Ягер спал, привалившись к дверце. Он перебрался из грузовика совсем недавно, когда проснулся там и обнаружил, что находится в не вполне подобающем месте среди нижних чинов. Недавнее возлияние внешне почти никак не сказалось на нем, а солдаты даже начали уважать жесткого штурмбаннфюрера, расправившегося с арабами так, как это следовало сделать. Когда машина тронулась, он не проснулся, а лишь пожевал иссохшими губами и тихонько всхрапнул.
- Двигатель начинает стучать, - пожаловался Макс. - Эта керосинка может накрыться в любой момент.
- Поедем на грузовике, - безразлично сказал Фрисснер.
- Я с ужасом думаю, что будет, когда накроются и грузовики, - пробормотал Макс. Артур хотел одернуть его, но понял, что это ни к чему.
- Порой мне кажется, что во всем этом нет никакого смысла, - продолжал Макс.
- Обсуждаем приказы? - лениво осведомился капитан.
- Мы можем сровнять их с землей.
Это произнес Ягер. Произнес с закрытыми глазами. Фрисснер оглянулся - под опущенными веками штурмбаннфюрера дергались, дрожали глазные яблоки.
- Мы можем сровнять их с землей, - повторил Ягер. - Это море песка, эти оазисы… Все это ни к чему нормальным людям. Мы можем стереть с лица земли Каир и Александрию вместе с англичанами и их сраными помощниками из Новой Зеландии и Австралии. Сотни тяжелых бомбардировщиков. Роммель может отправляться стирать свои кальсоны, позиционная война исчерпала себя.
- Вы уверены, Людвиг? - спросил Фрисснер.
Ягер открыл глаза. Пустые и холодные, они смотрели куда-то вперед, сквозь исцарапанное лобовое стекло машины.
- Жиды и коммунисты, черные и желтые, нам с ними не по пути. Их нужно уничтожить.
- Вы последовательны, - сказал Фрисснер.
- Я привык быть последовательным. Если бы я не был последовательным, я преподавал бы сейчас тригонометрию. Но я - офицер, и я воюю.
- Я тоже офицер, хочу заметить.
- И я, - подал голос Богер. - Вот остановимся на ночлег и убьем еще парочку арабов, и все будет хорошо.
- Смеетесь, - процедил Ягер. - Смеетесь, оберштурмфюрер. Смейтесь, пока эти арабы не приползли к вам ночью и не воткнули вам в задницу кинжал. Как они проделали это с вашими солдатами.
- Нельзя ли прекратить этот разговор? - робко спросил Замке, икая с похмелья.
- В самом деле, - поддержал его Фрисснер. - Не время для лекций, штурмбаннфюрер. Или вы усомнились в нас? К чему это?
- Подите к черту, - сказал Ягер и снова закрыл глаза. Его голова тряслась в такт движениям автомобиля, на горле ходил туда-сюда под кожей острый кадык.
"Не хватало, чтобы он спятил, - подумал Фрисснер. - В этом случае его придется пристрелить, сумасшедший в пустыне нам совершенно ни к чему, тем более такой опасный, как Ягер Хотя кто из нас потихоньку не сходит с ума? Разве что Макс, которому все нипочем".
Словно подтверждая мысли капитана, Богер весело произнес:
- Что до арабов, то я как-нибудь проживу еще пару ночей, а там посмотрим. Один парень, вернувшийся с Восточного фронта, рассказывал мне про русских партизан. Нашим арабам до них далеко, смею вас уверить.
- Я знал русского ученого, - вставил Замке, - по фамилии Эдельман.
- Еврейского ученого, - поправил Макс.
- Еврейского. Он был интеллигентный тихий человек, автор монографии по палеонтологии. Мы гуляли по Нюрнбергу, и он рассказывал, как в девятнадцатом году воевал в коннице. Интересно, что с ним сейчас…
- Копает небось своих допотопных ящеров, - Богер пожал плечами. - Не думаю, что его мобилизовали, вашего ученого.
- Могли и мобилизовать, - сказал капитан. - Дела русских совсем плохи.
