Бесконечные мечтания о сказочных сокровищах Опара, о которых она слышала в доме Грейстоков, вызвали в ней желание во что бы то ни стало завладеть богатством. Постепенно в ее хитром и беспринципном уме вызрел план, с помощью которого она надеялась получить из сокровищниц Опара столько слитков золота, чтобы обеспечить себе безбедное существование до конца своих дней. План был целиком разработан ею. Сперва она заинтересовала Краски, а тот в свою очередь привлек к реализации плана двух англичан и Блюбера. Им удалось раздобыть необходимую сумму денег. Много времени и сил отняли у Флоры поиски человека, который смог бы успешно сыграть роль самого Тарзана.
Наконец она нашла Эстебана Миранду, могучего испанца, не слишком щепетильного в выборе средств для достижения своих целей. Его актерские способности и гримерное искусство, которым он владел в совершенстве, позволили ему достичь поразительного сходства с Тарзаном.
Испанец был не только сильным и атлетически сложенным человеком, но отличался достаточной храбростью. Когда он сбрил бороду и облачился в одеяние Тарзана, он вознамерился не только сравняться с ним, но и превзойти человека-обезьяну по всем статьям. Опыта жизни в джунглях у него, конечно, не было, но он вел себя осторожно, избегал схваток с наиболее опасными зверями, и постепенно овладел луком и стрелами, а также травяной веревкой.
Теперь Флора Хакес видела, что ее план находится под угрозой срыва…
Она дрожала от страха, глядя на мужчин у костра, ибо ее страх перед Тарзаном был очень велик. Затем она напряглась, увидев, как Краски подходит к мужчинам с кофейником в одной руке и с чашечками в другой. Краски поставил посуду на землю чуть позади Тарзана, и когда он разливал кофе, она заметила, как русский плеснул в одну из чашек содержимое флакона… Холодный пот выступил у нее на лбу, когда Краски протянул эту чашечку человеку-обезьяне.
Возьмет ли он ее? Или почувствует что-то неладное? Если он что-нибудь заподозрит; какое ужасное наказание ожидает их?
Выпить кофе с этими мужчинами? А может быть, он зря напал на них и они ни в чем не виноваты? В любом случае, чашечка кофе, выпитая с ними, ни к чему его не обязывает. Флора была права, утверждая, что единственной слабостью Тарзана являлась чашка кофе, выпитая вечером. Он не принял предложенного ему походного стула, а присел на корточки. Мерцавший отсвет горящих костров играл на его бронзовой коже. Он расслабил мускулы. Его телосложение не было похожим на фигуру кузнеца или профессионального борца, мышцы Тарзана, из племени обезьян напоминали мышцы Меркурия или Аполлона, столь пропорциональны и гармоничны они были.
Торн, Пеблз и Блюбер сидели, глядя на него зачарованными глазами.
Англичане только сейчас поняли, что приняли его за другого.
– Ах, – произнес Блюбер, – Джон любит немного пошутить. Он не знает Африки и никогда прежде здесь не бывал. Он, возможно, решил, что вы туземец, а всех туземцев он зовет Эстебанами. Он любит подшучивать над ними, зная, что они все равно не поймут его. Эй, Джон, разве я не прав? – Хитрый Блюбер не стал дожидаться ответа Джона и быстро продолжил: – Видите ли, мы заблудились и надеемся, что вы проведете нас через джунгли, а мы заплатим сколько надо. Назовите вашу цену.
Человек-обезьяна верил ему лишь наполовину, но в какой-то степени был успокоен явным дружеским расположением. В конце концов, может, они говорят правду и действительно заблудились, непреднамеренно вторгшись на его территорию. Однако, он узнает это от туземных носильщиков, от которых его вазири услышат правдивый рассказ. Но то, что его ошибочно приняли за какого-то Эстебана, возбуждало любопытство Тарзана. Кроме того, он все еще хотел узнать, кто убил Гобу, великую обезьяну.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – настаивал Краски. – Мы собираемся выпить кофе и с радостью приглашаем вас присоединиться к нашей компании. Мы не замышляем ничего плохого и здесь оказались совершенно случайно. Заверяю вас, что мы охотно возместим вам все убытки. Ах, как нам повезло, что мы встретили Тарзана из племени обезьян. Теперь вы выведете нас на правильную дорогу и поможете выпутаться из затруднительного положения, в котором мы очутились. Мы заблудились из-за небрежности или мошенничества нашего проводника, он бросил нас несколько недель тому назад. Конечно, мы знали о вас, кто же не слышал о Тарзане из племени обезьян? Но в наши намерения не входило пересекать границу вашей территории. Мы пробирались на юг в поисках редких экземпляров фауны, которые наш хороший друг и покровитель, находящийся здесь Рудольф Блюбер собирает, чтобы преподнести коллекцию музею его родного города в Америке. Теперь я уверен, что вы подскажете, где мы находимся и куда нам идти дальше.
Пеблз, Торн и Блюбер стояли, остолбенев от такой лжи, но немец первый пришел в себя. Слишком тугодумными оказались англичане, чтобы понять хитрую уловку русского.
– Да, да, – елейно произнес Блюбер, потирая руки, – это именно то, что я собирался вам сказать. Тарзан резко обернулся к нему.
– Тогда кто такой Эстебан? – спросил он. – Почему вы все называли меня этим именем?
Флора видела, как Краски подал чашку Блюберу, а затем вернулся в круг с последней чашкой для самого себя. Когда русский поднял ее перед собой и вежливо поклонился человеку-обезьяне, она увидела, как все пятеро отпили свой кофе.
Последовала нервная реакция: обессиленная Флора рухнула на походную кровать, закрыв лицо руками. А снаружи Тарзан из племени обезьян выпил свою чашку до последней капли.
VI. ОПАСНОЕ ПРЕСЛЕДОВАНИЕ
В полдень того дня, когда Тарзан обнаружил лагерь заговорщиков, часовой, стоявший на внешней полуразрушенной стене Опара, заметил группу людей, спускавшихся с гряды каменистых скал в долину. Лишь Тарзан, Джейн Клейтон и их черные вазири были единственными посторонними, которых видели жители Опара за всю свою жизнь. Правда, в полузабытых легендах далекого прошлого упоминались и другие пришельцы, посещавшие когда-либо Опар, но вот уже много столетий город жил замкнутой; изолированной жизнью. Теперь же уродливое скрюченное существо на крепостной стене было единственным напоминанием о бесчисленных и могучих воинах древней Атлантиды, ибо за многие века раса выродилась, а в результате смешения с великими обезьянами, в конце концов, люди превратились в звероподобных современных жителей Опара.
Странной и необъяснимой выглядела игра природы, обрекшей на вырождение лишь представителей мужского пола, оставляя женщин стройными, хорошо сложенными, с миловидными приятными лицами. Но эта странная природная закономерность поддерживалась и искусственно: девочки, родившиеся с признаками обезьян, немедленно уничтожались, точно так же, как уничтожались мальчики, обладавшие чисто человеческими чертами.
Вот почему одинокий часовой на стене Опара был типичным представителем мужского населения города. Низкорослый коренастый мужчина со спутанными волосами и бородой. Над низким маленьким лбом росли волосы, маленькие близко посаженные глаза, могучие клыки указывали на обезьянью наследственность, также как и короткие косолапые ноги и мускулистые, скудно покрытые шерстью руки.
По мере того как он злыми, налитыми кровью глазами следил за продвижением отряда, пересекающего долину в направлении Опара, росло и его возбуждение. Дыхание участилось, из горла послышалось низкое приглушенное рычание.
Отряд насчитывал приблизительно несколько десятков человек. Убедившись в этом, часовой спустился с наружной стены, миновал внутреннюю стену и побежал по широкой аллее, исчезнув вскоре внутри полуразвалившегося, но все еще величественного и прекрасного храма.
Кадж, верховный жрец Опара, сидел на корточках под тенью гигантских деревьев. Рядом расположились несколько младших жрецов, особо приближенных к Каджу. Их удивило внезапное появление воина. Запыхавшийся часовой подбежал к Каджу.
– Кадж, – закричал он. – к Опару продвигается отряд чужаков! Они спустились в долину с северо-запада. Их человек пятьдесят, а, может, и того больше. Я видел их с наружной стены, но не разглядел как следует – было очень далеко. Со времен появления тех тармангани в Опаре не было посторонних.
– Прошло много лун с тех пор, как Великий тармангани, называвший себя Тарзаном из племени обезьян, посетил наш город, – ответил Кадж. – Он обещал вернуться до сезона дождей, чтобы убедиться в том, что Лэ не причинили никакого вреда, но он не вернулся, а Лэ утверждала, что он погиб. Ты говорил кому-нибудь о том, что видел? – спросил он вдруг, обратившись к часовому.
– Нет. – ответил тот.
– Вот и хорошо! – воскликнул Кадж. – Пошли. Мы вместе поднимемся на наружную стену и посмотрим, кто посмел вступить в запретный Опар. Но о том, что рассказал нам Блэгх, – ни звука до моего разрешения!
– Слово Каджа – закон, – тихо сказал один из жрецов, – но ведь существует Лэ…
Кадж повернул сердитое лицо к говорящему.
– Лэ – верховная жрица, – упрямо повторил тот и добавил: – кроме того, она королева Опара.
– А я – верховный жрец, – напомнил Кадж, – и могу предложить любого для жертвоприношения в храме мертвых или Богу огня.
– Мы будем хранить молчание, Кадж, – ответил жрец смущенно.
