почти Северная Италия. Неподалеку множество немецких войск. Мне не верится в это, Лангут.
Скорцени еще раз бросил взгляд в сторону капитана. Тот стоял на прежнем месте, ни на шаг не приблизившись к карте. И, конечно же, не мог прочесть название города, в который и его тоже вот-вот может забросить злой рок войны. Но то обстоятельство, что капитан сумел вспомнить, где находится Специя, вызывало уважение к нему.
- Вы действительно не введены в курс готовящейся операции? - резко спросил Скорцени.
- Нет, гауптштурмфюрер. Очевидно, пока что не введен. Но если понадобится…
- Я постараюсь запомнить ваше имя не хуже, чем вы запомнили эту утиную гавань на севере Италии, капитан… Лангут. В нужное время я свяжусь с генералом Штудентом. Но это со временем. Новые ориентиры не только меняют характер всей операции, но и весь ход мышления. Свободны, капитан. И не повторяйте моей ошибки: почаще поглядывайте на карту Италии.
- Отныне это станет моим излюбленным занятием.
Их сдержанные, постноватые улыбки были улыбками окончательного примирения.
- И еще, капитан… - задержал его у порога Скорцени.
- В вашем разведотделе есть неплохой архив материалов аэрофотосъемки. Пусть генерал Штудент позаботится, чтобы в нем нашелся снимок итальянского крейсера "Италия". Как можно более четкий Еще лучше, если бы снимков оказалось несколько, с разных позиций.
- Будет исполнено, гауптштурмфюрер.
20
- Значит, это вы и есть тот самый ротмистр Курбатов? - спросил атаман, сумев справиться с охватившим его оцепенением. Сейчас, сидя в кресле, он вообще казался сам себе презрительно ничтожным рядом с этой человеко-горой.
- Не знаю, тот ли, - с достоинством пробасил ротмистр. - Но что Курбатов, это точно.
Генерал вновь осмотрел его.
Пышные, слегка вьющиеся волосы, "полуримское-полурусское", как определил его для себя главнокомандующий, лицо, с выпяченным массивным подбородком и четко очерченными толстоватыми губами; по-женски большие голубовато-зеленые глаза…
Было что-то презрительно-холодное и внушающе жесткое в удивительной красоте этого человека. Вырваться из-под власти его привлекательности и гипнотизирующего взгляда было бы трудно даже в том случае, когда бы он явился с миссией палача.
- Смелы, ротмистр, смелы, - с легким укором произнес генерал.
Длинная драгунская сабля у ноги гиганта была похожа на неудачно прикрепленный кинжал. Двадцатипятизарядный маузер в грубо сшитой кожаной кобуре он носил на немецкий манер, на животе, только справа, шитая на заказ фуражка с высокой тульей тоже напоминала немецкую.
Генерал уже собирался съязвить по этому поводу, потребовав, чтобы ротмистр придерживался установленной формы одежды, но, вспомнив, что Курбатов - один из активнейших штурмовиков "Российского фашистского союза", запнулся на полуслове. Подражание эсэсовцам в этом "Союзе" было делом обычным. Несмотря на то что вызывало недовольство у японских чинов. Самураев возмущало, что содержащиеся на их средства белогвардейские офицеры, которые в будущем должны составить костяк военной администрации, находящейся под протекцией императора "Великой Азии", слишком демонстративно тянутся ко всему германскому или, в крайнем случае, предпочитают следовать традициям русской армии.
Но ведь союз-то фашистский.
- Я знал вашего отца, ротмистр. Поэтому у меня есть все основания доверять. Нам нужно серьезно поговорить о том, как жить дальше.
Ротмистр оценивающе взглянул на генерала, столь неожиданно переведшего беседу на сугубо гражданский тон.
- Только продолжим встречу в другой комнате, - поднялся Семенов. - Здесь не совсем удобно, - он обвел подозрительным взглядом свой кабинет. - Воспоминания не терпят официальной обстановки.
"Боится подслушивания, - понял ротмистр. - И дело вовсе не в нахлынувших на него воспоминаниях".
Они поднялись на второй этаж и вошли в небольшую полукруглую комнатушку, под одной из стен которой стоял овальный столик, а перед ним, амфитеатром, широкий диван из темно-коричневой кожи. Здесь уже все было готово для того, чтобы они могли провести беседу за стопкой рисовой водки, закусывая бутербродами с балыком и окороком, Хозяин наполнил рюмки.
