Плантацию и усадьбу свою он запалил с четырех сторон, и так как в складах было много горючего материала, то все сгорело как трут. К утру от богатой усадьбы остались только развалины и зола.
ГЛАВА XI
Испанское владычество. – Мануэль Агвилар. – Неумолимость. – Оцененные головы. – Мариусу доверяется пушка. – Атака. – Опасное положение.
Хотя отряд Масео и вернулся благополучно в Пинар-дель-Рио, положение его было все-таки очень ненадежно. Испанские войска, действовавшие против него, были храбры, многочисленны, дисциплинированы и горели желанием отомстить за свою неудачу. Ряды же инсургентов были сильно разрежены испанскими пулями и штыками.
С другой стороны, военное начальство испанцев было озлоблено тем, что, несмотря на все усилия войск, люди, презираемые испанцами, стойко держались и не хотели покориться. Вследствие этой озлобленности, военное начальство издавало жесткие распоряжения одно за другим. Помимо обычных правил осадного положения, строго запрещалось жителям оказывать инсургентам, даже больным и раненым, какую бы то ни было помощь, запрещалось даже разговаривать с ними. После захода солнца даже детям запрещалось выходить из дома; запрещалось хранить какое бы то ни было оружие; за всякое нарушение правил грозила смертная казнь.
Эти общие распоряжения, исходившие от главнокомандующего, дополнялись частными, которые издавались подчиненными начальниками. Из этих второстепенных начальников особенной неумолимостью отличался дон Мануэль де-Агвилар. В преданности своему долгу он не уступал дону Валиенте и, подобно ему, пожертвовал ради своего дела всем своим состоянием, будучи готов пожертвовать и жизнью.
От природы добрый, он отличался полным отсутствием великодушия к врагу. Инсургентов он ненавидел всеми силами души. Инсургенты были для него люди, находящиеся вне закона, и уничтожать их, по его мнению, надлежало всеми средствами.
День битвы с отрядом Масео был для него особенно тяжелым. Во-первых, он страдал душой после поражения, а во-вторых – болел телом из-за падения с лошади, так как это именно у него подстрелил коня Мариус из своей меткой винтовки.
Гордый испанец считал себя до сих пор неуязвимым. Он не знал, что его охраняло могучее заступничество Карлоса Валиенте. Он проявлял безумную отвагу, постоянно выставлялся вперед – и оставался невредим. Мало-помалу на него стали смотреть как на легендарное существо.
И вдруг очарование исчезло: его вынули из-под лошади сильно помятого, едва живого.
В злобном ослеплении он на другой же день издал приказ, объявлявший награду в тысячу пиастров тому, кто доставит мертвыми или живыми Карлоса Валиенте, его сестру Долорес, француженку Фрикетту и ее слугу – матроса.
Для получения награды достаточно было предъявить голову в доказательство.
Объявление заканчивалось следующей фразой:
"А кто докажет, что им убит бунтовщик Антонио Масео, тот получит право требовать себе в жены единственную дочь мою, донну Кармен Агвилар-и-Вега".
В районе расположения испанских войск наблюдалось сильное движение: очевидно, испанцы готовились к наступлению. Масео обо всем узнал своевременно, не исключая приказа полковника Агвилара, и холодно сказал приближенным:
– Вот каким способом ведут они с нами войну.
Карлос и Долорес пожали плечами, а Фрикетта сказала:
– Тысяча пиастров!.. Мы дороже стоим.
Мариус громко расхохотался и сказал:
– Подожди, господин испанец! Мы еще посмотрим кто кого.
Заразившись смехом матроса, засмеялся и вертевшийся тут же около взрослых маленький Пабло.
Детское горе проходит быстро. Сиротка не забыл еще своих родителей и часто звал маму, но тем не менее успел привязаться к Фрикетте, которая так нежно его ласкала и утешала, говоря, что мама скоро придет.
С Мариусом мальчуган сдружился как нельзя лучше и звал его "Мариус". Объяснялись все трое на каком-то фантастическом языке из смеси испанских и французских слов.
Мариус пел мальчику веселые песенки, учил его ружейным приемам и маршировке, носил его на плечах и учил говорить по-французски, но, конечно, с тулонским выговором.
Собака Браво привыкла к новым друзьям и перестала показывать клыки неграм, сражавшимся за свободу Кубы.
А время шло. Ежечасно являлись к Масео разведчики все с новыми и новыми известиями. Было ясно, что испанцы намереваются окружить инсургентов и прижать их к стене. Масео понимал опасность положения и не надеялся прорвать железное кольцо: силы его отряда были слишком незначительны. Хотя его характеру более подходило отступление, чем оборона, но тут он поневоле должен был пассивно дожидаться подкреплений, которые вел к нему лейтенант Ривера.