- Черт…
Восклицание Богера относилось к дороге, которая исчезла. Только что под капот мерно бежала песчаная полоса, и вот…
- Штурмбаннфюрер… Штурмбаннфюрер! Ягер открыл глаза.
- Поговорите с проводником, - попросил Артур. - Он… Стоп, вот он сам пришел к нам.
Муамар постучал в стекло, и капитан открыл дверцу.
- Спросите у него, куда исчезла дорога.
Ягер перевел вопрос, проводник сделал недвусмысленный жест, означавший, что дорога кончилась.
- Дайте-ка карту, - сказал капитан. Они с Максом выбрались наружу и расстелили ее на капоте, рядом Фрисснер положил компас.
- Это еще что?! - шепотом спросил Богер. Стрелка компаса медленно описывала круг. Остановилась, дрогнула и снова начала кружиться.
- Аномалия? - задумчиво пробормотал капитан. - Нет, это что-то странное…
Проводник тоже подошел и с интересом наблюдал за эволюциями стрелки.
- Не обращайте внимания…
Замке стоял рядом, тяжело покачиваясь. Из уголка рта скатывалась струйка слюны, но профессор не замечал.
- Я такое видел. Ничего страшного.
- Но где дорога?
Фрисснер повернулся к проводнику в надежде, что Муамар поймет возникшую проблему. Тот и в самом деле понял, помахал рукой-крылом куда-то на юг - вернее, туда, где, по представлениям Фрисснера, этот самый юг обязан был находиться.
- Вам плохо? - участливо спросил Богер ученого. Тот покачал головой.
- Мне не просто плохо… Мне очень, очень плохо. Я хочу попросить у вас извинения, господин капитан…
- Полноте, - сказал Фрисснер. - Как ваш желудок?
- Вроде бы ничего.
- Благодарите штурмбаннфюрера и его лекарство. Надеюсь, больше оно не понадобится…
- Нет-нет!
- Юлиус… Юлиус, вы хоть раз в жизни напивались? - спросил капитан с улыбкой.
- Не припомню.. Извините, я прилягу. Мне надо прилечь…
Шатаясь, археолог вернулся в машину и заворочался там, постанывая и кашляя.
Колонна остановилась, лишь когда солнце уже высоко поднялось над песками и начало накалять их своей беспощадной милостью.
- Привал, - скомандовал Фрисснер, выбираясь из машины. - Обст!
Унтер-офицер уже спешил к командиру.
- Выставите в охранение тех людей, кто спал ночью.
- Все спали, господин капитан.
- Все? - Так точно
- А вы?
- Я - нет, господин капитан. Я решил, что пусть ребята поспят. Тяжелый день, к тому же у нас потери. Это положительно скажется на их моральном состоянии.
- Какое у вас образование, Обст? - неожиданно для себя спросил Артур.
- Да собственно, никакого, господин капитан. - Обст был смущен. - Просто у нас был командир… Тоже капитан. Еще в первую войну… Я тогда рядовым был. Делать нечего было по молодости, вот в армию и подался. Добровольцем. Так наш капитан, вот кто был голова, на фронт из университета пошел. Всегда знал, что солдатам нужно. Уже в самом конце, когда и войны-то не было, он погиб где-то на Западном фронте. Я в это время в госпитале валялся, сводки читал: "На Западном фронте без перемен. На Западном фронте без перемен". Вот тебе "и без перемен"… Я теперь всегда про него вспоминаю.
- Война быстро двигает по службе, да?
- Это верно, господин капитан. Только думаю я, что выше унтера не поднимусь. Образования не хватает, да и подустал я командовать. Сказать по правде, я, как узнал, что нас к вам отряжают, обрадовался. Вот, думаю, теперь кто-то другой за меня думать станет.
- Ну и как?
- Да ничего… - Обст посмотрел из-под ладони куда-то на линию горизонта. - Привык я, оказывается, командиром быть. Мои люди…
Он пожал плечами и замолчал. Фрисснер присмотрелся к той точке, которую так сосредоточенно рассматривал Обст.
- Что это там?