- За возрожденную Россию, господа, в которой в конечном итоге не будет хозяйничать ни японский император, ни уж, конечно, фюрер Германии. При всем уважении к ним. Ура, господа.
- Ура! - коротко, но зычно, поддержали генерала гости. Они выпили, молча закусили, снова выпили. Дозы были небольшими, генерал понимал, что разговор должен быть серьезным, а значит, как он любил говорить, "на-трезвую".
- Я не стану расспрашивать вас о подробностях рейда, ротмистр, заговорил атаман, когда рюмки вновь коснулись столов. - Самые важные из них полковник уже изложил. А всей правды мы так никогда и не узнаем. - Семенов выжидающе уставился на Легионера: начнет убеждать, что "ничего такого"? Глазом не моргнул, душа его эшафотная! - Меня интересует одно: готовы ли вы снова пойти в Россию. Не по приказу. По собственной воле.
Генерал не сомневался, что Курбатов согласится. И был слегка удивлен тем, что ротмистр не спешит с ответом. Он, не торопясь, с независимым видом, дожевывал бутерброд, налил себе из графина немного напитка из таежных трав, которым атаман потчевал своих гостей и секрет которого знал, как утверждали, только он один, и лишь тогда ответил:
- С условием, что людей я буду подбирать сам.
- Сабельно, - проворчал атаман.
- И со мной пойдет не более восьми-девяти человек. И я не должен буду взрывать какой-то заводишко или убивать председателя облисполкома. Я - вольный стрелок. И должен быть свободен в своем выборе.
- Однако, ротмистр… - недовольно молвил полковник. - Что значит "вольный стрелок"? Вы офицер. И есть приказ.
- Я как раз и веду речь о том, как должен быть составлен этот приказ.
- Принимаю ваши условия, - мрачно согласился Семенов. - Мало того, они мне нравятся. Отправляясь в такой рейд, отряд вы должны подбирать сами. Но… Это будет необычный рейд. Во время которого вы можете делать все, что вам заблагорассудится.
- Эта часть задания меня устраивает, - насторожился Курбатов, понимая, что должна существовать и другая часть.
- Зато вы должны будете пройти до самого Урала. Сможете?
- Перейдя границу в районе Казахстана?
- Нет, здесь, на Дальнем Востоке. Это принципиально важно.
Ротмистр взглянул на полковника и понял, что условия/ выдвинутые генералом, для него тоже в новинку.
- Эксперимент, господин генерал? - решился он.
- Скорее необходимость. Так сможете пройти? Совершая при этом диверсии, истребляя на своем пути все враждебное нам.
- То есть полная свобода действия? Без каких-либо особых заданий?
- Без.
Курбатов метнул недоверчивый взгляд на Родзаевско-го. Словно ожидал, что разгадка, а точнее, подвох последует именно с его стороны.
- Мне это подходит. Так я принесу больше пользы, чем если бы сунулся со взрывчаткой под какую-нибудь вшивую фабрику. Где меня подстрелил бы первый попавшийся охранник.
- Откровенно, - кивнул генерал. В этот раз наполнил рюмки всего лишь "по четвертинке". - За то, чтобы вы провели свой отряд от Амура до Днестра, - поднял он свою рюмку. - Уверен: вы будете первым, кто совершит такой диверсионный рейд.
- Простите, господин генерал, мне показалось, что речь шла об Урале.
- О Днестре, ротмистр, о Днестре, - загадочно ухмыльнулся Семенов: - Просто не хотелось так сразу пугать вас. Но задача будет пройти от Амура, а точнее, отсюда, от Сунгари, до Эльбы.
- С целью?
- С целью пробиться к известному вам "венскому фюреру" Отто Скорцени, - генерал взглянул на Родзаевского. Тот согласно кивнул. О "первом диверсанте рейха", в секретной школе, готовившей руководителей подпольных диверсионных групп, еще не забыли. - Так вот, вы обязаны будете пробиться к Отто Скорцени и через него передать мое личное письмо фюреру.
21
Не сводя с генерала широко раскрытых глаз, Родзаевский наполнил свою рюмку, только свою, не испросив разрешения, осушил ее до дна и довольно крякнул, совершенно забыв, что это не застолье, а прием у командующего армией.
