Да, положение действительно скверное. А тут еще подходит срок отплытия "Одина". Робис наверняка уже понапрасну перерыл весь песок под восемнадцатой кабиной. Неужели этот единственный человек, которому Парабеллум безгранично доверял, теперь считает его вором и предателем? Эта мысль была невыносима, она доставляла ему почти физическую боль. Но он готов был перетерпеть боль. Только бы знать, что деньги в надежных руках! Деньги - это винтовки, без которых восстание обречено на поражение. Без оружия не изменить судьбу трудового народа. Обстоятельства сложились так, что он оказался единственным человеком, от которого зависит успех дела революции. На его плечах лежит громадная ответственность. Все его прошлое борца - агитатора в Лиепмуйже, каторжанина, партийного работника в Риге, участника дружины боевиков - потеряет всякий смысл, если он не выдержит и это испытание, если доверенные ему деньги не вложат оружие в руки революции.
Писать или не писать?… Нет, это слишком рискованно… Но как же быть? Парабеллум почувствовал, что перед ним тупик. Единственный выход - вырваться из этих стен, бежать! Вот к чему привело Парабеллума его мучительное раздумье…
Липу Тулиану, не представлявшему себе всей глубины переживаний Парабеллума, его предложение показалось бредовым.
- Ты, наверное, не соображаешь, что говоришь, - усмехнулся он. - Еще не было случая, чтобы отсюда кому-нибудь удалось удрать.
- А нам должно удаться! - не допускающим возражения тоном ответил Парабеллум.
- Подумай только! - настаивал Лип Тулиан. - Ведь в корпусе три надзирателя, по одному на каждом этаже. И, кроме того, часовой у дверей. Предположим, ночью они не все на месте, но не забывай об охране у ворот и о солдатах.
- Не хочешь?! Тогда обойдусь и без тебя! - И Парабеллум хмуро замолчал.
Лип Тулиан пожал плечами:
- Ну ладно, выкладывай свой план! Если уж ты такой упрямый, то кому-то нужно уступить…
Парабеллум и сам еще не представлял себе толком, как он все сделает. Он знал лишь одно - в любом случае надо во что бы то ни стало вырваться на волю - и полагался на удачу.
- Ну, так слушай и не перебивай! - сказал он угрюмо Липу Тулиану. - Ночью "петухи" дуются внизу в карты. Постучим в дверь. Один придет открывать - я на него, ты свяжешь… - Парабеллум переждал, пока за дверью утихли шаги проходившего надзирателя. - Отнимем оружие, запрем в камере. Тогда - вниз, разделаемся с остальными "петухами", переоденемся в их форму и к воротам. Часовых по башке, - и каждый в свою сторону. Согласен?
Лип Тулиан отрицательно покачал головой.
- Тебе-то легко говорить, - вздохнул он, - а я куда денусь? Мне в Риге скрываться негде, к себе на квартиру я идти не могу.
- Пойдешь в "коммуну"! Авось Робис придумает, как быть дальше.
- Тогда идет! - согласился наконец Лип Тулиан. - Только тебе придется подробно рассказать, где эта "коммуна", а то я ночью еще заблужусь.
5
Начальник тюрьмы Людвиг поднял руку, чтобы постучать. Не бог весть как приятно стучаться в двери собственного кабинета. Да что поделать! Он был достаточно умным человеком и понимал, что настоящий хозяин здесь теперь Лихеев.
- Вы меня приглашали? - осведомился Людвиг у Лихеева, развалившегося в его кресле, за его собственным столом.
- Да, приглашал! Присядьте, пожалуйста, - любезно ответил Лихеев. - Надо будет перевести Дину Пурмалис в корпус одиночек.
- Как вы сказали? - удивился Людвиг. - Перевести в одиночку?!
- Да! И распорядитесь, чтобы ее посадили в камеру на том же этаже, где сидят участники налета на банк.
Людвиг возмущенно развел руками:
- Женщину в мужской корпус?! Это совершенно невозможно! Это не предусмотрено ни одним регламентом. Сию минуту я покажу вам инструкцию… - И он собрался снять со стены застекленную рамку.