Ответа не последовало, унтер-офицер смотрел за спину Артура. Настороженно смотрел.
Фрисснер резко обернулся.
Перед ними, словно появившись из песка, стоял Муамар.
- Что там? - спросил Фрисснер, махнув рукой на горизонт. Проводник его злил - особенно эта идиотская манера возникать бесшумно и неожиданно.
Муамар сделал несколько непонятных знаков и тоже уставился куда-то в желтый океан.
- Ну и что он хотел сказать? - риторически спросил Артур.
- Если позволите, господин капитан, то думаю, он имел в виду ваш бинокль, - сказал из-за плеча Обст. - Ух очень на грудь вам указывал, а потом на глаза. Вот ведь обезьяна глухая…
Фрисснер едва удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Докатились!
В бинокль Артур разглядел только какие-то черточки, палочки и зелень.
- Тмесса?
Муамар кивнул и ушел за грузовик. Кинул на песок молитвенный коврик и забормотал что-то неразборчивое.
- Обст! Посты отменяются, сажайте за руль свежего шофера. Еще час езды, и мы достигнем оазиса.
- Слушаюсь!
Когда Фрисснер завел машину, передняя дверца вдруг открылась, и внутрь забрался Ягер. Штурмбаннфюрер был слегка бледен, но более ничто не выдавало того, что он был вчера пьянее вина.
- Штурмбаннфюрер, - сказал Ягер с ходу. - Я приношу свои извинения за мое недостойное поведение вчера днем. Впредь такого не повторится, обещаю вам. Нахожу ваши действия правильными, в кузове грузовика я быстро пришел в норму. Еще раз прошу прощения. И спасибо, что впустили меня обратно…
- Принято, - пробормотал Фрисснер. - Скажите только одно: где вы берете коньяк?
Ягер повернулся к Артуру и сказал, четко чеканя буквы:
- Там больше нет, штурмбаннфюрер. Коньяк кончился.
- Это многое объясняет.
"Фиат" чихнул и тронулся. Фрисснер понял, что ему неудержимо хочется спать.
- Хотите, я вас сменю, командир? - спросил с заднего сиденья Богер. - У меня уже не так болит, а управлять машиной днем я могу и одной рукой.
- Отдыхайте, вы мне еще пригодитесь…
- Ооо… - возле Богера завозился задремавший было Замке.
Макс быстро сориентировался и помог профессору подняться на сиденье.
- Как мне плохо… - Замке держался за голову и раскачивался. - Как плохо… Голова так болит… У нас нет кофе?
- Это самая веселая шутка, которую я слышал за все время этой пустынной гонки, - заявил Богер. - Потребовать кофе посреди песка, это сильно. Восхищаюсь вашим мужеством, профессор.
- Ооо… Как болит… Как болит…
Фрисснер упорно молчал. Теоретически в аптечке можно было найти какое-то болеутоляющее, но тратить его на загулявшего пьяницу, который мается с похмелья, Артур считал неправильным. Да и вряд ли поможет.
- Почему так дурно пахнет? - спросил Замке.
- А чего бы вы хотели? - поинтересовался Богер. - Вы думаете, что от вас фиалками пахло? Нет, дорогой профессор, теперь уж терпите.
- И бок болит, - плаксиво пожаловался Юлиус. - Что у меня с боком?
- Ушиблись, - пояснил Макс. - Когда с сиденья упали.
Богер не стал уточнять, что с сиденья на пол машины профессора скинул именно он. К чему расстраивать человека?
- Тошнит… Ооо… Меня тошнит… Артур… Остановите! Меня сейчас вырвет!
- Черта с два! - зло ответил Фрисснер. - Окно откройте и вперед. Я не стану останавливать экспедицию из-за двух… Одного алкоголика.
- Ооо… Моя голова! Тошнит! Ягер, зачем вы меня так напоили?! Тошнит…
Наконец он справился с окном и высунулся наружу, освобождая содержимое своего желудка Богер брезгливо поморщился.
- Интеллигенция, - отчеканил Ягер. - Совсем не умеет пить.