Сейчас он был удивлен не менее, чем Курбатов. Удивлен и слегка обижен: в конце концов генерал мог бы поставить его в известность заранее. Почему он должен узнавать о таком суперрейде вместе с ротмистром?
- Я. не вправе диктовать свою волю, господин генерал, - сухо проговорил он. - Однако передавать письмо диверсантом… Которому предстоит пройти всю Россию, тысячи километров по тылам противника. И это при всем моем уважении к ротмистру… Существуют десятки иных, более безопасных способов доставки посланий. Почему бы это не сделать, например, через посольство Маньчжоу-Го в Германии? Или через дипломатов нейтральных стран.
- Дипломатические каналы исключаются. Японская разведка слишком хорошо контролирует их. Не говоря уже о контроле над нами. Мне же. не хотелось бы, чтобы в императорском генеральном штабе узнали о том, сколь упорно я ищу контактов с фюрером.
- А там все еще помнят о вашем послании Гитлеру, направленном, если не изменяет память, то ли в марте, то ли в апреле 1933 года , - согласился полковник. - Японцы восприняли его ревниво. Хотя вы всего лишь приветствовали фюрера в связи с его приходом к власти, выражая готовность совместно выступить против общего врага - всемирного большевизма.
Да вы, оказывается, прекрасно осведомлены об этом?
- Профессиональный контрразведчик. Положено. Впрочем, вы не очень-то. и. скрывали свои симпатии. В конце концов немцы и японцы - союзники. Правда, сейчас Токио выжидает…
- Сейчас оно сладострастно ждет, когда два тигра, Германия и Россия, упадут замертво, или по крайней мере обессилевшими, чтобы спуститься со своей святоглавой Фудзиямы и преспокойно овладеть тем, за что эти тигры столь долго и упорно сражались. Нам сие известно, полковник. Как известно и то, что наша армия нужна японцам для создания Великой Азии, а не для того, чтобы в союзе с немцами она сражалась за единую и неделимую,
- Но в таком случае мы свое время, господин командующий, упустили. Большевики и их союзники вот-вот будут у границ Германии.
22
Генерал выслушал его спокойно. Он ожидал такого возражения. У него было свое видение того, что происходило сейчас в далекой Европе, к которой он хотя и стремился (как всякий провинциал стремится хоть день-другой побыть в столице), но которую в то же время недолюбливал.
Здесь, в Сибири, все казалось проще, понятнее, естественнее. Совсем недавно в газете "Голос эмигранта" он писал: "Нам, русским националистам, нужно проникнуться сознанием ответственности момента и не закрывать глаза на тот факт, что у нас нет другого правильного пути, как только честно и открыто идти с передовыми державами "оси" - Японией и Германией".
По части того, что идти надо "честно и открыто", Семенов, конечно, слукавил. У него были свои виды и планы. Точнее всех их сумел очертить Верховный правитель Колчак, назначив атамана "правителем Российской Восточной Окраины". А еще до Колчака такую же "полноту власти" ему обещал Керенский, - как плату за войска, которые он приведет из Забайкалья в помощь Временному правительству. Потом, уже в двадцать шестом году, кандидат в премьер-министры Японии Танаки тоже обещал ему, что, когда возглавит правительство и с помощью армии сумеет добиться, чтобы вся Восточная Сибирь была отторгнута от России, - во главе буферного государства окажется он, генерал Семенов-сан. Почти такие же обещания слышит генерал и сейчас.
Однако Семенов давно понял, что все эти обещания и назначения ровным счетом ничего не стоят. Настоящим правителем Забайкалья, императором "Страны Даурии" он станет только тогда, когда, собрав здесь все имеющиеся войска и подняв на восстание против большевиков тубильное население монгольско-бурятских аймаков, сам восстановиn свою власть над этим огромным краем, сам провозгласит и сам утвердит себя на сибирском престоле силой собственного оружия.
- Все не так просто, полковник, все не так просто… - задумчиво сказал он Родзаевскому. - Мыслю, что как раз сейчас, когда большевики подступают к границам рейха, а в иных странах Восточной Европы уже подспудно утверждается большевизм, который вот-вот может расползтись по всему Старому Свету, англичане и американцы начинают понимать: пора попридержать коней. Потому что, как только они на алюре ворвутся в Берлин, окажется, что остались один на один с объединенной, некогда союзнической, ордой большевиков. Что им противостоят закаленные в боях и партизанских дымах дивизии не только России, но и Югославии, Болгарии, Румынии, Чехии, Польши. Которые к тому времени будут полностью обольше-вичены.