- Можете не стараться, я уже перечитал ее десять раз! - остановил его Лихеев. - И все-таки Дину Пурмалис придется переселить. Так приказал господин Регус.
Людвиг присел к столу.
- Не угодно ли вам пояснить причину? - спросил он.
Лихеев вежливо улыбнулся.
- Пока что я не смею этого делать. Вам остается утешать себя тем, что этого требуют государственные интересы.
- Не знаю, не знаю, - с сомнением покачал головой Людвиг. - А вдруг явится инспектор департамента тюрем и обнаружит нарушение закона. До сих пор вверенное мне учреждение пользовалось славой образцовой тюрьмы!
- Тайная полиция принимает на себя всю ответственность! - с раздражением в голосе сказал Лихеев. - Кроме того, вы вскоре будете располагать законным основанием. Со дня на день в Лифляндии будет объявлено военное положение. А тогда Дине Пурмалис будет грозить смертная казнь. Ведь камеры смертников, как явствует из вашей инструкции, находятся в том же корпусе, где и одиночки.
Людвиг поднялся и подошел к двери.
- Ну хорошо, только я снимаю с себя всякую ответственность. - Он остановился и подумал. - Ну, а как быть, если сама Пурмалис будет протестовать? Она ведь имеет на это право.
- Не беспокойтесь! Даю голову на отсечение, что она не станет этого делать - ведь ей выгоднее находиться поближе к своим.
Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился надзиратель:
- Господин начальник, к вам политический.
- Опять? - рассердился Людвиг. - До каких пор мне не будет от них покоя! А этот на что собрался жаловаться?
- Не могу знать, господин начальник, говорит - у него важное дело.
Людвиг повернулся к Лихееву:
- Тогда, наверное, к вам!
Лихеев вскочил со стула.
- Не дай бог, уж не изменилось ли что-нибудь! - пробормотал он, но, увидев, что в глубине коридора стоит Гром, с облегчением вздохнул. - Нет, нет, это все-таки к вам, - и вышел из кабинета.
- Ну что еще?! - прорычал Людвиг, подходя к Грому. - Вас кормят на казенный счет. У вас над головой крыша. Даровая баня. Даже на прогулку выводят. Живете как в раю! А вы знаете только одно - жаловаться…
- Никак нет, не жаловаться! - Зная слабость начальника тюрьмы к военной выправке, Гром даже прищелкнул каблуками. - Дозволите спросить? Получен ответ на мое прошение?
- На то, которое вы писали в жандармерию?
- Так точно!
- Из жандармерии звонили по телефону и сказали, что почте неизвестен адрес социалистической организации. Потребовали, чтобы вы указали адрес.
- Рад стараться! Но откуда мне его знать! А разве нельзя было узнать через адресный стол?
- Молчать! - Людвиг потерял терпение. - Вы что, глупец или меня за осла принимаете?! - заорал он.
- Вы, господин начальник, сами лучше знаете. Где уж мне, несчастному арестанту…
- Вон отсюда!
- Рад стараться! - И на прощание Гром еще раз щелкнул каблуками.
С довольным видом Гром шагал через двор и ухмылялся. Удалось разозлить надменного начальника тюрьмы и, главное, вырваться на часок из камеры, где время тянулось так уныло и однообразно. У входа в корпус началась обычная церемония: конвоир Грома позвонил - часовой впустил арестанта. Первым делом тщательно запер дверь и затем с головы до пят обыскал, лишь после этого крикнул надзирателя второго этажа. Как раз в это время коридор мыл уголовник, передавший Парабеллуму записку. Когда Гром проходил мимо, тот, не разгибая спины, шепнул:
- В шестидесятую бабенку привели! Пурмалис!