Он усилил укрепления своих позиций, но никак не думал, что испанцы приготовились нанести ему решительный удар.
В центре позиции инсургентов находилась большая испанская гациенда (усадьба), жители которой разбежались после прорыва инсургентами оборонительной линии испанцев. Масео сделал из этой гациенды ключ своей позиции. Он укрепил ее и поставил там две свои динамитные пушки, поручив одну из них Мариусу. Фрикетта, Долорес и Пабло поместились в одной из комнат нижнего этажа, которая была превращена в лазарет, и стали ждать событий.
К несчастью, у Масео было мало военных припасов. Поэтому генерал строго наказывал солдатам как можно бережнее расходовать их.
Мариус, между тем, основательно обошел всю усадьбу, все осмотрел там и подошел к Масео. Долго он что-то говорил генералу, который слушал его внимательно, но с нескрываемым удивлением.
Когда Мариус кончил, генерал подумал несколько минут и сказал провансальцу:
– Извольте. Я даю вам полномочия. Но знайте, что если вам не удастся – мы погибли.
– Черт побери мою душу, генерал, если будет неудача!
– Хорошо… Я на вас полагаюсь.
– И хорошо делаете.
Наступление испанцев было уже несомненно. Со всех четырех сторон началась канонада. Снаряды с шипением прилетали в самую середину инсургентского лагеря. Вдали строились длинные ряды пехоты, окутываясь белыми клубами выстрелов.
Испанцам незачем было щадить заряды: у них имелось их много.
Масео вдруг сообразил, что неприятельские силы должны быть огромны и совершенно несоразмерны с его силами.
Он слегка побледнел, чувствуя, что ни он, ни его маленькое войско еще ни разу не подвергались такой ужасной опасности.
Нахмурив брови, он прошептал:
– Надобно удержаться здесь во что бы то ни стало… до прибытия подмоги… А если она не придет, то умереть, сражаясь за независимость Кубы.
ГЛАВА XII
Пчелы на Кубе. – Мариус работает. – Будем защищаться. – Атака. – Военная хитрость. – Притворное бегство. – Неожиданные враги. – Поражение. – Победа инсургентов.
Жители Кубы почти все искусные пчеловоды. Пчеловодство составляет там один из самых главных промыслов. В каждой усадьбе, на каждой плантации имеется более или менее обширная пасека, которую содержат старательно и умело.
На больших Антиллах существует много разновидностей пчел, но самая интересная – так называемая прозябающая пчела, у которой на брюшке растет паразитный грибок из породы clavaria, живущий за ее счет. Пчела летает, работает, делает мед, не расставаясь со своим паразитом и, по-видимому, не испытывая от него никакого неудобства. Другие пчелы, как дикие, так и домашние, похожи на европейских, только крупнее их и гораздо злее. Их жало острее и ядовитее.
Ульи на Кубе усовершенствованы французскими колонистами и вполне приспособлены для защиты пчел от тропических ливней.
В гациенде, занятой отрядом Масео, тоже была большая пасека, и Мариус установил это с большим для себя удовольствием. Как только стало известно, что испанцы переходят в наступление, провансалец оставил свою пушку и, собрав около себя сорок человек, занялся таким делом, которое, по-видимому, не имело ничего общего с военными действиями.
Было очень жарко, и пчелы, вернувшись с полета, отдыхали в ульях. Мариус со своими помощниками на скорую руку заткнул отверстия ульев соломой, травой и глиной. Ульев было около трехсот, но работу закончили быстро.
Затем Мариус и его солдаты принялись перетаскивать улья из пасеки по другую сторону маленькой траншеи. Фрикетта, Долорес и все, кто следил за этими странными поступками Мариуса, бесконечно удивлялись.
– Послушайте, Мариус, что это вы такое делаете? – спросила наконец Фрикетта.
– Мадемуазель, если я вам скажу теперь, то лишу вас приятного сюрприза, – отвечал матрос. – Подождите.
Испанские войска быстро приближались. Их ядра и пули сыпались в инсургентский лагерь. Мариус и его помощники продолжали перетаскивать улья и расставлять их в ряд за траншеей.
В это время к дому подъехали два всадника. Один из них соскочил на землю возле комнаты, занимаемой молодыми девушками, и подал каждой по винтовке и по пачке патронов.
При этом он сделал под козырек и сказал:
– От полковника Валиенте.
Затем он снова вскочил на коня и уехал обратно со своим товарищем.
– Нам дают оружие, – сказала Фрикетта. – Ну что ж! Будем в таком случае защищаться и мы.
Тем временем Мариус и его помощники успели закончить свою работу, хотя и обливались потом. На каждый улей они надели по фуражке и по куртке. Фрикетта и Долорес продолжали удивляться.