- Резонно, - кивнул Родзаевский. Курбатов в их спор не вмешивался.
- Конечно же, союзники потребуют от Гитлера освободить все, что он занял в Западной Европе. Конечно же, потребуют всяческих других уступок. Но армию немецкую сохранят. Да-да, сохранят. И всю, до последнего солдата, развернут против рус… Против большевиков, - исправил свою ошибку главнокомандующий. Говоря о победах немцев, он, из чувства патриотизма, тщательно избегал слова "русский".
Семенов умолк, ожидая более пространной реакции полковника на свои умозаключения.
- М-да-а, - многозначительно осчастливил его такой реакцией полковник. - Если исходить из того, что немцы действительно проиграют эту войну… С вами трудно не согласиться.
- Со мной трудно не согласиться уже хотя бы потому, что я, возможно, как никто иной из восточных политиков и генералов, страстно не желаю их поражения. А, что скажете, ротмистр?
- Обдумываю, как побыстрее дойти до Ла-Манша, - не потерял чувства юмора Курбатов, ухмыляясь себе в рюмку, которую очень умеренно, с наслаждением, выцеживал.
- Не исключено, - рассмеялся Семенов, поняв его намек. - Так вот, господа, в письме, которое, верю в это, будет доставлено фюреру, мы заявим о готовности выступить против большевиков, предложив Гитлеру как следует нажать на своих союзников-японцев, решивших до конца отсидеться на уютных маньчжурских сопках.
- Что уже почти очевидно, - презрительно улыбнулся Курбатов.
- А меня, если хотите, такое положение вещей раздражает, - подался к нему главнокомандующий. - Меня всегда раздражают политики, которые, стоя на поле кровавой сечи, где гибнут их союзники, пытаются мудрить и хитрить так, чтобы перемудрить и перехитрить самих себя. Что касается японцев, то они действительно перехитрят самих себя. Настолько, что красные выметут их из Маньчжурии и погонят к берегам Желтого моря.
- Боюсь, что именно так оно все и случится, - согласно кивнул полковник.
- Выступать нужно сейчас же, - входил в привычную роль главнокомандующий. - Японцы должны двинуть свои дивизии и оттянуть часть войск красных на себя. Если же они не решатся на это…
"Мне со своим отрядом придется идти к Токио", - мысленно продолжил его мысль Легионер. И чуть было не сказал это вслух. Сдержался лишь потому, что выглядело бы слишком уж дерзко.
- Если не решатся, - вовремя предложил генерал свою версию исхода этой политической драмы, - на этот случай у вас, ротмистр, окажется еще одно письмо. - Генерал угостил офицеров сигаретами, совершенно забыв при этом о знаменитых сигарах Родзаевского, и, задумчиво помолчав, продолжил:. Только адресовано оно уже будет генералу Краснову. Который, как вам известно, вместе с генералами Шкуро и Султан-Гиреем, объединил сейчас под своим началом все казачьи части, находящиеся в Югославии, Северной Италии, Германии и других странах. Но в любом случае об этом письме немцы знать не должны. Вы поняли меня, ротмистр?
- Так точно, ваше превосходительство, - г медленно, вальяжно заверил Курбатов. - Немцы о нем не узнают, поскольку я передам его на словах. Во всех иных случаях письмо обязательно попадет в руки гестапо или СД. При первой же встрече с немцами они устроят мне проверку, обыщут и даже попробуют пытать: вдруг я агент красных.
- Подумаем, ротмистр, подумаем, - недовольно проворчал генерал, которого покорежило столь прямолинейное растолковывание обычных шпионских истин. - Мы постараемся скоординировать наши действия с Красновым, - адресовался он уже к полковнику. - В случае поражения немцев или свержения фюрера - американцы и англичане могут выдвинуть такое условие в качестве первого шага к сепаратному миру - мы сможем выступить совместно с белой гвардией Краснова уже под покровительством англосаксов. И пока большая часть Красной армии будет сражаться на полях Европы, попытаемся поднять народ в ее тылах. Другого такого случая не представится.