Только в камере Гром пришел в себя от удивления. Первым чувством была радость - ведь шестидесятая одиночка находится на этом же самом этаже, в конце коридора, и теперь можно будет без труда поддерживать связь. Когда Дина узнает, что по соседству сидят старые знакомые, у нее будет легче на душе. Однако немного погодя Гром забеспокоился. Где это слыхано, чтобы женщину помещали в мужской корпус? Ведь это строго-настрого запрещается тюремными инструкциями, все параграфы которых он знал наперечет, так как не раз приводил их в своих жалобах. Если уж решились их нарушить, значит, на то было особо важное основание.
Пытаясь докопаться до причины этих странных действий администрации, Гром вдруг вспомнил про Лихеева. Встретив в канцелярии своего истязателя, он не придал этому важного значения - мало ли по какому поводу помощник Регуса может болтаться в тюрьме! Зато теперь присутствие Лихеева больше не казалось ему простой случайностью. Не было ли тут прямой связи с перемещением Дины? В голове теснились всяческие догадки, но ни одна из них не годилась. И тогда он вспомнил обрывок разговора Лихеева с начальником тюрьмы, донесшегося до него через дверь кабинета. Ведь он явно расслышал слова "военное положение"…
Гром задумался. Брошенная им бомба отправила на тот свет казачьего сотника. Теперь предстоит и самому отправиться вслед за ним. Однако хуже то, что смертный приговор, очевидно, грозит и сестренке Фауста. Во время нападения на банк убит полицейский. И царский суд наверняка обвинит в убийстве всех участников без исключения.
Как бы там ни было, об этой новости надо сообщить обоим товарищам. Убедившись, что "петуха" поблизости в коридоре не слышно, он постучал в стену. Тотчас раздался ответный сигнал: "Слушаю".
Хотя Гром никогда не видел "телеграфа", как обычно называли соседа по камере, тем не менее он знал о нем все. Даже мог представить себе его внешность. Коротая время, они, перестукиваясь, рассказывали друг другу не только важные тюремные новости, но и разные мелочи.
Не прошло и пяти минут, как известие долетело до сорок восьмой камеры. Парабеллум только пожал плечами. Убежать отсюда и передать деньги в руки Робису - вот единственное, что теперь занимало его мысли. Зато Лип Тулиан умел воспринимать и оценивать события шире. Он вдруг остановился посреди камеры. Пришлось остановиться и Парабеллуму, который непрерывно шагал из угла в угол, - вдвоем в этой тесноте невозможно разойтись.
- Послушай, Парабеллум, вдвоем бежать мы не можем!
Парабеллум зло уставился на Липа Тулиана:
- Попробуй только сдрейфить!
- Пойми меня правильно! Из того, что ты придумал, ничего не выйдет.
- Должно выйти!
Лип Тулиан отступил - так грозно взглянул на него Парабеллум.
- Да ты хоть дай договорить! - взмолился Лип Тулиан. - У меня есть другой план, он гораздо лучше. Чем больше народу будет с нами, тем больше шансов на удачу. Прихватим с собой Грома и Дайну. Легче будет разделаться с "петухами".
- С женщиной возиться - лишняя морока!
- Но ведь и ей грозит смертная казнь! - настаивал Лип Тулиан. - Мы не можем бросить ее здесь!
- Ладно, - пробурчал Парабеллум подумав. - Пиши! Посмотрим, что они нам ответят!..
На лице Липа Тулиана заиграла неподдельная радость.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
в которой другие вынуждены бежать
1
- Атаман не появлялся? - спросил Брачка, едва переступив через порог.
Робис устало покачал головой.
- Эх, побежать бы мне тогда за ним! - вздохнул Брачка. - Не надо было бросать его одного.
- Не твоя вина, хотя, в общем, конечно, так было бы лучше, - хмуро взглянул на него Робис. - Кто знает, что он еще выкинет!
- Послушай, Робис, а если мне все-таки сходить к Атаману? - В голосе Брачки прозвучала просьба, что-то вроде надежды.
Робис строго сказал:
- Никуда ты не пойдешь! Он сам порвал с нами. Пусть сам и приходит, если хочет. Мы за ним бегать не станем!
Приоткрылась дверь, и Лиза протянула Робису газету:
- Вот свежая газета. Я сейчас иду в лавку. Вам ничего не надо?
- Как же, надо! Купи пару пушек, - мрачно пошутил Брачка.
Лиза улыбнулась:
- Слишком много захотел.
С тех пор как Грома из тайной полиции перевели в тюрьму, к Лизе снова вернулась способность улыбаться. Тюрьма, конечно, не слишком приятное место. Но знать, что твой муж подвергается пыткам в "музее", во сто крат тяжелей. Редко кто из революционеров минует тюрьму, и Лиза не имеет права плакать больше других жен и матерей. Вместе с другими Лиза надеялась на то, что пламя революции скоро охватит всю страну и освободит тех, кто томится в тюремных застенках. С каждым днем крепла эта надежда. Ею жили и те, кто сидел за решеткой, и те, кто тосковал о них на воле.
Лиза постоянно думала о Громе, но в то же время она не забывала, что на ее попечении находятся три боевика.
- Лиза, у меня к тебе небольшая просьба, - сказал Робис. - Когда купишь все, что тебе надо, зайди к Атаману, узнай, что у него делается.
Он старался говорить спокойно, однако хозяйка "коммуны" почувствовала в его голосе тревогу.
- Что-нибудь случилось?
- Нет, просто так.
Когда Лиза ушла, Робис обратился к Брачке:
- Не хотел зря расстраивать Лизу. Погляди, что тут написано. - И он протянул Брачке газету.
"Вчера неизвестные злоумышленники попытались ворваться в тюрьму. Стража своевременно заметила их и подняла тревогу. После короткой перестрелки бандиты были вынуждены бежать, бросив приставленную к стене лестницу. Возле лестницы валялся белый форменный китель. Других улик не найдено".
…Когда Лиза вышла на улицу, ее вдруг охватило безотчетное предчувствие надвигающейся беды. Может быть, потому, что в парадном она встретила мужчину, который внимательно изучал висевшую там доску с фамилиями жильцов и который бросил на нее странный, слишком пристальный взгляд. Лиза остановилась и оглянулась. Тесный двор, отделявший четырехэтажный дом от невысокого флигеля, сегодня казался особенно тихим и спокойным. В щель полузакрытых ворот шмыгнула пестрая кошка, обнюхала Лизину сумку, разочарованно чихнула и улеглась погреться на крыльце. На обычном месте, в окне третьего этажа, поблескивала бутылка - знак того, что все в наилучшем порядке.
Лавка находилась на углу. Лизе хотелось поскорее покончить с покупками, но, как назло, вместо лавочника покупателей обслуживал неповоротливый ученик. Пока он возился, откалывая от сахарной головы фунт сахару, Лиза нервничала.
- Нельзя ли поживее! - торопила она, заранее приготовив деньги.
Она взглянула в окно и увидела полицейских. Продавец что-то сказал ей, но она, не дослушав, толкнула дверь и выбежала на улицу.
Полицейские подошли к дому, где находилась "коммуна", и завернули во двор. Лиза стремглав бросилась за угол, чтобы попасть к своим со стороны Мариинской улицы. Но, когда она, совсем запыхавшись, раздвинула доски забора, было уже поздно.
Во внутреннем дворике, куда выходила кухонная лестница, стояли полицейские.
Нужно было немедленно найти Атамана. Он наверняка придумает, как выручить из западни Робиса и Брачку.
Лиза в нерешительности стояла на Мариинской, не представляя себе, как быть, если Атамана не окажется дома. Рига велика! Однако на улице стоять нельзя - надо действовать. Когда Лиза почти бегом помчалась по улице с твердым намерением не возвращаться без Атамана, во дворе их дома раздались первые выстрелы.
2
"Вот почему сейчас мы не можем рассчитывать на эти деньги, которые так трудно достались нам. Не хочется верить, что они пропали для нас навсегда, однако до поры до времени их взять невозможно. К тому же после нашего нападения на банк все кредитные учреждения находятся под усиленной охраной и крупные экспроприации невозможны. В оружии мы испытываем крайнюю нужду. Досаднее всего то, что оно заказано и остается только его выкупить. Но нет средств. Вы помните наше последнее свидание?…"
Робис откинулся на стуле. Он сам прекрасно помнил эту встречу. Робис приехал в Петербург с письмом к Красину, который руководил тогда технической комиссией и отвечал за всю подготовку вооруженного выступления. В целях конспирации Красин жил в роскошном доме на Литейном проспекте. Завидев Робиса, швейцар сердито выпятил украшенную золотым позументом грудь и загородил дорогу.
- Таких не пускаем! - сурово заявил он и преградил дорогу Робису.
Робис никогда не одевался шикарно, а после путешествия вид у него был и вовсе потрепанный.
- Он мне сам приказал прийти. Говорил - даст работу.
- Так чего же ты, голь перекатная, лезешь через парадные двери? Не знаешь, что для прислуги есть черный ход?
Вспомнив этот случай, Робис улыбнулся. Но его губы снова сжались - настроиться на веселый лад не удавалось. За всю его двадцатилетнюю жизнь на Робиса ни разу не сваливалось столько бед… Предательство! Арест Парабеллума! Пропажа денег! Дина! Разрыв с Атаманом!.. Удар за ударом! Надо попытаться спасти то, что еще можно спасти…
Он обмакнул перо в глиняную плошку с бесцветной жидкостью и продолжал писать:
"В тот раз вы высказали мысль, что всеобщее восстание в балтийских губерниях активизировало бы революционное движение по всей стране. Поэтому Федеративный комитет, поручивший мне обратиться к вам, надеется, что фракция большевиков, которая неоднократно поддерживала нас, окажет помощь в закупке оружия".
О чем еще написать? Робис отложил ручку и пожалел, что не может перечитать письмо - буквы, написанные симпатическими чернилами Фауста, исчезли бесследно.
Тщательно завязав галстук - это важное дело он всегда совершал в полном молчании, - Брачка заговорил снова. Молчать дольше одной минуты было для него мукой.
- Робис, разве это жизнь? Кузнецовка бастует. Ты тоже никакого путного дела мне не поручаешь. Сегодня утром я слышал, наша братва собирается на деревню съездить, разделаться с собакой Хенином! Слышь, Робис, и я с ними. Ладно?
Робис кивнул в знак согласия - может быть, действительно лучше, если Брачка на время исчезнет из Риги.
- Ура, опять живем, братцы! - Брачка подбросил в воздух фуражку. - Ну, так я жарю к ним!
У двери он вдруг остановился. Внизу на лестнице раздался стук. Кто-то барабанил кулаками в дверь с такой силой, что зазвенели Фаустовы склянки. Робис настороженно прислушался.
- Это у других Криевиней, - проговорил он.
Донеслось невнятное бормотание, потом резкий окрик;
- Полиция! Именем закона!..
Вместо ответа послышался треск. Слышно было, как посыпалась отбитая пулями штукатурка.
- Молодцы черти! - обрадовался Брачка. - Отстреливаются…
Робис кинулся к окну. Двор кишел полицейскими и тайными. Выбежал на кухню - во втором дворе то же самое. Оставался единственный путь - через окно задней комнаты, по соседним крышам во двор на Мариинской улице. Брачка осторожно высунул голову, но тотчас отскочил, вовремя заметив за трубой ствол винтовки.
- Застряли мы тут - уже не выбраться! И, знаешь, на этот раз как следует, - сообщил он Робису, который тем временем закрыл окна стальными ставнями. - Так что начнем? - И Брачка ласково погладил свой маузер.
- Сиди помалкивай! Видишь - не к нам? Все равно им не помочь, а сами, может, еще и выпутаемся благополучно.
Но надежды Робиса не оправдались.
Поняв, что через дверь не проникнуть, агенты Регуса решили пробить дыру в полу верхней квартиры и открыть огонь оттуда.
И вот по лестнице уже загремели тяжелые шаги. Остановились перед их дверью. Сейчас дверь начнет сотрясаться под ударами сапог. Однако полицейские топчутся на месте. Тишина. Доносится лишь невнятный шепот. Брачка от изумления чуть не выронил револьвер.