А испанские войска подходили. Инсургенты открыли огонь. Динамитные пушки делали свое дело, неся смерть в ряды нападающих. Тогда испанцы решили во что бы то ни стало овладеть позицией инсургентов.
Полковник Агвилар-и-Вега предложил генералу Люку, командовавшему испанским корпусом, свой полк конных волонтеров для атаки на инсургентов. При этом он клялся, что овладеет обеими пушками и привезет их в лагерь. Генерал согласился.
Полковник построил свой полк, выехал вперед и с обнаженной саблей помчался на неприятеля, крикнув своим:
– За мной! Вперед! Да здравствует Испания!
Волонтеры помчались вихрем. Это была превосходная кавалерия, как всадники, так и кони.
Инсургенты не стали даже и ждать их, обратились в бегство.
– Atras!.. Atras! (Назад! Назад! ) – кричали они.
Мариус убегал первый.
Фрикетта и Долорес с негодованием глядели на этих, как они думали, подлых трусов… Но вдруг обстоятельства переменились. Инсургенты разом остановились, обернулись – и покатились со смеху.
Испанцы врубились в середину ульев и, принимая их за людей, сгоряча рубили их саблями. Прежде чем они увидели свою ошибку, ульи были уже разрублены и из них вылетели тучи раздраженных пчел. Ядовитые насекомые, вне себя от ярости, напали на лошадей и людей и моментально облепили их, вонзая в них свои острые жала. Произошло невообразимое смятение. Лошади бесились, брыкались, всадники, ослепленные, с распухшими лицами, валились с седел и попадали под ноги лошадей… Вскоре от всей этой великолепной кавалерии не осталось ничего: она была рассеяна, уничтожена. Между тем Мариус и его товарищи, бегство которых было ничем иным, как притворством, давно уже построились опять и ожидали приказаний.
Весело смеясь, провансалец подошел к Фрикетте.
– Ну, что, мадемуазель? – спросил он. – Как вы находите мою выходку?
– Я нахожу ее злой и непростительной.
– Испанцы, мадемуазель, вполне стоят этого. Вспомните, ведь наши головы оценены.
– Я с вами вполне согласна, что они стоят этого, – энергично поддержала матроса Долорес.
Между тем инсургенты прибывали со всех сторон и выстраивались на поле сражения, которое было теперь свободно после бегства испанской кавалерии. Пользуясь ее поражением и паникой, Масео выдвинул вперед свою собственную кавалерию и решил атаковать испанцев. Те никак не предполагали, что их кавалерия уничтожена. Видя приближающуюся инсургентскую кавалерию, они приняли ее за своих волонтеров и подумали, что первая их атака отбита и что они возвратились, чтобы построиться вновь. Поэтому испанцы подпустили к себе инсургентов довольно близко. Недоразумение продолжалось недолго, но было для них роковым. С криком ринулись на них инсургенты. Пехота не выдержала натиска, дрогнула и стала быстро отступать, почти не защищаясь. Инсургенты рубили и топтали испанцев, отступление которых скоро перешло в дикое бегство: солдаты бросали оружие, ранцы и разбегались в разные стороны.
В четверть часа все было кончено.
А за кавалерией следом шла учебным шагом пехота и занимала покидаемые испанцами позиции.
Поражение испанской армии было полное. Отряд Масео был спасен. Теперь он не только мог свободно действовать в провинции Пинар-дель-Рио, но добыл себе около пятисот превосходных ружей и более 600000 патронов, двести лошадей с полным снаряжением и одно орудие.
Испанцы потеряли триста человек убитыми, восемьсот ранеными и около четырехсот попали в плен.
ГЛАВА XIII
Гациенда с испанским флагом. – Неожиданное свидание. – Карлос и Кармен. – После двухлетней разлуки. – Слуга дона Мануэля. – Задуманное предательство.
Испанцы были так уверены в гибели отряда Масео, что не приняли почти никаких мер для защиты провинции Пинар-дель-Рио. Все жители оставались на своих местах. Все усадьбы были полны всяким добром, ничего не было вывезено, скот, лошади, всякие припасы оказались к услугам инсургентов.
После поражения корпуса генерала Люка испанцы не могли в скором времени снова сосредоточиться, и для инсургентов открывалось обширное поле действия. Они могли пожалуй угрожать самой Гаване.
Инсургенты разместились по усадьбам, где их принимали, по большей части, довольно радушно, так как знали, что они не делают безобразий. Масео поддерживал среди своих самую строгую дисциплину.
Пленных всех обезоружили и отпустили на свободу. Раненые получили медицинскую помощь.
Масео расположил свои войска в треугольнике между деревнями Сан-Хуан и Канделярия и городом Сан-Кристобаль.
Тылом он оперся на горный хребет Сьерра-до-лос-Органос и таким образом оградил себя от обходного движения испанцев. Для главного штаба он отрядил Карлоса отыскать гациенду побольше и такую, чтобы ее можно было хорошо укрепить.