– Так-то лучше, – проворчал верховный жрец и направился по коридорам храма к наружной стене. Отсюда они принялись рассматривать приближающийся отряд, переговариваясь между собой на гортанном языке великих обезьян, в котором изредка встречались слова и фразы странного наречия, бывшего, вероятно, искаженной формой древнего языка атлантов. Эти слова и фразы были единственным свидетельством существования некогда угасшей расы людей, чьи города покоятся в океанских глубинах и чей предприимчивый и смелый характер заставил их проникнуть глубоко в сердце Африки в поисках золота и драгоценных камней и построить там копии своих родных далеких городов.
В то время как Кадж и сопровождающие его жрецы рассматривали из-под нахмуренных бровей незнакомцев, упрямо продвигавшихся под палящим солнцем по каменистой бесплодной долине, маленькая серая обезьянка наблюдала за ними из густой листвы гигантского дерева, в свое время пробившегося через плиточную панель древней аллеи. Это была серьезная обезьянка с грустной мордочкой.
Охватившее ее любопытство было столь велико, что даже приглушило естественный страх перед мужчинами из Опара. Обезьянка спрыгнула с дерева, преодолела внутреннюю стену и вскарабкалась на наружную. Оказавшись позади группы наблюдателей, она спряталась за массивной гранитной глыбой, не боясь быть обнаруженной, и прислушалась. Мужчины разговаривали на языке великих обезьян, так что она все прекрасно понимала.
Солнце клонилось к закату. Отряд приблизился уже так близко, что можно было различить лица людей. Вдруг один из младших жрецов воскликнул:
– Кадж, это же он. Великий Тарзан из племени обезьян, как он себя называет. Я ясно вижу его. Остальные – негры, и он копьем подгоняет их идти вперед. Судя по их поведению, они либо устали, либо боятся, а он заставляет их двигаться.
– Ты уверен? – спросил Кадж. – Ты уверен, что это Тарзан из племени обезьян?
– Уверен, – ответил младший жрец, а вскоре и другой подтвердил его правоту.
Наконец, отряд приблизился настолько, что сам Кадж, чье зрение было не таким острым, как у молодых жрецов, убедился, что это действительно Тарзан из племени обезьян, возвращающийся в Опар. Великий жрец что-то задумчиво проворчал себе под нос. Вдруг он повернулся к остальным.
– Он не должен пройти, – воскликнул он. – Он не должен пройти в Опар.
Поспешите и приведите сотню воинов! Мы встретим их, когда они будут проходить сквозь наружную стену и убьем по одиночке.
– А как же Лэ?! – воскликнул тот, который вызвал ярость у Каджа в саду.
– Я хорошо помню, что Лэ обещала Тарзану из племени обезьян вечную дружбу Опара за то, что много лун тому назад он спас ее от разъяренного Тантора.
– Молчать! – прорычал Кадж. – Ты у меня дождешься! Мы должны перебить их всех. А когда будет уже поздно, мы сможем и узнать их. Понятно? И знайте, всякий, кто попытается помешать мне, умрет, и не на жертвенном алтаре, а прямо от моих рук. Слышите? – и он ткнул указательным пальцем в дрожащего жреца.
Слышавшая все это ману-обезьянка дрожала от возбуждения. Она знала Тарзана из племени обезьян, как, впрочем, все обезьяны Африки, знала его как друга и защитника. С другой стороны, мужчин Опара она ненавидела. Они не были ни людьми, ни животными и отличались жестокостью и свирепостью нрава, убивая и поедая ей подобных. Поэтому она сильно забеспокоилась, услышав о готовящемся покушении на жизнь великого тармангани. Она ломала свою маленькую головку и нервно теребила кончик хвоста, пытаясь переварить услышанное и извлечь из смутных глубин своего крошечного мозга план спасения Тарзана. Она корчила нелепые гримасы, адресованные Каджу и его компании, но они, конечно, не могли их видеть. Ничего подобного в жизни с ману не случалось, и ей хотелось прыгать, визжать, тараторить и бранить ненавистных жителей Опара, но что-то подсказывало ей, что этим она ничего не добьется, лишь обратит на себя внимание и получит несколько ударов камнями, которые жрецы умели очень ловко бросать. Точное попадание могло дорого стоить обезьянке. Ману не отличалась глубиной мышления, но в данном случае она превзошла самое себя и умудрилась сконцентрировать свои мысли, не позволяя отвлекаться по сторонам. Она даже позволила сочной гусенице беспрепятственно проползти мимо.
Вскоре Кадж увидел, как маленькая серая обезьянка исчезла за гребнем наружной стены в пятидесяти метрах от того места, где он со своими людьми ожидал, затаившись, подхода воинов. Но в Опаре было так много обезьян, что он скользнул по ней равнодушным взглядом и тут же забыл о ее существовании.
Кадж не видел, как в наступающей темноте маленькая серая фигурка неслась вперед. Она все время бросала испуганные взгляды направо и налево.
Промчавшись некоторое расстояние от стены, обезьянка достигла каменистого холма и стрелой взлетела на его вершину. По сути, это был огромный валун с почти отвесными склонами, достаточно разрушенными, чтобы маленькая ману легко забралась наверх. Замерев на минуту, чтобы отдышаться и успокоить биение своего сердечка, обезьянка подошла к краю скалы и заглянула вниз на людей, подошедших к подножию валуна.
Там действительно был великий тармангани – Тарзан, а с ним около пятидесяти гомангани, занимавшихся непонятным делом – они соединяли друг с другом жерди, положенные на землю в два параллельных ряда. Затем на расстоянии восемнадцати футов к этим жердям они принялись привязывать поперечные перекладины, и вскоре получилась грубая, но прочная лестница, Цели всего происходящего ману не понимала, как не знала она и того, что весь этот план родился в хитроумном мозгу Флоры Хакес. С помощью лестницы можно было взобраться на скалистый валун, на вершине которого находился вход в сокровищницы Опара. Обезьянка не знала и того, что отряд и не собирался входить в Опар, так что пришельцам не грозила опасность со стороны воинов, коварно спрятанных Каджем в проходе крепостной стены. Однако для Тарзана угроза оставалась, и, отдышавшись, ману решила предупредить о ней друга своего народа.
– Тарзан, – крикнула она на языке, понятном им обоим.
Белый человек и чернокожие подняли вверх головы при звуке ее щебечущего голоса.
– Тарзан, это я – ману, – повторила обезьянка, – я пришла предупредить тебя. Не ходи в Опар. Кадж и его люди поджидают тебя за наружной стеной, чтобы убить.
Негры, обнаружив, что причиной беспокойства является всего-навсего маленькая обезьянка, немедленно продолжили работу. Белый также не обратил на слова ману никакого внимания. Обезьянка не удивилась тому, что чернокожие не заинтересовались ее сообщением, так как знала, что они не понимают языка великих мангани, но молчание Тарзана вызвало в ней недоумение. Вновь и вновь она звала Тарзана по имени, вновь и вновь повторяла слова предостережения, но человек-обезьяна не откликался. Великий тармангани то ли не слышал ее, то ли не понимал. Ману была озадачена. Что произошло? Почему Тарзан не хочет прислушаться к предостережениям своего маленького друга?
Наконец обезьянка прекратила бесплодные попытки и с тоской посмотрела назад на деревья внутри обнесенного стенами Опара. Уже стемнело, и она дрожала при мысли о том, что надо пересечь долину ночью, когда там полно врагов. Она почесала голову, обхватила руками коленки и замерла в этой позе, одинокий и очень несчастный серый клубочек. Однако, как ни скверно чувствовала себя ману, она все же сообразила, что на вершине валуна она находится в относительной безопасности, и поэтому решила остаться здесь на всю ночь. Когда взошла луна, обезьянка вдруг увидела, как Тарзан из племени обезьян заставляет чернокожих устанавливать лестницу. Никогда она не видела Тарзана таким жестоким и грубым по отношению к неграм. Ману знала, каким свирепым мог быть великий тармангани со своими врагами, как с людьми, так и с животными, но никогда не видела, чтобы он так обращался с чернокожими, которых считал своими друзьями.
Подгоняемые копьем, негры неохотно взбирались по лестнице на вершину валуна. Последним поднялся Тарзан, и ману видела, как вскоре они скрылись в глубине огромной шахты.
Прошло немного времени, и они появились вновь; теперь каждый из них держал в обеих руках по тяжелому предмету, по форме напоминающему строительные блоки, из которых воздвигались здания в Опаре, но только меньших размеров. Ману видела, как чернокожие подносили предметы к краю валуна и сбрасывали их вниз. Когда работа была закончена, вся группа один за другим спустилась по лестнице на землю. На этот раз Тарзан шел первым. Затем они опустили лестницу, быстро разобрали ее, сложили жерди у подножия скалы, подняли брошенные сверху предметы и последовали за Тарзаном через долину в обратном направлении.
Если бы ману была человеком, она бы крепко призадумалась, но будучи всего лишь обезьянкой, она видела только то, что видела, не пытаясь поразмыслить над увиденным. Она знала, что поведение людей вообще трудно порой объяснить. Например, гомангани, которые не могли идти через лес с легкостью любого другого животного, усугубляли трудности, нагружая себя дополнительной тяжестью в виде металлических браслетов на руках и ногах, ожерелий, поясов, шкур зверей, которые мешали их движению по лесу. Когда ману задумывалась над этим, она радовалась, что не принадлежит к человеческому племени. Она жалела этих глупых неразумных тварей.