- Позвольте заметить, что напоили его именно вы, - сказал Фрисснер.
- Я его не заставлял, - невозмутимо парировал Людвиг.
К тому моменту, когда колонна подошла к Тмессе, Фрисснер все чаще засыпал за рулем, а профессору изрядно полегчало. В нем даже проснулся исследовательский инстинкт.
- Мне кажется, что мы прибыли вовремя. Ну, или почти вовремя, - профессор метался от окна к окну. - Посмотрите туда, где-то там должна быть площадь… И фонтан.
- Фонтан? - Спросил Ягер.
- Да, да, именно так!
- Что за бред, - сказал Макс Богер. - Кому в голову придет такая идиотская мысль - ставить фонтан посреди Африки? Эту идею нельзя назвать особенно экономичной.
- Естественно, только это религиозная традиция. Поймите, Макс, это бывает только раз в три года. Этот фонтан работает только семь дней, а потом вода уходит…
- Что значит - уходит? - спросил Ягер, оборачиваясь к профессору. - Вы хотите сказать, что уровень воды тут меняется?
- В этом-то все и дело. А…
- Дышите в сторону, - посоветовал Людвиг.
- Извините, - нисколько не смутился Замке. - Так вот, раз в три года водяные озера в скальном основании внезапно меняют свою наполненность… Понимаете?
- Не совсем.
- Ну, уровень грунтовых вод в этом регионе начинает повышаться… Что я говорю?! Надо проще. Воды поднимаются к поверхности, и единственный фонтан в этом оазисе вдруг начинает действовать. Понимаете?
- То есть вы хотите сказать, что фонтан действует сам по себе? И его никто не включает?
- Вы меня очень точно поняли… Ну, конечно, следует поправиться, я лично этого явления никогда не видел… Об этом говорится только в тех документах, к которым у меня был допуск. Так что я не могу быть абсолютно уверенным…
- Понятно, - сказал Ягер и отвернулся.
- Но сейчас у нас есть уникальная возможность! Господа, есть уникальная возможность все проверить. Именно сейчас та неделя… Правда, самый ее конец…
- Я вам напомню, профессор, что у нашей экспедиции несколько иные цели, - сказал Фрисснер.
- Одно другому не мешает, так или иначе нам придется тут задержаться, хотя бы на один день. Вы должны отдохнуть. И шоферы грузовиков тоже. И вода… Нам ведь нужна вода. Запчасти… Горючее…
- В логике вам не откажешь. Черт возьми, где-то тут должна быть комендатура…
- Обязательно должна быть, штурмбаннфюрер, - сказал Ягер. - В этих местах добывают соду. Итальянцы не могут оставить такое место без присмотра, и растрясти их на жратву и железяки мы сумеем.
- Называйте меня капитан, - проворчал в ответ Фрисснер. - Если я не ошибаюсь, вот та куча мешков с песком должна олицетворять собой нечто вроде блокпоста.
- Похоже на то, - подал голос Богер. - По крайней мере, пулемет там стоит. Один.
Когда машины подъехали к блокпосту, из-за мешков показалась голова часового.
- Макаронники, - констатировал Ягер. - Жирная рожа, с которой только что не капает оливковое масло.
- Не забывайте, что они все-таки наши союзники, - без особого энтузиазма напомнил Фрисснер, выбираясь из автомобиля.
- Интересно, как такое можно забыть? - Ягер последовал вслед за ним.
- Дежурный?
- Si?
- Говоришь по-немецки?
- No… Doice? - Часовой совсем выбрался из-за мешков. Солдат был одет в форму итальянских парашютистов, которая висела на нем бесформенным тряпьем. Ни форменного кинжала, ни знаков отличия Фрисснер рассмотреть не сумел. Сущий бандит, право…
- Макаронник…
- Союзник, - вставил свое слово Ягер.
- Вместо того чтобы язвить, могли бы пообщаться с этими остолопами. В число ваших талантов знание итальянского не входит?
- Входит. Правда, не в полном объеме.
- Так какого же черта вы тут комедию ломаете?