Карлос хотя и не совсем еще оправился от ран, но во всех последних сражениях участвовал, не щадя себя, и был теперь очень утомлен. Он едва мог держаться в седле в тот момент, когда его взвод остановился у ворот намеченной им гациенды.
Один из всадников заметил:
– На гациенде испанский флаг. Здесь не скрывают своих симпатий.
Карлос взглянул на флаг, пожал плечами и постучался в ворота эфесом своей сабли.
Явился слуга и спросил, что угодно.
– Мне нужно видеть хозяина.
– Его нет дома.
– А кто же дома?
– Сеньорита.
– В таком случае, доложите сеньорите, что ее желает видеть офицер республиканской армии.
Слуга ушел и скоро вернулся.
– Пожалуйте, ваше превосходительство. Сеньорита вас просит.
Карлос улыбнулся по поводу титула "превосходительство" и пошел за слугой, который провел его в обширный зал. Солдаты Карлоса остались во дворе.
Вдруг раздались одновременно два изумленных возгласа, в которых слышалась также и радость.
– Кармен!.. Вы!.. Здесь!..
– Карлос!.. Вас ли я вижу!..
Они кинулись было друг к другу, но на полпути остановились. Одна и та же мысль пришла им в голову. Они оба побледнели и замолчали.
Наконец храбрый полковник, не боявшийся неприятельских пуль, робко заговорил:
– Видите ли, сеньорита… Ваша усадьба находится в центре наших операций… Я явился от имени нашего генерала требовать помещения для нашей главной квартиры…
– О, Карлос, я знаю – вы честные враги. Я вам готова довериться.
– Вы здесь одна?
– Одна, с прислугой. Отец полагал, что оставляет меня в полной безопасности. Я уже с неделю не получаю о нем никаких известий.
– Могу вас уверить, что он жив. Да, Кармен, я его видел, но избегал с ним близкой встречи…
Кармен подняла на него свои большие голубые глаза и прошептала:
– Я знаю, что инсургенты всегда щадят моего отца; я знаю, кому я этим обязана. Мне передавали об этом пленные… О, какая ужасная вещь эта война!.. Все время я должна дрожать за отца и за жениха…
– За жениха, Кармен? – вскрикнул Карлос. – Вы говорите, за жениха? Неужели невзирая на вражду, на войну, вы не забыли своего старинного друга?.. Ведь уже два года прошло.
– Да, два ужасных года… Ваш отец погиб за это время… Я плакала о нем и молилась… Как хорошо, что при вас осталась Долорес…
– Она сейчас здесь будет.
– Я очень рада, что увижусь с ней. Я ее люблю от всего сердца.
– А между тем, Кармен, все ваши симпатии на стороне испанцев.
– Что ж такого? Я не сочувствую вашим идеям, но люблю все благородное, честное, великодушное.
– Если бы все ваши друзья так рассуждали, Кармен, то война давно бы закончилась. Если бы вы только знали, как мало мы требуем и чем готовы довольствоваться!
Молодая девушка добродушно улыбнулась и перебила полковника:
– Это уже политика, мой друг, а я не желаю говорить с вами о политике… Тем более, что я теперь в сущности пленница, сдавшаяся на милость победителя.
– Который будет, конечно, вполне великодушен, – в свою очередь улыбнулся полковник.
– И первая моя просьба к нему – это оставить на доме испанский флаг рядом с тем, который будет вывешен.
– Извольте, Кармен; ваша просьба для меня закон, хотя я боюсь, как бы не вышло тут какого-нибудь недоразумения.
Молодая девушка подала ему свою руку и сказала:
– Ну, любезный враг, отправляйтесь теперь к своему генералу, а я распоряжусь всем для вашего приема.
Молодой человек взял протянутую ему руку и поцеловал, припав на одно колено. Он был бледен и взволнован.
– Благодарю, дорогая!.. – проговорил он. – Благодарю за все! Если я буду убит, я умру со сладким сознанием, что при жизни был любим вами.
– Если ты будешь убит, я не переживу этого! Я умру с горя!
Карлос Валиенте быстро встал и пошел к своим солдатам, которые начинали уже волноваться. Полковника провожал тот же слуга, который встречал его. Теперь этот слуга бросал на него злобные взгляды. Это был старый дворецкий дона Мануэля, преданный своему господину как собака и разделявший все его предрассудки. Он узнал Карлоса и подслушал его разговор с Кармен.
"Ага, друзья мои! Да вы тут затеваете, кажется, любовь! – злобно думал дворецкий. – Погодите, голубки мои нежные! Погодите! Вам не очень-то это удастся. Мы примем это к сведению и кое-что сами предпримем… Погодите!"