- Не смог отказать себе в таком удовольствии, - и Ягер перешел на итальянский. - Солдат, нам нужно говорить с твоим начальством. Мы немецкие офицеры, нам нужна вода. Понимаешь?
Итальянец радостно осклабился и что-то залопотал.
- Что он говорит?
- Что-то говорит, - задумчиво сказал Ягер. - Только я не понимаю, что именно. Он говорит слишком быстро и ко всему прочему он, кажется, с Сицилии Деревенщина. Дома пас коз, наверное, а теперь жрет туг чеснок… Ч-черт, воняет как! Да, точно с Сицилии.
- А это как влияет?
- Акцент, - пояснил Ягер, пока солдат изливал на них потоки одного из самых экспрессивных языков планеты. - Послушай, солдат. Мне нужен сержант. Или лейтенант. Понимаешь? Нет, нет… Говори медленней, я плохо понимаю.
- А! - Итальянец вскинул палец кверху и с резвостью породистой лошади ускакал за мешки.
- Вот так просто оставить свой пост… - Фрисснер покачал головой. - Боже мой, и это наши союзники. Честное слово, будь нашими союзниками русские, порядку было бы больше.
- Вы соображаете, что говорите? - тихо пробормотал Ягер.
- Соображаю. Вы были на Восточном фронте?
- Нет, а вы?
- И я не был, слава богу. И не хочу. Но все, что я слышал, говорит скорее не в пользу итальянцев, а в пользу наших противников.
- Забудьте! Все русские отравлены еврейско-коммунистической заразой. Это уже совсем не тот народ.
- Да, но совсем недавно расовая доктрина признавала в них арийскую кровь.
- Рабочие арийцы? Я слышал об этом… Но сионизм слишком глубоко пустил там свои корни. Равно как в поляках и прочих неполноценных народах славянской группы.
- Еврейский вопрос.
- Вы что-то имеете против?
- Ничего, особенно после Веймарского мира и сопутствующего этому голода. В то время я только-только окончил университет в Кельне… Знаете, Людвиг, я едва не умер. Студенты вообще не особенно отличаются избыточным весом, а тут еще голод. Я подхватил грипп. Как и многие на тот момент… У моего отца не было средств, чтобы купить пенициллин на черном рынке по тем ценам… С тех пор ненавижу спекулянтов. Отец отважился на ограбление. Нашел деньги, успел купить лекарства… И не дожил до суда. На момент ареста он слишком ослабел от голода.
- У вас был хороший отец, - сказал Ягер, рассматривая мешки с песком. - Я вам сочувствую. Он сделал то, что должен был сделать. Тем более вы должны понимать, что народ, одурманенный коммунистической отравой, не может быть союзником рейха.
- Да, конечно. И если бы положение в России не изменилось с 1917 года, я бы с вами не спорил. Ягер с удивлением посмотрел на Фрисснера.
- На каком факультете вы учились?
- На историческом.
- Это кое-что объясняет. Так где же эти чертовы макаронники?!
- Эти чертовы макаронники здесь, - коверкающий немецкие слова голос прозвучал откуда-то сверху.
Ягер и Фрисснер подняли головы и увидели высовывающийся из пулеметного гнезда торс лейтенанта итальянской армии. Его лицо выражало крайнюю степень неудовольствия.
- Итак, чего же вы замолчали? - поинтересовался итальянец.
- Не забывайтесь, лейтенант, - сказал Фрисснер. - Мы выше вас по званию.
- И что? Это должно меня сильно напугать? В этой чертовой пустыне может пропасть даже генерал, и никто об этом не узнает. А вы в штатском, и сам черт не разберет, кто вы такие.
- У нас достаточно людей, чтобы не пропасть в пустыне, - сказал Ягер. - Ваши беспокойства излишни.
Итальянский лейтенант прокашлялся и исчез. Вскоре он выбрался из низкого отверстия в мешочной баррикаде, которое должно было олицетворять собой дверь.
- Ваши документы, господа.
Внимательно изучив бумаги и особенно задержавшись на бланке из канцелярии генерал-губернатора Триполи, итальянец проворчал: